Уильям Фолкнер
   Солдатская награда


Роман. 1926.

--------------------------------------------------------------------------
 William Faulkner. Soldiers' Pay. Novel. 1926.
 Источник: Уильям Фолкнер. Солдатская награда. Роман.
 Перевод Р.Райт-Ковалевой. М:Терра, 2001, Собрание сочинений в девяти томах,
 том 1, стр. 25-308.
 OCR: В.Есаулов, yes22vg@yandex.ru, 25 апреля 2003 г.
--------------------------------------------------------------------------



СОЛДАТСКАЯ НАГРАДА

                                 Роман

                         Перевод Р.Райт-Ковалевой




ГЛАВА ПЕРВАЯ



1


                                     Ахиллес: Вы брились утром, курсант?
                                     Меркурий: Да, сэр.
                                     Ахиллес: Откуда бритва, курсант?
                                     Меркурий: Из вещевого довольствия, сэр.
                                     Ахиллес: Идите, курсант.


                                             Старинная пьеса (ок. 19...? г.)


     Лоу,   Джулиан,   номер...,  бывший  курсант  летного  училища,  энской
эскадрильи  Воздушных  сил,  прозванный  "Однокрылым" другими будущими асами
своего  звена,  смотрел на мир желчным и разочарованным взглядом. Он страдал
таким  же разлитием желчи, как и многие вышестоящие военные чины, начиная от
командира  звена до генералов и небожителей с одной нашивкой (не говоря уж о
неприметной  серой  скотинке  с  летного  поля, которую французы так красиво
называют "надеждой авиации"): войну закончили без него.
     Он   сидел,   снедаемый   тоской   и   возмущением,   даже  не  радуясь
привилегированному  месту  в  международном  вагоне, и вертел на пальце свою
фуражку с проклятой белой ленточкой.
     - Понюхал воздуху, братишка? - осведомился Пехтура, тоже возвращавшийся
домой: от него на весь вагон несло скверным виски.
     - Иди ты к черту, - буркнул тот, и Пехтура сдернул свою мятую фуражку.
     -  Ох,  виноват,  генерал!  Или  вас  надо  величать  лейтенантом? Нет,
извиняюсь,  мадам,  мне  глаза выжгло на камбузе, зрение не то. Ну, давай на
Берлин!  А как же, вот именно на Берлин! Я тебе задам, Берлин, я тебе покажу
номер! Номер никакая тыща, никакая сотня, ни фига, ни нуля - рядовой (вполне
рядовой)  Джо  Гиллиген:  на парад опоздал, на дежурство опоздал, на завтрак
опоздал,  конечно,  если  завтрак  опоздал.  Статуя  свободы никогда меня не
видала, а если увидит - сейчас же: налево крутом - марш!
     Курсант Лоу прищурил глаз с видом знатока.
     - Слушай, братец, а что ты пьешь?
     -  Друг,  не  знаю!  Этого  самого, кто ее гонит, еще в прошлый четверг
наградили медалью: он придумал, как кончить войну. Надо только призвать всех
голландцев  в  нашу  армию  и поить их этим зельем сорок дней и сорок ночей,
понял? Любой войне конец!
     - Еще бы. Никто не разберет, война это или танцулька.
     - Нет, это-то они разберут. Женщины-то начнут танцевать, понял? Слушай,
была  у меня чудная девочка, говорит: "Фу, черт, да ты не умеешь танцевать".
А  я  говорю: "Я-то? Еще как умею!" Стали танцевать, а она спрашивает: "Ты в
