ся  с  букетом  садовых роз  в
стеклянной вазе.
     -  Ты только  понюхай,  Дорри, -  она  на минуту  оторвалась  от  окна,
посмотрела  на розы, на  дедушку  и, помотав головой, вернулась к созерцанию
окрестностей. Тогда дед обернулся к Робби.
     -  Как думаешь,  есть у Англии  шансы? - они уселись на диван  и  стали
обсуждать предстоящий  чемпионат мира, а  я,  отломив половину бутерброда  с
сыром, отошла к окну. На улице играли  дети; их голоса доносились  в комнату
даже  сквозь   закрытые  окна.  Собирался  дождь.  В  воздухе  чувствовалась
характерная пустота - ожидание первых капель.
     -  Когда  у  тебя  должен родиться  ребенок? -  вдруг  донесся  до меня
бабушкин голос.
     Робби  с  дедом  мгновенно смолкли.  Я почувствовала на  себе  дедушкин
взгляд и заставила себя посмотреть ему в глаза.
     - Бог  с  тобой,  Дорри, о чем ты? - Дед всплеснул руками.  - Это  ведь
Элен, наша крошка Элен пришла к нам в гости.
     Бабушка не отрывала от меня глаз, продолжая меланхолично жевать хлебную
корку.
     -  Я уже  не  крошка,  -  выдохнула  я  наконец.  Руки  тряслись,  язык
заплетался. - Она права, дед.
     Робби совершенно некстати захихикал.
     -  Что ж поделать,  - вздохнула  бабушка.  - Яблоко от  яблони недалеко
падает. Видно, кровь у нас в семье порченая.
     С  утра  перед  последним экзаменом мы с Томом  отправились погонять на
велосипедах. Честно скажу, никогда еще я не ездил с такой скоростью на такие
расстояния. Мы со свистом пролетели через долину Хоуп до самого Каслтауна, а
потом  еще вскарабкались на Вайнапский перевал. Я  боялся, что у меня сейчас
сердце  не  выдержит  и  лопнет,  словно  воздушный  шарик.  Но  какое   это
потрясающее чувство, когда ты оказываешься на перевале.  Когда  уже начинает
казаться,  что  подъему  просто  не будет  конца, ты вдруг  чувствуешь,  что
взлетаешь,  навстречу  летит рассеянный свет и заливает глаза, и  ты, словно
лавина или бурный горный поток, катишься вниз до самого Бакстона. Мы с Томом
всю дорогу орали, как сумасшедшие.
     - Давай теперь на Уайлдборклоу! - крикнул Том, и, прильнув  к рулям, мы
рванули  в  сторону пустошей, не встречая по дороге ни одной живой души:  ни
машин,  ни велосипедов, ни туристов. Только овечьи стада волнами разбегались
перед  нами,  да  стаи  кроншнепов  взмывали  в  небо,   испуганные   звоном
велосипедных спиц.  Доехав до конца  подъема,  мы  соскочили с  велосипедов,
повалились в траву и опустошили заранее припасенные бутылочки с водой.
     - Вот  черт!  -  Том  никак не  мог  отдышаться. Он лежал на спине, как
бревно,  сорвав  с  себя футболку и завернув треники  до колен.  - Крис,  ты
будешь полным идиотом, если не поедешь со мной во Францию в июле.
     - Не могу.
     - Чего это ты  не можешь? Монеты нет, что ли? Если уж на то пошло, могу
тебе одолжить сколько надо.
     - Да не в деньгах дело.
     - В чем же тогда? В Элен? Неужто она тебя не отпустит?
     Я  не  знал,  как объяснить ему про  нас с  Элен, какими  словами. Элен
забеременела от меня. У Элен будет  ребенок. У нас с Элен будет ребенок. Мне
просто не  хватало словарного запаса,  вот в чем дело. Две недели я заполнял
экзаменационные листки множеством ненужных слов - и вот не в силах составить
единственно важного для меня предложения.
     - Вообще-то,  она  ничего  девчонка, эта Элен,  - продолжал Том. - Ну и
какие у вас планы? Любовь до гроба, а?
     -  Честно  сказать,  от  Шеффилда до  Ньюкасла немного далековато.  - Я
попытался усмехнуться, - Может быть, кто знает...
     Последние слова я еле выдавил из себя, горло свело судорогой.  Любой бы
сразу  все понял, но  только не  Томми. Он вообще никак не отреагировал. Как
может человек сдавать все на отлично и быть при этом таким тупицей!
