имо было понимать, как нуждается Порнсен в медпомощи. При виде
его  мук дурнота подступала,  росло сострадание. Убить  Порнсена  - положить
конец его мучениям. Но рука не поднималась.
     А  Порнсен,  что-то  бубня сожженными губами, встал,  сделал  несколько
шажков вперед, выбросил руки перед собой и завертелся на месте, будто ощупью
отыскивая Хэла. Хэл попятился. Полыхнула ярость. Да пошло оно  все, когда он
вот-вот  Жанетту  приступом  добудет!  Нашел,  о  чем думать,  как доставить
Порнсена на корабль!  Недолго Порнсену  оста  лось. Дорога каждая секунда, а
попытка вопреки,  раскладу  событий выручить АХ'а  из беды  - это же  чистое
предательство Жанетты, уж о нем самом, о Хэле Ярроу, и речи нет!
     Порнсен двинулся вперед, неуверенно щупая воздух руками, возя подошвами
по  траве,  чтобы  не  споткнуться  на  первом же  камушке.  И вдруг нащупал
кончиком  сапога  останки дохлого  жучи. Приостановился, нагнулся  пощупать.
Обхватил  руками  таз,  обхватил  ребра,  замер.  Подумал-подумал,  принялся
ощупывать скелет во всю длину. Пальцы ткнулись в череп, обогнули, уперлись в
обвисшие клочья мяса.
     И вдруг, видимо, придя в ужас, может  быть, поняв, что те, кто обглодал
жучу,  где-то  рядом,  а он, Порнсен, беспомощен,  АХ выпрямился и  бросился
бежать. Испуская хриплый вой, пересек полянку. И так же вдруг вой оборвался.
Порнсен налетел на дерево и рухнул навзничь.
     И шевельнуться, не успел, как исчез под грудой свистящих  и стрекочущих
тварей, отсвечивающих бледными поганками.
     Не до рассуждений тут, что надо, чего не надо. Хэл с  воплем кинулся на
муравьев.  Наполовину полянку не пересек,  а  те уже  исчезли  во мраке,  но
недалеко ушли - было видно, как под деревьями снует что-то белесое.
     Добежав до Порнсена, Хэл припал на одно колено, глянул.
     А  на  том  уже  вся  одежда  в клочья,  кожа  располосована.  Глазницы
уставлены вверх, из перекушенной яремной вены ключом бьет кровь.
     Хэл взвыл, вскочил и  бегом  бросился вон из  чащобы. Позади  раздались
верещанье и свист, муравьи скопом хлынули из-за деревьев. Хэл не оглянулся.
     Опомнился на улице  под фонарями,  и тут внутреннее напряжение  сыскало
выход. Слезы брызнули из глаз.  Плечи затряслись  от  рыданий. Едва на ногах
устоял. Внутри полыхнула жгучая резь.
     Сам не понял, что  в этом выразилось - скорбь или ненависть, потому что
ненавистный местью больше не грозил. Наверняка, это  были  разом и скорбь, и
ненависть.  Что  бы ни  было - подействовало, как отрава,  и  плоть отвергла
отраву, обжигавшую внутренности, как кипяток.
     Но покидающую тело. Хоть и  казалось, что он вот-вот сдохнет, однако по
мере  приближения  к  дому  отрава  иссякала.  От  усталости  руки-ноги едва
шевелились, как свинцом налитые, еле достало сил вскарабкаться на крылечко.
     И в то же время  на сердце полегчало. Сердце билось мощно, гнало  кровь
по жилам так, будто когти, что на нем сошлись когда-то, наконец разжались.


13

     А  в предрассветной мгле,  укрытое  в  шестиугольной  арочке парадного,
землянина поджидало  долговязое  привидение в  светло-голубом саване. То был
Лопушок, сострадалист. Лопушок откинул капюшон и явил физиономию со ссадиной
на левой щеке и кровоподтеком под правым глазом. Прочистил горло и сказал:
     -  Какой-то  ханыга  с  меня маску  сдернул  и  приложил  знатно.  Зато
позабавились. Время от времени стравливать пар полезно для здоровья. А вы-то
куда  подевались? Я боялся,  что вас полиция  прихватит. В  принципе, ничего
страшного, но ваши коллеги на корабле на такие дела смотрят косо.
     Хэл слабо улыбнулся.
     - Не то слово.
