ает  дыру  и  ты  не
сможешь  рассказывать  мне  обо  всех  этих  голых  женщинах.  -  Она  снова
хихикнула, и Киф увидел, что они стоят прямо под тополем. Он напрягся. Голые
женщины? Какие голые женщины?
   - Давай сядем, - предложил Карр. Киф со своего насеста  увидел,  что  они
садятся, и услышал слова Эдит:
   - Ты что, заболеваешь, Карр? У тебя такой горячий лоб.
   - Я знаю, у меня в последнее время что-то болит горло.  Ой,  Эдит,  я  не
хочу, чтоб ты заразилась от меня.
   - Ох, бедняжка, ты ведь никогда не болеешь.
   "Много она знает, - подумал Киф. - С Карром вечно случается что-то, о чем
он не рассказывает маме. Например, горло, которое  он  прятал  от  нее  пару
недель назад, и плешь от вырванных волос, которую он прячет прямо сейчас под
кепкой. Много она знает!"
   Через два года, когда Кифу  исполнилось  уже  двенадцать  лет,  он  начал
больше обращать внимания на девчонок. Грудь Джинкс больше, чем у мамы, думал
он, а у Эдит - совсем маленькая, хотя судить  о  ее  форме  подо  всей  этой
одеждой и нелегко.
   Он выбрал день, когда мама взяла Эдит за покупками, и  забрался  на  свой
любимый тополь, чтоб все это не торопясь обдумать. День,  томный  и  теплый,
клонился к вечеру. И со своего насеста Киф хорошо видел дом, поле и землю  у
подножия  тополя.  Он  как  раз  наблюдал  за  кругами,   которые   описывал
стервятник, когда появился Карр, ведущий под уздцы лошадь. И,  Боже  правый,
со стороны дома шла Эдит, размахивая при ходьбе шляпой так, как будто бы  ей
наплевать на все на свете. "Они с мамой, должно  быть,  рано  вернулись",  -
подумал Киф. Эдит остановилась, тщательно огляделась по сторонам и понеслась
через луг. Карр ждал ее в тени деревьев, и она, смеясь, бросилась к  нему  в
объятия. Карр тоже смеялся, да как! Киф ни разу  не  видел,  чтоб  Карр  так
смеялся!
   Эдит было четырнадцать лет, но Карр, будучи на четыре года старше сестры,
стоял с ней вровень. Они целовались и ласкали друг друга так, как  будто  не
виделись не несколько часов, а несколько лет. Потом они плюхнулись в высокую
траву, Карр расстегнул лиф Эдит и осторожно прикоснулся  к  ней.  Они  долго
шептались, и слова их Киф не всегда мог  разобрать.  Кажется,  они  говорили
что-то вроде "я скучал по тебе".
   - Я думал, что умру, когда услышал, что мама берет тебя с  собой,  думал,
мы не сможем увидеться.
   - Поцелуй меня.
   - Я люблю тебя, Эди.
   - Поцелуй меня, Карр, скорее.
   Они еще долго барахтались там, под деревом.
   Когда Киф позднее слез с дерева, он  уже  знал,  что  больше  никогда  не
вернется к этому тополю.
   В течение следующих нескольких недель  Киф  пытался  было  подружиться  с
городскими мальчишками, но его ровесники уже уехали  работать  на  лесопилки
Хэрроу, а дети помладше парами нападали  на  него.  Мама  сказала,  что  они
просто завидуют тому, что он живет, как они говорят, "в замке", и тому,  что
он сын хозяина.
   - Они хотели бы, чтоб их семьи тоже были богатыми, - сказала она.
   Он с удовольствием объяснил бы им, что они дураки, если думают, что  быть
богатым - здорово. Как-то он попытался пообщаться со своей тетей, овдовевшей
сестрой отца, но она служила старшей сестрой в больнице и не  могла  уделять
Кифу много внимания. Поэтому очень скоро он прекратил ходить в Глэд  Хэнд  и
оставался на этой стороне реки.  Их  репетитор,  видя  неприкаянность  Кифа,
начал учить его играть в шахматы, и Киф был вне себя от радости,  выиграв  у
"него в первый раз.