     Том укатил  вперед,  а я  поехал помедленнее, любуясь окрестностями.  Я
думал,  что еще  до конца месяца нам  с Элен нужно  определить,  что  делать
дальше. У  меня началось что-то  вроде тика,  я  чувствовал, как у меня  под
кожей  подрагивают  жилки.   Дорога  пошла  под  откос,  и   я  покатился  с
Уайлдборклоу  вниз,  постепенно   ускоряясь,   лишь  на   поворотах   слегка
притормаживая,  чтобы  не  вылететь  с трассы. Передо мной  лежала  огромная
зеленая пустошь.  Жалко, что  нельзя заглянуть за холмы, за край  горизонта.
Может быть, стоит лишь отпустить тормоза -  и вылетишь прямо в космос, туда,
где тишина и звезды?
     Два дня спустя  состоялся  прощальный вечер выпускников. Вообще-то, это
было  альтернативное  мероприятие,  устроенное  Томом, потому  что  половина
народу  собралась  отпраздновать это событие  на городской дискотеке,  где в
надежде закадрить шестнадцатилетнюю девчонку постоянно тусуются сорокалетние
мужики.  Тоже  мне  развлечение. От  таких вещей  меня  тошнит. Поэтому  Том
подговорил кое-кого из наших отметить  выпуск в  Ледмилл, где  в этот  вечер
играла замбийская  группа. Всего пошло  человек десять, Элен и  Рутлин в том
числе. Я не забывал о том, что нам скоро предстоит решиться и составить план
на будущее. И все-таки еще понятия не имел, что делать.
     В  тот  день  Элен выглядела  как-то странно.  Она  была  вся  какая-то
хрупкая, словно  хрустальная.  Не пойму,  что  на нее накатило. Она  то сама
брала меня за руку и позволяла себя целовать, то вдруг становилась далекая и
холодная,  как  будто  мысли  ее блуждали за тысячу  миль отсюда. Когда  она
такая,  для меня  это сущая пытка. Я не  мог  понять,  что  же  такое  опять
случилось, пока не отправился провожать ее домой.
     Смотрелась  она  в тот  вечер  фантастически. Вся в  каком-то  свободно
развевающемся  голубом наряде, с шелковыми, нежными  волосами,  мерцающими в
свете  уличных  огней.  Когда  эти  ребята  из  Замбии  заиграли,  все пошли
танцевать, но я  остался на своем месте,  не в  силах оторвать глаз от Элен.
Видели бы вы, как она танцует! Все смотрят только на нее, а  она делает вид,
что не замечает этого, и продолжает танцевать, полуприкрыв глаза, лишь время
от времени бросая мне свою сногсшибательную улыбку. Как  будто во всем  кафе
никого нет, кроме нас двоих.
     И  пока я глядел  на нее, меня внезапно осенило.  Мне  пришла в  голову
замечательная идея,  такая простая и  потрясающая,  что захотелось тотчас же
крикнуть ей об этом, перекрывая музыку. Но я удержался. Вместо этого я встал
и  пошел танцевать с Элен, переполняемый радостью от своей  блестящей мысли.
Расскажу ей по дороге домой. А пришло мне в голову вот что: я попрошу, чтобы
меня  перевели  из  Ньюкаслского  университета  в  Шеффилдский. Вот  как все
просто.
     23 июня
     Здравствуй, Никто.
     Сегодня я решила, что настало время.
     Я хотела,  чтобы  этот вечер стал лучшим  из всех  вечеров,  которые мы
провели вместе. Пусть Крис знает, что он для меня  самый прекрасный  человек
на свете. Но сознание того, что  сегодня  мне придется сказать ему те  самые
слова, жгло  меня изнутри.  Я старалась улыбаться, чтобы Крис не волновался,
но он явно что-то чувствовал - и смотрел на меня не отрываясь, встревоженно,
напряженно.
     Замбийцы играли потрясающе - жизнерадостно, зажигательно,  они  и  сами
смеялись, заражая своим весельем всех  вокруг. Невозможно усидеть на  месте,
когда играет такая музыка. Ритм  пробирает тебя до костей, проникает прямо в
душу.  Танцевали  все  - от стариков  до  детишек.  Все  наши были просто  в
экстазе. На  мне было свободное платье, и я танцевала специально для  Криса,
только для  него. Я чувствовала, что люди на меня смотрят,  и  понимала, что
скоро моя  беременность ни для  кого не будет секретом. На этот раз даже Том
заметил.  Я видела  его лицо в тот момент,  когда до  него дошло. Он  просто
побелел и уставился - сначала на Криса,  потом на  меня. Я слегка улыбнулась
ему в ответ: мол, все в порядке, Том, расслабься, все просто замечательно.