     И   подивился,  откуда  Лопушку  известно   насчет   возможной  реакции
корабельного начальства. Насколько много жучам вообще известно о землянах? В
курсе  ли  они, что  затевают пришельцы, уж не  задумали  ли контрудар? Если
задумали,  то какой? Их  технология, насколько  удалось  разобраться,  очень
отстает от земной. Правда, в психологии они  как  будто  впереди  землян, но
это-то  понять можно. Давным-давно Госуцерквство  объявило,  что  психология
доведена до совершенства и нет необходимости в дальнейших исследованиях. И в
этой области воцарился полный застой.
     Мысленно  пожал плечами.  Слишком устал, чтобы  думать  о таких  вещах.
Хотелось одного - рухнуть в постель.
     - Тоже, как видите, влип. Потом расскажу.
     -  Могу  себе  представить,  -  ответил Лопушок.  -  Покажите-ка  руку.
Давайте, я вам ожог обработаю. Яд полуночника - штука поганая.
     И Хэл, будто ребенок, поплелся за Лопушком к  нему домой и дал наложить
на запястье противовоспалительный тампон.
     -  Вот теперь буверняк порядок, - объявил  Лопушок.  -  Идите, ступайте
спать, почивать. Завтра поделитесь впечатлениями.
     Хэл поблагодарил и спустился ниже этажом. Долго возился с ключом,  рука
не слушалась. Наконец, помянув всуе имя Впередника, попал ключом в скважину.
Закрыл дверь за  собой,  запер и окликнул  Жанетту. Видимо, она пряталась  в
шкафу  в  спальне, потому что две двери хлопнули.  Вмиг  прибежала. И крепко
обняла.
     -  Ой,  мо-н-ом,  мо-н-ом!  Что  случилось?  Я  так  волновалась.  Ночь
проходит, тебя все нет, я думала, вот-вот крик подниму.
     Было чувство вины, ведь  наделал ей  тревоги, но был и миг  злорадства,
поскольку  сама же этому виной. Мэри тоже, наверное, посочувствовала  бы, но
долг и обязанность наказали бы ей взять себя в руки и прочесть мужу  нотацию
по поводу его антиистинных помыслов; мол, поделом ему за них досталось.
     - Встрял в драку.
     Заранее  решил: ей  - ни слова.  Ни об  АХ'е, ни о полуночнике.  Потом,
когда дух переведет.
     Она помогла развязать плащ, снять капюшон и маску. Повесила их в шкаф в
прихожей, а он рухнул на стул и закрыл глаза.
     И тут же открыл при звуке жидкости, льющейся в посудину. Жанетта стояла
перед ним и наполняла из бутылки огроменный стаканище. От запаха таракановки
желудок  свело,  от  вида  прелестной  девушки, которая собирается  пить эту
рвотную гадость, все в глазах завертелось.
     Она глянула на него. Чудные дуги-брови вскинулись.
     - Что такое?.
     - Ничего, - простонал он. - Сама же видишь, как я буверняк в форме.
     Она отставила стакан, взяла Хэла за руку и повела в спальню. Усадила на
постель,  мягко  нажала  на  плечи, чтобы лег,  сняла  с него  обувь.  Он не
противился. Расстегнула ему рубашку, потрепала за волосы.
     - А буверняк ли?
     - Даже сверхбуверняк. Одной левой весь мир отделаю, как бог черепаху.
     Кровать скрипнула, Жанетта встала и вышла. Незаметно подступил  сон, но
тут  она вернулась. Он  с  усилием открыл  глаза.  Жанетта стояла  рядом  со
стаканом в руке.
     - Хэл, а ты глоточек не хочешь?
     - Сигмен великий!  Ты что,  не понимаешь?  От ярости его подбросило, он
сел.
     - Как ты думаешь, отчего мне худо? Я этой дряни видеть не  могу! Видеть
не могу, как ты ее пьешь!
     Тошнит!  От одного твоего вида с ней в руках тошнит! Ты что, не видишь?
Сдурела?
     У Жанетты  глаза округлились. Кровь с лица  схлынула, одни  губы плывут
пунцовой луной по белу озеру. Рука затряслась так, что стакан расплескало.
     -  Но...  но... - пролепетала она, - я  так поняла, что  тебе  буверняк
хорошо. Что ты хочешь лечь со мной.
     Ярроу застонал. Закрыл глаза и откинулся  на спину. Ехидство до нее  не
доходит. Она все понимает буквально. Ее надо перевоспитывать. Не будь он так
без  сил,  ее откровенные речи  повергли бы его в ужас - как речи  Женщины в
Красном  из "Талмуда  Запада"  в  той  главе,  где  она  норовит  соблазнить
Впередника.
     Но какие уж тут ужасы?  Более того, голосок со стороны  подсказал,  что
Жанетта  просто  выразила четкими и недвусмысленными словами то, что он  все
это время таил у себя на дне души. Вот только не вовремя.
