о  ее  от  возгласа  удивления  при  виде  таких
просторных апартаментов.
   Была здесь, конечно, и столовая,  но  они  обецадина  открытой  солнечной
террасе, защищенной от  солнца  решеткой,  увитой  виноградной  лозой,  сюда
проникал с моря легкий бриз.
   - Можно, мы пойдем теперь на море? Ну, пожалуйста,  пожалуйста!  -  Кэсси
была вне себя от радости. Линнет взглянула на Дину, которая кивнула головой.
   - Вы идите. А я полежу и почитаю, - заявила она.
   Линнет с улыбкой встала со стула. - Хорошо, - пошли. Но не  купаться,  мы
ведь только что пообедали, нужно немного отдохнуть, о'кей?
   Странно было лежать на пляже и знать, что он  весь  твой,  что  никто  не
будет бегать мимо тебя, забрасывая песок в лицо,  никто  не  пустит  на  всю
катушку радио, когда  ты  только  что  собралась  задремать.  Но  Линнет  не
привыкла к такому уединенному образу жизни. Она слышала отдаленные  крики  и
смех купающихся на городском пляже и не могла решить, нравится ли  ей  такой
привилегированный статус или она предпочла бы быть вместе с той толпой.
   - Ну что, переварился наш обед? Можно  купаться?  -  Кэсси  не  терпелось
броситься в море. Линнет,  в  бирюзовом  закрытом  купальнике,  который  она
купила прошлым летом, вошла в воду, внимательно следя за девочкой, хорошо ли
она умеет плавать и нужно ли действительно не спускать с  нее  глаз.  Ей  не
стоило беспокоиться. Кэсси чувствовала себя в воде, как рыба,  а  море  было
теплое и спокойное, практически без волн. Вскоре она вышла из воды,  обсохла
на солнце, нанесла на кожу еще крема для  загара  и  стала  с  удовольствием
наблюдать с берега, как Кэсси радостно плещется и ныряет в воде.
   - Хотите поджариться посильнее? Она не слышала его тихих шагов по песку и
увидела Макса, только когда он непринужденно шлепнулся рядом с ней. Вид  его
длинного крепкого тела в плавках заставил ее зардеться  от  смущения  -  она
старалась не смотреть на его загорелые мускулистые ноги и  грудь,  втянутый,
атлетический живот, полоски темных волос на  груди.  Он  был  одним  из  тех
счастливцев, которые одинаково хорошо выглядят  и  раздетыми,  и  в  дорогом
костюме - живое подтверждение того, что не одежда делает человека красивым.
   - Ты пропустила кое-какие места, - сказал он, забирая бутылочку с  кремом
из ее вялой, податливой руки. И стал наносить своей рукой крем  на  ее  шею,
плечи и ниже, до самого  края  глубокого  выреза  на  спине  ее  купальника.
Легкие, но уверенные движения  его  руки  вызывали  приятное  покалывание  в
позвоночнике,   от   его   прикосновений   волны    неописуемого    восторга
распространялись по всему ее телу - вдоль рук  и  ног,  доходя  до  желудка,
отзываясь искорками в ее груди. Сильное, мощное  возбуждение,  которого  она
никогда раньше не испытывала, захватило ее.
   Ей хотелось, чтобы оно продолжалось, повторяясь снова и снова,  хотелось,
чтобы опытные, знающие руки прикасались к ней и возбуждали  ее  еще  больше.
Ведь инстинкт подсказывал ей, что как бы это ни было приятно, это всего лишь
начало.
   Неужели именно такие чувства он возбуждал в Джоанне? И, подумать  только,
чем все это закончилось для нее!
   Должно быть, он почувствовал внезапную напряженность ее  тела.  Его  руки
замерли, как-то сразу и неожиданно, на ее плечах, затем он убрал их совсем.
   - Тебе нужен бикини, Линнет, - лениво заметил он. - Ты бы  больше  смогла
загореть. Особенно с открытой грудью.
   Жаркие волны, которые пробегали по ее телу, не имели никакого отношения к
солнечному теплу.
   - Я не загораю с открытой грудью, -  сказала  она,  зная,  что  ее  голос
звучит невыносимо педантично.
   - Нет? - она услышала в его  голосе  недоумение,  но  даже  не  повернула
головы, так как старалась избегать смотреть ему  в  глаза.  -  Очень  многие
девушки загорают так теперь, хотя мне кажется, на пляже  становится  скучно,
когда все на виду в таком количестве. Но здесь никого, кроме  нас,  нет.  Ты
можешь свободно загорать с открытой грудью.
