все начать сначала после горького поражения в Штатах. Я
был совершенно уверен в правильности моих разработок и думал, что  аэроплан,
построенный по моим чертежам, взлетит. Но, увы...
   - Что же произошло?
   - Авария, еще до того как машина поднялась в воздух. Какой-то дефект... Я
бросил эксперименты и вернулся домой. - Он  глубоко  вздохнул.  -  Ко  всему
прочему, - профессор указал на спокойный деревенский пейзаж, окружающий нас,
- здесь, среди этих полей, кажется, что  мир  со  всеми  его  сумасшествиями
находится очень далеко отсюда, правда?
   - Да, правда.
   Мне было так хорошо - вдыхать  запах  душистых  полевых  цветов  и  трав,
встречать   новых   людей,   таких,   как   деревенские   кузнецы,   которые
останавливались, чтобы перекинуться с профессором парой слов.
   Я написала отцу письмо. В нем не было ничего такого, что  не  понравилось
бы Адаму, но я почувствовала удовлетворение от того, что отправила  его  без
ведома моего надсмотрщика. Хотелось, чтобы  отец  знал,  что  я  нахожусь  в
Линвуд-холле. Правда Джаспер вполне мог прятаться  где-нибудь  поблизости  -
ведь ему поручили следить за мной.
   Должно быть, что-то в  моем  поведении  заставило  профессора  неожиданно
спросить:
   - Шарлотта, вы счастливы? Ваш отец одобрил этот брак?
   Сердце мое упало.
   - Почему вы спрашиваете об этом?
   - Сам не знаю. Иногда вы кажетесь такой  счастливой..,  а  иногда  совсем
поникшей. Я ничего не понимаю в любви - ведь я старый холостяк, но  порой  у
вас бывает взгляд, как у щенка, который ждет, что его  ударят.  Ваш  муж  не
обижает вас?
   - О нет. - Я умудрилась рассмеяться. Грубое  обращение  я  вынесла  бы  с
легкостью. Чего я страшилась - так это его нежной ласки.
   - Ну, тогда я рад. У вас, Шарлотта, есть характер и сила воли. Вы  похожи
на своего отца. Ему я доверил бы даже свою жизнь.  Равно  как  и  вам  -  не
сомневаюсь, что при любых обстоятельствах смог бы положиться на вас.
   Внезапно свет померк для меня. День больше не казался мне  приветливым  и
безмятежным. Слова профессора несли в себе зловещий подтекст.
   - Что вы имеете в виду? Он улыбнулся.
   - Не тревожьтесь. Я просто старик,  который  несет  всякую  околесицу.  -
Профессор нежно сжал мне руку. - Может, поедем  назад?  Давайте  наперегонки
вон до той изгороди.
   С этими словами он умчался вперед, а мне осталось  только  глотать  пыль,
несущуюся из-под колес его велосипеда. Несмотря на молодость, я не могла его
догнать. Остаток пути мы  ехали  рядом,  болтая  на  разные  темы.  К  моему
счастью, темы эти оказались довольно-таки нейтральными, поскольку  мне  было
невмочь лгать старому доброму другу отца.
   С Ларри Линвудом я тоже общалась с удовольствием. Он виделся мне  братом,
которого у меня никогда не  было.  И  хотя  я  знала,  что  молодой  человек
испытывает ко мне отнюдь не братские чувства, относился  он  ко  мне  как  к
замужней даме. Ларри показывал мне своих лошадей, и мы вместе ездили  верхом
вдоль кромки воды во время отлива. Морской соленый воздух оказывал  на  меня
целебное действие, и на короткое время мне удавалось  забыть  о  приближении
праздника, который должен был знаменовать собой крах всей моей жизни.
   Адам много времени ездил верхом на черном  жеребце,  которого  Ларри  ему
предоставил. Коня звали Миднайт, и меня предупредили, что,  если  подойти  к
нему сзади, он может лягнуть. Миднайт и Адам походили  друг  на  друга  -  в
обоих было что-то зловещее и одновременно завораживающее.
   Глядя, как Адам пускает жеребца в галоп и тот скачет по воде,  отчего  их
обоих окутывает облако брызг и кажется, что это летит сам дьявол, я задавала
себе вопрос, уж не  выплескивает  ли  он  таким  образом  тревоги  и  дурные
предчувствия. В такие минуты я не могла не волноваться, что Миднайт способен
сбросить его, и корила себя за то, что тревожусь о безопасности негодяя,  но
ничего не могла с собой поделать. Та ночь, когда его чуть не смыло в  океан,
не померкла в моей памяти, снова и снова повторяясь в сновидениях. Временами
я просыпалась в холодном поту и с его именем на устах.