каком  звании?"  А я говорю: "Тебе зачем? Танцую я не хуже генерала, не хуже
майора,  даже,  может,  не  хуже  сержанта,  потому как я только что выиграл
четыреста  монет в покер". А она говорит: "Ну?" И я говорю: "Я тебе говорю -
держись  меня,  детка".  А  она говорит: "А где деньги?" Да разве я стану ей
показывать? А тут подходит один такой, говорит: "Разрешите вас пригласить на
этот  танец?"  И  она  говорит:  "Пожалуйста,  все  равно  этот тип не умеет
танцевать!"  А  он,  сержант, - громадина, я в жизни таких не видал. Знаешь,
похож  на  того  малого  из Арканзаса, что сцепился с негром. А приятель его
спрашивает:  "Говорят, ты вчера негра убил?" - "Да, говорит, на двести пудов
весом". Как про медведя.
     Поезд дернуло, Пехтура покорно качнулся, и курсант Лоу сказал:
     - Здорово тебя заносит.
     -  Ничего! - успокоил его тот. - Зато вреда от нее никакого. Я ее давно
пью.  Конечное  дело,  пес мой пить это не станет, но ведь он, подлюга, взял
привычку  огинаться  у штаба бригады. Единственный мой трофей. Вот ему-то уж
никогда  не  влепят  за  то,  что  он  вовремя  не  приветствует  этих макак
бесхвостых. Послушьте, генерал, окажите любезность пригубить стаканчик, чтоб
эта  чертова  дорога  не нагоняла сонную одурь. Я угощаю! Ничего, после двух
глотков  сразу  привыкаешь.  Меня от нее тоска по дому берет: здорово пахнет
гаражом. Ты в гараже когда-нибудь работал?
     На  полу  меж  двух  скамеек сидел попутчик Пехтуры и пытался раскурить
размокшую,  распухшую  сигару.  "Похоже  на  разрушенную Францию", - подумал
курсант Лоу, вспомнив тягучие рассказы капитана Блейта, английского летчика,
временно приданного их части, чтобы укрепить силы демократии.
     - Бедный солдат! - плачущим голосом сказал его сосед. - Один в ничейной
зоне,  и  ни одной спички. Сущий ад эта война, верно? Я тебя спрашиваю! - Он
попробовал  ногой  опрокинуть  своего  спутника, потом стал медленно толкать
его:  -  Подвинься,  старая  салака! Подвинься, болван стоеросовый. Увы, мой
бедный  Йорка,  или  как  его  там (это я в театре слышал, понятно? Красивые
слова!), давай, давай! Видишь, к нам приехал генерал Першинг, хочет выпить с
бедными солдатами. - Он обернулся к курсанту Лоу: - Погляди на него, до чего
напился, до чего погряз во грехе.
     -  Битва  при  Коньяке, - бормотал сидевший на полу. - Десять убитых. А
может, пятнадцать. А может, сто. Бедные детки, плачут дома: где ты, Алиса?
     -  Вот  именно  -  Алиса.  Куда  ты  к черту запропастилась? Где вторая
бутылка? Ты что с ней сделал? Бережешь до дому, там в ней плавать будешь?
     Человек на полу уже плакал:
     - Обидел ты меня. Винишь, что я спрятал закладную на дом? Ну, бери, все
забирай - душу, тело. Насильничай, ты сильнее!
     -  Погоди,  я  тебя снасильничаю - отберу бутылку, винный уксус, винный
уксус, - бормотал тот, шаря под сиденьем. Он выпрямился, с торжеством поднял
бутылку.  -  "Чу!  битвы  гром  и  хохот  лошадиный! Но им не снять мятежную
главу!"  Нет,  нет! Вот бы мне посмотреть - как это лошади хохочут. Наверно,