   - Я сегодня обыграл мистера Хендерсона в шахматы, - объявил он за обедом.
   - В самом деле обыграл, - кивнул Хендерсон. - Здорово отделал меня.  Мама
улыбнулась:
   - Поздравляю, дорогой!
   - Да, здорово, - сказал отец, - я и не знал, что  ты  научился  играть  в
шахматы.
   Карр издал отрывистый горловой звук. Потом  изобразил  широкую  улыбку  и
сказал:
   - Еще интереснее то, мистер Хендерсон, что я не знал, что  вы  играете  в
шахматы. Может быть, вы как-нибудь научите меня,  я  тоже  хотел  бы  у  вас
выиграть.
   - Конечно, господин Карр, когда вам будет угодно, - с натянутой,  хотя  и
вежливой улыбкой ответил Хендерсон.
   - Папа, не думаете ли вы, что мистеру Хендерсону пора прекратить называть
меня "господином Карром"? В конце концов я уже не ребенок.
   - Конечно, ты прав, - сказал Митч. На следующий день Киф услышал, как его
родители ссорятся. Он сидел на стене, около башен, а они  разговаривали  при
открытых окнах в своей комнате, как раз  над  головой  Кифа.  Теплый  летний
ветерок донес до него голос мамы:
   - Почему бы тебе не попытаться с Карром? Ты слушаешь, что говорит Райль.
   - Райль не старается навязать мне свое мнение.
   - Я не хочу обсуждать разницу между ними, Митч, но ради Бога - ведь  Карр
тоже твой сын, а ты ведешь себя с ним как с чужим.
   - Он и есть чужой, Джо. Не пытайся  убедить  меня,  что  не  знаешь,  что
кроется за этими желтыми глазами!
   - А почему ты не берешь его в дело?
   - Я скажу тебе, почему. Потому что он все такой же маленький тиран, каким
был и двух лет от роду, когда так пихал Райля, что бедный малыш аж чернел от
боли. Карр стал сейчас просто более утонченным тираном, вот и все.
   - Митч!
   - Извини, дорогая, но тебе не следует давить на меня. Я очень  бы  хотел,
чтобы мы могли сделать с ним то, что сделал Уилли с Уитом, - послать  его  в
школу вместо того, чтобы учить дома. Как я хотел бы, чтоб  Карр  уехал  и  у
меня перестала бы болеть об этом голова.
   Кифу очень понравилась эта идея, он помечтал о том, как приятна  была  бы
его жизнь без старшего брата. Если Карр уедет, как уехали Эрик и Уит,  тогда
в Хэрроугейте их останется только четверо и Эдит  снова  станет  прежней.  И
Джинкс с Райлем, может быть, тоже. Киф не понимал, что происходит с  Райлем.
Несколько месяцев он везде ходил один со своими красками и мольбертом и  все
так же писал портреты Джинкс.
   Но теперь она снова лазила с ним в  горы,  так  что  если  между  ними  и
пробегала кошка, то сейчас они все уладили.
   Пятница началась как обычно, и ничего особенного не происходило до самого
ужина - определенно ничего такого, что указало бы  Кифу  на  то,  что  очень
скоро мир его развалится на части.
   Отец сказал за ужином:
   - Думаю, пора нам осознать, что мальчики наши взрослеют.
   Мама удивленно посмотрела на него так, как будто бы она этого не знала.
   - Когда мне было пятнадцать лет... - начал он, и Киф расслабился,  потому
что и раньше слышал эту историю, - я уже сам был в бизнесе. Мой отец одолжил
мне немного денег, и я купил себе топор и пятнадцать акров хорошего леса.  С
этого и начался лесной промысел Хэрроу.. - Отец откинулся на спинку стула  и
улыбнулся сидящим за столом. - Это было тридцать девять лет назад в Бэнгоре.
