ать окружающим
никаких указаний, вот  что я думаю. Поэтому  я  успокоилась, унюхав этот  ее
запах.  Никто не смеет  отравлять тебя  всякими ядовитыми газами,  я  им  не
позволю.
     Она  выглядела намного  моложе,  чем отец Криса.  На  ее лице  не  было
косметики, одета она была тоже не сказать, чтоб уж как-то особенно модно, но
выглядела  по-настоящему  привлекательно  со  своей  короткой,  мальчишеской
стрижкой и огромными черными глазами. Такими же глазами, как у Криса. На вид
она  была  вполне  довольна жизнью.  Наверное,  это все  из-за скалолазания:
свежий воздух, регулярные физические нагрузки и все такое. Даже обидно,  что
она курит. А то,  глядишь,  могли бы и подружиться. Крис, естественно, жутко
нервничал: все  время  улыбался, а  то начинал  зачесывать волосы назад всей
пятерней. В конце  концов они так  у него встопорщились на макушке, что  мне
самой  захотелось подойти  и пригладить их. Интересно, не испытала  ли она в
тот момент похожее чувство?
     Этот ее новый  парень тоже был  дома. Он  оказался  точной копией тысяч
других альпинистов, которых я навидалась у нас  на  Стенеджском обрыве. Даже
седеющая бородка у него  была, а ведь это  их непременный атрибут.  Я не раз
видела,  как они возятся там со своими веревками, карабинами, крючьями и еще
бог весть с чем.
     Было  очень  жарко,  и  он нацепил  шорты.  Ноги  у  его  были  здорово
волосатыми. Могу  на что угодно  поспорить,  что  он  с ног до головы покрыт
волосами.  Когда  он  присел,  на  коленке  у  него  обнаружился синий  узел
варикозных вен, словно маленькая виноградная гроздь. Он  поймал мой взгляд и
прикрыл коленку ладонью.
     Мне  не хотелось  садиться, и  я решила  побродить  по комнатам.  Джоан
упорно продолжала называть Криса Кристофером и  все восхищалась, как  же  он
вырос  - словно он сам этого не знал. О Гае она тоже спросила, и о школе,  и
даже  про кота  вспомнила.  Только об отце  Криса  она  все же  предпочла не
упоминать.  Что  же  все-таки   между  ними  произошло?  Я  никак  не  могла
представить  их  вместе, хотя,  наверное,  они  когда-то любили друг  друга.
Странно, как  можно полюбить  человека, а потом вдруг обратно разлюбить? Как
любовь может превратиться  в ненависть, и  почему  люди,  которые любят тебя
больше  всех остальных, могут и  ранить  сильнее всех?  Мне об этом  говорил
отец, и  в романах  я про это читала,  но  все-таки я не понимаю, почему так
происходит. Например, не понимаю, что общего может быть у отца с мамой. Отец
по-настоящему счастлив, только когда  читает  или играет на фортепиано. Я не
могу представить, чтобы  они целовались, или держались  за руки, или шептали
друг  другу нежности.  Но когда-то они,  наверняка, все это делали.  Нет,  я
просто не  могу  понять,  что  такое  любовь.  Каким  образом она подчиняет,
захлестывает тебя с головой, как волна, не дает  дышать?  Сколько в Йоркшире
парней? - тысячи и тысячи, и, наверное, найдется немало таких, которые мне в
принципе  могли  бы понравиться,  а я  почему-то влюбилась именно  в  Криса.
Каждую секунду я  могу думать только  о нем, мне  даже  непонятно,  о чем  я
думала раньше, до того как его встретила. Иногда мне кажется, что  я создана
не из плоти и крови, а из миллионов маленьких  зеркальных осколков, в каждом
из которых  с одной  стороны отражается Крис, а с другой - я. Они кружатся и
искрятся  на солнце, словно конфетти,  а я тем  временем, допустим, спокойно
иду по улице, и мне даже странно, что никто ничего не замечает.
     Джоан продолжала болтать с Крисом  о том о сем, а мне казалось, что при
этом я  переживаю  все то  же, что он переживает в эту минуту. Меня охватили
Неловкость   и   скованность,  смешанные  с  теплым  ощущением   счастья.  Я
рассматривала
     фотографии на полках. Один из снимков меня  особенно  заинтересовал, на
нем   был   запечатлен   зазубренный  горный  хребет,  у  подножия  которого
раскинулось прекрасное озеро. Я сняла его с полки и спросила Джоан,  что это
за горы. Она сказала, что это кряж Кетбелз и озеро Дорвент в Озерном краю, и
добавила,  что раз  уж мне так  понравилась эта  фотография, то она  мне  ее
дарит. Карточка и в самом деле была потрясающая: горы, зеркально отражаясь в
неподвижной  глади  озера,  излучали  ощущение   безмятежного   спокойствия.