там  одни  кобылы.  Ваше  пресветлое  высочество,  -  и  он церемонно поднял
бутылку,   -  соблаговолите  благосклонно  снизойти  и  почтить  добрых,  но
недостойных странников в чужом краю!
     Курсант  принял  бутылку,  глотнул,  поперхнулся  и сразу выплюнул все.
Солдат обхватил его, похлопал по спине.
     --  Будет,  будет,  не  такая  уж это гадость. -- И, ласково обняв Лоу за
плечи, он силой воткнул ему в губы горлышко бутылки. Лоу отталкивал бутылку,
отбивался. -- Да ты попробуй. Я тебя держу. Ну, пей!
     - О ч-черт! - сказал Лоу, отворачивая голову. Заинтересовались и другие
пассажиры. Пехтура успокаивал его:
     -  Ну, ну, давай. Тебя никто не обидит. Тут одни друзья. Нам, солдатам,
надо  крепко  держаться друг за дружку, мы же тут в чужой стране. Давай, пей
сразу. Куда ж это годится, выплевывать добро себе под ноги?
     - О ч-черт, не могу я, понимаешь?
     -  Можешь,  ей-Богу! Слушай меня: ты думай про цветочки. Думай про свою
бедную  седую  маму,  как  она рыдает у калитки, надрывает свое бедное седое
сердце.  Слушай,  ты думай о том, что приедешь домой и сразу придется искать
работу.  Война  -  это  ад, верно? Но если б еще годик повоевать - я стал бы
капралом!
     - К черту, не могу!
     -  Нет,  ты  обязан!  -  ласково  сказал  новый приятель, и вдруг сунул
бутылку ему в рот и наклонил ее.
     Положение  безвыходное  - либо выпить, либо облить всего себя; пришлось
выпить,  удержать  глоток.  Желудок  подскочил, застрял в глотке, потом стал
медленно опускаться вниз.
     - Ну, вот, разве так уж страшно? Пойми, мне еще жальче, чем тебе, когда
добро пропадает. А газолинчиком оно попахивает, верно?
     Желудок у курсанта Лоу болтался, как неприкаянный, словно воздушный шар
на  привязи.  Курсант ловил воздух ртом, его внутренности скручивал холодный
восторг. Приятель снова сунул бутылку ему в рот.
     -  Пей сразу! Вклад надо беречь, понял? Жидкость заливала его брюки, от
второго глотка по животу прошла судорога, дивный огонь пронзил тело. Подошел
кондуктор  пульмановского  вагона  и  с беспомощным отвращением посмотрел на
них.
     -  Смиррно!  -  заорал  Пехтура,  вскакивая на ноги. - Берегись, офицер
идет!  Встать,  рядовые,  приветствуйте адмирала! - Он схватил кондуктора за
руку,  крепко  стиснул.  -  Мальчики,  этот  человек  командовал флотом. При
попытке  врага  взять Кони-Айленд он был на посту. Нет, ошибка - в Чикагском
архипелаге. Верно, полковник?
     - Ну, прекратите, не надо!
     Но Пехтура уже чмокнул его в руку.
     - А теперь ступайте отсюда, сержант! Вы свободны до обеда!
     - Послушайте, перестаньте хулиганить! Вы мне весь вагон загадите!
     -  Бог  с  вами, капитан, да у вас вагон в такой целости и сохранности,
что  можно  бы  вашей  дочке пожелать! - Солдат, сидевший на полу, попытался
встать, и Пехтура выругал его: - Сиди смирно, слышишь? Слушайте, кажется, он
думает,  что  сейчас ночь. Может, ваш камердинер уложит его спать? Он только
мешает.
     Кондуктор, решив, что Лоу - самый трезвый, обратился к нему;
     - Слушай, солдат, может быть, хоть ты что-нибудь 2