- Он перевел взгляд с Райля на Kappa. - К чему я  клоню,  мальчики:  вы  уже
переросли вашего учителя. Вам пора идти либо в университет, либо в бизнес.
   Карр в нетерпении сполз на краешек стула, а Райль склонился над тарелкой,
как будто все шло не так, как ему бы хотелось.
   - Я вырос с учителем, так же как и вы, - продолжал Митч, - но теперь  все
изменилось. Теперь либо надо идти в Гарвард, либо в  Эужен,  чтобы  получить
образование в колледже. Кто-нибудь из вас, ребята, хочет так поступить?
   - Я хочу пойти в семейный  бизнес,  отец,  -  быстро  сказал  Карр.  Митч
откашлялся:
   - А ты, Райль?
   За последние  два  года  Райль  поработал  в  разных  лесозаготовительных
лагерях Хэрроу, и, похоже, это  ему  понравилось.  Но  теперь  он  не  сразу
ответил и вопросительно посмотрел на Джинкс.
   - Райль?
   - О, я.., я тоже не хочу уезжать, сэр.
   - Итак, ни один из вас не хочет ехать в университет. Хорошо, по мне,  так
это хорошо. Следующий вопрос - о компании. Если кто-то из  вас,  ребята,  не
хочет идти в лесопромышленную компанию  Хэрроу,  то  сейчас  как  раз  такой
момент, когда надо об этом сказать. -  Киф  подумал,  что  отец  с  надеждой
смотрит на Карра. Как будто он хотел, чтоб Карр сказал, что не желает идти в
компанию. Но  Карр  сидел  молча,  глядя  перед  собой  немигающими  желтыми
глазами. Райль открыл рот, как  будто  собирался  что-то  сказать,  но  Карр
опередил его:
   - Поскольку я собираюсь стать бизнесменом, отец, я  не  вижу  причин,  по
которым  должен  терять  время  на  уроки.  Я  намереваюсь  посвятить   себя
практическим делам, сэр. Первым делом я хотел бы  купить  землю  на  севере,
там, где имеется глубоководье, и открыть филиал.
   "Отец, как видно, не очень-то рад это слышать", - подумал Киф.
   Джинкс сказала: "Райль...", - но он  покачал  головой,  и  она  не  стала
больше ничего говорить.
   Тогда Митч сказал:
   - Отлично, остаток лета вы можете предаваться  безделью.  Но  в  сентябре
время игр для вас будет окончено.
   Карр пропел:
   - С каким же удовольствием я жду сентября, сэр!
   Райль снова взглянул на Джинкс:
   - Я тоже, отец, - сказал он. Но Райль совсем не  выглядел  счастливым,  и
Джинкс, казалось, вот-вот заплачет.
   - Мистер Хендерсон, - продолжил отец, - этой осенью не вернется.
   У Кифа от удивления открылся рот. Старый  Хендерсон  каждое  лето  уезжал
навестить свою овдовевшую мать в Ванкувер, но к осени он всегда возвращался.
   - Я нашел англичанку из хорошей семьи, которая и будет вашей наставницей,
девочки. Мисс Пенниройал приедет в сентябре,  примерно  в  то  время,  когда
мальчики поедут в Миллтаун учиться ремеслу.  -  Глаза  его  остановились  на
Кифе. - А вы,  молодой  человек,  поскольку  вам  не  пристало  брать  уроки
рукоделия и размахивать веером, поедете в частную школу.
   Отец продолжал что-то говорить, но Киф больше его не слушал. Они отсылают
его - именно так, как хотели поступить с Карром! "Им не  нужен  Карр,  но  я
тоже не нужен", - подумал он.
   Позже мама долго говорила с Кифом, а он кивал и улыбался, и говорил,  что
учиться в Массачусетсе будет очень здорово. Но потом он открыл кран в ванной
комнате и долго плакал.