Глубокое небо синело над горами, краешек неба тоже отражался в воде. Это был
замечательный  подарок.  Когда-нибудь  я  сама отправлюсь  туда, только  вот
подожду, пока ты подрастешь, чтобы мы смогли вместе поехать. Я посажу тебя в
лодку, возьмусь за весла и отвезу на самую середину озера. Хотя зачем ждать?
Ты ведь и так все время со мной. Нет, я все-таки хочу, чтобы ты собственными
глазами увидел и эти отроги, и горные вершины, и гладь озера. "Смотри, милый
Никто, - скажу я. - Весь этот мир - для тебя".
     А  пока я даже представить  себе не могу,  что случится со мной завтра,
послезавтра...   Будущее  как  в  тумане.  Эта  фотография  -  словно  мост,
позволяющий мне заглянуть на ту сторону раскинувшейся передо мной  бездонной
пропасти.
     По дороге Крис уверял меня,  что он едет к  матери не  для того,  чтобы
нахваливать  ее  чечевичный  суп  или  рассказывать,  куда  он отправится на
каникулы. Он собирается обсудить с
     ней  проблемы жизненно важные для нас обоих, и когда он сказал это: для
нас обоих, - на  тебя и на меня  накатило что-то теплое, какая-то  нега, что
ли, мы  оба  вдруг ощутили  спокойствие и защищенность. Иногда я  смеюсь над
ним,  когда он такой,  и  злюсь  на него за его неуместную романтичность,  и
смущаюсь, если  кто-нибудь  посторонний  это  замечает.  Но  мне  все  равно
приятно.
     И что  бы вы думали? Перед нами на столе и вправду · дымился чечевичный
суп. Кстати, очень вкусный был суп, с темной чечевицей и с луком.
     - Вы еще  не  решили, куда вы отправитесь  на каникулы? - спросила она,
наверное, просто чтобы поддержать разговор. Крис замялся, смущенно улыбаясь,
и тогда я сказала напрямик, чтобы положить конец этой комедии:
     - Лично я вряд ли куда-то смогу поехать. Осенью у меня будет ребенок.
     Наверное, все-таки стоило подождать до конца обеда.
     -  А,  вот  оно  что,  -  она  испытующе  поглядывала  на  нас,  ожидая
продолжения. По некоторым людям сразу видно, что у них на уме, но по ее лицу
трудно было сказать, что она думает по поводу моего заявления. Дон подавился
супом.  Все мы словно  застыли с занесенными  ложками, в неожиданно повисшей
тишине слышался лишь  звук супа,  капающего обратно в тарелки. Дон захрипел,
прочищая  горло,  стараясь  не раскашляться.  Он весь  покраснел, на  глазах
выступили слезы, кадык дергался.
     - Ради бога,  Дон, выпей же скорее воды, - взмолилась Джоан. Дон тут же
выскочил из-за стола и умчался на кухню, прикрывая рот рукой. Суп  стекал  у
него  по подбородку.  Исчезнув за дверью, он раскашлялся  во весь голос, это
больше  походило на собачий  лай. Обратно за  стол  он  так  и  не вернулся,
наверное, ему было чертовски  обидно, что впечатление,  произведенное на нас
его волосатыми  ногами, пошло псу под хвост  из-за такого неуместного кашля.
Помню, как-то я встречалась с похожим парнем. Он был старше нас с  Крисом, и
меня  впечатлил  тот  факт, что он  работал  системным аналитиком. Так  вот,
как-то он  потащил меня в ресторан. Я думала, что  мы просто  зайдем  выпить
кофе, я  даже  не стала  ему  говорить, что недавно уже пила чай. Но там  он
заказал жареную семгу, которую я никогда раньше не  ела, и поэтому не знала,
что в ней полно костей. Ведь у консервированного лосося косточки мягкие, и с
ними  проблем не бывает. Ну, запихнула я в рот довольно-таки приличный кусок
и, конечно,  сразу  же  почувствовала  эти кости,  острые - не разжевать, не
проглотить. А этот парень, не отрывая от  меня глаз,  продолжает  болтать  о
всяких там компьютерах  и программах,  так что и выплюнуть ничего нельзя. Из
глаз у меня потекли слезы, не хуже чем у этого волосатого муженька  Джоан, я
вскочила  и выбежала  в  туалет, где и выплюнула  всю эту гадость.  Постояла
перед  зеркалом и  решилась было вернуться в зал, чтобы продолжить схватку с
этим костлявым деликатесом, но, открыв дверь,  обнаружила, что вышла не туда
-
     не в  ресторан, а прямо на улицу.  Тут  же, не  задумываясь,  я села на
автобус и отправилась  домой. Если честно, мне стыдно, что я сбежала от того
парня, до сих пор  боюсь столкнуться с ним на улице. Нехорошо вышло, я  ведь
должна была хотя бы  предложить заплатить за себя. Впрочем, плевать - он был
такой зануда. И даже не спросил меня, хочу ли я эту семгу.