                                                 Кто полетел спасать миры,
                                                 И безутешен С той поры?
                                                 Курсант!
                                                 Кто на свиданье не попал,
                                                 Пока командует капрал?
                                                 Курсант!

     С  набитыми  животами и бутылкой виски, уютно приютившейся под мышкой у
курсанта Лоу, сели они в другой поезд.
     - А куда мы едем? - спросил Лоу. - Этот поезд не идет в Сан-Франциско.
     -  Слушай  меня, - сказал Пехтура. - Меня зовут Джо Гиллиген. Гиллиген,
Г-и-л-л-и-г-е-н,  Гиллиген.  Д-ж-о - Джо. Джо Гиллиген. Мои предки завоевали
Миннеаполис,  отняли его у ирландцев и приняли голландскую фамилию, понятно?
А ты когда-нибудь слышал, чтоб человек по имени Гиллиген завел тебя не туда,
куда надо? Хочешь ехать в Сан-Франциско - пожалуйста! Хочешь ехать в Сен-Пол
или  в  Омаху  -  пожалуйста,  я  не  мешаю.  Более того: я тебе помогу туда
попасть.  Помогу  попасть хоть во все три города, если хочешь. Но зачем тебе
ехать к черту на рога, в Сан-Франциско?
     -  Незачем!  - согласился Лоу. - Мне вообще незачем ехать. Мне и тут, в
поезде,  хорошо,  по  правде говоря. Послушай, давай мы тут кончим войну. Но
беда в том, что моя семья живет в Сан-Франциско. Вот и приходится ехать.
     -  Правильно,  -  с  готовностью согласился рядовой Гиллиген. - Надо же
человеку  когда-нибудь  повидать  свою  родню.  Особенно,  если он с ними не
живет.  Разве  я  тебя  осуждаю? Я тебя за это уважаю, братец. Но ведь домой
можно  съездить  и  в  другое  время.  А  я  предлагаю:  давай  осмотрим эту
прекрасную страну, ведь мы за нее кровь проливали.
     -  Вот  черт,  нельзя  мне. Моя мать с самого перемирия мне каждый день
телеграфировала:  летай  пониже,  будь осторожен, скорее приезжай домой, как
только  демобилизуют.  Ей-богу,  она, наверно, и президенту телеграфировала,
просила: отпустите его поскорее.
     -  Ясно.  Обязательно  просила.  Что  может  сравниться  с  материнской
любовью?  Разве  что  добрый  глоток  виски.  А  где бутылка? Надеюсь, ты не
обманул бедную девушку?
     - Вот она! - Лоу вынул бутылку, и Гиллиген нажал звонок.
     -  Клод,  - сказал он высокомерному проводнику негру. - Принеси нам два
стакана  и  бутылочку  саосапариллы  или  еще чего-нибудь. Сегодня мы едем в
джентльменском вагоне и будем вести себя, как джентльмены.
     -  А  зачем  тебе  стаканы?  -  спросил  Лоу.  -  Вчера  мы  и бутылкой
обходились.
     -  Помни, что мы въезжаем в чужие края. Нельзя нарушать обычаи дикарей.
Подожди,  скоро ты будешь опытным путешественником и все будешь помнить. Два
стакана, Отелло.
     - В этом вагоне пить не полагается. Пройдите в вагон-ресторан.
     - Брось, Клод, будь человеком.
     - Нельзя пить в этом вагоне. Если желаете, пройдите в вагон-ресторан. -
     Рядовой Гиллиген обернулся к своему спутнику.
     -  Видал?  Как  тебе  это  нравится? Вот как гнусно отнесся к солдатам!
Говорю вам, генерал, хуже этого поезда я еще не встречал.
     - А, черт с ним, давай пить из бутылки.
     -  Нет,  нет!  Теперь  это вопрос чести. Помни, нам надо защищать честь
мундира  от  всяких  оскорблений.  Подожди,  я  поищу кондуктора. Нет, брат,
купили мы билеты или не купили?

     Нет офицеров, а жены их есть,
     Кому ж они окажут честь?

     Небо  в  тучах  и  земля  медленно и мерно расплываются в сером тумане.
Серая земля... По ней проходят случайные деревья, дома, а города, как пузыри
призрачных звуков, нанизаны на телеграфную проволоку...

     Кто в караулке треплет языком,
     К черту войну посылает тайком?
     Курсант!

