т  быть  таким  сильным,  что  ему
просто необходим выход, и неважно,  к  какому  несчастью  этот  выход  может
привести.  И  иногда  -  хотя,  возможно,  только   единожды   в   жизни   -
сокрушительная эмоция просто берет  нас  в  плен  и  не  оставляет  никакого
выбора.
   - Какая эмоция, Джинкс? . - Любовь. - Она  пожала  плечами.  -  Возможно,
ненависть.
   Перед глазами Кифа возникла картина, которую  он  видел  сквозь  окошечко
фотоаппарата в тот жаркий июльский  день,  -  картина  разрушения  поезда  и
осколков, взлетающих в яркое летнее небо.
   - Так ты полагаешь, что ненависть может  извинить  дьявольский  поступок,
который невозможно простить? - спросил он.
   - Нет, не извинить, нет. Объяснить причину, возможно.
   - И ненависть не оставляет  выбора?  -  Он  вскочил.  -  Ненависть  может
позволить человеку совершить зверство, а потом сказать: "Я не  имел  выбора,
потому что ненавидел?" - Он не хотел давать выход своим чувствам, но не  мог
смолчать. Ничто не могло извинить или объяснить поступок Карра.  Ничто.  Как
смеет она предполагать, что Карром овладела слишком сильная эмоция и  он  не
смог совладать с ней?
   Снова она пожала плечами:
   - Я не очень-то много понимаю в ненависти. Я только думаю, что  ненависть
может подчас быть очень сильной. Про любовь  я  точно  это  знаю.  Наверное,
существует много эмоций, которые могут взять человека в  плен,  -  жадность,
злость, страх.
   - Ты хочешь сказать, что сильные эмоции разрушают человеческую жизнь?
   - Нет, о нет. Просто чем сильнее эмоция, тем больше вероятность того, что
ты можешь сорвать не то яблоко  с  маминого  дерева  и  получить  по  ошибке
гнилое.
   - А как же инстинкт? Интуиция? Не думаешь ли ты,  что  инстинкт  помогает
нам принять верное решение? Что он может увести нас с неверной тропы?  -  Он
заходил по комнате. - Инстинкт и воспитание.  Мне  кажется,  что  это  очень
важные факторы в жизни.  Уметь  отличить  хорошее  от  плохого  -  ведь  это
необходимо, Джинкс. Я не хочу сказать, что мы не поступаем иногда плохо. Но,
делая неверный шаг, мы знаем, что он неверен, и больше уже не повторяем его.
Ведь только так мы взрослеем, не правда ли?  -  Голос  его  стал  жестче.  -
Только мне кажется, что некоторые люди  взрослеют  и  все-таки  не  понимают
разницу между хорошим и плохим.
   - Да, наверное, ты прав, - сказала она, - но тут есть  еще  один  момент,
Киф. Что, если то плохое,  что  ты  сделал,  ты  не  мог  не  сделать?  Если
недостаточно просто сказать: "Я никогда не сделаю этого  снова?"  Что,  если
уже слишком поздно?
   Он подумал: что же за ужасный грех она совершила, что никак не может себе
простить? Он снова сел напротив нее и  стал  смотреть,  как  блики  от  огня
танцуют на ее прекрасном изможденном лице.
   Наконец она, похоже, сумела справиться с охватившими  ее  чувствами.  Она
наклонилась вперед и улыбнулась ему.
   - Ну, я имела достаточно  времени,  чтоб  подумать  об  эмоциях,  Киф.  А
охватывала ли тебя когда-либо сильная - действительно сильная - эмоция?
   - Я познал горе, - сказал он, - горе столь глубокое, что я  думал,  время
никогда не залечит мою рану.
   - О, Киф, извини. Конечно.
   - Но время залечило рану. Потеря мамы, и отца, и Райля образовали в  моей
жизни пустоты, которые никогда не будут заполнены, но я научился радоваться,
несмотря на . потерю. - Он посмотрел прямо ей в глаза и понял, что она также
чувствовала глубокое горе. - И я познал ненависть, - продолжил он, голос его