ДЖИНКС

16 июля 1886

   "Ну, теперь Карр никогда не заткнется", - с отвращением подумала  Джинкс.
С того момента, как он понял, что его действительно собираются взять в дело,
он только и делал, что носился по комнате, рассказывая о том, каким  великим
магнатом будет.
   - Вот увидишь, отец! Ты никогда об этом не пожалеешь.  Я  буду  настоящей
находкой для дела. Стоит тебе только сказать одно слово, и я найду  отличный
лесистый участок земли на севере. Я думаю...  -  и  он  пустился  в  длинные
разглагольствования по поводу того, как собирается расширить  бизнес  и  как
когда-нибудь  станет  владельцем  дюжины  железных  дорог  и   собственником
кораблей, на которых сможет путешествовать по  всему  свету.  Он  поедет  на
охоту в Африку, и головы горных львов и диких  кабанов  будут  украшать  его
библиотеку.
   - Только не за столом, Карр, - пробормотала Джо.
   Карр будет делать и то и это. "Что ему  действительно  стоит  сделать,  -
подумала Джинкс, - так это заткнуться!" Она бы обязательно стукнула его  под
столом по коленкам, если б могла достать! Райль был каким-то очень тихим, но
и то, кто смог бы говорить под  непрестанную  болтовню  Карра?  Кроме  того,
Райль уже пропустил возможность высказаться. Он мог  бы  сказать  отцу,  что
хочет стать художником, но не сделал этого. Теперь вот он уедет в  город,  а
она останется здесь, в Хэрроугейте, совсем одна!
   Будет ли он скучать по ней так, как она по нему? Ей не хотелось думать  о
том, что Райль уедет. Она почувствовала, к своему  удивлению,  что  веки  ее
защипало, как будто бы она вот-вот заплачет. Джинкс поморгала и взглянула на
Кифа, сидящего на  другом  конце  стола.  Он  тоже  не  выглядел  радостным,
бедняга. Она могла поклясться, что он не хочет ехать в эту частную школу. Но
что еще мог придумать отец, если Хендерсон уехал?
   Джинкс тоже будет скучать по нему, конечно,  он  старый  пень,  но  такой
милый. "И что-то нас теперь ждет? - подумала она.  -  Какая-то  старая  дева
будет учить их реверансам и рукоделию и внушать им, что следует  и  чего  не
следует делать молодым леди".
   В основном, конечно же, не следует делать, в этом  Джинкс  была  уверена.
Лицемерная Эдит, безусловно, с удовольствием проглотит все это, но Джинкс  -
она точно знала - все это будет просто ненавистно!
   Ее взгляд снова обратился на Райля. Он попытался улыбнуться ей. И что она
будет без него делать? Райль был ее лучшим другом.
   Веки Джинкс снова закололо, и она отвернулась.
   Когда они шли из столовой в гостиную, Райль подошел к Джинкс и прошептал:
   - Встретимся в саду, когда уснет Эдит.
   Джинкс улыбнулась. Она обожала тайком ночью выходить в сад,  в  то  время
как все остальные  спали.  Но  Райль  вечно  боялся,  что  с  ней  при  этом
что-нибудь случится, и не хотел часто встречаться там.
   В спальне Джинкс дождалась, когда Эдит кончит болтать и дыхание ее станет
ровным и тихим, - ожидание показалось ей вечностью, - вылезла из  кровати  и
подкралась к лестнице. Мальчики переехали на другую сторону  дома  два  года
назад, и теперь весь верхний этаж башни находился  в  распоряжении  девочек.
Джинкс на секунду остановилась около двери родительской  спальни  на  втором
этаже, но все  было  тихо.  Несмотря  на  середину  июля,  каменные  ступени
показались холодными для ее голых ступней. Она прошла через  кабинет  матери
между  кожаными  креслами  и  тихо  открыла  входную  дверь.  Джинкс  вышла,
перемахнула через стену и понеслась по аллее, белая ночная рубашка  липла  к
ее стройным ногам.
