ка начиналась, а она не могла ее вспомнить. Не помнила, что слушала ее раньше и почему отвергла. Таких кассет было пять или шесть, эта музыка как бы прошла мимо ее сознания.
     Она снова прокрутила их все. Что общего в этих музыкальных фрагментах? Почему она их не помнит?
     Это касалось темпа: в одних фрагментах он был быстрый, в других медленный, но все объединяло что-то общее - то, что она не могла выразить словами. Эми закрыла глаза, пытаясь вместо слов увидеть образ.
     Это оказался не образ, а цвет - красный. Один фрагмент был густо-бордового цвета с дымчатым оттенком. Другой - огненный. Третий был светлым и прозрачным, как фильтр из пергамина. Но все они были красными - цвета жизни, силы и напора.
     И секса. Красные фонари, алые женщины, пылающие лица. Вот о чем было все это - о сексе. Искушение. Томление. Поэтому она не могла кататься под эту музыку, даже не помнила ее. Несмотря на свои предыдущие связи, она мало что знала о сексе.
     А теперь знает.
     Сможет ли она кататься под эту музыку? Сможет ли она, милая маленькая Эми Ледженд, сексуально себя выразить?
     Почему нет? Ну и что, если это не будет похоже на то, что она делала раньше? Джек тоже был чем-то совершенно новым в ее жизни. Может, у нее так ничего с ним и не выйдет, может, ничего не получится с этой музыкой, но почему бы не попробовать? Она не может бесконечно быть маленькой и милой.

***

     На следующее утро Эми пришла на каток первой. Она зарядила все пять кассет и запрограммировала на бесконечное проигрывание. У нее не было никакого плана. Она просто будет слушать эту музыку и кататься.
     Именно поэтому однажды утром, много лет назад, она пришла на каток, сопротивляясь жгучему ветру, и выкатилась на лед в разгар хоккейной тренировки. Именно поэтому сплошь и рядом маленькие девочки умоляют своих родителей встать до рассвета и отвезти их за многие мили на каток. Именно поэтому люди забывают о своих друзьях, родных, детях, а иногда и о своем здоровье... потому что, когда ты на льду, скорость, изящество и красота пленяют тебя и околдовывают.
     Это настоящее волшебство.
     Эми чувствовала, что катается по-иному, делая другие жесты. Она не была уверена, что создаваемые ею линии красивы, но поняла, что эта музыка подойдет.
     Ей редко нравились у других программы, в которых присутствовал секс. Обычно они казались натянутыми и неискренними. ?Соревнования становятся слишком молодыми?, - сетовали судьи и руководство фигурного катания, и поэтому тренеры пытались заставить фигуристок казаться старше. Гибких и послушных школьниц затягивали в облегающие костюмы и учили кататься как искусительниц, их руки должны были поглаживать тело. Они делали, как им велели, ничего в этом не понимая.
     Если ты просто выполняешь то, что тебе говорят, тогда секс - это не секс. Это стремление к власти.
     Секс на самом деле является еще одним способом отношений с человеком, возможностью узнать его поближе.
     Музыка звучала и звучала, с небольшими паузами, когда кассета возвращалась к началу. Эми сознательно избегала общепринятых сексуальных движений: взгляд через плечо, пальцы проводят по ключицам.
     Секс - это не показ своего тела. Секс - когда ты отдаешь свое тело другому.
     Музыка начала вливаться в ее кровь. Она знала, что в конце концов ее тело воспримет все эти музыкальные фрагменты, пропустит их через органы слуха, нервную систему, пока она не почувствует, что музыка идет не из динамиков, а из нее самой. В свои лучшие минуты она уже не могла отличить внешнее от внутреннего, стимул от реакции - все было единым.
     Эми продолжала кататься, соединив несколько черновых композиций. Внезапно она услышала хлопки и повернулась на звук. У бортика стояли Томми, Генри и Оливер. Они наблюдали за ней.
     - Ну и кто же он? - протянул Оливер.
     - Да так, никто, - небрежно ответила она.
     Она не это имела в виду, но ей не хотелось останавливаться и объяснять. ?Он никто для вас, - вот что она хотела сказать. - Он ничего не изменит в отношениях между нами тремя?.
     Но для нее он изменил все.