     Звон разбитого  стекла спугнул мысли. Он дернулся,  привскочил. Жанетта
стояла, лицо подергивается,  милый алый рот трясется, слезы ручьем  бегут. В
руке ничего нет.  А в полстены - мокрое пятно, капли стекают, вот во что она
стакан превратила.
     - Я-то думала, ты меня любишь! - выкрикнула.
     Никакие  речи  в  голову  не  лезли,  он  только  глазами  хлопал.  Она
извернулась, выбежала вон.  Слышно  было,  что добежала до  прихожей  и  там
разрыдалась.  Этого звука он не  вынес, вскочил  с  кровати,  пошел  следом.
Считается, что стены  здесь толстые, звук не проходит, да  как  знать? Вдруг
подслушают!
     Да и перекосила она что-то в нем, поправить надо.
     Вошел  в  прихожую, наткнулся  на удрученный  взгляд.  Постоял-постоял,
что-то хотелось сказать, а что - ну никак не сообразить, поскольку раньше-то
жизнь  таких  проблем  решать  не заставляла. Соотечественницы  редко  слезу
пускали, а если и пускали, то где-нибудь в уголку, в одиночку.
     Сел рядом с ней, положил руку ей на нежное плечо.
     - Жанетта!
     Она волчком обернулась, ткнулась черными кудрями ему в грудь.  И сквозь
слезы сказала:
     -  Выходит,  ты  меня  не любишь. А  это  невыносимо. После  всего, что
досталось, еще и это!
     - Ну, Жанетта, Жанетта. Я не хотел... я имел в виду... то есть...
     Замолк. В  голову  не пришло сказать "я тебя люблю".  Ни одной женщине,
даже Мэри, таких слов ни разу не говорил. И ни одна женщина ему не говорила.
И  вот  на далекой планете сыскалась такая,  при том  еще  и получеловек,  а
требует, чтобы он сам сказал, что принадлежит ей душой и телом.
     Заговорил потихоньку. Слова выскакивали легко.  И немудрено, потому что
цитировал "Урок шестнадцатый" из учебника "Основы поведения".
     -...  все разумные  особи, у которых  сердце  на месте,  суть братья...
Мужчина  и женщина - брат и сестра... Любовь вездесуща...  но любовь следует
понимать в духовном плане...  Мужчина и  женщина  да возненавидят всей душой
звериное совокупление, как  нечто такое, чего Наивысший Разум,  взирающий из
космоса,  временно  не  исключил еще  на пути  совершенствования человека...
Настанет время, и дети будут являться на свет силою чистого помышления. А до
той  поры  да  признаем  мы  за  всем,  что  связано  с совокуплением, благо
одно-единственное - детей...
     Шарах! Голова дернулась, искры из глаз посыпались.
     Не  вдруг  сообразил,  что это Жанетта  вскочила на  ноги и  с  размаху
влепила ему пощечину. Увидел только, что она на ногах, глаза прищурены, алый
рот приоткрыт и перекошен от злости.
     Развернулась -  и бегом в спальню.  Встал, пошел следом. Она  лежала на
кровати и всхлипывала.
     - Жанетта, да пойми ты!
     - Ва тю хвэ хву!
     Понял: "Да пошел ты, псих ненормальный!" В краску бросило. Дикая ярость
накатила. Сгреб ее за плечо, силком перевернул лицом к себе.
     И вдруг сказал:
     - Но я же тебя люблю. Люблю.
     Прозвучало как-то не так даже на собственный слух. Любовь, как  Жанетта
ее понимала,  была  ему  чужда  - сырая  какая-то,  если уж  так говорить. В
обработке  нуждается, в отделке. Но это, он понял, еще впереди. А сейчас - в
его  объятиях существо, самой природой, безотчетными  порывами и воспитанием
нацеленное на дело любви.
     Раньше думал,  всем  скорбям этой ночи  конец  - и заметано. Но теперь,
позабыв о своем решении молчать о случившемся,  поверяя Жанетте  каждый  миг
этой длинной и ужасной ночи, он захлебывался словами и чувствовал, как текут
по  лицу слезы. Ох,  и  накопилось  их  за  три  десятка-то  лет,  не  вдруг
выплачешь.
     И Жанетта в ответ  плакала  и твердила, как ей больно, что рассердилась
на  него.  Клялась, что больше  никогда так  не  будет.  Он  лепетал: "Вот и
хорошо,  вот и хорошо".  И они целовались,  целовались и целовались, покуда,
словно  малые дети, наплакавшись и  лаской исцелив друг  дружку  от припадка
бешенства,  до  которого  довела безысходность, незаметно  не погрузились  в
тихий сон.


