Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
Уильям Фолкнер
Солдатская награда
Роман. 1926.
--------------------------------------------------------------------------
William Faulkner. Soldiers' Pay. Novel. 1926.
Источник: Уильям Фолкнер. Солдатская награда. Роман.
Перевод Р.Райт-Ковалевой. М:Терра, 2001, Собрание сочинений в девяти томах,
том 1, стр. 25-308.
OCR: В.Есаулов, yes22vg@yandex.ru, 25 апреля 2003 г.
--------------------------------------------------------------------------
СОЛДАТСКАЯ НАГРАДА
Роман
Перевод Р.Райт-Ковалевой
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Ахиллес: Вы брились утром, курсант?
Меркурий: Да, сэр.
Ахиллес: Откуда бритва, курсант?
Меркурий: Из вещевого довольствия, сэр.
Ахиллес: Идите, курсант.
Старинная пьеса (ок. 19...? г.)
Лоу, Джулиан, номер..., бывший курсант летного училища, энской
эскадрильи Воздушных сил, прозванный "Однокрылым" другими будущими асами
своего звена, смотрел на мир желчным и разочарованным взглядом. Он страдал
таким же разлитием желчи, как и многие вышестоящие военные чины, начиная от
командира звена до генералов и небожителей с одной нашивкой (не говоря уж о
неприметной серой скотинке с летного поля, которую французы так красиво
называют "надеждой авиации"): войну закончили без него.
Он сидел, снедаемый тоской и возмущением, даже не радуясь
привилегированному месту в международном вагоне, и вертел на пальце свою
фуражку с проклятой белой ленточкой.
- Понюхал воздуху, братишка? - осведомился Пехтура, тоже возвращавшийся
домой: от него на весь вагон несло скверным виски.
- Иди ты к черту, - буркнул тот, и Пехтура сдернул свою мятую фуражку.
- Ох, виноват, генерал! Или вас надо величать лейтенантом? Нет,
извиняюсь, мадам, мне глаза выжгло на камбузе, зрение не то. Ну, давай на
Берлин! А как же, вот именно на Берлин! Я тебе задам, Берлин, я тебе покажу
номер! Номер никакая тыща, никакая сотня, ни фига, ни нуля - рядовой (вполне
рядовой) Джо Гиллиген: на парад опоздал, на дежурство опоздал, на завтрак
опоздал, конечно, если завтрак опоздал. Статуя свободы никогда меня не
видала, а если увидит - сейчас же: налево крутом - марш!
Курсант Лоу прищурил глаз с видом знатока.
- Слушай, братец, а что ты пьешь?
- Друг, не знаю! Этого самого, кто ее гонит, еще в прошлый четверг
наградили медалью: он придумал, как кончить войну. Надо только призвать всех
голландцев в нашу армию и поить их этим зельем сорок дней и сорок ночей,
понял? Любой войне конец!
- Еще бы. Никто не разберет, война это или танцулька.
- Нет, это-то они разберут. Женщины-то начнут танцевать, понял? Слушай,
была у меня чудная девочка, говорит: "Фу, черт, да ты не умеешь танцевать".
А я говорю: "Я-то? Еще как умею!" Стали танцевать, а она спрашивает: "Ты в
каком звании?" А я говорю: "Тебе зачем? Танцую я не хуже генерала, не хуже
майора, даже, может, не хуже сержанта, потому как я только что выиграл
четыреста монет в покер". А она говорит: "Ну?" И я говорю: "Я тебе говорю -
держись меня, детка". А она говорит: "А где деньги?" Да разве я стану ей
показывать? А тут подходит один такой, говорит: "Разрешите вас пригласить на
этот танец?" И она говорит: "Пожалуйста, все равно этот тип не умеет
танцевать!" А он, сержант, - громадина, я в жизни таких не видал. Знаешь,
похож на того малого из Арканзаса, что сцепился с негром. А приятель его
спрашивает: "Говорят, ты вчера негра убил?" - "Да, говорит, на двести пудов
весом". Как про медведя.
Поезд дернуло, Пехтура покорно качнулся, и курсант Лоу сказал:
- Здорово тебя заносит.