   Ну уж нет, пока ты рядом, я не смогу, лихорадочно  думала  она,  не  смея
представить себе, как бы она обнажила чуть  больше  своего  тела  перед  его
холодным оценивающим взглядом. Испытывая  смущение  от  того,  что  ее  тело
отреагировало на ее мысли, она сказала:
   - Спасибо, но это не для меня.
   - Как хочешь, -  сказал  он,  демонстрируя  свое  безразличие.  -  Я  иду
купаться. Это один из немногих дней, когда я могу позволить себе делать, что
хочу.
   Она наблюдала, как он долго плавал и играл в воде с Кэсси,  но  почему-то
стеснялась  присоединиться  к  ним.  Все-таки  она  не   член   семьи.   Она
чувствовала, что Кэсси, пока отец был рядом с ней, не нуждалась в ее  опеке,
а  Макс  не  приглашал  ее.  Когда  они  вышли  из  воды,  Кэсси  задремала,
свернувшись  калачиком  под  зонтом  от  солнца,  а  Макс  сидел,  подставив
солнечным лучам, которые к тому времени уже утратили яростную силу, свое уже
превосходно загоревшее тело, чтобы оно высохло.
   - Кэсси для своего возраста прекрасно плавает, - заметила  Линнет,  -  но
она нуждается в компании других детей, чтобы играть с ними. На частном пляже
она их не найдет.
   Он бросил на нее предостерегающий взгляд.
   - Я очень разборчив в отношении друзей моей дочери, - сказал он. -  Когда
она пойдет в школу, у нее будет множество подходящих приятелей.
   - А до тех пор? Разве друзья  вашей  жены  не  приводили  с  собой  детей
поиграть на пляже? Он коротко рассмеялся.
   - Друзья Джоанны, если они были обременены детьми, обычно держали  нянек,
чтобы было с кем их оставить, - сухо сказал он. - Косиме  особенно  повезло,
что у нее всегда была компания Дины.
   От Линнет не ускользнула резкая нотка в его голосе, которая могла служить
предостережением против дальнейшего развития этой темы,  но  она  не  смогла
удержаться.
   - Я думала, что все итальянцы обожают детей,  -  сказала  она  как  можно
непринужденнее, как будто они просто вели вежливую беседу и у  нее  не  было
особого интереса к здешней жизни Джоанны.
   - В большинстве случаев это так, - согласился он. - Но круг знакомых моей
жены составляли в основном англичане и американцы. Она так  и  не  научилась
свободно  владеть  итальянским  языком,  чтобы  по-настоящему  сблизиться  с
итальянскими друзьями.
   - За семь лет? - переспросила  Линнет,  настолько  шокированная,  что  не
подумала, прежде чем задать вопрос.
   Его голубые глаза как  бы  затаились  и  сузились,  когда  он  пристально
взглянул на нее.
   - Кто вам сказал, сколько лет я был женат на ней? - резко спросил он.
   - Гм... Не помню, наверное, Дина, - быстро проговорила Линнет.  Ей  вдруг
стало холодно - непонятно почему,  ведь  солнце  все  еще  приятно  грело  -
холодно и страшно. Она приблизилась к  самому  краю  темной  тайны,  которую
составляло супружество Макса и Джоанны, и мертвые, ледяные пальцы  коснулись
ее собственного чуткого настроения. - Ведь это не секрет?
   - Нет, конечно, - признал он. - Но я предпочитаю не обсуждать свой  брак,
я был бы благодарен, если бы ты не говорила о нем с моей теткой. Как  бы  то
ни было, она не очень ладила с Джоанной.
   Линнет было  трудно  поверить  в  это.  Дина  была  такой  дружелюбной  и
открытой, готовой всегда помочь, что трудно было представить, что кому-то не
удалось расположить ее к себе. А Джоанна...  Джоанна  могла  очаровать  кого
угодно, потрясти собравшихся своим остроумием, озарить всех своей улыбкой...
   Но лишь до тех пор, пока она поступала, как хотела, снова сказал  тот  же
спокойный, незнакомый голос, и Линнет вздрогнула, как будто он исходил из-за
ее плеча, шепча неприятную правду ей в ухо, которое не  хотело  слышать  ее.
Нет - прочь, защищалась она. Джоанна умерла; это нечестно... И голос сказал:
"Да будет тебе, она могла  быть  несносной,  язвительной  и  просто  жаждала
крови, если что-то было не по ней..."