14

     В 9. 00 по корабельному Ярроу ступил на борт "Гавриила" с полной грудью
аромата росистых утренних  трав. До начала планерки оставалось еще несколько
минут, и тут попался навстречу Тернбой, ШПАГ-историк. Хэл нечаянно спросил у
него,  известно  ли  что-нибудь  об  эмиграции  в  космос из  Франции  после
Апокалиптической  битвы. А Тернбой и рад стараться -  ему лишь бы познаниями
выставиться.  Да,  остатки  галльской  нации  после  Апокалиптической  битвы
обосновались вдоль Луары,  и возник зародыш  того, что  могло бы стать новой
Францией.
     Но  быстро растущие  поселения исландцев  в  северной  части Франции  и
израильтян в южной взяли долину  Луары  в  клещи. Экономика  и религия Новой
Франции не выдержали. Последователи Сигмена несколькими волнами вторглись на
ее  территорию.  Высокие  таможенные  тарифы  задушили  торговлю  небольшого
государства.  И  в  конце  концов  кучка французов,  оказавшись  перед лицом
неизбежной ассимиляции и военного подавления страны, веры и языка, отбыла на
шести примитивных, прямо скажем,  звездолетах  искать себе новую Галлию, что
вращалась бы вокруг какой-нибудь звезды подальше. Очень маловероятно, что им
повезло.
     Хэл поблагодарил  Тернбоя и направился в  конференц-зал. Со многими  по
пути переговорил. У поло вины личного состава, как и у него самого, в  лицах
проглядывали монгольские черты. Так и должно быть: они же все - англоязычные
потомки гавайцев  и  австралийцев, уцелевших  во  времена той  самой  битвы,
которая так беспощадно прикончила Францию. Их дюжину раз "пра" - деды заново
заселили Австралию, обе Америки, Японию и Китай.
     Процентов шесть команды назвало бы языком своих предков грузинский.  Их
прародители  явились с  Кавказских  гор  и  освоили просторы  южной  России,
Болгарию, Северный Иран и Афганистан...
     Планерка  была не  так  себе. Во-первых,  Хэла пересадили  с двадцатого
места по левую  сторону от архиуриелита  на шестое  место по правую. Вот что
значит золотой "ламед"  на груди!  Во-вторых,  вышла  заминка  из-за  смерти
Порнсена.  АХ'а  решили записать выбывшим  из  строя  в  ходе  необъявленных
военных действий. Каждого  еще раз предупредили насчет полуночников и прочей
нечисти, которая рыщет  ночами по  городу.  Что, однако, не  означает отмены
разведпатрулирования.
     Макнефф  поручил  Хэлу как духовному  сыну безвременно  погибшего  АХ'а
позаботиться о завтрашних похоронах. А затем потянул вниз свернутую в трубку
под потолком карту  во всю стену. На  ней была изображена Земля,  изображена
такой, какой ее должны были видеть жучи.
     Задуман  был  верх военной  хитрости  в  стиле  Союза  ВВЗ и  китайской
предусмотрительности  на много  ходов  вперед. На обоих  полушариях  планеты
разными цветами были изображены государства и помечены их границы. И границы
Малайской Федерации и Великого  Бантустана были  указаны совершенно точно. А
вот Республики Израиля и Союз ВВЗ поменя лись местами. В легенде, помещенной
внизу  слева, указывалось, что  государства  Впередника закрашены зеленым, а
еврейские -  желтым. И зелень кольцом  охватывала Средиземное  море, а потом
широкой  полосой тянулась  от  Аравийского и  Анатолийского полуостровов  до
Гималайских гор.
     Иными  словами,  если   предположить  худшее,   а  именно,  если   план
"Оздвагеноцид"  потерпит  крах,  если  движимые  жаждой  возмездия  оздвийцы
захватят "Гавриил",  если по  его  образцу построят свои  корабли,  если  по
штурманским  прокладкам  определят,  где  Солнце,  и достигнут  окрестностей
Земли, то их месть обрушится не на ту страну. Вне сомнения, с народами Земли
они  предварительно вступать  в  контакт  не  станут,  чтобы в  полной  мере
воспользоваться  фактором  внезапности.  И  у  Республик  Израиля  не  будет
возможности растолковать,  что да как, бомбы посыплются на них. Тем временем
Союз ВВЗ,  получив таким  образом предупреждение и  отсрочку, успеет бросить
навстречу врагу весь свой космофлот.