     Я  улыбнулась,  вспомнив  эту  историю,  и,  как ни  в  чем  не бывало,
вернулась к чечевичной похлебке, пока  она  не остыла. Между  тем мать Криса
стала забрасывать меня  всякими провокационными вопросами:  сколько мне лет,
да  готова  ли  я  к тому  и  к  сему, так  что  в  конце  концов я  чуть не
расплакалась.
     - Да хватит уже, вон у Криса спросите, это ведь и его ребенок!
     Она так засмеялась, что у меня мурашки пробежали по коже. Потом выудила
из кармана сигарету и  поднесла ее ко  рту. Терпеть не могу,  когда курят во
время  еды; этот мерзкий запах весь вкус отбивает. Я  налила  себе еще супа,
потому   что  он,  кроме  шуток,  действительно   был   потрясающе  вкусный,
отправилась во двор и устроилась с тарелкой на крылечке. Наевшись, я немного
поостыла, меня разморило на  солнышке и потянуло в сон. Я слышала, как они с
Крисом продолжают разговаривать, и их голоса казались мне шелестом прибоя, я
уже  почти спала, и  тут  я  услышала, как  Крис сказал, что  не  собирается
отказываться от образования.
     Я пошла на кухню и  стала  нарочито шумно мыть  посуду, ронять вилки на
пол и искать, что
     бы еще поесть. Ну надо же, приглашают гостей, а сами  даже  нормального
обеда не приготовили. И ведь  не  каких-то там гостей. Твой  собственный сын
приехал,  которого ты семь лет не  видела.  Ей-богу, мне стало жаль  Криса -
прямо  до  слез. Я заглянула в холодильник, нашла там четыре тарелки сырного
салата и взяла одну себе. Крис с матерью все еще продолжали разговаривать. Я
доела свой салат,  достала из  холодильника  еще две  тарелки и поставила на
стол перед ними. Бедный  Крис, наверное, помирает  с голодухи. А нам уходить
надо  не  позже  шести.  Я  играла  роль  этакой   официантки,  туповатой  и
исполнительной. Крис на секунду оторвался от разговора, взял  меня за руку и
благодарно пожал ее.
     - Посижу во дворе, - сказала я и снова выскользнула на крыльцо.
     По  дороге я  захватила из холодильника  стаканчик йогурта. Минут через
пять  Джоан  тоже  вышла во  двор, а  Крис  остался  на кухне  мыть  посуду.
По-моему, она немного удивилась, увидев, что я ем йогурт, а я подумала, что,
возможно, я малость поторопилась, и йогурты не предназначались для обеда. Но
я все-таки  с удовольствием его доела; неважно, что она обо мне подумает. Не
разорятся же они из-за йогурта.
     Она уселась на траве напротив меня, время  от времени  выпуская изо рта
струйки  сизого дыма.  Она безмятежно стряхивала пепел на  траву и выглядела
вполне спокойной и умиротворенной, но я чувствовала, что это все показное, а
внутри она волнуется не меньше, чем Крис.
     Должно  быть,  ей тоже  было  нелегко увидеть сына  после  стольких лет
разлуки.  Могу поспорить, что в душе у нее полная  растерянность, хотя она и
старается  выглядеть уверенно. А  когда мы  уйдем,  у  нее  будет  мигрень и
бессонница. Сомневаюсь, что  она всегда столько курит.  Я закашлялась, и она
спрятала сигарету за спиной, чтобы дым не шел на меня,
     - Кристофер говорит, что ты тоже заканчиваешь школу в этом году.
     У нее приятный  голос.  Гораздо более светский, чем  у Криса или у  его
отца.  Наверное, выйдя за него замуж, она все  время чувствовала  себя выше,
моя мать называет это неравным браком. А по-моему, это изначально глупо. Как
можно сразу считать, что кто-то выше кого-то, если он говорит по-другому или
живет в более престижном районе?  Каждый человек чем-то уникален, у  каждого
свой  талант. Кто-то играет на  флейте, кто-то шьет одежду,  кто-то помидоры
выращивает, кто-то делает  шкафы. Я представила, как  отец Криса  склоняется
над  гончарным кругом, как его  руки ласкают  глину и, подчиняя своей  воле,
мастерят из  нее прекрасные  чашки и  вазы...  По  мне  так уж лучше он, чем
мистер Волосатые Ноги, в тысячу раз лучше.