     Только Крис не танцевал вместе со всеми. Он сидел, завороженно глядя на
меня, и мысли  его  блуждали  где-то  далеко-далеко.  По-моему,  он  даже не
заметил  ту волну удивления, которая прокатилась по залу, начиная с Тома.  И
вдруг он вскочил и стал  танцевать вместе со мной,  выделывая при этом такие
коленца, что можно было покатиться со смеху. Когда  он танцует, кажется, что
его ноги привязаны к  рукам  на резинках - так  он  глупо ими размахивает. У
него абсолютно отсутствует координация, не знаю, как он умудряется ездить на
велосипеде. И  все-таки он мне очень нравится, даже когда танцует. Я сказала
бы больше,  но нельзя кидаться  такими  словами, милый  Никто, это опасно. И
больно, очень больно.
     Когда мы вышли, на улице  было уже почти  светло. Сначала  мы двигались
все  вместе, потом народ по двое, по трое стал  откалываться, и мы с Крисом,
наконец,  остались  наедине.  Мы   шли,  обнявшись,   по   туманной   улице,
медленно-медленно,  как дымок  из трубы в безветренный день, и мне хотелось,
чтобы  дороге  этой  не  было  конца.  И  я все  откладывала  и  откладывала
неизбежные и жестокие свои слова.
     И тут заговорил Крис. "Нелл,  -  сказал он, - нам не надо расставаться,
все просто, я все обдумал. Теперь мы с тобой всегда будем вместе".
     И тогда я ему сказала.
     Элен,
     ты  не можешь так поступать со  мной. Не можешь выкинуть  меня из своей
жизни именно теперь. Не можешь отгородиться от меня. Я все равно не уйду.
     В корзину.
     Милая Нелл, я люблю тебя.
     Туда же,
     Элен,
     я знаю,  ты это не  всерьез. Правда ведь, не всерьез? Давай встретимся.
Давай поговорим, пожалуйста.
     И это туда же.
     Я писал и писал, складывал листочки  в конверты  и  отсылал ей. День за
днем.  Она  не ответила.  Ни  разу.  Я  был  недостоин  ответа.  Я больше не
существовал.  Больше  не   существовало  пятидесяти  процентов  ее  будущего
ребенка.  Мое мнение  не  играло  роли. Она огласила свой приговор и ушла из
моей жизни, заперлась в комнате, куда мне отныне дороги нет. Рутлин сказала,
что  Элен огорчена.  Черт  побери, еще  не  хватало, чтобы она  была рада. С
самого начала она не считалась с  моим мнением. Вот в чем дело. Все  решения
она принимала в одиночку, как будто я тут совершенно ни при чем.
     Когда злость  проходила, на меня накатывало отчаяние. Мне казалось, что
я  парю  в невесомости и  сверху смотрю на  Землю  и на все,  что происходит
внизу,  не в силах  ничего  изменить. И Элен  тоже где-то  внизу, далеко, за
миллион миль отсюда.
     Как-то ночью отец услышал,  как  я плакал. Он  не стал успокаивать меня
дежурными  фразами, типа того, что девушек, мол, на  свете полно, что  время
лечит, или что она сама когда-нибудь пожалеет. Он даже не стал говорить, что
взрослому  парню стыдно  плакать. Он просто вошел  в комнату, сел на стул  у
кровати и,  немного помолчав, сказал, что, если я не против, мы можем вместе
посмотреть  матч  Ирландия  -  Румыния:  он  специально для этого  припрятал
парочку пива. И я действительно спустился - правда, попозже, в самом  конце,
но все-таки застал послематчевые пенальти. Даже на целых пять минут забыл об
Элен. Почти забыл.
     Том  позвал меня посмотреть  полуфинал  Англия  -  Бельгия  на  большом
полиэкране.  Но сначала мы пошли потренироваться к альпинистской стене. Но я
не  полез,  просто  сел   внизу,  наблюдая  за  Томом.  Голоса  вокруг  меня
раздавались как во сне: школьники суетились, смеялись вокруг как ни в чем не
бывало. Я не мог поверить, что  они ничего не чувствуют, что им все нипочем.
Казалось, будто бы  я тону в какой-то серой клейкой  массе. Я дождался, пока
Том закончил, и побрел за ним, как старик.
     - Господи, ну и. вид у тебя! - воскликнул Том.
     - Отстань.
     - Да плюнь ты на эту выдру, она тебя не стоит.