     - Если бы я из-за кого-то вот так катался, - произнес Томми, - я бы не называл его ?никем?.
     Он прав. Даже если она никогда не увидит Джека снова, он всегда будет для нее кем-то важным.
     - Тогда мне следовало бы сказать ?никто из тех, кого вы знаете?.

***

     День за днем Эми просыпалась рано, чистила зубы и сразу же шла на каток, сама отпирала двери, включала свет и работала. Программы начали обретать контуры. Четыре по крайней мере должны были получиться, может, и все пять. Это было необыкновенно, такого с ней никогда не бывало - так много новых творческих идей. Генри, чьи стандарты всегда были неимоверно высоки, тихо одобрял ее. Томми открыто, весело и добродушно завидовал.
     Теперь она поняла, почему ей всегда хотелось иметь длинные волосы. Ей хотелось чувствовать себя более сексуальной. Длинные волосы были естественны и романтичны, свободны и роскошны. Короткие волосы были практичны, аккуратны и профессиональны. Разумеется, волосы - всего лишь символ. Вероятно, дня того чтобы наилучшим способом ощутить сексуальность, нужно вести половую жизнь... одно краткое, сияющее мгновение которой уже принадлежало Эми.
     Тем не менее предстояло еще очень многое сделать. Она долгие часы проводила перед зеркалом в балетном классе, отрабатывая движения рук: каждый поворот кисти нужно было изучить со всех сторон. Каждый день она разговаривала с Джеффри, который занимался аранжировкой музыки. Это было трудно - аранжировать музыку, потому что существовало множество вариантов, как оформить мелодию. Нужно было думать о каждой ноте, каждом такте.
     Часто она посылала отцу копии аранжировок, с которыми работала, но пока он находился на озере, это было бессмысленным. Посылка дойдет туда только дня за два - ?Федерал экспресс? не обслуживает такие места, - а затем потребуется еще три дня, чтобы она вернулась. За это время они с Джеффри двадцать раз все переделают.
     Ей пришлось еще делать наброски костюмов и одобрять окончательные эскизы, вести переговоры с компаниями, с которыми у нее были заключены договоры, чтобы узнать, чего они хотят от нее осенью. Она должна была позировать для новых представительских снимков и подписать кучу фотографий. Ей приходилось работать со штангой. Нужно было опробовать новые коньки, отвечать на письма, перезванивать в ответ. Всегда находились какие-то дела.

***

     А вот Джеку нечего было делать. Он покрасил перекладины забора, шедшего вдоль дороги, и заменил две подгнившие опоры. Заново настелил крышу на туалете в главном доме. Сколотил хорошие лавки для сауны, выкопал яму в три фута шириной и восемь глубиной и смастерил по ее размеру круглую подъемную полку. В конце лета Хэл сможет убрать в эту яму банки с краской и тубы клея, и тогда, возможно, они не замерзнут за зиму, как обычно в гараже.
     Когда становилось слишком темно для работы на улице, он трудился в бревенчатом доме. Перевесил наружную дверь так, чтобы дверь-сетка не задевала за спину стоящей у раковины женщины. Выдолбил небольшие углубления во внутренней стене между спальней и гостиной и укрепил там полки, чтобы женщины могли сложить на них свои туалетные принадлежности. Перевесил газовую лампу, которая помещалась на стене за кроватями.
     После чего - так как не мог придумать, что бы еще сделать, и потому, что самым большим недостатком этого дома была царившая в нем темнота, - он, получив на это разрешение Хэла, прорубил четыре прямоугольных отверстия в крыше и установил световые люки.

***

     - Световые люки! - выпалила Гвен. Она поехала в город постирать и позвонила Эми. - Ты не поверишь, как они все изменили. Бревенчатый дом теперь такой светлый! Тебе очень понравится.
     - Но я думала, что папа и Йен боялись, что такие люки зимой будут протекать.
     - Джек говорит, что теперь их делают хорошо. Они установлены во многих других домах на озере, и ничего плохого про них не говорят. Если он приедет на будущий год, мы попросим его сделать такие же и в нашем доме.
     - А зачем ждать до следующего года? Это как-то не похоже на Джека - откладывать что-то на целый год.
