Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
яков, как нелепые тряпки.
Хотя поначалу, надо сказать, стал было возмущаться: надевать чьи-то
ношенные вещи да ни в жизнь!
- Это еще чье? - спросил он, подозрительно разглядывая принесенную Берил
одежду.
Да, вид у брюк и фуфайки был и впрямь слегка потрепанный - не чета его
собственным, купленным в дорогом магазине, о чем свидетельствовали пижонские
ярлычки. Но это еще не причина смотреть на них так, как если бы их из
помойки достали!
- Все чистое, постиранное, - заверила Берил, для пущей убедительности
встряхивая брюками. - А хозяин возражать не станет.
- Кто он вообще такой? Твой парень? - В голосе Луиса звенело отвращение.
- Полагаешь, я надену обноски твоего дружка?
Берил швырнула одежду на кровать и воинственно подбоченилась. С какой это
стати наглец так уверен, что она не замужем? Может, конечно, заметил, что
обручального кольца на пальце нет...
- Никакой он мне не дружок. Джастин - мой сводный брат. И я принесла
переодеться только потому, что доктор Макнайт сказал, что тебе необходимо
тепло...
- Твой брат? - недоверчиво протянул Луис. Загорелое лицо его потемнело, к
щекам прихлынула кровь - что за контраст с недавней мертвенной бледностью!
Берил в свою очередь задохнулась от гнева. Неужели этот тип возомнил,
будто она намеренно лжет ему, стыдясь сознаться, что живет с любовником?
Вот, значит, откуда это праведное негодование, этот обличающий взгляд?
Странно... Что-что, а на ханжу и поборника строгой морали он ни капельки не
похож. Нет, скорее всего в его затемненном сознании она, Берил,
ассоциируется с какой-то другой женщиной, весьма ему близкой. Молодая
женщина обреченно вздохнула. Лучше сразу прояснить возникшее недоразумение.
- Я сказала, сводный брат, а не родной. Нас с Джастином воспитали мои
бабушка и дедушка по матери. Он работает в Монреале, в фирме по производству
спортивного оборудования для серфинга, и порой приезжает погостить на
выходные. И никакие это не обноски. Джастин оставил вещи здесь просто по
рассеянности. Между прочим, фуфайку подарила ему я, еще когда он в
университете учился... Вот только серфинг отнимал у него куда больше
времени, чем все лекции, вместе взятые.
На шутку Луис даже не улыбнулся, зато враждебность его как рукой сняло. И
с мыслью о чужих обносках он нехотя смирился...
Теперь же, осушив стакан, он вернул его Берил, и пальцы их на мгновение
соприкоснулись.
- Боже мой, да ты совсем замерз! - ужаснулась молодая женщина, отставляя
стакан. - Ложись-ка обратно в постель, а я принесу тебе грелку.
Берил сбегала в кухню и раздобыла не одну грелку, а две: под ноги и на
грудь, однако особой пользы они не принесли. Луиса бил жестокий озноб.
Молодая женщина укрыла его несколькими одеялами, но и это дела не поправило.
Бони неторопливо прошествовал к овчинному коврику, потоптался на месте и,
блаженно вздохнув, свернулся клубочком. Берил невольно позавидовала своему
любимцу: ишь, спит себе, посапывает, и заботы ему мало! Она заменила
лампочку в ночнике, но, едва потянулась к выключателю, Луис тревожно
приподнялся на локте.
- Нет, пусть свет горит!
- Да пожалуйста, - понимающе улыбнулась она и повернулась, чтобы уйти, но
раненый снова забеспокоился:
- Что ты затеяла... Не уходи!
Он заметался по постели, сбросив с себя одеяла.
- Я тут рядом...
- Берил, нет! - Луис попытался было встать, а когда молодая женщина
настойчиво уложила его обратно, до боли сжал ее запястье ледяными пальцами.
- Побудь со мной, пожалуйста!
В серых глазах светилась такая исступленная мольба, что Берил поняла:
больного лучше не волновать.
- Хорошо, хорошо.., успокойся. Я никуда не уйду.., обещаю.
Но клятвенные заверения, похоже, нисколько не убедили Луиса.
- Честное слово? - переспросил он, недоверчиво поджимая губы.