     Он еле успел среагировать. Не будь он намного выше и сильнее меня, я бы
ему  точно  нос расквасил. Но в последний момент Том успел-таки  перехватить
мою  руку.  Обняв меня за  плечи, он увлек  меня в  корпус Манделы, где  уже
собралось под тысячу парней, наблюдающих за матчем на огромном, почти во всю
стену, экране.  Я  тупо, словно слабоумный, смотрел на экран, но его от меня
заслоняло лицо  Элен. Вот  она улыбается, вот  откидывает голову, а  теперь,
закрыв  глаза,  самозабвенно  кружится   под  музыку.  На  последней  минуте
дополнительного времени Англия  забила решающий мяч. Удар был как из пушки -
прямо  в  девятку. Чисто, красиво, невероятно. Я вскочил и завопил вместе со
всеми  от восторга, сам не сознавая,  что делаю. Весь  зал был на ногах, все
размахивали
     руками и орали, как сумасшедшие. Комментатора просто не было слышно. Мы
повалили на улицу, не переставая горланить, кричать "ура" на полную катушку,
и   все  вместе,  тысячной  толпой  покатились  к  окраине,  оглашая  воздух
радостными воплями. Я  чувствовал  себя частицей  огромной волны.  Это  было
безумие. Англия! Англия! Я ревел во все горло.
     Не помню, как я оказался дома.
     Помню только, что меня жутко тошнило.
     июль
     Когда  я  наконец  понял, что она  действительно  не хочет  меня больше
видеть, у меня осталось только одно желание - немедленно убраться отсюда как
можно дальше. Несколько  дней  я  колесил по городу  на  велосипеде, надеясь
встретиться с Элен, - по дороге к ее дому и  по всем нашим любимым местам, и
в конце концов эти ностальгические поездки сделались для  меня невыносимыми.
Потому что со  мной не  было Элен. Места, которые были  мне  так привычны  -
Лед-милл, магазин звукозаписи, Лисья Избушка, бар  Аткинсона,  где мы  часто
сидели вдвоем и пили горячий шоколад, - стали ненавистны. Я жаждал встречи и
обливался  холодным потом при мысли  о  том, что действительно  могу  на нее
случайно натолкнуться. Что, если  она отвернется и пройдет  мимо, не  сказав
мне ни слова? Я боялся, что потеряю голову  и наделаю глупостей. Где бы я ни
был, я каждую секунду ожидал ее встретить. Залезая в автобус, я оглядывался,
ища  ее  фигуру  среди  пассажиров.  Входя  в  каждую  дверь,  я  дрожал  от
напряжения, думая, что сейчас увижу ее. Она была всюду и нигде. Она будто бы
испарилась из Шеффилда  и  из  моей жизни, забрав  с  собой все  лучшее, что
обитало в моей душе.
     Пришел  Том,  посидел  со  мной  во  дворе  и  сказал:  -  Знаешь,  мое
предложение остается в силе. Бросай все, и поедем во Францию, а денег я тебе
одолжу.
     Я встрепенулся  и взглянул  на  него, выныривая  из-за  застилающей мои
глаза пелены. - Поедем, - сказал я. Ой, зря...
     Здравствуй, Никто.
     С утра я  рассеянно сидела на кровати, вокруг по одеялу были разбросаны
все письма, которые я тебе написала. Я рассматривала фотографию Криса, когда
мать  принесла мне чистое белье. Я чувствовала, как она пристально глядит на
меня, и снова вспомнила слова  бабушки:  "Яблоко от яблони недалеко падает".
Мамочка, мама, почему бабушка так сказала?  -  хотела я  спросить у нее и не
могла. Я  хотела рассказать,  что навсегда порвала с Крисом,  и не могла. Ну
помоги же мне, мама.
     Я смотрела на фотографию Криса в последний раз, потому что решила раз и
навсегда убрать ее с глаз. С глаз долой  - из сердца вон. Мать молча подошла
ко мне и остановилась за моей спиной.  Мне  так  хотелось с ней  поговорить.
Пожалуйста,  мама, побудь со мной немного, и  я решусь. Она замешкалась, и я
почувствовала,  что  она смотрит на фотографию и на  разбросанные письма. На
миг  мне  почудилось,  что она  собирается что-то сказать. Тягучей  паутиной
повисла  тишина,  воздух  пульсировал,  что-то  билось  между  нами,  тонкие
невидимые нити  вибрировали, протянувшись от нее ко мне, я боялась разорвать
их неосторожным движением,
     громким вздохом. Мать наклонилась  и положила белье на кровать,  покрыв
простыней и письма, и фотографию, потом,  потупив голову, вышла из комнаты и
притворила за собой дверь.