   Линнет не смогла заставить себя спросить, откуда он исходит, этот  голос,
ч почему она слышит его только теперь,  когда  проникала  в  Италию.  Вместо
того, сильно тряхну и головой, она сказала:
   - Уверяю вас, я и не думаю обсуждать  ваш  брак.  Это  не  мое  дело,  он
интересует меня лишь в вопросах, касающихся Кэсси.
   Его ответ прозвучал резко, как недвусмысленный запрет вообще трогать  эту
тему в дальнейшем.
   - Едва ли он вообще касается ее, - сказал он. -  Уж  в  этом  можешь  мне
поверить.
   Линнет казалось, что она ведет две, независимые друг от друга жизни. Одна
была  спокойной,  размеренной  и  почти  скучной,  -  приятное,   неизменное
существование, которое стало привычным, когда не было Макса. В такие дни  ей
почти удавалось убедить себя, что она всем довольна, что все  хорошо  и  что
она чувствует себя среди ди Анджели как дома. За исключением  того,  что  ее
окружала роскошь и что Кэсси была чуть больше надобности опекаемым ребенком,
жизнь здесь в основном ничем не отличалась от жизни какой-либо другой семьи.
   Иногда она пребывала в таком ровном, благодушном настроении  много  дней,
убаюканная морем и  солнцем,  получая  удовольствие  от  быстрого  овладения
итальянским языком, все больше привязываясь к Кэсси. И вдруг откуда-то, куда
его бросали дела, возвращался Макс, и сразу все менялось.
   Не то, чтобы менялся образ жизни. Настроение домашних всегда повышалось в
присутствии хозяина, но она сама была уже не в  состоянии  расслабиться,  ей
было трудно вести себя, как всегда,  зная,  что  он  где-то  рядом.  Простое
сознание того, что он может  спуститься  к  ужину,  что  он  может  внезапно
появиться на пляже или в саду, приводило ее в состояние нервозного ожидания.
   Она должна была признать, что это уже был не страх скомпрометировать себя
или случайной оговоркой выдать какой-то факт, которого она не должна была бы
знать. Она  должна  была  честно  признаться  самой  себе,  что  он  властно
привлекает ее.
   Он женился на ее подруге, сделал  ее  невыносимо  несчастной  и  в  конце
концов довел до срыва. Это было известно Линнет. Она не могла  притворяться,
что всего этого не случилось. И все же  ее  тянуло  к  нему.  Она  не  могла
придумать оправданий. Это был человек с мощной харизмой, и она была  так  же
беззащитна перед ним, как и Джоанна. Самой заветной,  единственной  надеждой
ее  было  проработать  следующие  несколько  месяцев,  не  дав  ему  поводов
потешаться над ней, осознав ее чувства.
   Однажды вечером он отправился в Венецию на ужин и не вернулся к завтраку.
Дина, не выражая никакого беспокойства, сидя за своим  кофе  с  булочками  и
фруктовым соком, глубокомысленно улыбнулась Линнет:
   - Знаете, он взрослый мужчина и не  должен  ни  перед  кем  отчитываться,
когда он приходит и уходит.
   - Я ничего не сказала, - быстро ответила Линнет.
   - Вы могли и не говорить, дорогая. У вас написано на лице, что вам это не
нравится, - мягко сказала Дина.
   - Меня это не касается, - упрямо настаивала Линнет. - Только... Его  жена
ведь умерла совсем недавно, не так ли? Не слишком ли  рано  он  стал  искать
утешения?
   - А-а. - Дина помолчала, потом  решительно  тряхнула  головой.  -  Мы  не
знаем, действительно ли он занимается этим. Вы спешите с...
   - Выводами. - подсказала Линнет.
   - Да, с выводами. Но даже если то, о чем вы  думаете,  правда,  у  мужчин
есть свои потребности, не так ли?
   - У женщин тоже, - не думая,  сказала  Линнет,  и  Дина  кивнула,  полная
согласия.
   - Это правда. Я  была  замужем  много  лет.  Теперь  я  одна,  и  мне  не
хватает.., близости, - призналась она с тоской. - Но у женщин  чувства  чаще
бывают к одному мужчине, тому, кого она любит. У вас есть такой?
   Теперь была очередь Линнет покачать головой.
   - Нет. Такого нет, - сказала она. - Я всегда была слишком занята  учебой,
музыка поглощала все мое время. У меня никогда не  было  времени  думать  об
этом. Но все же я не верю, чтобы  мужчина  мог  легко  забыть  или  заменить
любимую женщину. Если Макс любил свою жену...