- Честное слово, - эхом повторила Берил, гадая, что за странное
направление приняли мысли раненого. - Вот только схожу принесу себе
какой-нибудь стул...
- Тут полно места.
Свободной рукой Луис сдвинул одеяло, откатился к стене и потянул молодую
женщину к себе.
Берил потрясенно воззрилась на кровать, сознавая, что перспектива
разделить ложе с этим человеком нисколько ее не шокирует. По дощатому полу
гулял сквозняк, ноги отчаянно зябли, несмотря на теплые носки. В придачу на
Берил вдруг накатила неодолимая усталость. Встала она в семь утра и с тех
пор разве что подремала урывками в кресле, отчего тело не только не
отдохнуло, но, напротив, налилось свинцовой тяжестью. Борясь с искушением,
она вновь натянула одеяло на Луиса.
- Нет, это исключено... Но он снова умоляюще потянул ее за руку и
прерывисто зашептал:
- Пожалуйста... Не знаю, что со мной, но я с ума сойду, оставшись один...
В голосе его звучало такое отчаяние, что Берил, уже не задумываясь,
разумно ли поступает, опустилась на кровать, подобрала под себя окоченевшие
ноги, укрылась одеялом и склонила отяжелевшую голову на подушку.
Теперь она лежала на боку, лицом к двери, на самом краешке кровати. Но
матрас, прогнувшийся под тяжестью Луиса, в конце концов вынудил ее
сместиться к середине постели.
- Спасибо тебе, - выдохнул раненый. Теплое дыхание защекотало ей ухо.
Сильная рука обвила ее за талию и притянула ближе; теперь их разделяла
только грелка, создавая некую иллюзию преграды.
Колени Луиса упирались ей в бедра, вынуждая слегка прогнуться. Берил
чувствовала спиной, как вздымается и опадает его грудь, как глухо бьется его
сердце - где-то между ее лопатками. Луис понемногу согрелся, дрожь унялась.
Он блаженно зарылся лицом в облако медово-золотых кудрей.
- У тебя волосы стали совсем другие, - прошептал Луис.
Ну да, конечно, он же видел их только мокрыми - вот уж непрезентабельное
зрелище! Лохматые, спутанные, топорщатся во все стороны - точно шерсть
вытащенной из воды крысы! Лучше бы бедолага чего другое запомнил, а не это!
- Я подсушила их у огня.
И хотя в роли утешительницы выступала Берил, она с изумлением обнаружила,
насколько сама нуждается в тепле и поддержке. Как давно не знала она отрады
ласкового прикосновения, задушевной человеческой близости? Неисправимый
эгоцентрик Джастин не слишком-то любил нежничать, а Берил так ценила свою
независимость, что давно разучилась делить с кем-то бремя тревог и страха. А
сейчас вдруг ни с того ни с сего нашла в себе мужество признаться в
собственной слабости:
- Ненавижу грозы.., особенно с громом и молнией. Просто себя не помню от
ужаса.
Она вздрогнула, вспомнив, как свинцовое небо словно раскололось надвое и
в дерево ударил слепящий световой зигзаг.
Сильная рука напряглась, широкая ладонь успокаивающе легла ей на живот.
- Знаю. И все-таки ты выбежала мне на помощь. Какая ты храбрая!
- Откуда ты знаешь, что я ненавижу грозы? Ответа не последовало, и на
минуту Берил показалось, что раненый уснул. Однако сердце его билось слишком
часто для спящего.
- Луис! - резко окликнула она, повернув голову и тщетно пытаясь
рассмотреть в темноте его лицо.
Вознамерившись узнать правду, Берил стряхнула с себя его руку и
перекатилась на другой бок, выпрямляя ноги и упираясь ладонями в грудь
мужчины, чтобы избежать нежелательной близости.
Теперь головы их покоились на подушке совсем рядом. Глаза у Луиса, как
Берил и подозревала, были открыты, из-под густых ресниц пробивался стальной
отблеск. Черные волосы разметались по белоснежной подушке, точно пряди
тонкого шелка.
- Откуда ты знаешь, что я боюсь гроз? - не отступала она, всматриваясь в
лицо мужчины.
Но лицо его было спокойно, и взгляда Луис не отвел.