- Ничего! - успокоил его тот. - Зато вреда от нее никакого. Я ее давно
пью. Конечное дело, пес мой пить это не станет, но ведь он, подлюга, взял
привычку огинаться у штаба бригады. Единственный мой трофей. Вот ему-то уж
никогда не влепят за то, что он вовремя не приветствует этих макак
бесхвостых. Послушьте, генерал, окажите любезность пригубить стаканчик, чтоб
эта чертова дорога не нагоняла сонную одурь. Я угощаю! Ничего, после двух
глотков сразу привыкаешь. Меня от нее тоска по дому берет: здорово пахнет
гаражом. Ты в гараже когда-нибудь работал?
На полу меж двух скамеек сидел попутчик Пехтуры и пытался раскурить
размокшую, распухшую сигару. "Похоже на разрушенную Францию", - подумал
курсант Лоу, вспомнив тягучие рассказы капитана Блейта, английского летчика,
временно приданного их части, чтобы укрепить силы демократии.
- Бедный солдат! - плачущим голосом сказал его сосед. - Один в ничейной
зоне, и ни одной спички. Сущий ад эта война, верно? Я тебя спрашиваю! - Он
попробовал ногой опрокинуть своего спутника, потом стал медленно толкать
его: - Подвинься, старая салака! Подвинься, болван стоеросовый. Увы, мой
бедный Йорка, или как его там (это я в театре слышал, понятно? Красивые
слова!), давай, давай! Видишь, к нам приехал генерал Першинг, хочет выпить с
бедными солдатами. - Он обернулся к курсанту Лоу: - Погляди на него, до чего
напился, до чего погряз во грехе.
- Битва при Коньяке, - бормотал сидевший на полу. - Десять убитых. А
может, пятнадцать. А может, сто. Бедные детки, плачут дома: где ты, Алиса?
- Вот именно - Алиса. Куда ты к черту запропастилась? Где вторая
бутылка? Ты что с ней сделал? Бережешь до дому, там в ней плавать будешь?
Человек на полу уже плакал:
- Обидел ты меня. Винишь, что я спрятал закладную на дом? Ну, бери, все
забирай - душу, тело. Насильничай, ты сильнее!
- Погоди, я тебя снасильничаю - отберу бутылку, винный уксус, винный
уксус, - бормотал тот, шаря под сиденьем. Он выпрямился, с торжеством поднял
бутылку. - "Чу! битвы гром и хохот лошадиный! Но им не снять мятежную
главу!" Нет, нет! Вот бы мне посмотреть - как это лошади хохочут. Наверно,
там одни кобылы. Ваше пресветлое высочество, - и он церемонно поднял
бутылку, - соблаговолите благосклонно снизойти и почтить добрых, но
недостойных странников в чужом краю!
Курсант принял бутылку, глотнул, поперхнулся и сразу выплюнул все.
Солдат обхватил его, похлопал по спине.
-- Будет, будет, не такая уж это гадость. -- И, ласково обняв Лоу за
плечи, он силой воткнул ему в губы горлышко бутылки. Лоу отталкивал бутылку,
отбивался. -- Да ты попробуй. Я тебя держу. Ну, пей!
- О ч-черт! - сказал Лоу, отворачивая голову. Заинтересовались и другие
пассажиры. Пехтура успокаивал его:
- Ну, ну, давай. Тебя никто не обидит. Тут одни друзья. Нам, солдатам,
надо крепко держаться друг за дружку, мы же тут в чужой стране. Давай, пей
сразу. Куда ж это годится, выплевывать добро себе под ноги?
- О ч-черт, не могу я, понимаешь?
- Можешь, ей-Богу! Слушай меня: ты думай про цветочки. Думай про свою
бедную седую маму, как она рыдает у калитки, надрывает свое бедное седое
сердце. Слушай, ты думай о том, что приедешь домой и сразу придется искать
работу. Война - это ад, верно? Но если б еще годик повоевать - я стал бы
капралом!
- К черту, не могу!
- Нет, ты обязан! - ласково сказал новый приятель, и вдруг сунул
бутылку ему в рот и наклонил ее.
Положение безвыходное - либо выпить, либо облить всего себя; пришлось
выпить, удержать глоток. Желудок подскочил, застрял в глотке, потом стал
медленно опускаться вниз.
- Ну, вот, разве так уж страшно? Пойми, мне еще жальче, чем тебе, когда
добро пропадает. А газолинчиком оно попахивает, верно?
Желудок у курсанта Лоу болтался, как неприкаянный, словно воздушный шар
на привязи. Курсант ловил воздух ртом, его внутренности скручивал холодный
восторг. Приятель снова сунул бутылку ему в рот.