     И тут вернулся Гиллиген и сказал:
     - Чарльз, вольно!
     "Так  я  и  знал,  что  он  кого-то  приведет, - подумал курсант Лоу и,
поднимая  глаза,  заметил  пояс  и  крылья,  вскочил,  увидал  молодое  лицо
искаженное  чудовищным  шрамом через весь лоб. - О господи", - взмолился он,
сдерживая дурноту.
     Лоу   отдал  честь.  Офицер  смотрел  на  него  рассеянным  напряженным
взглядом.  Гиллиген, поддерживая офицера под руку, усадил его на скамью. Тот
растерянно взглянул на Гиллигена и пробормотал:
     - Спасибо.
     - Лейтенант, - сказал Гиллиген, - вы видите перед собой гордость нации.
Генерал, велите подать воду со льдом. Лейтенант нездоров.
     Курсант  Лоу нажал кнопку звонка и со вспыхнувшей вновь старой враждой,
какую  американские солдаты питают к офицерам всех национальностей, поглядел
на  знаки  различия,  бронзовые крылья и пуговицы, даже не удивляясь, почему
этот больной британский лейтенант в таком состоянии путешествует по Америке.
"Был бы я старше или счастливее, я бы мог оказаться на его месте", - ревниво
подумал он.
     Снова пришел проводник.
     -  Нельзя  пить  в этом вагоне, я ведь вас предупреждал, - сказал он. -
Нельзя,  сэр.  В  таких  вагонах  не пьют. - И тут проводник увидал третьего
военного. Он торопливо наклонился к нему и подозрительно глянул на Гиллигена
и Лоу: - Что вам от него нужно?
     - Просто подобрал его там, он, видно, иностранец, заблудился. Послушай,
Эрнест...
     -  Заблудился?  Ничего  он  не  заблудился.  Он  из Джорджии. Я за ним,
присматриваю. Кэп, - обратился он к офицеру, - вам эти люди не мешают?
     Гиллиген и Лоу переглянулись.
     - Черт, а я решил, что он иностранец, - шепнул Гиллиген.
     Офицер поднял глаза на испуганного проводника.
     - Нет, - сказал он медленно, - не мешают.
     - Как вы хотите - остаться тут с ними или, может, проводить вас на ваше
место?
     - Оставь его с нами, - сказал Гиллигеа - Ему выпить хочется.
     - Да нельзя ему пить. Он больной.
     - Лейтенант, - оказал Гиллиген, - хотите выпить?
     - Да, хочу выпить. Да.
     - Но ему нельзя виски, сэр.
     -  Немножко можно. Я сам за ним присмотрю. А теперь дай-ка нам стаканы.
Неужели тебе трудно?
     Проводник снова начал:
     - Но ему же нельзя...
     -  Слушайте,  лейтенант,  -  прервал  его  Гиллиген, - заставьте вашего
приятеля выдать нам стаканы - пить не из чего!
     - Стаканы?
     - Ну да! Не желает принести стаканы.
     - Прикажете принести стаканы, нэп?
     - Да, принесите нам стаканы, пожалуйста!
     -  Слушаю,  кэп.  -  Проводник  пошел и вернулся. - Присмотрите за ним,
ладно? - сказал он Гиллигену.
     - Конечно, конечно!
     Проводник ушел. Гиллиген с завистью взглянул на своего гостя.
     -  Да,  видно,  надо родиться в Джорджии, чтоб тебя обслуживали на этом
проклятом  поезде.  Я ему деньги давал - и то не помогло. Знаешь, генерал, -
обратился  он  к  Лоу,  -  пусть  лейтенант  едет  в  нашем купе, ладно? Еще
пригодится.
     -  Ладно,  - согласился  Лоу.  -  Скажите,  сэр,  на каких самолетах вы
летали?
     -  Брось  ты глупости, - прервал его Гиллиген. - Оставь его в покое. Он
разорил Францию," теперь ему нужен отдых. Верно, лейтенант?
     Из-под  изрубцованного,  изуродованного  лба  офицер  смотрел  на  него
недоуменными,  добрыми  глазами,  но  тут  появился проводник со стаканами и
бутылкой  джинджер-эля.  Он принес подушку, осторожно подсунул ее под голову
офицеру,  вытащил  еще  две  подушки  для остальных и с беспощадной добротой
заставил   их  сесть  поудобнее.  Он  действовал  ловко  и  настойчиво,  как
непреклонная судьба, охватывая всех своей заботой.
     Гиллигену с непривычки стало неловко.
     -  Эй,  легче  на  поворотах,  Джордж, не лапай меня, я сам! Мне бы эту
бутылочку полапать, понял?
     Не обращая внимания, проводник спросил:
     - Вам удобно, кэп?
     -  Да.  Удобно.  Спасибо,  - ответил офицер. Потом добавил: - Принеси и
себе стакан. Выпей.
     Гиллиген  открыл  бутылку,  наполнил  стаканы. Приторно и остро запахло
имбирем.
     - Вперед, солдаты!
     Офицер  взял  стакан  левой  рукой, и тут Лоу увидел, что правая у него
скрюченная, сухая.
     - Ваше здоровье, - сказал офицер.
     - Опрокинем! - сказал курсант Лоу.
     Офицер  смотрел  на  него,  не  притрагиваясь  к стакану. Он смотрел на
фуражку,  лежащую  на  коленях  у  Лоу, и напряженное, ищущее выражение глаз
сменилось  четкой  и  ясной  мыслью,  так что Лоу показалось, будто его губы