   Меня радовало, что наши апартаменты  были  достаточно  просторными  и  мы
могли держаться друг от друга  на  некотором  расстоянии.  Мы  появлялись  и
исчезали как актеры, участвующие  в  представлении.  Адам  настаивал,  чтобы
иногда мы предпринимали  прогулки  по  саду  вдвоем,  изображая  влюбленных,
ищущих уединения. Во время  этих  прогулок  я  шла  рядом,  холодея  от  его
прикосновений  и  в  то  же  время  желая  произвести  впечатление  женщины,
наслаждающейся обществом любимого.
   - Красивое место, не правда ли? -  говорил  Адам,  вдыхая  полной  грудью
морской воздух.
   - Да, - соглашалась я. - И долго еще мы здесь пробудем?
   - Не знаю. По крайней мере неделю.
   До вечера Памелы оставалась ровно неделя.

Глава 13

   Подобно ребенку, подсматривающему за взрослыми, наблюдала я за  прибытием
многочисленных экипажей, запряженных лоснящимися рысаками.  То  была  сцена,
словно взятая из романа, и я, безусловно, наслаждалась бы  ею,  если  бы  не
знала о грядущих событиях. Уинстон то и дело открывал дверь и  приветствовал
роскошно одетых женщин и мужчин всех возрастов.  У  меня  появилось  нелепое
желание спуститься вниз и отослать всех прибывших обратно -  как  будто  мой
поступок мог предотвратить неминуемое несчастье.
   Адам ушел к гостям. Я же осталась в своей комнате, отговорившись головной
болью, и оттуда смотрела в окно, подобно  рассерженному  ребенку.  При  виде
Адама, расхаживающего среди приглашенных, восхищающихся садом, сердце у меня
сжалось.
   Я не знала, как скоро начнет он действовать, но была уверена, что ему уже
известно местонахождение сейфа с драгоценностями. Возможно,  Адам  планирует
похитить их до начала вечера,  тогда  он  окажется  рядом,  когда  бархатные
футляры будут из него вынуты. Я закрыла глаза и прижалась  лбом  к  оконному
стеклу, стараясь не думать  о  том,  что  последует  за  кражей.  Как  смогу
притвориться я  невиновной  овечкой,  когда  люди  укажут  на  меня  как  на
сообщницу  вора?  Кто  поверит  в  загадочную   историю   о   принудительном
замужестве?..
   От горьких мыслей меня оторвал стук в дверь. Я попыталась  взять  себя  в
руки, чтобы по выражению лица невозможно было понять, что  творится  в  моей
душе. Я знала, что это не Адам и не слуга.
   На пороге стоял профессор Линвуд. На нем были бриджи и пиджак, как  будто
он только что катался на велосипеде.
   - Шарлотта, дорогая,  мне  сказали,  что  вы  плохо  себя  чувствуете,  -
обеспокоенно произнес он.
   - Ничего, просто голова болит. Прошу вас, входите.  -  Я  провела  его  в
гостиную, и мы сели на диван.
   - Я тут принес вам кое-что, чтобы скоротать время. - И профессор  передал
мне альбом в кожаном переплете. - Воспоминания о моих днях в  Оксфорде.  Тут
вы найдете много фотографий вашего отца и несколько - матери. Она была такая
красавица, скажу я вам. Если  бы  представился  случай,  я  сам  бы  на  ней
женился. А вы тогда были бы моей дочерью. - Он сказал это так проникновенно,
что я, растрогавшись, обняла его.
   Мой жест заставил его лицо просветлеть.
   - Вы дали мне понять, как много я потерял. - Профессор откашлялся. -  Вот
я и подумал, что, возможно, вы совершите со мной прогулку в прошлое.
   В его словах сквозило такое одиночество! Он был полностью погружен в свою
работу, и насмешки,  посыпавшиеся  на  него  после  неудачи,  заставили  его
забросить проект. Должно быть, ему было чрезвычайно тяжело вернуться домой в
качестве  человека,  потерпевшего  поражение.  Я  вспомнила,  как  мой  отец
говорил,  что  наше  правительство  обошлось  с  ним  слишком   жестоко.   И
радовалась, что могу хоть как-то приглушить его боль.
   Почти час  сидели  мы  рядышком,  разглядывая  фотографии.  У  профессора
имелась история почти про каждую из них. С пожелтевших от времени снимков на
меня смотрел молодой отец - с возрастом его улыбка не потускнела. При  мысли
о нем на глаза мои навернулись слезы.