- Пей сразу! Вклад надо беречь, понял? Жидкость заливала его брюки, от
второго глотка по животу прошла судорога, дивный огонь пронзил тело. Подошел
кондуктор пульмановского вагона и с беспомощным отвращением посмотрел на
них.
- Смиррно! - заорал Пехтура, вскакивая на ноги. - Берегись, офицер
идет! Встать, рядовые, приветствуйте адмирала! - Он схватил кондуктора за
руку, крепко стиснул. - Мальчики, этот человек командовал флотом. При
попытке врага взять Кони-Айленд он был на посту. Нет, ошибка - в Чикагском
архипелаге. Верно, полковник?
- Ну, прекратите, не надо!
Но Пехтура уже чмокнул его в руку.
- А теперь ступайте отсюда, сержант! Вы свободны до обеда!
- Послушайте, перестаньте хулиганить! Вы мне весь вагон загадите!
- Бог с вами, капитан, да у вас вагон в такой целости и сохранности,
что можно бы вашей дочке пожелать! - Солдат, сидевший на полу, попытался
встать, и Пехтура выругал его: - Сиди смирно, слышишь? Слушайте, кажется, он
думает, что сейчас ночь. Может, ваш камердинер уложит его спать? Он только
мешает.
Кондуктор, решив, что Лоу - самый трезвый, обратился к нему;
- Слушай, солдат, может быть, хоть ты что-нибудь 2
Кто полетел спасать миры,
И безутешен С той поры?
Курсант!
Кто на свиданье не попал,
Пока командует капрал?
Курсант!
С набитыми животами и бутылкой виски, уютно приютившейся под мышкой у
курсанта Лоу, сели они в другой поезд.
- А куда мы едем? - спросил Лоу. - Этот поезд не идет в Сан-Франциско.
- Слушай меня, - сказал Пехтура. - Меня зовут Джо Гиллиген. Гиллиген,
Г-и-л-л-и-г-е-н, Гиллиген. Д-ж-о - Джо. Джо Гиллиген. Мои предки завоевали
Миннеаполис, отняли его у ирландцев и приняли голландскую фамилию, понятно?
А ты когда-нибудь слышал, чтоб человек по имени Гиллиген завел тебя не туда,
куда надо? Хочешь ехать в Сан-Франциско - пожалуйста! Хочешь ехать в Сен-Пол
или в Омаху - пожалуйста, я не мешаю. Более того: я тебе помогу туда
попасть. Помогу попасть хоть во все три города, если хочешь. Но зачем тебе
ехать к черту на рога, в Сан-Франциско?
- Незачем! - согласился Лоу. - Мне вообще незачем ехать. Мне и тут, в
поезде, хорошо, по правде говоря. Послушай, давай мы тут кончим войну. Но
беда в том, что моя семья живет в Сан-Франциско. Вот и приходится ехать.
- Правильно, - с готовностью согласился рядовой Гиллиген. - Надо же
человеку когда-нибудь повидать свою родню. Особенно, если он с ними не
живет. Разве я тебя осуждаю? Я тебя за это уважаю, братец. Но ведь домой
можно съездить и в другое время. А я предлагаю: давай осмотрим эту
прекрасную страну, ведь мы за нее кровь проливали.
- Вот черт, нельзя мне. Моя мать с самого перемирия мне каждый день
телеграфировала: летай пониже, будь осторожен, скорее приезжай домой, как
только демобилизуют. Ей-богу, она, наверно, и президенту телеграфировала,
просила: отпустите его поскорее.
- Ясно. Обязательно просила. Что может сравниться с материнской
любовью? Разве что добрый глоток виски. А где бутылка? Надеюсь, ты не
обманул бедную девушку?
- Вот она! - Лоу вынул бутылку, и Гиллиген нажал звонок.
- Клод, - сказал он высокомерному проводнику негру. - Принеси нам два
стакана и бутылочку саосапариллы или еще чего-нибудь. Сегодня мы едем в
джентльменском вагоне и будем вести себя, как джентльмены.
- А зачем тебе стаканы? - спросил Лоу. - Вчера мы и бутылкой
обходились.
- Помни, что мы въезжаем в чужие края. Нельзя нарушать обычаи дикарей.
Подожди, скоро ты будешь опытным путешественником и все будешь помнить. Два
стакана, Отелло.