- Ты же кричала от страха, - коротко пояснил он, возвращая руку на
прежнее место.
Объяснение выглядело вполне убедительным, как бы ни медлил Луис с тем,
чтобы облечь его в слова.
- Это потому, что ты мне не ответил. - Вспомнив те бесконечно долгие
мгновения одуряющей паники, Берил непроизвольно накрыла ладонью его руку. -
Сначала я.., я подумала, что ты погиб.
- Тебя бы это огорчило? Дыхание молодой женщины перехватило, пальцы
непроизвольно вцепились в мягкую ткань фуфайки.
- Мысль о том, что кто-то погиб? Как ты можешь спрашивать! Конечно,
огорчила!
- Не кто-то, а я! Если бы я погиб, ты бы обо мне пожалела?
- Мы ведь толком не знакомы, - запротестовала Берил, решив увести
разговор подальше от мрачной темы. - А ты сознаешь, что вспомнил - сам
вспомнил! - как я кричала? Ну, попробуй вернуться мыслями в прошлое! Ты
можешь связно рассказать о том, что произошло?
- Я помню, что случилось потом, - поправил Луис. - Помню, как открыл
глаза и увидел тебя.
- Ox! - не сдержала разочарованного вздоха Берил.
Впрочем, с чего бы ей так переживать из-за совершенно постороннего
человека? Они встретились - и разойдутся, как в море корабли... Однако любой
корабль плавает под определенным флагом... И этому, по правде говоря, более
всего подошел бы "Веселый Роджер". Уж больно смахивает он на отчаянного
флибустьера, грозу испанских галеонов!
Заметив, что раненый вновь сонно смежил веки, Берил не удержалась от
соблазна испытать его еще раз.
- Луис... - Черные ресницы дрогнули, и она одобрительно улыбнулась. - По
крайней мере, на свое имя ты отзываешься.
- Да, но я сам не знаю, потому ли, что меня и впрямь так зовут, или
потому, что ты мне об этом сказала, - устало проговорил мужчина, и Берил
ощутила болезненный укол совести.
- Извини. Мне не следовало тебя торопить...
- Нет, это я должен попросить прощения... Но я действительно не могу
сделать то, что ты от меня требуешь. Я изо всех сил пытаюсь вспомнить.., а
голова просто-таки раскалывается на тысячу кусочков!
Лучшего способа пробудить в Берил сострадание раненый ни за что не
измыслил бы, думай он хоть год. Молодая женщина сама прошла через нечто
подобное.
- Тогда и не трудись, не надо. Лучше засыпай. Утром все уладится.
- Честное слово? - скептически улыбнулся Луис; оба отлично понимали, что
ничего подобного Берил пообещать была не в силах.
Улыбка преобразила его лицо, словно по волшебству смягчив строгие черты.
Теперь Луис вызывал отнюдь не сострадание и опасливое любопытство -
напротив, он излучал просто-таки пугающее обаяние.
- При дневном свете все видится яснее, сказала Берил, в который раз
прибегая к помощи избитого клише.
- Яснее, да. Но лучше от этого не становится, - прошептал раненый.
Выпростав руку из-под одеяла, Луис ласково провел пальцем по ее щеке. -
Похоже, не один я побывал нынче в переделке. Ты ушиблась?
От прикосновения его пальцев щека вспыхнула огнем, и Берил отдернула
голову. Да, Огастус говорил что-то о необходимости приложить лед.., да
только в суматохе она напрочь о том позабыла. Теперь жди синяка под глазом!
- Сама не знаю, как все вышло, - пролепетала она, ощупывая припухшую
щеку. - Верно, обо что-то стукнулась...
Пальцы его проследили четкую линию ее скулы, нащупали ямочку на
подбородке.
- И поцарапалась тоже...
- Ну да.., листья, ветки.., сучья во все стороны торчали... - сбивчиво
пояснила Берил.
- До чего нежная, прозрачная кожа... До слез жаль ее ранить, - вздохнул
Луис, и слова его вновь пробудили в сердце молодой женщины смутную тревогу.
Или опять воображение разыгралось? - До сих пор больно?
А если она скажет "да", не предложит ли он поцелуем унять боль? Мысль эта
промелькнула в сознании - и была жестоко подавлена.