     Мы с матерью Криса немного разговорились, и я  рассказала ей, что  я не
пошла в  ту школу, где учится  Крис,  потому что  у них в старших классах не
преподают музыку.
     - Музыку?  - оживилась она. Еще  в доме я изучила стопку компакт-дисков
на музыкальном центре и обнаружила, что в этом доме кто-
     то очень любит Моцарта. - Это здорово! А что ты еще сдаешь?
     Ну,  во-первых, конечно, общеобразовательный, он обязательный для всех,
потом математика, латынь, танец. Тут она вопросительно подняла бровь. Ну да,
с  танцем теперь, скорее всего, возникнут  сложности,  но это  не твоя вина,
милый Никто. Костюм для танцев я  зашвырнула подальше  в  шкаф, чтобы он мне
глаза не мозолил, и стараюсь вспоминать о нем как можно реже.
     -  Математика,  музыка,  танец,  латынь,  -  пробормотала  она,  словно
декламируя  стихотворение. - Смотри-ка, все как на  подбор, такое  красивое,
узорчатое.
     Мне  понравилась, как  она  это сказала.  Я  вообще люблю,  когда  люди
нестандартно мыслят.
     - Значит, тебе еще месяц на подготовку?
     Сначала мне показалось, что она не слушала меня или, может быть, совсем
забыла обо всем, забыла о тебе.  Какие могут быть экзамены? Отныне  и до тех
пор, пока ты  не появишься на  свет,  уже  ничего не  будет происходить. Это
мертвая  зона.  Туннель.  Я не могу даже  думать о  каких-то  экзаменах. Как
только  я  пытаюсь  вообразить что-то из своего будущего,  я соскальзываю  в
темноту этого туннеля, и ты - свет в другом конце.
     - Надеюсь, ты сдашь все  на отлично,  - продолжала она. Ее улыбка  была
такой теплой и  ободряющей, что  она мне снова начала нравиться. - Ты должна
сделать это для себя, для своих родителей. - Она наклонилась  ко мне и нежно
похлопала меня ладошкой по животу, это
     вышло у нее так  естественно,  что  я засмеялась  от неожиданности и от
смущения. - И еще вот для кого, - улыбнулась она.
     Почувствовал ли ты это, милый Никто? А может, ты и голос ее слышал? Это
твоя бабушка. Хотя она, конечно, злится, что ее сделали бабушкой. В книжках,
бабушки всегда бывают седенькие, с усиками, постоянно теряют очки и слуховые
аппараты, а вот твоя бабушка - худенькая и очень симпатичная скалолазка.
     В поезде на обратном пути  мы с Крисом не разговаривали. Он обнял меня,
и я удобно прикорнула на его плече, наверное, он думал, что я заснула. Но  я
не  спала.  Я составляла план  на ближайшие дни. Завтра  я позвоню Рутлин  и
попрошу ее зайти и подтянуть меня по математике. За музыку и латынь можно не
беспокоиться. К  общеобразовательному  готовиться  бесполезно, там  все  что
угодно  могут спросить. А вот  танец... Что  будет  с танцем,  сейчас сложно
сказать. Все зависит от  того, как  я  буду себя чувствовать.  Пока  что я в
полном порядке.  Надо будет посоветоваться с доктором,  миссис Филлипе. Ведь
приглашение  из музыкального колледжа  в  любом случае остается  в силе. А я
могу начать учебу позже. Меня охватило какое-то веселое возбуждение. Еще  не
поздно. Я  повторяла это снова  и  снова  в  такт  стуку  колес.  Ту-гу-дун,
ту-гу-дун, ту-гу-дун... Время есть, время есть, время есть.
     Милый Никто, мы сделаем это вместе.