     Гвен засмеялась:
     - Это верно! Тут виновата я. Мы с Хэлом сами возиться не будем, а Джек тринадцатого уезжает. Мы останемся до двадцатого, но он уезжает раньше. Он хочет, чтобы мы немного побыли вдвоем.
     Джек уезжает с озера тринадцатого августа? Эми порылась в своей спортивной сумке в поисках ежедневника и перелистала страницы. Пятнадцатого августа ей надо быть в Сан-Антонио на примерке костюмов. Это невозможно. А что, если Джек приедет?
     Она позвонила в Техас Джоэлле и спросила, нельзя ли ей приехать на примерку двенадцатого. Портниха минуту помолчала, а потом протянула:
     - Хорошо... думаю, я подготовлю их к этому времени.
     Эми стало неловко. Джоэлле придется каждый день засиживаться допоздна, чтобы костюмы Эми были готовы на три дня раньше срока. Но пятнадцатого ей надо быть в городе - может приехать Джек.
     Она вернулась из Техаса утром тринадцатого. Тринадцатого он не приехал. Конечно, он не смог бы, даже если бы покрыл весь путь за один дань. Не объявился он и четырнадцатого. И пятнадцатого.
     Она спросила у служащего, который занимался льдом на катке, сколько нужно времени, чтобы на машине доехать из Миннеаполиса до Денвера.
     - Это около девятисот миль, - прикинул он. - И маршрут неплохой, с тридцать пятой - на семьдесят шестую, а потом на восьмидесятую, все это федеральные автострады, и города по пути не попадаются. Так что, думаю, часов шестнадцать-семнадцать чистого времени, не считая остановок.
     Чтобы добраться от озера до Миннеаполиса, надо еще четыре часа. Джек уже должен быть здесь.
     Семнадцатого августа она позвонила Холли и прямо спросила:
     - Где Джек?
     - В Кентукки. Он звонил мне пару дней назад.
     - В Кентукки? - Почему он позвонил тебе? Почему не мне ? - А что он там делает?
     - Он там живет, - ответила Холли. - Хотя на самом деле я не знаю, что он там делает. Он продал свой бизнес в начале лета и на два года подписал условие о неконкуренции, которое здорово ограничивает его возможности в Кентукки, Теннесси и Виргинии.
     Денвер находится не в Кентукки, не в Теннесси и не в Виргинии. Джек мог бы чем угодно заниматься в Колорадо. Почему он не приехал?
     - Он собирается учиться водить вертолет? - спросила Эми. - Как-то об этом шла речь.
     - Откуда я знаю? - ответила Холли.
     Эми задвинула телефонную антенну. Джек не приедет.
     Девятнадцатого августа она попросила Гретхен отправить копию музыкальной аранжировки в Айову ночной почтой. Двадцатого ей пришлось сократить утреннюю тренировку, чтобы поехать на собрание совета директоров благотворительной организации. Но днем она вернулась на каток. Эми пробовала разные боковые движения в одном из фрагментов, а это означало, что надо менять и многое другое. Ей нравилось, как получается это движение, но во всем остальном она не была уверена. Ничего не оставалось, как снова и снова повторять этот отрывок, внося незначительные поправки, работая над тем, чтобы получить нужное ощущение. Она часто делала перерывы и выполняла целиком одну из других своих программ, просто для того, чтобы отдохнуть.
     На середине одной из этих программ Эми почувствовала, что не одна на катке. Она остановилась. Горел верхний свет, и ей пришлось прикрыть рукой глаза, чтобы разглядеть трибуны. В третьем ряду сидел человек.
     Это был Джек.
     Она не поверила своим глазам.
     - Джек! - воскликнула она и, глубоко вонзив в лед носок конька, устремилась к нему. Он встал и начал спускаться вниз.
     - Ты здесь! Я думала, ты в Кентукки. Я была уверена, что ты не приедешь.
     Их разделял доходивший до пояса бортик, но она протянула к нему руки, и он взял их в свои ладони, теплые и сильные.
     Выглядел он потрясающе. Даже несмотря на то что был в синем, что рукава его рубашки помялись оттого, что были закатаны, что на джинсах остались глубокие складки от долгого сидения за рулем, что он два дня не брился, он выглядел просто великолепно.