- Нет, что ты... Ничего уже и не чувствуется, - заверила его Берил,
пытаясь взять себя в руки.
А прохладные подушечки пальцев все ласкали ее лицо - словно слепой
художник пытался запомнить ускользающий образ. Молодая женщина решительно
отстранилась. Взгляды их встретились: в серых глазах светилось жадное
любопытство, в карих - смятение и неподдельный страх.
- Извини. Я вторгся на чью-то запретную территорию? - серьезно
осведомился он, роняя руку на одеяло.
- Да.., на мою! - негодующе отрезала Берил.
- Значит.., ты живешь здесь совсем одна? - небрежно осведомился Луис.
- По большей части - да.
Даже если перед нею маньяк-убийца, ничего нового он для себя не узнает.
Так что толку скрывать правду?
- Ты и этот опереточный персонаж!
- Это кто еще? - На мгновение Берил показалось, что раненый вновь
заговаривается. -А, ты про Бони? Ну, номинально он принадлежит моему
домовладельцу, так что прописан не здесь. Однако же Клайв ничуть не
возражает, что пес постоянно торчит у меня.
- Так это не твой дом? А почему ты здесь живешь? Кто ты по профессии?
Да, может, на вопросы Луис отвечать и не способен, зато отлично умеет их
задавать!
- Я пишу.., нет, не романы. Акварели. На щеке его болезненно дернулся
мускул.
- Ты художница? - Луис помолчал немного, осмысливая услышанное. - И что,
картины продаются?
Нет, ну что за коммерческий подход к делу! Любой другой спросил бы,
преуспела ли она в искусстве живописи. По счастью, за последние девять
месяцев Берил преисполнилась непоколебимой уверенности в своих талантах.
- Я не голодаю.
Сощурившись, Луис окинул ее внимательным взглядом, отмечая каждый изгиб,
каждую волнующую округлость тела, полускрытого одеялом.
- И сытно ли удается пообедать?
- В моем меню исключительно черная икра и шампанское, - поддразнила его
Берил. - А для Бони - дичь и трюфели.
- Ну, пропорции у тебя не рубенсовские, - польстил собеседнице Луис. -
Сдается мне, корабль с икрой и шампанским слегка запаздывает?
- А хотя бы и так... Простая жизнь - тоже по мне.
Три года назад жизнь Берил складывалась совсем иначе. Судьба ее,
откровенно говоря, не баловала. Ее овдовевшая бабушка умерла - умерла после
долгой и безуспешной борьбы с раком. Мало-помалу разрушительная болезнь
подтачивала ее силы, выпивала радостную любовь к жизни - и сбережения "на
черный день".
На протяжении всей болезни Берил самозабвенно ухаживала за обожаемой
бабулей. А после ее смерти почувствовала себя неприкаянной, никому не
нужной. Ради денег растрачивала талант, в угоду лишенным вкуса заказчикам.
Но однажды решила, что пора расправить крылья, пора бежать из тесной
квартирки, где страдала и умирала бабушка, пора отправиться в странствия в
поисках новых, свежих впечатлений, способных вдохновить ее на невиданные
доселе шедевры. Это решение было последним, что запомнилось Берил с полной
отчетливостью.
Что она делала в течение двух утраченных лет, оставалось только гадать.
Надо думать, путешествовала по стране, как и было задумано. Но в конце
концов дорога привела ее на остров Скалистый, и там, впервые за много
месяцев, она обрела мир и покой.
- Я здесь счастлива, - с несокрушимой убежденностью проговорила Берил. -
Многие говорят, что, если бы повернуть время вспять, они бы жили иначе. Но я
рада всему, что со мной случилось, раз в итоге судьба привела меня сюда, на
остров.
Раненый дернулся, словно в грудь его вонзили кинжал. Он глухо закашлялся,
от лица отхлынула кровь.
- Луис!
Он со свистом втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы.
- Ничего. Все в порядке.
Но было видно: раненый лжет. Что бы ни послужило причиной, досталось
бедняге изрядно. На лбу его выступила испарина, в глазах отразилась такая
боль, что Берил смятенно охнула.
- Луис! - Она порывисто обняла его, привлекла к себе - мужчину вновь бил
жестокий озноб. Все произошло так быстро, что Берил просто оторопела. Неужто
вновь сказываются последствия шока? - Что случилось? Опять голова?