   Приблизившись к служебному крыльцу, она прислушалась. Пенфилд  и  кухарка
по вечерам часто сидели на крыльце. Но на этот раз она не услышала голосов и
вскоре оказалась позади дома в  саду,  похожая  на  призрак  в  своей  белой
рубашке с  развевающимися  волосами.  Она  окунулась  в  запахи  созревающих
персиков, магия теплой летней ночи заворожила ее.
   - Я здесь, Джинкс. - Голос Райля больше не ломался, как это было пару лет
назад.  Теперь  он  был  глубоким  и  звучным,  как  у  литавр  в  оркестре,
выступавшем  в  прошлом  году  в  Портлэнде.  Удивительно,  как   неожиданно
повзрослел Райль! В одночасье из высокого угловатого мальчика он превратился
в мужчину с золотыми волосами и  глубоким  голосом.  Иногда  ей  приходилось
напоминать себе, что этот крупный, красивый и  самоуверенный  человек  -  ее
старый приятель Райль.
   - Что это на тебе? - требовательно спросил он. - Ночная рубашка?
   - Эдит никак не умолкала, болтая о приезде новой наставницы, и у меня  не
было никакой возможности надеть сверху платье, - Джинкс присела рядом с  ним
на траву, но он отвернулся от нее.
   - Тебе не следует быть здесь со мной в ночной рубашке, - проворчал он.
   - Боже, мне вообще не следует здесь быть, неважно, в ночной  рубашке  или
нет. А что такого необычного в этом вечере? Ты ведь  не  раз  видел  меня  в
ночнушке.
   - Ну, с тех пор, как ты повзрослела, - нет, - сурово ответил он.
   Джинкс совсем не по-взрослому фыркнула, но бессознательно скрестила  руки
над грудью. Она все еще не могла свыкнуться с тем, что грудь ее больше,  чем
у мамы, даже несмотря на то, что мама объяснила ей, что это просто еще  одно
свидетельство того, что Джинкс стала женщиной.
   Ей это совсем даже не нравилось. Она не хотела быть женщиной и не думала,
что со стороны Райля нехорошо упоминать об этом.
   - Так зачем ты хотел меня видеть? - нелюбезно спросила она его.
   - Просто подумал, что мы могли бы с тобой поговорить.
   - О твоем отъезде?
   Он повернулся к ней, и она увидела, как засветились в  лунном  свете  его
голубые глаза.
   - Я не хочу идти к отцу в семейный бизнес, я хочу  изучать  искусство,  а
потом вернуться в Хэрроугейт и заниматься живописью. Я не хочу покидать Глэд
Хэнд.., и тебя. - Он запнулся, но на этот раз она не заметила этого.
   - Я тоже не хочу, чтоб ты уезжал. Я буду скучать по тебе, - сказала  она,
забыв прикрыть грудь и всматриваясь в дорогое ей лицо. - О, Райль, ну почему
отец так скоро заставляет тебя идти в бизнес? Карру ведь уже восемнадцать, и
он так давно умоляет об этом. А тебе в декабре будет только семнадцать.
   - Не знаю, почему.  -  Он  так  тихо  сказал  это,  что  Джинкс  пришлось
наклониться к нему, чтобы расслышать.
   - Нам бы надо быть вместе по крайней мере год еще до твоего  отъезда,  ну
что я буду без тебя делать? Ведь здесь будет только Эдит, а  она  ни  о  чем
другом не  может  говорить,  как  только  о  мальчиках,  танцах,  нарядах  и
прическах.
   - Ты тоже очень скоро начнешь об этом думать.
   - Я? Не думаю.
   - Слушай, ведь тебе, кажется, очень нравился кузен Эрик пару лет назад.
   - Ох, но кузен Эрик - не мальчик, а мужчина. - Ее голос  неожиданно  стал
каким-то певучим. - Как ты думаешь, отец будет меня иногда брать в Миллтаун,
когда ты уедешь в сентябре? Может,  Эрик  будет  дома  и  мы  с  ним  сможем
поиграть дуэтом.