   Она резко оборвала себя, осознав, что делает именно то, что  он  запретил
ей делать - обсуждать его брак. И привело ее в чувство не только собственное
сознание неловкости положения, но и внезапно появившееся на обычно  открытом
лице Дины замкнутое выражение.
   - Извините, - быстро проговорила она. - Как я уже  сказала,  это  не  мое
дело.
   Дина сочувствующим жестом коснулась руки Линнет.
   - Вы живете здесь, как член нашей семьи. Естественно, вам хочется кое-что
знать, - сказала она. - Если я скажу вам...  Между  нами,  по-дружески,  что
этот брак никогда не был идеальным,  а  к  концу  он  вообще  перестал  быть
таковым, сможем мы никогда больше не  возвращаться  к  этой  теме?  Макс  не
простой человек, я знаю; он требовательный, слишком интересный  внешне,  что
не приносит ему пользы, он  вечно  в  пути.  Но  Джоанна...  -  Она  надолго
умолкла, не решаясь продолжить, и Линнет боялась дышать, чтобы не  вспугнуть
ее.
   Наконец она произнесла с неохотой, как будто из нее это вытащили клещами:
   - У Джоанны был очень трудный характер. С самого начала ей, по-моему,  не
нравилась Италия. Она все время уезжала и возвращалась и снова  уезжала.  То
за туалетами в Париж, то к друзьям в Канны.
   Это Джоанна-то уезжала? Джоанна бежала из дома? Линнет так долго рисовала
себе печальную картину, в которой Джоанна играла роль настоящей затворницы в
"Кафаворите", зависящей от капризов мужа, что она едва могла поверить в  то,
что ей говорила Дина.
   Она тетка Макса, естественно, она на его стороне, подумала Линнет,  но  в
душе не могла  отрицать,  что  Дина  честный  и  откровенный  человек.  И  с
готовностью признает недостатки Макса.
   - Но когда родилась Кэсси, то, конечно же,  все  изменилось?  -  спросила
Линнет.
   - Я надеялась - я молила, чтобы это было так. Ребенок  иногда  удерживает
вместе мужчину и женщину. Но... - Она снова покачала  головой.  -  Я  и  так
слишком много сказала. Хватит, - решительно сказала она.
   Джоанна, должно быть,  была  так  несчастна,  заставляла  себя  повторять
Линнет, что даже ребенок не изменил ее жизнь к лучшему. Она  была  вынуждена
продолжать убегать из дома. Наверное, во всем был виноват Макс.
   Но ее непоколебимая в прошлом убежденность дала трещину. Картина, которая
неизменно жила в ее воображении с тех  пор,  как  она  приехала  в  Венецию,
потеряла свою четкость, ясность, одноплановость.  Появились  новые  контуры,
новые грани, о  которых  она  и  не  подозревала.  И  как  она  ни  пыталась
настойчиво убеждать себя, что все это чепуха -  в  конце  концов  она  знала
Джоанну - даже в эту мысль начало закрадываться сомнение. Насколько  глубоко
и полно может знать наивная, юная девушка молодую женщину, на несколько  лет
старше себя, которая в полном объеме обладает сексуальной индивидуальностью?
   Линнет переполняли и расстраивали все эти сомнения и вопросы, а поскольку
Дина ушла в гости, взяв с собой Кэсси, некому  было  отвлечь  ее.  День  был
таким же неизменно жарким и солнечным, как всегда, но она не могла вызвать в
себе энтузиазма, достаточного для того, чтобы представить  себя  лежащей  на
пляже в одиночестве.
   Пойду прогуляюсь, вдруг  решила  она.  Она  давно  давала  себе  обещание
побывать на островах венецианской лагуны - вот и подвернулся случай.
   Надев черные шорты-бермуды, белый открытый топ и  босоножки  -  не  забыв
прихватить свою шляпу  с  большими  полями,  -  она  отправилась  автобусом,
который ходил по главной дороге, до Трепорти, откуда  на  острова  регулярно
курсировали пароходики.
   Было приятно сидеть  на  открытой  верхней  палубе  небольшого  парохода,
подставляя свои длинные волосы под легкий ветерок, и с интересом  наблюдать,
как постепенно  приближался  остров  Бурано:  сначала  стала  видна  высокая
колокольня его церкви, потом нагромождения домов и, наконец,  пристань,  где
она с радостью выпрыгнула на берег.