- Нет, все хорошо.
Голос его дрожал от напряжения.
- Не верю. Да ради всего святого, скажи, что стряслось! - молила она,
видя, что на глазах Луиса выступили слезы. - Не время разыгрывать из себя
героя!
- Просто ногу свело, - простонал он, да только Берил отродясь не видела
такого эффекта: сотрясалось все его тело. Может, сердечный приступ?
- Ты уверен? Я могу чем-то помочь? - взывала молодая женщина, не в
состоянии выносить зрелища его мук.
- Да, черт возьми! - прохрипел он, и в голосе его слились ярость, досада
и презрение к самому себе. - Обними меня. - Луис отбросил прочь грелку и сам
властно притянул молодую женщину к себе. - Крепче. - Берил запрокинула
голову, а он прижался лицом к впадинке между ее грудями и исступленно
зашептал:
- Еще крепче. Держи меня, черт подери.., и, ради Бога, не отпускай!
- Не отпущу! - пообещала она, судорожно смыкая руки и чувствуя, как под
пальцами ее пергкатываются напрягшиеся мускулы.
Раненый обхватил ладонями ее талию, сжимая захват все крепче, все
неумолимее, пока дыхание у Берил не перехватило и перед глазами не заплясали
красные точки. Но молодая женщина и не думала вырываться: ведь то, что
переживала она, не шло ни в какое сравнение с его неописуемой болью.
Текли бесконечные минуты. Дрожь Луиса понемногу начала затихать, мышцы
расслабились, однако даже тогда Берил не разомкнула объятий. Она не знала,
сумеет ли дать раненому то, что ему нужно, но обещала - и предать
страдающего человека не хотела и не могла.
Руки его разжались, обессиленно легли на ее бедра. Под кипой одеял
становилось все жарче. Прерывистое дыхание мужчины постепенно выровнялось,
зазвучало убаюкивающей колыбельной.
И время исчезло, растаяло точно дым. Берил закрыла глаза, пытаясь
справиться с хаосом в мыслях.., а когда, несколько секунд спустя, вновь их
открыла, было уже утро. Сквозь неплотно задернутые шторы пробивался холодный
свет, в углах комнаты затаились тени.
В первую секунду сонное сознание отметило, что проснуться рядом с этим
человеком самая естественная вещь на свете. Но вот пробудилась память,
заново возводя нерушимые преграды.
Головы их покоились на подушке совсем рядом, его теплое дыхание обдувало
ей губы, ноздри щекотал волнующий и пряный мужской запах. Сплетенные тела
словно наслаждались запретной близостью: ноги ее стискивали его бедро,
тонкие руки по-прежнему были сцеплены у него за спиной. Не в силах
высвободиться, Берил лежала и размышляла о своей ошибке.
Она позволила себе зайти слишком далеко. Страх, сострадание, тревога
одержали верх над благоразумием, и вот теперь между нею и мужчиной, что
покоился в ее объятиях, возникла прочная эмоциональная связь.
И не только эмоциональная, подумала она, едва Луис заворочался во сне,
устраиваясь поудобнее. Даже сквозь одежду Берил ощущала напрягшуюся мужскую
плоть. Тело ее словно пронзил электрический ток, соски сладострастно
напряглись, откликаясь на мерное движение его груди, и Берил решила, что
пора продумать стратегию отступления.
Она принялась осторожно высвобождать руку. Темные ресницы спящего
затрепетали, лоб прорезали морщинки, сближая ровные стежки на левом виске.
Она замерла, дожидаясь, чтобы мужчина снова успокоился.
- Берил? - пробормотал он, глубоко вдохнул и улыбнулся блаженной, сонной
улыбкой, опознав неповторимый запах, идущий от подушки. - Берил...
По-прежнему не открывая глаз, раненый чуть приподнялся, и губы его
безошибочно отыскали ее губы и приникли к ним в долгом нежном поцелуе, от
которого голова Берил пошла кругом. А Луис не спешил, то ласково покусывая
чуть припухлую нижнюю губу, то легонько прихватывая ее зубами, то втягивая в
рот в эротическом, чувственном ритме, от которого у женщины блаженно
поджимались