- Когда у нас появятся дети, он будет так рад за нас. Он будет добрым братом и никогда вообще не станет им завидовать из-за твоих земель.
     - Я знаю. Он славный мальчик. Кимбалл мне нравится.
     - Итак, скажи мне, что за великое откровение заставило тебя признать свою любовь, признать по-настоящему, а не выдавить из себя признание как нечто такое, чего, по-твоему, мне хотелось бы услышать.
     Сора не ответила, и Уильям стал настаивать, как Священник, требующий исповеди.
     - Скажи мне, что же заставило тебя наконец до вериться мне?
     - Тебе это придется не по душе,- предупредила она.
     - Мне весь этот разговор не по душе,- заявил Уильям.- Тем не менее, высказаться необходимо. Мы договорились, что я тебя не ударю, да и не рассыплюсь в пыль, поэтому, прошу тебя, скажи.
     Улыбка ее сочилась медом удовольствия от сладостного, приятного воспоминания.
     - До сегодняшнего дня я не думала, что нужна тебе, но оказалась нужна.
     - И что же послужило поводом к такому великому открытию, миледи?
     - Я была нужна тебе в темнице.
     Она почувствовала, как огонь пробежал под ее рукой по его груди.
     - В темнице? В темнице я рыдал как дитя, у которого отняли грудь. Я дрожал, я трепетал, я льнул к тебе.
     - Да.
     - Я надеялся, что ты забыла о том, что случилось в темнице.
     - Не забуду никогда. Я никому не расскажу, но, Уильям,- она взяла его лицо обеими руками,- за те слезы и за те страхи я люблю тебя еще больше.
     - Женщина!
     Ему хотелось закричать на нее, однако его раздражение испарилось под солнцем ее улыбки.
     - Женщина, мне бы хотелось, чтобы ты забыла об этом.
     - Не забуду никогда.
     Улыбка ее погасла, а комок в груди внезапно образовался вновь. Взлеты и падения, смерть и радость оказались слишком непосильным грузом, и слезы ее неожиданно полились на его грудь. Она судорожно цеплялась за него, как будто он уплывал куда-то прочь, а он обнимал ее и говорил какие-то успокаивающие слова. Покой был выше ее сил; рыдания ее нарастали до тех пор, пока она не затряслась от муки.
     Поглаживая ее с нежностью отчаявшегося человека, он молил:
     - Пожалуйста, не надо плакать.
     Она кивала и вспыхивала.
     - Пожалуйста, прекрати.
     Он гладил по ее лицу своими большими ладонями, стирая слезы прежде, чем они успевали скатиться.
     - Мне невыносимо это, Сора.
     Она кивнула и задержала дыхание, всем сердцем желая остановить этот поток. Ее сотрясали конвульсии, она глотала воздух, терла глаза кулаками.
     - Если тебе больно прекратить,- гневно произнес Уильям,- то давай, плачь дальше.
     Она засмеялась короткими, всхлипывающими смешками.
     - Никогда не пойму я женщин,- пробурчал он с явным облегчением от того, что тучи разошлись.- Я умоляю тебя остановиться, а ты плачешь сильнее, я прошу тебя плакать, а ты смеешься.
     Устроившись у Уильяма на руках, Сора вновь ощутила тепло его объятий. Когда она смогла заговорить, то сказала:
     - Вот как было всегда. Всегда казалось, что, когда мне было страшно и ты был со мною, страхи мои рассеиваются в твоей уверенности. А теперь я знаю, что и я умею поглощать твои беды, превращать их в силу. Ты вцепился в меня, я качала тебя на руках, я была нужна тебе. В тот момент я поняла истину твоих слов. Мы -две части одного целого. Мы подходим друг другу. Никому нас никогда не удастся разъединить.
     - Глупая, дурацкая женщина.
     В его устах это прозвучало как сдержанная похвала.
     - Неужели тебе потребовалось столько времени, чтобы усвоить эту истину?
     Горло Соры сдавило, сердце ее забилось в унисон с его сердцем, и она подняла свои губы, чтобы они встретились с его губами. Они целовались так, как будто были первыми людьми, которые открыли радость поцелуя; они целовались так, будто делали это целое тысячелетие. Они целовались и отодвигались друг от друга и целовались вновь, напряженно прижимаясь друг к другу в непреодолимом устремлении. Она повернулась на его коленях и обвила его своими ногами, неистовствуя в своей любви, гордости и радости. Он притянул ее ближе к себе, накрытый могучей волной желания. Он одержал свои победы; победу над злом, которое угрожало им, победу над страхами Соры. Ему хотелось рассказать ей обо всем, что было в его сердце, но прилив ее тела к его телу отвлекал, а мысли разбегались под призывным дыханием.