   Было невероятно, не правдоподобно живописно, и у  Линнет  снова  возникло
чувство, которое она часто испытывала в Венеции, что какой-то кинорежиссер с
больным воображением хватил через край, умышленно соединив все эти  элементы
в  грандиозную  декорацию.  Как  и  Венецию,  Бурано  во  всех  направлениях
пересекали каналы, но несмотря на множество людей, гуляющих по узким аллеям,
мостам и  тропинкам  вдоль  каналов,  здесь  преобладало  дремотно-спокойное
настроение. Узкие дома были все окрашены не в приглушенно  пастельные,  а  в
глубокие живые тона - ярко-голубой, алый,  темно-оливковый  -  и  у  каждого
стояла на приколе  лодка,  единственный  вид  транспорта  на  этом  острове,
изобилующем водными путями.
   Как в трансе, Линнет медленно шла по улицам, останавливаясь у витрин, где
женщины неутомимо плели  кружева,  которыми  славится  Бурано.  Повернув  на
улицу, ведущую к каналу, по обе стороны которой располагались рестораны, она
оказалась перед церковью и  на  большой  рыночной  площади,  где  вовсю  шла
торговля.
   Старушки в черных шалях покупали овощи, смешиваясь с  туристами,  которые
рассматривали фигурки животных из стекла и кружевные салфетки, и среди  них,
неожиданно и невероятно, как мираж, появился  Макс  ди  Анджели,  высокий  и
заметный, он стоял,  обняв  одной  рукой  опущенные  плечи  одной  из  таких
старушек, которая держала свою корзинку для овощей.
   Линнет резко остановилась в  середине  улицы,  сознавая,  что  неприлично
откровенно глазеет на него, но не в состоянии  что-либо  с  собой  поделать.
Однако он ее не заметил. Он смеялся, смеялась и старушка -  она  просто-таки
кудахтала от всего сердца, и Линнет увидела, как она легко шлепнула Макса по
ляжке, как будто они только что обменялись солеными шуточками.
   Она  наблюдала  эту  сценку  со  все  возрастающим  недоверием,  но   это
действительно был Макс, хотя что он здесь делал и в такой компании,  она  не
могла себе представить. Чем бы он ни занимался, она решила, что он не должен
застать ее наблюдающей за ним, и собралась уже шмыгнуть обратно по  улице  и
спрятаться в одном из магазинов, когда, продолжая смеяться, он повернулся  и
взглянул прямо ей в лицо.
   Линнет окаменела. Теперь она не могла исчезнуть или сделать вид,  что  не
заметила его. Кроме того, сказала она  себе,  выпрямляясь,  она  не  сделала
ничего плохого. Ведь она не преследовала его и даже не подозревала,  что  он
может оказаться здесь, так почему же она снова чувствует себя виноватой?
   - Линнет! - Он позвал ее, и хотя его тон был обычным, это прозвучало, как
приказ, и она повиновалась и медленно пошла к нему.
   - Добрый день, - она вежливо кивнула старушке, которая  смотрела  на  нее
снизу вверх живым, заинтересованным взглядом.  Линнет  внимательно  слушала,
как Макс объясняет, кто она, понимая, несмотря на быстрый темп его речи, как
он говорит, что она англичанка и помогает присматривать за Косимой.  Но  она
почти не поняла ответ, кроме фразы о том, что Макс  всегда  был  шалуном  и,
слава богу, теперь он немного исправился!
   - Альба была моей нянькой так давно, что я даже  не  помню,  сколько  лет
назад, - сказал Макс с улыбкой. - Она пришла к нам в дом с Бурано и в  конце
снова переехала жить сюда.
   Линнет улыбнулась ей, как старой знакомой, когда Альба снова подняла свою
корзинку, попрощалась и отправилась к  группе  своих  товарок  у  одного  из
лотков.
   Оставшись наедине с Максом  -  хотя  кругом  было  множество  людей,  его
присутствие заставляло ее чувствовать себя одинокой  даже  в  толпе,  Линнет
сказала:
   - Дина взяла с собой Кэсси  в  гости,  вот  я  и  решила  отправиться  на
экскурсию.
   - Ты не обязана отчитываться передо мной, чем ты занимаешься в  свободное
время, - сказал он. На нем были  брюки  от  того  повседневного  костюма,  в
котором он ушел из дома вчера вечером, хотя он был без галстука, рукава  его
рубашки были закатаны, а пиджак перекинут через руку.
   - Я думала, вы в Венеции, - сказала она.
   - Я не обязан отчитываться перед тобой, что я делаю в свободное врем