     Мы отправились  ранним  утром 11 июля, ровно через двадцать дней  после
того, как Элен решила отделаться от  меня. Это было жуткое  путешествие.  По
пути  к станции я проколол шину,  охранник не дал нам поставить велосипеды в
багажный вагон, хотя  мы заплатили  за провоз багажа,  поезд  сломался, и мы
добрались  до  Лондона только в час  "пик", по диким пробкам еле доехали  до
вокзала Виктория,  к тому  же  беднягу  Тома на пароме  тошнило. Наконец  мы
оказались  во Франции. Сначала  для разминки  мы прокатились долиной  Луары,
потом  рванули  через  Францию  до самых Альп  и  в конце месяца тронулись в
обратный  путь. После экзаменов Хиппи Харрингтон  надавал нам  книжек,  "мои
библии" - так он их  называл. Одна из них называлась "Дзэн и искусство ухода
за мотоциклом".
     - Это что - инструкция? - удивился Том. - Учебник по мотоциклам?
     - Это просто сумасшедшая книга, - загадочно пояснил  я. -  Я ее на ночь
читаю, она у меня вместо подушки. В ней пишется про муки бытия.
     На  самом деле эта книжка помогла мне  не сойти с ума. С Томом пришлось
нелегко. Он  все будет  делать:  пойдет в магазин,  будет готовить, поставит
палатки за нас обоих, лишь бы только
     не  трогать гаечного ключа. Так  что ремонтом занимался исключительно я
один. Но книжка  эта мне здорово помогала. Не только в смысле мотоциклов, но
и для души. Она помогает взглянуть на жизнь по-новому. Возвращает к истокам,
учит искусству выживания. Иногда я чувствовал, что я по-настоящему счастлив,
и  даже не верил сам, что  такое возможно. Бывает, едем мы по одной из таких
потрясающе  прямых   французских  дорог,  по  сторонам  -  бесконечные  поля
подсолнечника, кругом -  полная тишина  и  покой,  если не  считать птичьего
щебетания  и  болтовни  Тома.  Долгий  жаркий день  расстилается на  десятки
километров перед нами и позади нас, и я чувствую, что абсолютно счастлив. Но
когда я дочитал  последнюю страницу  "Дзэна", выключил свой фонарик и лег  в
темноте,  прислушиваясь к  крикам ночных  птиц, я  почувствовал,  как  почти
позабытая боль снова овладевает моим сознанием.
     Как-то ночью Том окликнул меня:
     -  Эй,  Крис, ты не спишь? -  Его палатка стояла всего в паре метров от
моей.
     -Нет.
     - Все еще тоскуешь по ней?
     - Том, ради бога!
     - Ты не храпел, и я понял, что ты не спишь.
     Он включил фонарик и, не  вылезая  из своего спальника, подполз  к моей
палатке. Я  расстегнул  молнию у  входа и  тоже выполз к  нему. В небе сияли
огромные  звезды.  Неподалеку журчал  ручей.  Ночь была  полна  всевозможных
звуков, они вылетали из темноты и сталкивались друг с другом в воздухе.
     - Слышишь, собака лает? - толкнул меня Том.
     - Скорее, лисица.
     - Значит, лисица.
     Потом мы услышали,  как кто-то кричал  в лесу, жалостно, как ребенок, -
может быть, кролик, попавшийся в силки.
     - Дочитал свою книгу? - спросил он.
     - Нет еще. Смакую. Классная вещь.
     - А я читаю Керуака: "В дороге".
     - Тоже Хиппи подкинул?
     - Знаешь, трудно поверить,  что она написана в пятьдесят девятом. Это ж
когда было-то!
     -  Наверное,   всем  парням  хочется  вскочить  на  подножку  и  уехать
куда-нибудь  подальше от  дома, - сказал  я.  - Наверное,  поэтому-то она  и
читается до сих пор.
     - Продано  больше восемнадцати миллионов  экземпляров.  Это  кое-что да
значит. Представь только,  восемнадцать  миллионов ребят прочли эту  книжку:
значит, каждый из  них мечтал вот так  же  уехать  черт  знает  куда,  чтобы
расстаться и снова встретиться с собой в конце дороги.
     - Мы лежали на поляне, завернувшись  в  спальники  и  положив руки  под
головы, словно две гигантские гусеницы, и смотрели в ночное небо.
     - Чего они ищут? От чего убегают?
     Я  повернулся на бок.  Звезды  светили чересчур  ярко, холодный ледяной
свет резал глаза.
     - Думаю, им просто нравится странствовать, а откуда и куда - наплевать.
     - Есть ли на земле такое место, куда бы стоило стремиться?
     Мы с Томом часами  спорили об этом. Хотя Джек Керуак давно умер - через
десять лет после того, как написал свою книгу. Слишком часто он напивался до
потери сознания. Это тоже, наверное, что-н