- В этом вагоне пить не полагается. Пройдите в вагон-ресторан.
- Брось, Клод, будь человеком.
- Нельзя пить в этом вагоне. Если желаете, пройдите в вагон-ресторан. -
Рядовой Гиллиген обернулся к своему спутнику.
- Видал? Как тебе это нравится? Вот как гнусно отнесся к солдатам!
Говорю вам, генерал, хуже этого поезда я еще не встречал.
- А, черт с ним, давай пить из бутылки.
- Нет, нет! Теперь это вопрос чести. Помни, нам надо защищать честь
мундира от всяких оскорблений. Подожди, я поищу кондуктора. Нет, брат,
купили мы билеты или не купили?
Нет офицеров, а жены их есть,
Кому ж они окажут честь?
Небо в тучах и земля медленно и мерно расплываются в сером тумане.
Серая земля... По ней проходят случайные деревья, дома, а города, как пузыри
призрачных звуков, нанизаны на телеграфную проволоку...
Кто в караулке треплет языком,
К черту войну посылает тайком?
Курсант!
И тут вернулся Гиллиген и сказал:
- Чарльз, вольно!
"Так я и знал, что он кого-то приведет, - подумал курсант Лоу и,
поднимая глаза, заметил пояс и крылья, вскочил, увидал молодое лицо
искаженное чудовищным шрамом через весь лоб. - О господи", - взмолился он,
сдерживая дурноту.
Лоу отдал честь. Офицер смотрел на него рассеянным напряженным
взглядом. Гиллиген, поддерживая офицера под руку, усадил его на скамью. Тот
растерянно взглянул на Гиллигена и пробормотал:
- Спасибо.
- Лейтенант, - сказал Гиллиген, - вы видите перед собой гордость нации.
Генерал, велите подать воду со льдом. Лейтенант нездоров.
Курсант Лоу нажал кнопку звонка и со вспыхнувшей вновь старой враждой,
какую американские солдаты питают к офицерам всех национальностей, поглядел
на знаки различия, бронзовые крылья и пуговицы, даже не удивляясь, почему
этот больной британский лейтенант в таком состоянии путешествует по Америке.
"Был бы я старше или счастливее, я бы мог оказаться на его месте", - ревниво
подумал он.
Снова пришел проводник.
- Нельзя пить в этом вагоне, я ведь вас предупреждал, - сказал он. -
Нельзя, сэр. В таких вагонах не пьют. - И тут проводник увидал третьего
военного. Он торопливо наклонился к нему и подозрительно глянул на Гиллигена
и Лоу: - Что вам от него нужно?
- Просто подобрал его там, он, видно, иностранец, заблудился. Послушай,
Эрнест...
- Заблудился? Ничего он не заблудился. Он из Джорджии. Я за ним,
присматриваю. Кэп, - обратился он к офицеру, - вам эти люди не мешают?
Гиллиген и Лоу переглянулись.
- Черт, а я решил, что он иностранец, - шепнул Гиллиген.
Офицер поднял глаза на испуганного проводника.
- Нет, - сказал он медленно, - не мешают.
- Как вы хотите - остаться тут с ними или, может, проводить вас на ваше
место?
- Оставь его с нами, - сказал Гиллигеа - Ему выпить хочется.
- Да нельзя ему пить. Он больной.
- Лейтенант, - оказал Гиллиген, - хотите выпить?
- Да, хочу выпить. Да.
- Но ему нельзя виски, сэр.
- Немножко можно. Я сам за ним присмотрю. А теперь дай-ка нам стаканы.
Неужели тебе трудно?
Проводник снова начал:
- Но ему же нельзя...
- Слушайте, лейтенант, - прервал его Гиллиген, - заставьте вашего
приятеля выдать нам стаканы - пить не из чего!
- Стаканы?
- Ну да! Не желает принести стаканы.
- Прикажете принести стаканы, нэп?
- Да, принесите нам стаканы, пожалуйста!
- Слушаю, кэп. - Проводник пошел и вернулся. - Присмотрите за ним,
ладно? - сказал он Гиллигену.
- Конечно, конечно!
Проводник ушел. Гиллиген с завистью взглянул на своего гостя.
- Да, видно, надо родиться в Джорджии, чтоб тебя обслуживали на этом
проклятом поезде. Я ему деньги давал - и то не помогло. Знаешь, генерал, -
обратился он к Лоу, - пусть лейтенант едет в нашем купе, ладно? Еще
пригодится.