     Они сцеплялись и разъединялись, сцеплялись и разъединялись, раздосадованные одеждой и разгоряченные любовью, и только холодный порыв морского ветра привел Уильяма в чувства.
     - Сора.
     Он все еще продолжал держать ее за бедра.
     Сора. Темнеет, собирается дождь, а отец пошлет Булу, если мы скоро не вернемся.
     - Булу?- вцепилась она в его рубашку.- Моего пса? Я слышала лай и надеялась, что это он. Неужели это действительно был Була?
     - Он самый,- подтвердил Уильям.- Но это был новый Була. Он бился, как воин. Кажется, Николас излишне уверовал в то, что каким-то одним ударом можно пробить крепкий череп собаки.
     - Да и ее хозяина.
     Она весело и кокетливо посмотрела на Уильяма:
     - Как же я не догадалась, что это он? Этот низкий, грозный рев, который напоминает мне твою ярость.
     - Интересно, это что, оскорбление?
     Он прильнул к ее шее и ущипнул за ухо.
     Сора тихонько вскрикнула и с дрожью в голосе рассмеялась:
     - Если мы в ближайшее время не найдем кровати, то Кимбаллу не придется беспокоиться насчет братьев и сестер.
     - Да.
     Уильям прерывисто вздохнул.
     - Буду бороться с отцом за хозяйскую кровать. О нет!
     Она замерла и перестала поглаживать его грудь.
     - Что такое?
     - Я не могу уложить тебя в постель.
     Уильям встал, поставил Сору на ноги, отряхнул ей юбку и разгладил пальцами волосы.
     - Однако я могу представить тебя принцу. Он жаждет познакомиться с тобой и выслушать рассказы о твоей храбрости.
     - Принцу?
     - Здесь принц Генрих.
     Сора раскрыла рот, и Уильям рассмеялся.
     - Да, наследник всей Англии поджидает нас в Крэнском замке. У него великие планы относительно Англии. У него великие планы относительно мира, и я думаю, что он - тот человек, который установит мир. Наши сыновья и наши дочери будут иметь место при дворе короля, а ты станешь одной из жемчужин короны.
     - Принц Генрих? - пробормотала Сора.- Я не жемчужина королевства, я нищенка. Я не могу знакомиться с принцем Генрихом. Я грязная, у меня волосы спутаны, а одежда у меня...
     - У тебя замечательная одежда для женщины, которая только что разбила целую армию,- заверил ее Уильям.
     Вид у нее был сомневающийся, и он предложил:
     - Я с радостью проникну с тобой в замок и возьму на себя роль господской прислуги, пока ты не приведешь себя в обычный благопристойный вид.
     - Я бы удовлетворилась своим обычным опрятным видом,- едко ответила Сора.
     - Я предлагаю тебе возможность, от которой пришли бы в восторг большинство женщин,- пробурчал Уильям,- возможность познакомиться с принцем, а ты - равнодушна. Что ж, если бы я не соблазнял тебя возможностью познакомиться с нашим будущем королем, то, наверное, ты бы отправилась в замок, чтобы иметь возможность приветствовать своего героического пса.
     Сора прикоснулась рукой к его щеке.
     - Неужели я такое испытание для тебя?
     - Да, но Господь никогда не испытывает меня тем, с чем я не смог бы справиться.
     Это прозвучало так разудало, что Сора рассмеялась и простерла к нему руки.
     - Пока ты со мной, я могу предстать перед кем угодно. Что ж, тогда пошли, а по дороге ты мне рас скажешь, как надо вести себя перед принцем.
     Он обнял ее и начал спускаться по тропинке в сторону огней замка.
     - Оставайся собой. Он будет в восторге и позавидует моей удаче.
     Уильям остановился и всмотрелся в ее милое лицо. Известковая пыль, которая покрывала его, не могла скрыть прелесть этих черт и притушить огонь, который сиял в ее душе. Уильям крепко прижал Сору к своему телу и прильнул губами к ее щеке.
     - Стой прямо, держись с достоинством и никогда не забывай о нем. Если бы не ты, я бы по-прежнему трусливо прятался в своем замке, опасаясь пошевелиться из-за страха тьмы. В этом мире ты - мой свет, моя свеча в окне.