     - Однако я  полагаю, что псевдобудущее, которое я  вам изобразил, так и
останется далеким от истинного, - сказал Макнефф. - Разве что Обратник много
сильней, чем я думаю. Но даже и такой оборот дела дозволительно  истолковать
к  лучшему. Какое лучшее  истинное  будущее  можно  себе  предначертать, чем
уничтожение наших врагов-израильтян руками пришельцев?
     -  Это при  том,  -  продолжил он, - что, как вам известно, наш корабль
бдительно охраняется как от прямого, так и от  тайного нападения. Наш радар,
наши лазеры, наши  звукоанализаторы и телескопы работают круглосуточно. Наши
боевые системы  наготове.  А  жучи  -  в технологическом  отношении  на  род
отсталый. Им нечего противопоставить  нам такого, что не  было  бы сокрушено
без особых усилий.
     - И тем не менее, - закончил он, - даже если предположить, что Обратник
вдохновит  жучей  на сверхчеловеческую  хитрость  и  они  проникнут на  борт
корабля, им не достигнуть того, на что рассчитывают. Как только они окажутся
на пороге  центрального поста  управления, один  из двух офицеров, постоянно
дежурящих  на  боевом мостике, нажмет кнопку. И  все  навигационные данные в
памяти  вычислительных машин  будут  стерты;  жучам  не  удастся  определить
местонахождение  Солнца.  А  если им,  избави Сигмен, удастся, и до  мостика
добраться, тогда дежурный офицер нажмет другую кнопку.
     Макнефф  по  очереди  оглядел  всех  присутствующих.  А  те  почти  все
побледнели, потому что знали, что он собирается сказать.
     -  И  тогда  корабль будет немедленно  уничтожен  взрывом  термоядерной
бомбы.  Уничтожению  подвергнется  весь  город Сиддо.  А  мы навеки пребудем
героями в глазах Впередника и Госуцерквства. Естественно, в наших интересах,
чтобы не случилось ничего подобного. Была мысль  предупредить местные власти
о бесцельности  подобного  нападения. Однако это  могло бы  бросить тень  на
существующие добрые отношения, что в  конечном  счете могло бы  вынудить нас
начать осуществление  плана "Оздвагеноцид" ранее наступления момента  полной
готовности...
     После  планерки  Хэл занялся устройством похорон.  А  потом  навалились
другие дела, так что домой он вернулся уже затемно.
     Когда запирал за собой дверь,  стало слышно,  как работает душ. Повесил
верхнее в шкаф - плеск воды прекратился. Направился в спальню, а тут Жанетта
из ванной вышла. Махровой простыней волосы сушит, а сама - нагишом.
     - Бо  жук,  Хэл,  -  сказала  и, нимало не  смущаясь, следом  в спальню
направилась.
     Хэл и не помнил, что ответил. Попятился и вышел из спальни. Поглупел от
стеснения, смутно ощутил себя грешником,  еретиком, так зашлось сердце,  так
дух захватило, так чем-то жарким  и текучим с болезненным наслаждением пошел
наливаться член.
     Жанетта явилась  в светло-зеленом  платьице, которое он  купил,  а  она
перекроила, перешила себе по фигуре. Пышные черные кудри  в узел  на затылке
собраны.  Поцеловала  и спросила, не посидит ли  он с нею на кухне, пока еда
готовится. Он ответил, что с радостью.
     Она взялась нарезать что-то вроде лапши. Попросил ее рассказать о своей
жизни. Был уже об этом разговор, так и продолжить нетрудно.
     -...  вот так папин народ  нашел планету, похожую на Землю, и поселился
там. Прекраснейшую планету, и поэтому они ее назвали "Уо бо пфэйи",  то есть
"Прекрасная страна".  Папа говорил, что на тамошнем материке  жило  тридцать
миллионов.  А папе не понравилось так жить, как  деды жили, -  землю пахать,
волноваться насчет купить-продать, детей плодить. Он и еще  несколько  таких
же  молодых  парней  взяли  единственный  звездолет,  что  уцелел  из  шести
прилетевших туда, и они улетели к звездам. И добрались до Оздвы. И потерпели
крушение при посадке. Не диво. Корабль был такой старенький.
     - Его остатки  сохранились?  -  Вви. Там поблизости мои сестры живут, и
родные и двоюродные, там мои тетки живут.
     - А твоя мать умерла?
     Она запнулась, потом кивнула.
     -  Да.  Меня и моих сестренок родила и умерла. Папа  умер  много позже.
Верней, мы так решили, что он умер. Ушел с охотниками и не вернулся.
     Хэл помрачнел и сказал