- Ладно, - согласился Лоу. - Скажите, сэр, на каких самолетах вы
летали?
- Брось ты глупости, - прервал его Гиллиген. - Оставь его в покое. Он
разорил Францию," теперь ему нужен отдых. Верно, лейтенант?
Из-под изрубцованного, изуродованного лба офицер смотрел на него
недоуменными, добрыми глазами, но тут появился проводник со стаканами и
бутылкой джинджер-эля. Он принес подушку, осторожно подсунул ее под голову
офицеру, вытащил еще две подушки для остальных и с беспощадной добротой
заставил их сесть поудобнее. Он действовал ловко и настойчиво, как
непреклонная судьба, охватывая всех своей заботой.
Гиллигену с непривычки стало неловко.
- Эй, легче на поворотах, Джордж, не лапай меня, я сам! Мне бы эту
бутылочку полапать, понял?
Не обращая внимания, проводник спросил:
- Вам удобно, кэп?
- Да. Удобно. Спасибо, - ответил офицер. Потом добавил: - Принеси и
себе стакан. Выпей.
Гиллиген открыл бутылку, наполнил стаканы. Приторно и остро запахло
имбирем.
- Вперед, солдаты!
Офицер взял стакан левой рукой, и тут Лоу увидел, что правая у него
скрюченная, сухая.
- Ваше здоровье, - сказал офицер.
- Опрокинем! - сказал курсант Лоу.
Офицер смотрел на него, не притрагиваясь к стакану. Он смотрел на
фуражку, лежащую на коленях у Лоу, и напряженное, ищущее выражение глаз
сменилось четкой и ясной мыслью, так что Лоу показалось, будто его губы
сложились для вопроса.
- Так точно, сэр. Курсант! - ответил он признательно и тепло, снова
ощутив молодую, чистую гордость за свое звание.
Но напряжение оказалось непосильным для офицера, и его взгляд снова
стал недоуменным и рассеянным. Гиллиген поднял стакан, прищурился.
- Выпьем за мир, - сказал он. - Трудно будет только первые сто лет.
Подошел проводник со своим стаканом.
- Лишний нос в корыте, - пожаловался Гиллиген, наливая ему.
Негр взбил и поправил подушку под головой у офицера.
- Извините меня, кэп, может, вам принести что-нибудь от головной боли?
- Нет, нет. Спасибо. Не надо.
- Но вы больны, сэр. Не пейте лишнего.
- Лишнего? Не буду.
- Он не будет, - подтвердил Гиллиген. - Мы за ним последим.
-- Разрешите опустить штору? Вам свет в глаза не мешает?
-- Мне свет не мешает. Идите. Позову, если понадобится.
Инстинктом, присущим его расе, негр понимал, что его заботливость уже
становится навязчивой, но снова попытался помочь:
-- Наверно, вы забыли телеграфировать домой, чтобы вас встретили? Вы бы
позволили мне послать им телеграмму? Пока вы здесь -- я за вами присмотрю, а
потом кто о вас позаботится?
-- Ничего. Все в порядке. Пока я здесь -- вы за мной присмотрите. Потом
сам оправлюсь.
-- Хорошо. Но все-таки придется доложить вашему батюшке, как вы себя
ведете. Надо бы поосторожнее, кэп. - Он обернулся к Гиллигену и Лоу: -
Позовите меня, джентльмены, если ему станет дурно.
- Уходите! Сам позову. Если станет плохо. Гиллиген с восхищением
посмотрел вслед уходящему проводнику.
- Как вам это удалось, лейтенант?
Но офицер только перевел на них растерянный взгляд. Он допил виски, и
пока Гиллиген наливал стаканы, курсант Лоу, привязавшийся, словно щенок,
повторил:
- Скажите, сэр, на каких машинах вы летали? Офицер посмотрел на Лоу
приветливо, но ничего не
ответил, и Гиллиген сказал:
- Молчи. Оставь его в покое. Не видишь, что ли, - он сам не помнит? А
ты бы помнил, с этаким шрамом? Хватит про войну. Верно, лейтенант?
- Не знаю. Лучше выпить еще.
- Ясно, лучше. Не горюй, генерал. Он тебя не хочет обидеть. Просто ему
надо выкинуть все это из головы. У всех у нас свои страшные воспоминания о
войне. Я, наприм