сложились для вопроса.
     -  Так  точно,  сэр.  Курсант! - ответил он признательно и тепло, снова
ощутив молодую, чистую гордость за свое звание.
     Но  напряжение  оказалось  непосильным  для офицера, и его взгляд снова
стал недоуменным и рассеянным. Гиллиген поднял стакан, прищурился.
     - Выпьем за мир, - сказал он. - Трудно будет только первые сто лет.
     Подошел проводник со своим стаканом.
     - Лишний нос в корыте, - пожаловался Гиллиген, наливая ему.
     Негр взбил и поправил подушку под головой у офицера.
     - Извините меня, кэп, может, вам принести что-нибудь от головной боли?
     - Нет, нет. Спасибо. Не надо.
     - Но вы больны, сэр. Не пейте лишнего.
     - Лишнего? Не буду.
     - Он не будет, - подтвердил Гиллиген. - Мы за ним последим.
     -- Разрешите опустить штору? Вам свет в глаза не мешает?
     -- Мне свет не мешает. Идите. Позову, если понадобится.
     Инстинктом,  присущим  его расе, негр понимал, что его заботливость уже
становится навязчивой, но снова попытался помочь:
     --  Наверно, вы забыли телеграфировать домой, чтобы вас встретили? Вы бы
позволили  мне послать им телеграмму? Пока вы здесь -- я за вами присмотрю, а
потом кто о вас позаботится?
     --  Ничего.  Все в порядке. Пока я здесь -- вы за мной присмотрите. Потом
сам оправлюсь.
     --  Хорошо.  Но  все-таки  придется доложить вашему батюшке, как вы себя
ведете.  Надо  бы  поосторожнее,  кэп.  -  Он обернулся к Гиллигену и Лоу: -
Позовите меня, джентльмены, если ему станет дурно.
     -  Уходите!  Сам  позову.  Если  станет  плохо.  Гиллиген с восхищением
посмотрел вслед уходящему проводнику.
     - Как вам это удалось, лейтенант?
     Но  офицер  только перевел на них растерянный взгляд. Он допил виски, и
пока  Гиллиген  наливал  стаканы,  курсант Лоу, привязавшийся, словно щенок,
повторил:
     -  Скажите,  сэр,  на  каких машинах вы летали? Офицер посмотрел на Лоу
приветливо, но ничего не
     ответил, и Гиллиген сказал:
     -  Молчи.  Оставь его в покое. Не видишь, что ли, - он сам не помнит? А
ты бы помнил, с этаким шрамом? Хватит про войну. Верно, лейтенант?
     - Не знаю. Лучше выпить еще.
     -  Ясно, лучше. Не горюй, генерал. Он тебя не хочет обидеть. Просто ему
надо  выкинуть  все это из головы. У всех у нас свои страшные воспоминания о
войне.  Я,  наприм