     Это так странно - снова увидеть мать, не во сне, а  наяву. Оказывается,
она обыкновенная женщина - не фея,  не людоедка и не призрак. К тому же, она
оказалась  гораздо симпатичнее, чем я  ожидал. Не знаю, почему  это так меня
удивило, наверное, потому,  что  у отца  внешность безнадежно заурядная. Она
тоже  заметно нервничала, воздух между нами  был  просто наэлектризован. Мне
кажется,  что  в  тот  вечер  одна  лишь  Элен  сохраняла  хотя  бы  видимое
спокойствие:   она   разгуливала  по  комнате,   изучала   мамины  книжки  и
компакт-диски, снимала со стен и разглядывала  фотографии. Обед  превратился
для меня в настоящую пытку: я вообще не люблю есть в незнакомом обществе, но
сейчас в роли  незнакомки выступала моя собственная мать, и я был совершенно
сбит с  толку. Хорошо, конечно, что есть, чем руки занять, но вот разговор с
набитым ртом поддерживать совсем неудобно.
     Я  сразу заметил,  что Дон чувствует себя не в своей тарелке. Наверное,
он был смущен еще  больше, чем  мы с матерью.  Мне  понравилось, что  он так
чутко себя ведет: в разговор  не встревает, просто сидит с ней рядом, как бы
для моральной поддержки.  Но когда Элен вдруг  ошарашила  всех, выложив нашу
тайну, этого бедняга не вынес. Он просто потихоньку смылся, воспользовавшись
всеобщим  замешательством  - должно быть,  ему от этого  полегчало.  Я-то уж
точно почувствовал себя посвободнее. Но в конце концов и Элен, наверное, все
это утомило, и она вышла во двор подышать свежим воздухом.
     Наконец-то мы с матерью остались одни и могли по-настоящему поговорить.
     - Какой ты молодец, что приехал, - сказала мать. - Я просто  восхищаюсь
твоей смелостью. Ты гораздо смелее меня.
     - Я давно уже хотел тебя увидеть, - засмущался я. - Еще раньше, до того
как... мы с Элен... ну, ты понимаешь.
     -  Я  помню  тебя  маленьким  мальчишкой, который  больше  всего  любил
игрушечные  паровозы  и  Бэтмена; писклявого,  сплошь в веснушках, - и вдруг
встречаю молодого человека, у которого уже  есть любимая девушка, да что там
девушка, скоро ты отцом станешь!
     Я невольно  сглотнул,  хотя  я  уже  минут  десять  не  притрагивался к
чечевичной похлебке.
     - Что ты собираешься делать?
     - Не знаю, - честно ответил я.
     - Но чего ты сам хочешь?
     -  Всего хочу. - Я снова прочистил  горло. -  Я хочу  поехать учиться в
Ньюкасл.  -  Я разглядывал свои руки. - И  я  хочу быть  с  Элен. А чего она
хочет, я не совсем понимаю. Да она и сама не понимает.
     - Кристофер, - мать раскурила очередную сигарету. - Я поступила ужасно,
когда бросила твоего отца.
     - Я знаю.
     - Но еще раньше я сделала гораздо хуже - когда вышла за него замуж.
     В глазах у меня защипало. Я не мог посмотреть на нее прямо.
     - Рассказать об этом?
     - Как хочешь.  - Я не мог понять, хочу ли я знать эту  историю. Хотя не
за тем ли я сюда приехал? Трудный вопрос.
     - Когда  я встретила  Алана, я была, наверное, младше,  чем Элен.  Отец
умер,  когда мне было двенадцать. Часто  горе придает людям сил,  таких сил,
которых  они  раньше  в себе не  знали, а порой горе, наоборот, отнимает все
силы. Меня вырастила бабушка, но она больше любила мою сестру. Ее все любили
больше. Из школы я ушла в шестнадцать лет, хотя мне и говорили, что я  очень
умная и  могу  добиться большего. Но  я  решила: хватит.  Мне хотелось стать
независимой,  доказать,  что  я чего-то  стою, ты  меня  понимаешь? Порою из
благих  побуждений   мы  совершаем   жуткие  глупости.  С   твоим   отцом  я
познакомилась на работе. Я работала секретаршей в офисе. В обеденный перерыв
он часто приходил ко мне, и мы вместе сидели во  дворе. Он  был чем-то похож
на моего отца, понимаешь? Иногда мне казалось, что я влюблена  в него, и все
из-за того, что он напоминал  мне отца. Старше на десять лет, очень скромный
и предупредительный. Видно было, что  он без ума от меня, что он во мне души
не чает. У него был свой дом.  Он  умолял  меня выйти за  него. Это  был мой
шанс. И  я решила,  что люблю его. Может  быть, я и правда любила его, но не
так, как  надо...  Элен  возилась на кухне,  роняла  ложки на пол  и  вообще
производила много шума. А я думал об отце - таком ласковом, добром, хорошем,
- и  мне  захотелось плакать от обиды  за него, плакать  от  отчаяния. Мы  с
матерью сидели и мол-
     чади.  Должно  быть,  прошла  целая  вечнос