упал почти до шепота. - Ненависть, которая чуть было не поглотила меня. Но и
с ней я научился справляться. Я понял, что если не справлюсь с ней,  то  она
покалечит меня так же,  как  покалечила  ненавистного  мне  человека.  -  Он
замолк, боясь, что слишком много сказал, но  она,  по-видимому,  опять  была
поглощена своими мыслями.
   - А любовь, Киф? - мягко спросила она. - Ты уже понял, как  сильно  может
покалечить любовь?
   - Покалечить? Она не ответила.
   - Если ты имеешь в виду, есть ли у меня девушка, то ответ  -  нет.  Но  я
люблю тебя и всех, кого мы потеряли. -  Руки  ее  теребили  платок.  -  И  я
благодарю Бога за то,  что  Райль  не  был  для  меня  полностью  потерян  в
последние годы - он, по крайней мере,  пишет.  -  Он  специально  бросил  ей
приманку, стараясь спровоцировать реакцию, и преуспел в этом.
   Она быстро взглянула на часы, стоящие на полке камина, и вскочила.
   - Я как раз собиралась  покормить  Элисон  ленчем,  когда  ты  пришел,  -
сказала она, вертя платок в тонких пальцах. - Как мило было с твоей  стороны
зайти, Киф, было так приятно поговорить с тобой.
   "Зайти, сказала она. Как будто он  не  проехал  три  тысячи  миль,  чтобы
увидеть ее!"
   Она вежливо протянула руку,  словно  говорила  "до  свидания"  случайному
знакомому.
   Он взял ее тонкую руку и с намерением посмотрел ей в глаза.
   - Ты ведь не отошлешь меня, не дав даже увидеть Элисон,  правда?  Не  дав
мне увидеть мою собственную племянницу?
   Она отняла у него руку и сказала с горечью:
   - Ты точно такой же, как и все, правда? Ты что - думаешь,  что  она  чудо
природы? Ты что, тоже  хочешь  смотреть  на  нее  и  хихикать?  -  Голос  ее
сорвался, и она быстро повернулась к нему спиной. По ее  поникшим  плечам  и
легкому наклону головы он понял, что она борется со слезами.
   - О, Джинкс, что случилось с тобой, что ты обвиняешь меня в  том,  что  я
могу смеяться твоему горю?
   - Уходи, Киф. Просто уйди и оставь нас в покое.
   - Почему, Джинкс? Почему? - Он коснулся ее плеча. - Ты помогла мне. Дай я
помогу теперь тебе.
   Она обернулась, и он увидел муку и отчаяние на ее лице.
   - Уходи! - крикнула она, невыразимая боль слышалась в ее голосе. - Оставь
меня, я сама наказала себя. Никто ничего не может сделать для меня. Я ничего
не хочу и мне ничего не нужно.
   Она открыла дверь на крыльцо. Ему было  нечего  больше  сказать.  Она  не
смотрела на него, когда он уходил. Дверь за ним закрылась.
   В это время Киф услышал, как по дороге едет  экипаж.  Карр?  Киф  глубоко
вздохнул. Потом он сошел с  балюстрады,  обошел  вокруг  башенного  крыла  и
подошел к входу в дом.
   Покрытый эмалью экипаж остановился. Кучер в высокой шляпе открыл дверцу с
серебряным крестом и опустил ступеньку.
   Карр был одет в черное честерфильдовское пальто с бархатным воротником  и
брюки в полоску, в руках он держал трость с набалдашником из слоновой кости.
Он казался выше, чем раньше, хотя едва мог достать до плеча Кифа. О, так  он
носит туфли, в которых кажется выше! Если бы это был другой человек, то  Киф
пожалел бы его, но старания Карра казаться выше, чем  он  есть,  были  всего
лишь еще одним признаком его острого желания быть больше и лучше всех.
   Киф не чувствовал к нему ничего, кроме презрения. Он глубоко вздохнул.
   - Привет, Карр. Голова Карра дернулась.
   - Киф?
   - Он самый.
   - А почему ты не в школе? Неужели тебя вышибли?
   - А ты был бы рад, если бы меня вышибли? Киф проследил за взглядом Карра.
В дверях дома стоял внушительный  мужчина  около  шестидесяти  лет  -  новый