   Профессор перевернул страницу, и  я  увидела  красивую  молодую  девушку,
смотрящую в объектив широко раскрытыми глазами. То была моя мать, умершая во
время эпидемии гриппа, когда я была совсем маленькой девочкой.
   - Вы так похожи на нее и внешностью, и характером.  Я  так  рад,  что  вы
приехали в Линвуд-холл.
   Я вздохнула. Что.., что будет  он  думать,  когда  мой  муж  предаст  нас
обоих?
   - Спасибо. Я обязательно расскажу отцу о вашей доброте.
   - Возьмите альбом. Я хочу, чтобы он был у вас. Возьмите и покажите  отцу.
Передайте, что я восхищаюсь вами, и то, как  много  значило  для  меня  ваше
появление здесь. Он очень богатый человек, знаете.
   Я улыбнулась  -  наш  домик,  вероятно,  мог  бы  уместиться  в  гостиной
профессора, а мебель в нем была старой и совсем простой.
   - Есть много видов богатства, - сказал он, как бы  прочтя  мои  мысли.  -
Жизнь распределяет награды между людьми поровну. У  меня  есть  Линвуд-холл,
наследство и международное признание, а у него -  вы.  Перевес  явно  в  его
пользу. Позаботьтесь о нем, прошу вас.
   - Да, позабочусь. - Профессор  обязательно  поймет,  почему  я  не  могла
поступить иначе. -Мы будем бережно хранить ваш дар, - сказала я охрипшим  от
волнения голосом, прижимая альбом к сердцу.
   Профессор наклонился и поцеловал меня в щеку.
   - Ну ладно, я должен  идти.  Памела  не  простит  мне,  если  я  не  буду
изображать из себя гостеприимного хозяина. Сам  я  никогда  не  заботился  о
подобных вещах, но ведь племянники несли всю  ответственность  за  поместье,
пока я был в Америке, и мне следует быть им за это благодарным.
   - Они вас очень любят, - сказала я и удивилась тому, что  улыбка  на  его
лице померкла.
   - Да? - протянул он и сменил тему. -  Когда  почувствуете  себя  получше,
спускайтесь и  помогите  мне  управиться  с  этой  толпой  народу,  жаждущей
увеселений.
   После ухода профессора ко мне вернулась былая неугомонность.  Остаться  в
комнате - значит поступать вопреки своей природе. Отец всегда корил меня  за
то, что я влезаю во все с самоуверенностью  Ганнибала,  переходящего  Альпы.
Мне следовало и сейчас применить смекалку, чтобы расстроить планы вора-мужа.
Я должна была найти способ остановить его, не  принося  при  этом  в  жертву
своего отца. Да, мне надо быть рядом с Адамом, следить за каждым его шагом и
тем самым не дать совершить кражу.
   Он весьма удивился моему поведению: я, как  могла,  разыгрывала  из  себя
преданную жену. Ходила за ним по пятам и, когда мы поднялись к  себе,  чтобы
переодеться к ужину, больше чем когда-либо уверилась, что не  спущу  с  него
глаз в течение всего вечера.
   - Осторожнее, - усмехнулся Адам, - твое поведение весьма подозрительно.
   - О чем это ты? - притворилась я непонимающей.
   - Ты прилипла ко мне, как чертополох к лошадиному хвосту.
   - Ну, ты действительно уловил сходство! Адам рассмеялся.
   - Дорогая, ты никогда не перестанешь меня изумлять. Кто бы  подумал,  что
ты способна на подобное!
   - О, я способна на  такие  вещи,  о  которых  ты  и  не  подозреваешь,  -
самоуверенно возразила я.
   -  Ты  ведь  полагаешь,  что  сегодня   вечером   я   собираюсь   украсть
драгоценности, не так ли?
   - А разве нет?
   - Конечно нет. - Адам усмехнулся. Над чем он смеялся - надо мной или  над
тем, что мог показаться кому-то похитителем драгоценностей?
   - Не правда! Ты ждешь не дождешься,  когда  можно  будет  запустить  свои
грязные руки в чужое добро. - Внезапно я почувствовала, что больше  не  могу
притворяться, и взмолилась:
   - Давай уедем сейчас же и вернемся в  домик  на  Риджент-стрит.  Я  боюсь
того, что должно произойти. Прошу тебя, Адам...
   Тогда он взял меня на руки. В его глазах больше не  сверкала  злость.  Он
медленно поцеловал меня в губы. Поцелуй его был нежным,  как  бы  окрашенным
чувством вины или сожаления. Затем он поцеловал мои  веки  и  нежно  потерся
носом о мой нос.