   - Нам что, так необходимо говорить о кузене Эрике?
   - Но ведь это ты начал.
   - Но я не ожидал, что ты так ухватишься за эту тему,  как  будто  он  для
тебя - единственный свет в окошке.
   - Почему ты сердишься?  Он  долго  молчал,  губы  его  сжались,  а  скулы
окаменели. Наконец он взорвался:
   - Я хочу поговорить о нас!
   - Нас? - Сердце ее забилось сильнее, и она не могла понять, почему. - Что
о нас?
   Райль наклонился к ней, на его загорелый лоб упала прядь волос.
   - Джинкс, ты ведь знаешь, что я ненастоящий брат тебе.
   - Да, но... - Она замолчала, почувствовав неожиданную слабость.
   - Твои родители - единственные родители, каких я  когда-либо  знал,  ведь
тебе известно, что моя настоящая мать умерла  в  родах.  Поэтому..,  ты  мне
ненастоящая сестра. - Он глубоко вздохнул. - Я люблю тебя, Джинкс, но совсем
не так, как люблю отца, мать и Кифа.
   Сердце его стучало, как шатун на отцовском поезде. Она вдруг испугалась и
заволновалась одновременно.
   И  тогда  Райль  схватил  ее  за  плечи,  и  сквозь  ткань  рубашки   она
почувствовала жар его больших сильных рук.
   - Я люблю тебя, Джинкс, и хочу когда-нибудь жениться на тебе.
   - О, Боже... - Она почувствовала себя так,  будто  сидит  на  паровозе  и
поезд сходит с рельсов, падая в лощину.
   - Ты будешь ждать меня, Джинкс? Будешь ждать до тех пор, пока я не  смогу
добыть себе место в компании? Я прошу тебя только не говорить "да" кому-либо
другому.
   - О, Святая Мадонна! - выдохнула девушка. - Я не  говорю  ничего  никому,
Райль. Никто меня ни о чем еще не просил.
   - Так я прошу. - Он стиснул свои руки. - Я прошу тебя подождать меня.  Ты
подождешь меня, Джинкс, да?
   Сердце ее стучало, а во рту пересохло.
   - Я никуда не уезжаю, - прошептала она, не зная, что еще ему сказать.
   Он вздохнул и освободил ее. Она колебалась.
   - Тебе лучше пойти в дом. Если кто-нибудь выглянет из окна библиотеки, то
сразу увидит тебя в этой белой рубашке, а с  твоими  рыжими  волосами  сразу
поймет, что это ты.
   - Наверно, ты прав. - Но она не шевельнулась.
   - Ты.., ты не поцелуешь меня на прощание перед отъездом?
   - Ты ведь будешь здесь еще до  сентября,  -  сказала  она,  непроизвольно
подняв подбородок. Губы ее таяли, как мороженое.
   - Но нам  может  не  представиться  другой  возможности  поцеловаться  на
прощание. А я должен поцеловать тебя, всего один раз. Только раз, Джинкс.  -
Его руки обвили ее, и он осторожно прижался к ней губами, так осторожно, как
будто она  могла  разбиться.  Ее  живот  одеревенел,  а  губы  закололо.  Он
отодвинулся от нее, как будто обжегшись.
   - О, Боже, - прошептала Джинкс. - О! - Встав на цыпочки, она обняла его и
прижалась губами к его губам. Райль сжал руки и нежно поцеловал щеку  и  шею
Джинкс. Она изогнулась, и его рот соскользнул в расщелину между грудями.  Он
опустил ее на траву. Над ними на синем бархате неба  ярко  сверкали  звезды.
Деревья шелестели на ветру, а трава пахла необыкновенно душисто.
   Земля  под  ночнушкой  Джинкс  была  теплой-теплой.  Большое,  тяжелое  и
тр