дворецкий Карра. Киф с болью вспомнил, что Пенфилд уже не служит здесь.
   - Добрый вечер, сэр.
   - Скажите мисс Эмми, что через пять минут в холл подадут напитки.
   - Слушаюсь, сэр. - Дворецкий посторонился  и  дал  им  пройти.  -  Зажечь
огонь, мистер Хэрроу?
   - Да, конечно! - Карр снял пальто и взглянул на чемодан Кифа.  -  Похоже,
мой братец собирается провести здесь ночь. Помести  его  в  голубую  комнату
третьего этажа, в конце коридора. - Желтые его глаза зловеще сверкнули.
   Киф про себя улыбнулся, поняв, что Карр ждет его  возражений.  В  голубую
комнату третьего этажа мама никогда не помещала гостей. Гигантская ель росла
слишком близко к дому и отбрасывала ветки так, что из окна комнаты казалось,
что это привидение растопырило свои пальцы. Мама  все  клялась,  что  срубит
дерево, но это так и не было сделано.  Киф  заметил,  что  брат  его  слегка
прихрамывает.
   - Спасибо, Уилкокс.
   Дворецкий повесил пальто и шляпы, потом наклонился, чтоб развести огонь в
камине.
   - Бренди, Уилкокс, - приказал Карр. Он пригладил усы  своими  обкусанными
пальцами.
   - Да, сэр. А вы, сэр?
   - Я бы хотел холодного эля, если у вас есть.
   - Да, сэр, - Мужчина вышел. Карр встал спиной к камину и наклонился, чтоб
помассировать ногу.
   - Так ты приехал к Джинкс и она тебя не впустила.
   - Я видел Джинкс. Мы приятно провели вместе время.
   Карр с подозрением взглянул на него и повернулся к камину.
   - А почему  ты  никогда  не  говорил  мне,  что  Джинкс  здесь  живет?  -
требовательно спросил Киф.
   - А какое тебе до этого дело?
   - Она моя сестра, в конце концов! Она живет здесь как отшельник!  Как  ты
можешь допускать это?
   - Не смей в моем доме повышать на меня голос! -  закричал  Карр,  брызгая
слюной. - Вспомни, что я пока твой опекун! Ты еще несовершеннолетний.
   Наверху хлопнула дверь. На губах Карра появилась сардоническая усмешка.
   - Ну, мой петушок, - раздался женский  голос.  -  Ты  привез  мне  нового
партнера?
   Киф посмотрел наверх, и рот его открылся. С балкона свешивалась  женщина,
и большая часть груди ее грозила выпасть из платья.  Даже  с  расстояния  от
груди казались огромными. Такой пышной женщины Киф в жизни не  видел.  Талия
ее была затянута, бедра - широкими, юбка с  оборками  открывала  одну  ногу.
Медно-золотые ее волосы украшало перо, а лицо было густо разрисовано. Должно
быть, она была красивой, потому что черты лица ее были приятными,  но  из-за
лавандовых теней, густой черной туши на ресницах и  ярко-красной  краски  на
губах лицо ее выглядело почти карикатурно.
   Глаза Карра сверкнули:
   - Спустись, Эмми, познакомься с моим братом.
   - С твоим братом! -  завизжала  женщина.  -  Ну,  у  тебя  и  семейка!  -
Сопровождаемая шорохом юбок, она прошла по балкону и скрылась на лестнице.
   Киф повернулся к брату.
   - Что, черт возьми, все это значит?
   - Мисс Эмми? - улыбнулся Карр. - Ну,  она  самая  дорогая  шлюха  Фриско.
Прямо из парижского особняка мадам Марсель.
   - Как ты посмел осквернить память  нашей  матери,  привезя  в  дом  такую
женщину! - Киф осекся, потому что медная блондинка вошла в холл.
   Она двинулась прямиком к нему, груди ее того и  гляди  покинули  бы  свои
тесные гнезда. Он поднял глаза и увидел, что она смеется над  ним,  язык  ее
соблазнительно ходит по алым губам.
   - Воох, - выдохнула она со стоном. - Ну  разве  он  не  прелесть?  -  Она
провела ногтем по скуле Кифа. Потом, продолжая смеяться, порхнула к Карру  и