     - Давай пойдем куда-нибудь, где можно посидеть. Моя квартира как раз напротив. Мне придется выйти через раздевалку, потому что там все мои вещи, поэтому нам лучше встретиться на улице, я только все быстренько заберу. А душ я приму дома. Ты сможешь выйти?
     Эми болтала без умолку. Она не говорила, а именно болтала. Она столько не наговаривала и за неделю. Как хорошо увидеть его!
     В раздевалке она стащила коньки, сунула ноги в уличные туфли и натянула большую хлопчатобумажную спортивную фуфайку прямо поверх платья фигуристки. Она чуть не задохнулась, когда выскочила в вестибюль.
     Она не остыла, не сделала растяжки. Глупо, так можно и травму заработать.
     Ну и ладно. Ну и что, если у нее будет одна травма? Какая разница? Главное - Джек здесь!
     Он ждал ее, прислонившись к стене рядом со стойкой службы безопасности и переговариваясь с охранником. При виде ее он выпрямился и протянул руку за ее спортивной сумкой.
     - Холли сказала, что ты сначала поехал в Кентукки. Не разумнее ли было с географической точки зрения сначала приехать сюда? - спросила она.
     - Возможно.
     Она недоумевала, почему он здесь. Может, это и не важно. Так чудесно видеть его! Пока они ждали лифт, она взяла его за руку.
     Не снимая своей сумки с его плеча, она достала из бокового кармашка ключи и открыла дверь квартиры. Джек вошел следом.
     - Мне надо принять душ, - сказала она. - Я быстро. Но сначала я приготовлю что-нибудь для тебя. Поесть? Пиза? У меня, правда, ничего нет, но я могу позвонить в кафе, и они принесут. - Она не могла остановиться. Она была так счастлива видеть его!
     - Я принесу все сам, - ответил Джек. - Лучше я сам все сделаю, чем буду ждать, пока доставят. Ты что-нибудь хочешь?
     Эми покачала головой, тут зазвонил телефон.
     - Эми? Милая, это мы.
     Звонили ее отец и Гвен. Странно, они никогда не ездили в город по вечерам.
     Но это же двадцатое августа, день, когда они возвращаются в Айову! У Эми все вылетело из головы.
     - Вы дома? Вы, должно быть, только что вошли.
     В другом конце комнаты Джек замотал головой и скрестил перед лицом руки - его здесь нет.
     Эми внезапно опомнилась. Джек не сказал им, что едет в Денвер.
     - Мы уехали с озера сегодня утром, - говорила Гвен. - И потратили на весь путь чуть больше десяти часов. Путешествие было легким.
     - Джек убрал мостки и закрыл два других дома, - вмешался Хэл. - Поэтому нам было так просто уезжать.
     - Это хорошо. - Эми не знала, что еще сказать.
     - Гвен рассказала тебе о световых люках? - продолжал он. - Тебе они наверняка понравятся.
     - Она тоже так считает. - Какой ужас! Она не может сказать им, что он здесь, - Твои записи были уже здесь, когда мы приехали, - продолжил ее отец. - Я сгораю от нетерпения. Постараюсь прослушать их завтра.
     Он не постарается прослушать их завтра, он это сделает. По тому, что она отправила посылку ночной почтой, точно рассчитав время их приезда, он догадался, что она все еще работает над аранжировкой и ей нужен быстрый ответ.
     Какая же она эгоистка! Взяла и послала кассеты, требуя его немедленного внимания, когда завтра ему надо будет заниматься миллионом всяких дел, распаковать все вещи, просмотреть тонны скопившейся в кабинете почты...
     Не об этом ли говорила Феба?
     - Как продвигается твое катание? - спросила Гвеи.
     - Отлично, - ответила Эми. Она отвечала слишком отрывисто. Но как она могла говорить о том, что делает, о новых элементах своей программы, когда рядом стоял Джек, притворяясь, что его нет?
     - Над чем ты работаешь? - продолжала Гвен - Составляешь новые программы?
     Гвен хотелось поболтать, это было понятно - последние две недели она общалась только с Хэлом и Джеком. Теперь она приехала домой, но дом был незнакомым, это все еще был дом Элеоноры. Разумеется, ей хотелось бы подольше поговорить с наиболее близким для нее членом семьи Хэла.
     А Эми отвечала кратко и отстраненно, как будто ее совсем не волнует семья, когда она работает.