   - Я люблю тебя, Шарль, - прошептал он.
   - Так ты уедешь? Бросишь весь этот ужас?
   - Я не могу.
   - Но почему? - воскликнула я. - Обычно ты, не колеблясь делаешь  то,  что
хочешь. Давай уложим вещи и уедем еще до ужина!
   - Шарль, ты не понимаешь, о чем идет речь.
   - Как я могу это понять, если ты не говоришь мне ничего?
   - Чем меньше ты знаешь, тем в большей безопасности находишься.
   - В безопасности? Неужели ты не понимаешь, что, что бы ни произошло, меня
обвинят в сообщничестве. Я могу даже попасть в тюрьму!
   - Не преувеличивай, Шарль! - Из его  голоса  исчезла  теплота.  -  Просто
веселись сегодня вечером и выброси из головы всякие догадки - все равно  они
будут неверны!
   - Посмотрим! - Я вырвалась из его рук и в молчании завершила свой туалет.
   Вечернее платье Адам купил мне в  Лондоне,  чтобы  восполнить  отсутствие
свадебного наряда, как он сказал. Тогда - я нашла  его  очень  красивым,  но
сегодня надевала без всякой радости - только потому, что другого подходящего
случаю наряда в моем гардеробе не  было.  Жемчужно-белое  платье  из  атласа
украшала желтая шелковая роза, а сзади складки шифона  ниспадали  на  пол  в
виде шлейфа. Белые перчатки были вышиты цветами в тон цветку на лифе.
   Из своих волос я соорудила нечто вроде короны, и в нее воткнула маленькое
перышко из драгоценных камней. Вид  мой  поразил  меня  -  прекрасно  одетая
молодая женщина, спокойная, знающая себе цену и очень красивая. Мне пришлось
напомнить себе, что  женщина,  отражение  которой  я  увидела  в  серебряном
зеркале, - не кто иная, как я сама.
   У Адама даже в вечернем костюме был очень мужественный вид,  в  то  время
как у большинства мужчин, когда они надевают стоячие воротнички и рубашки  с
рюшами, он исчезает. На моем муже был фрак, который подчеркивал его  широкие
плечи и тонкую талию. Узкие брюки обтягивали  длинные  стройные  ноги.  И  я
поймала себя на том,  что  вспоминаю,  как  эти  ноги  прижимались  к  моим.
Когда-то я назвала Адама дьяволом и теперь понимала, что это,  должно  быть,
правда. Но какое бы зло он ни воплощал собой, я все равно не могла перестать
его любить.
   Когда меня увидел Ларри, он буквально остолбенел, словно неожиданно узрел
прекрасную незнакомку. Затем рассыпался в  комплиментах  и  куда-то  убежал,
весь красный от возбуждения.
   - Я же говорил, что ты устроила настоящее состязание, - рассмеялся Адам.
   Его позабавила реакция  Ларри  на  мое  появление.  Однако  когда  Фредди
устремил на меня оценивающий взгляд, веселость Адама несколько  поумерилась,
а глаза обрели привычное холодное выражение.
   В основном движимая желанием позлить Адама, я кокетливо улыбнулась Фредди
и почувствовала волнение, когда его взор скользнул по лифу  моего  платья  и
остановился на глубоком треугольном вырезе.
   - Исключительно, - дерзко пробормотал он, целуя мне руку.
   В этот момент я увидела Памелу всего в нескольких шагах от нас.  Так  она
стала свидетелем нашей встречи! В ее  темных  глазах  плескалась  ненависть.
Одета  она  была  в  черный  бархат,  который  подчеркивал  белизну  кожи  и
великолепно контрастировал с бриллиантами и рубинами,  украшавшими  ее  шею.
Так вот они, фамильные драгоценности Линвудов!
   Адам поспешил к ней, и сердце мое упало. Он улыбнулся  своей  неотразимой
улыбкой и процитировал:
   - "Она прекрасна, словно ночь". Уверен, что поэт имел в виду именно  вас,
Памела, когда писал эти строки.
   Она улыбнулась, и на мгновение выражение ее лица смягчилось.
   - Благодарю вас.
   - Это колье немыслимой красоты.
   - Целая сотня великолепных камней, -  ответила  Памела,  дотрагиваясь  до
украшения, достойного королевы.
   Теперь стало ясно, почему Адам пожертвовал изумрудами кузины!
   - Прадедушка привозил камни со всего света, а потом, когда  их  набралось
достаточно, заказал это колье.