задрапировала собою его тщедушное тело.  Карр  стал  рассеянно  ласкать  ее,
глядя на Кифа.
   - Мой братец считает, что я порочу память матери, Эмми.
   - О Боже, - сказала она. Улыбка ее была похотливой, а в  голосе  слышался
смех. - Твоей матери тоже?
   Киф сжал кулаки.
   - Когда ты кончишь свои забавы, Карр, и будешь готов к разговору со мной,
то сможешь найти меня в библиотеке. - Он  повернулся  на  каблуках  и  почти
выбежал из комнаты.
   Киф долго просидел в библиотеке, борясь с желанием вернуться  и  вытащить
своего брата за шкирку.
   Наконец послышался стук в дверь. На пороге стоял дворецкий с подносом.
   - Я подумал, что, может быть, вы голодны, сэр. Я принес вам ужин.
   - Это очень мило с вашей стороны, Уилкокс. А мой брат поел?
   В этот момент раздался визгливый смех и звук разбитого стекла.
   - Нет, сэр. Мистер Хэрроу сейчас занят наверху. - Дворецкий и  глазом  не
моргнул.  Снова  послышался  грохот  и  женский  хохот.   Уилкокс   поставил
серебряный поднос на библиотечный стол. - Что-нибудь  еще  вам  понадобится,
сэр?
   Где-то с шумом открылась дверь, и балконная стена пошатнулась. Потом  Киф
услышал, как кто-то побежал, раздался еще один взрыв смеха, и  голос  Карра,
хриплый и пьяный, сказал:
   - Вернись сейчас же, сука! - За этими словами последовали звуки борьбы  и
хлопанье двери.
   Киф подумал  о  Джинкс,  чья  спальня  находилась  в  конце  балкона.  Он
повернулся спиной к дворецкому, не в силах смотреть на него.
   - Это часто бывает?
   - Да, сэр.
   Киф откашлялся.
   - Они не.., не пытаются.., войти в крыло мисс Хэрроу?
   - Нет, сэр. Мистер Хэрроу не проявляет никакого интереса к своей  сестре.
- Он наклонился, чтобы поправить салфетку.  -  Мисс  Эмми,  однако...  -  Он
слегка сдвинул вилку. - Мисс Эмми задает много вопросов.
   - Уилкокс.
   - Да, сэр?
   - Если я дам вам мой адрес, вы не дадите мне  знать,  если  станет  хуже?
Если я понадоблюсь мисс Хэрроу?
   Дворецкий выпрямился, глаза его устремились куда-то повыше плеча Кифа.
   - Мне жаль, сэр, но меня не будет здесь. Мистер  Хэрроу  уже  предупредил
меня.
   - Понятно. - Внезапно Киф почувствовал себя  таким  юным  и  беспомощным.
Когда ему было тринадцать, он не мог устоять против брата. Теперь ему  почти
двадцать один год, а ничего не изменилось.
   - Не могли бы вы снести мой багаж и заказать карету для меня, Уилкокс?  Я
не останусь здесь на ночь. Возможно, мы еще встретимся в карете.
   Через десять минут, когда экипаж огибал дорогу, Киф попросил кучера:
   - Остановитесь на минуту, пожалуйста.
   - Джинкс, - позвал он, когда перелез через изгородь, - Джинкс, это Киф. -
Он осторожно постучал. - Джинкс! - Мелькнула  тень,  и  он  понял,  что  она
стоит, прислонившись к двери. Он приник ртом к стеклу и заговорил:
   - Джинкс, ты должна уехать отсюда, увезти дочь. Здесь не место для вас.
   Ответа не последовало.
   - Джинкс! Ради Бога, разве ты не видишь, что  вам  невозможно  оставаться
здесь? Поедем со мной. Я подожду вас. - Он подергал ручку. -  В  этом  месте
нельзя растить ребенка. Что бы ни случилось в прошлом, ты  должна  думать  о
дочери. Джинкс!
   Он подождал, но услышал только шорох деревьев.
   Наконец он сошел с крыльца.
   Уже сидя в карете, он в последний раз оглянулся  на  любимый  дом  своего
детства. Хэрроугейт сурово и гордо смотрелся на фоне темнеющего неба.
   На балконе детской он увидел тень - белое лицо  и  масса  светлых  волос,
через мгновенье призрак скрылся.
   Киф закрыл дверцу.
   - Поехали! - сказал он.