     Феба говорила и об этом тоже.
     Гвен сменила тему: дом показался ей очаровательным, и она предвкушает, как обоснуется здесь. Но Эми только невнятно бормотала что-то в ответ, и минуту спустя разговор окончился.
     Она отключила телефон.
     - Как же это мерзко, - сказала она.
     Джек стоял, засунув руки в карманы и слегка ссутулившись.
     - Мне очень неприятно, что я поставил тебя в такое положение.
     - Почему ты не хочешь, чтобы они знали, что ты здесь? - спросила она. Ведь он всегда считал, что секретов быть не должно.
     - Не хочу объясняться со всеми и каждым.
     - А мне ты объяснишь?
     Он вынул было руки из карманов, но снова сунул их назад, - То, что ты делаешь на льду, просто потрясающе.
     - Тебя удивила скорость?
     Он наморщил лоб.
     - Не особенно... а что, должна была?
     - Нет. Но обычно люди говорят именно это, когда видят нас живьем, - как быстро мы катаемся. Когда смотришь по телевизору, скорость не заметна. Но кажется, тот кусок, над которым я работала, помедленнее.
     - Понятия не имею. Я был потрясен, насколько ты сексуальна.
     - А, это!.. - Она улыбнулась. - Поражены все, включая меня. Это нечто абсолютно новое. - Это ты меня изменил. Это ты открыл мне столько нового во мне и в моем теле. Если бы не ты, я бы никогда так не каталась.
     Но он не поэтому пришел. Она знаком предложила ему сесть на диван, села напротив и в одной из медных колонн увидела свое искаженное отражение.
     Он сложил руки на коленях.
     - Я уже говорил, что не умею выражать свои чувства.
     Эми кивнула.
     - И ты должна попять, - продолжал он, - что мне ничего от тебя не надо, что я не думаю, будто то, что я собираюсь сказать, изменит что-то в наших отношениях, потому что все, что касается семьи, пока остается в силе.
     Она не понимала смысла его слов.
     - Что ты хочешь сказать?
     - Что я тебя люблю.
     Эми замерла. Каждый ее нерв, каждая мышца, каждая жилочка застыли.
     Джек поднялся с дивана и, нервничая, подошел к окну, его движения были непривычно резкими и неловкими.
     - Я никогда не говорил этих слов. Думаю, что я никогда даже не задумывался над этим, не задавался вопросом, люблю ли я кого-то, но когда ты уехала с озера, я только об этом и думал. Люблю ли я тебя? Тогда зачем я ставил эти световые люки в бревенчатом доме и сколотил новые-лавки для сауны? Я хотел, чтобы тебе там было приятнее. Я хотел, чтобы ты поняла, что я тебя люблю. Я подумал, что, может, ты приедешь туда в следующий раз, увидишь световые люки и поймешь, что я тебя люблю. Но потом все это показалось мне жуткой глупостью. Во-первых, ты могла приехать только через четыре года, а во-вторых, увидев световые люки, ты могла подумать, что они просто сделали светлее темный дом. И поэтому, хотя я обычно так не делаю, я решил приехать сюда и все тебе сказать.
     - О, Джек...
     Она сидела, схватившись рукой за горло. И не знала, что сказать. Мы же не любим друг друга. Так она заявила его сестре.
     - Может, мне не стоило говорить, раз это ничего не меняет в наших с тобой отношениях, но я не знаю... твоя карьера... то, как тебя любят зрители... Я подумал, что, может, тебе приятно будет узнать, что вдобавок к ним есть еще простой парень, который тоже тебя любит. Не знаю, где я буду, что я буду делать, но ты всегда можешь быть уверена, что любима.
     Он любит ее. Эми показалось, будто внезапно под ней исчез пол и она валится вниз так быстро, что ничего не видит и не слышит.
     Он любит ее.
     Джек поднялся.
     - Я хотел, чтобы ты это знала. А теперь мне надо идти.
     - Идти? Ты уезжаешь?
     - Я не могу здесь оставаться.
     - Ты приехал из Кентукки в Колорадо, - Эми даже не представляла, сколько ему потребовалось на это времени, - и уже уезжаешь? Так нельзя.
     - Можно. И я сказал тебе, что это ничего не меняет. Это ничего не решает