   - Изумительно, - пробормотал Адам.
   - Да, оно просто великолепно. - Я улыбнулась Памеле. - Никогда не  видела
ничего подобного... Но наверное, вам не очень уютно в нем, Памела.
   Она холодно посмотрела на меня - ее длинная шея  как  будто  еще  немного
вытянулась.
   - Однако драгоценности и существуют для того, чтобы их носить.
   - Да, конечно, - вежливо согласилась я.
   Мне  пришло  в  голову,  что  Памела  выставила  напоказ  свое  богатство
специально для того, чтобы побудить Фредди сделать ей предложение.
   Этот вечер стал для меня настоящим кошмаром. Я говорила  то,  что  должна
была говорить, при этом постоянно  думая  об  одном...  Ужин  сервировали  в
роскошном зале, видеть  который  прежде  мне  не  приходилось.  Его  потолок
украшало панно с  изображением  пасторальных  сцен...  Огромные  фламандские
гобелены висели на  стенах.  Профессор  упомянул,  что  его  предки  сделали
состояние на торговле - что ж, в зале было более чем достаточно свидетельств
того, что дела их шли действительно успешно.
   Огромный стол сверкал от хрусталя,  серебра  и  тонкого  фарфора.  Памела
заняла место на одном его конце,  профессор  -  на  другом.  Они  сидели  на
высоких троноподобных стульях, а по  бокам  стояли  такие  же,  только  чуть
поменьше. На столе не  было  гостевых  карточек,  и  я  обрадовалась,  когда
профессор пригласил меня сесть рядом. Фредди расположился по одну сторону от
Памелы, Ларри - по другую. Остальные гости расселись кому куда хотелось.
   Затем начали входить слуги с подносами, уставленными различными  яствами.
Позднее я не могла вспомнить, что именно ела,  однако  могу  с  уверенностью
сказать, что блюда сменяли одно другое на  протяжении  трех  часов.  Поэтому
когда мы дошли, наконец, до последнего, я побоялась, что мое  платье  лопнет
по швам.
   - И как тебе это после моей готовки? - спросил Адам.
   Этот вопрос вызвал в памяти атмосферу удивительной интимности, царившей в
домике на Риджент-стрит. Адам всегда сам готовил завтрак и подавал его мне в
постель, в то время как я лежала,  пресыщенная  любовью,  на  смятых  и  еще
теплых простынях. Ох, отчего жизнь не может быть  такой  всегда,  с  горечью
подумала я.
   Должно быть, губы мои задрожали, потому что Адам прошептал:
   - Ну хоть чуточку веры.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Только то, что сегодня тебе следует радоваться жизни.., и  не  смотреть
на меня так, словно я опустил в карман серебряную вилку.
   - А ты это сделал?
   - Конечно нет, - усмехнулся он. -  И  драгоценности  с  шеи  Памелы  тоже
срывать не собираюсь.
   Означало ли это, что он планировал украсть  их  позже,  когда  все  будут
отдыхать? У меня не было возможности спросить его об этом.
   После ужина Памела организовала маленький концерт. Без сомнения,  он  был
устроен для того, чтобы перед танцами  дать  возможность  гостям  переварить
пищу. Сидя в бело-золотом  кресле,  я  никак  не  могла  сосредоточиться  на
звуках, издаваемых флейтой и фортепьяно,  хотя  была  уверена,  что  никогда
раньше Шопена и Дебюсси не исполняли столь проникновенно.
   Моя  соседка  шепнула  мне,  что  музыкантов  специально  на  этот  вечер
пригласили из Лондона. Было видно, что на  расходы  Памела  не  поскупилась.
Несколько раз я украдкой смотрела на нее, удивляясь  тому,  что  она  отдала
свое сердце человеку, встреченному на борту парохода. Человеку  эгоистичному
и явно не способному хранить верность своей избраннице. Однако  в  следующий
момент я упрекнула себя в лицемерии и напомнила себе, что вряд ли имею право
судить кого-либо в делах, касающихся чувств.
   После концерта начались танцы. Точно так же, как и на борту "Лучании",  в
объятиях Адама я позабыла обо всем. Для меня не существовало  ничего,  кроме
его чарующего взгляда и нежных рук. Он, несомненно, чувствовал себя здесь  в
своей тарелке, и его состояние передалось мне.
   Когда меня пригласил Ларри, первым моим порывом было отказать ему  -  мне
не хотелось терять Адама из виду даже на один танец. Но я не смогла  обидеть
славного малого.
   - А мне следует  пригласить  наш