ПИСЬМА

1894 -1899

Сигма Каппа Нью Кембридж Май 1894 г.

   Дорогая Джинкс!
   Мне так трудно начать это письмо. Я хочу  написать  тебе  так,  чтобы  ты
ответила мне, но не знаю, как надо написать для этого.
   Мне так больно видеть, какую отшельническую жизнь ты ведешь, ты,  которая
всегда была такой жадной до жизни. Я так отчаянно хочу, чтобы вы  уехали  от
Карра. Но так как я также очень хочу, чтобы  ты  ответила  мне,  я  не  буду
писать об этом.
   Что касается выпускных экзаменов, то с этим все в порядке, и  я  надеюсь,
что смогу окончить в десятке лучших.
   Я принят в Бостонскую медицинскую школу и жду-недождусь,  чтобы  приехать
туда.
   Так как я самый младший в семье, я не очень хорошо  знаю,  во  что  любят
играть маленькие девочки, но надеюсь, что Элисон еще не слишком  велика  для
подарка, который я послал ей к ее седьмому дню рождения.
   Пожалуйста, напиши! С любовью к вам обеим
   Киф.

   Дорогой дядя Киф!
   Спасибо за куклу. Я каждую ночь сплю с ней и назвала ее Бетс  -  в  честь
Бетс из "Маленьких женщин".
   Надеюсь, Вам нравится ее имя.
   Еще раз благодарю Вас.
   Искренне Ваша племянница Элисон Хэрроу.
   P.S. Очень сожалею, что мы незнакомы. Похоже, Вы хороший.

Понедельник вечером

   Дорогая Элисон.
   Я рад, что тебе нравится кукла. Думаю, ты очень  красиво  ее  назвала.  Я
встретил молодую леди, которую тоже зовут Бетс, и  она  говорит,  что  хочет
подарить немного платьев своей тезке. Как ты и твоя Бетс смотрите на это?
   Премного любящий дядя Киф.
   P.S. Мне тоже очень жаль, что мы не встречались, ты тоже очень милая!

Бостон, Медицинская школа Полдень субботы 12 декабря 1895 г.

   Дорогая Джинкс!
   Ты не написала и, возможно, не захочешь ничего от меня слышать, но если я
сейчас не поговорю с кем-нибудь, то просто взорвусь.
   Я думал, что Бостонская медицинская школа действительно хорошая,  но  это
все просто фарс!
   Ею управляют  несколько  врачей,  соединивших  свои  средства  и  снявших
помещение. Каждый сам по себе выдающийся врач, но все они  совсем  не  умеют
учить и еще меньше имеют на это времени.
   Каждый из них читает лекции по одному часу в неделю - и все!
   Все остальное время заполняется "профессорами", которые учат по книгам  и
которым приходится зубрить всю ночь напролет, чтоб знать хоть немного больше
нас! Лаборатории просто ужасны, и школа не имеет никакой связи с больницами.
Это просто немыслимо!
   Наверное, нас одурачило то, что школа требовала  от  поступающих  наличие
степени бакалавра. Только немногие школы требуют степень, и я думал, что те,
которые требуют, на самом деле лучшие.
   Как вспомню о том, что мама так здорово лечила, не имея  вообще  никакого
образования! Что все  ее  медицинское  обучение  свелось  к  тому,  что  она
практиковалась с доктором в Ст. Луисе около полутора лет! Кто  знает,  может
быть, такое образование в тысячу раз лучше! Потому что эта  школа  -  просто
мыльный пузырь!
   Извини, что выливаю это на тебя, но меня постигло просто крушение!
   Посылаю тебе несколько книг - назовем их рождественскими подарками,  ведь
сейчас декабрь. Мне понравились обе - "Пленник Зуенды" и "Осень  Патриарха".
"Маугли" Киплинга - конечно же, для Эдисон, но, держу пари,  тебе  она  тоже
понравится.
   Поцелуй ее за меня. И, прошу тебя, напиши!
   Счастливого Рождества!
   Киф.

Хэрроугейт, 31 января 1896 г.

   Дорогой Киф!
   Не могу выразить словами, как понравились  нам  присланные  тобой  книги.
Эдисон теперь убеждена, что все животные разговаривают, и она просит,  чтобы
мы выписали себе несколько из Индии. Ей, конечно же, тут очень одиноко, и мы
обе взрослеем и стареем.
   Кстати, ты осознаешь, что мне в ноябре уже стукнуло двадцать пять? И тебе
- не могу поверить, что меньше чем через два месяца тебе исполнится двадцать
один год. Я готовлю тебе подарок, надеюсь, что закончу его вовремя.
   Проблемы с обучением здесь, на Западе, аналогичны. Я читала,  что  плохое
качество обучения в области медицины - это чуть ли не национальная трагедия.
Возможно, тебе следует подумать о том, чтобы сменить школу.
   Тут у нас многое изменилось с прошлой весны. Уилкокса (дворецкого  Карра)
теперь нет, а те горничные, которых я знала, кажется,  тоже  ушли.  Появился
новый человек - но, кажется, не дворецкий. Он больше похож на  телохранителя
- мускулистая личность со сломанным носом и  выбитыми  передними  зубами.  Я
зову его "предводитель собак".
   Да, у нас теперь живут собаки. Мальчишки бьют окна, поэтому и завели этих
черных монстров, которых выпускают на ночь. Как я  вычитала  из  газет,  они
новой породы, вывезены из Германии. Порода эта называется доберман-пинчер, и
я так понимаю, что выведена она специально для  сторожевых  целей.  Они  мне
совершенно не нравятся, псы кажутся голодными и злыми.
   Мисс Эмми все так же живет здесь. По-моему, ты видел ее, когда был  здесь
прошлой весной, потому что  тем  вечером  я  слышала  особенно  много  шума.
Конечно, я вижу ее только мельком, но и этого мне хватает с лихвой. И я  все
так же слышу ее визгливый голос. По-моему, они дерутся больше, чем раньше. Я
постоянно слышу, как Карр орет на нее и на собачьего предводителя.  Надеюсь,
она скоро уедет.
   Мне так нравятся твои письма, Киф. От них я чувствую, что снова  живу.  Я
даже под писалась на несколько газет и начала интересоваться внешним  миром.
Я так благодарна тебе за это.
   С любовью,
   Джинкс.

Бостон Среда, вечер

   Дорогой Киф!
   Если ты так разочарован школой в Бостоне, то почему ты (как  говорит  мой
резкий брат) не уберешься оттуда?
   Извини, но я просто не могу видеть, как взрослый  мужчина  убивается  над
чем-то, что он отлично может исправить.
   Я о тебе думала лучше.
   Бетс.
   P.S. Я скучаю по тебе, хотя ты, наверное, сочтешь,