ь
терпением; и в самом деле, недели не прошло, как  в  один  прекрасный  вечер
мисс Тина уселась в  мою  гондолу,  для  какового  торжественного  случая  я
принанял еще одного гребца.
   Спустя несколько минут мы выехали на Canale Grande, и мисс Тина ахнула  с
таким неподдельным восхищением, словно  была  путешественницей,  только  что
прибывшей в Венецию. Она успела забыть, как великолепен этот водный  путь  и
какое чувство вольности и покоя нисходит  на  душу,  когда  скользишь  между
мраморными дворцами и отражениями огней в воде. Скользили мы долго,  и  хотя
моя спутница молчала, я угадывал всю полноту  испытываемого  ею  блаженства.
Она не просто радовалась, она ликовала, с нее словно  спали  оковы.  Гондола
подвигалась  вперед  неторопливо,  и  она  могла  вволю   насладиться   этим
движением, вслушиваясь в мерный плеск весел; но вот звук стал более  громким
и как будто напевно-текучим - мы свернули в один узкий боковой канал,  потом
в другой; Венеция словно раскрывала нам свои тайны. На мой вопрос, давно  ли
она отвыкла от подобных прогулок, мисс Тина отвечала: "Ах,  не  знаю,  очень
давно, с тех пор как тетушка стала недомогать". И я - не первый  уже  раз  -
почувствовал, что прожитые годы как бы сливаются для нее в тумане и стерлась
черта,  отделявшая  их  от  расцвета  юности  мисс  Бордеро.  Нам  следовало
вернуться не слишком поздно, однако мы сделали еще  порядочный  giro  [*Круг
(итал.)] прежде чем высадиться на  Пьяцце.  Я  ни  о  чем  не  расспрашивал,
намеренно не затевал разговора о ее жизни дома, о том, что мне больше  всего
хотелось узнать. Вместо этого я то подробнейшим образом рассказывал  ей  обо
всем, попадавшемся нам на пути, то пускался в описания Рима и Флоренции  или
в общие  рассуждения  о  пользе  и  прелести  путешествий.  Она  слушала  со
вниманием, откинувшись на мягкие кожаные подушки, покорно следовала взглядом
туда, куда я указывал, и лишь позднее я узнал, что о  Флоренции  она  больше
могла бы порассказать мне, чем я ей, так как несколько лет жила там вместе с
теткой. Наконец она спросила  -  по-детски  нетерпеливо  и  в  то  же  время
застенчиво: "А когда же Пьяцца? Мне так хочется посмотреть Пьяццу!" Я тотчас
отдал распоряжение больше никуда не сворачивать,  и  мы  замолчали,  ожидая,
когда гондола прибудет к цели. Спустя короткое время, однако, мисс Тина сама
прервала молчание:
   - Я уже знаю, что с тетушкой; она боится, как бы вы не уехали.
   У меня захватило дух.
   - С чего это ей вздумалось?
   - Ей кажется, вы скучаете. Оттого-то она и переменилась к вам.
   - Что же, она решила меня развлекать?
   - Она не хочет, чтобы вы уезжали. Она хочет, чтобы вы оставались у нас.
   - Другими словами, чтобы я продолжал платить за  квартиру,  -  откровенно
предположил я.
   Мисс Тину трудно было удивить откровенностью.
   - Да, вы правы; чтобы мне больше осталось.
   - Сколько же именно она хочет вам оставить? - спросил я,  развеселившись.
- Пусть бы она назвала сумму, и я соответственно рассчитал бы  сроки  своего
пребывания.
   - О, как можно! - воскликнула мисс Тина. - Вовсе я не хочу, чтобы вы себя
подобным образом связывали.
   - А если мне по  собственным  надобностям  желательно  задержаться  здесь
подольше?
   - Тогда лучше поищите себе другую квартиру.
   - А что на это скажет ваша тетушка?
   - Ей это  не  понравится.  По-моему,  самое  правильное  будет,  если  вы
откажетесь от этих своих надобностей и совсем уедете из Венеции.
   - Дорогая мисс  Тина,  -  сказал  я.  -  Не  так-то  просто  мне  от  них
отказаться!
   На это она ничего не ответила, но минуту спустя снова завела разговор:
   - Я, кажется, знаю, какие такие ваши надобности.
   - Ничего мудреного; ведь тогда в саду я почти напрямик  сказал  вам,  что
хотел бы заручиться вашей помощью.
   - Помочь вам значило бы совершить вероломство по отношению к тетушке.
   - Отчего же вероломство?
   - Оттого, что она никогда не согласится на то,  что  вам  нужно.  Ее  уже
просили, ей уже писали об этом. Она и слышать не хочет.
   - Значит, у нее есть что-то ценное! - так и подскочил я.
   - Все у нее есть! - устало вздохнула мисс Тина, внезапно опечалившись.
   От этих слов каждая жилка во мне  взыграла  -  ведь  они  были  бесценным
свидетельством. Я был слишком взволнован, чтобы говорить, да и  гондола  уже
приближалась к Пьяццетте. Сойдя на берег, я спросил у  своей  спутницы,  что
она предпочитает - пройтись вокруг площади или посидеть  за  столиком  перед
знаменитым кафе; она предоставила выбор мне, напомнив только, что у  нас  не
так много времени. Я, однако, заверил ее, что времени с лихвой хватит  и  на
то и на другое, и мы тронулись в  длинный  кружной  путь  под  аркадами.  От
зрелища ярких магазинных витрин мисс Тина повеселела снова; она  то  и  дело
замедляла шаг или вовсе останавливалась, хвалила одни  выставленные  товары,
неодобрительно отзывалась о других, спрашивала моего  мнения,  рассуждала  о
ценах. Я слушал ее рассеянно, давешние слова "Все у нее есть!" не шли у меня
из головы. Но вот наконец мы подошли к кафе Флориана  и,  с  трудом  отыскав
место за одним из столиков, расставленных прямо на площади,  уселись.  Вечер
был  дивный,   весь   город,   казалось,   высыпал   наружу;   сами   стихии
благоприятствовали возвращению мисс Тины в жизнь. Я видел, как  глубоко  она
затронута, хоть и не говорит об этом, как нелегко ей  справиться  с  обилием
впечатлений. Она успела уже позабыть живую прелесть мира, и только сейчас ей
открылось, как безжалостно обескровлены были ее лучшие годы. Это не  вызвало
в ней гнева, но легкая краска недоумения, смешанного с обидой, разлилась  по
ее лицу, с которого еще не сошла восхищенная улыбка. Она молчала,  -  должно
быть, раздумывала о тех радостях жизни, что так легко ей могли  достаться  в
удел, а  теперь  были  бесповоротно  утрачены;  воспользовавшись  паузой,  я
сказал:
   - Верно ли я понял, что ваша тетушка, желая удержать меня в доме,  решила
время от времени допускать меня к себе?
   - Она думает, изредка навещать ее будет для вас развлечением. Она  готова
пойти на эту уступку, лишь бы вы не уехали.
   - А почему, собственно, она уверена, что ее общество  представляет  такой
соблазн для меня?
   - Не знаю, наверно, вам интересно, - простодушно отвечала мисс Тина. - Вы
сами так говорили.
   - Точно, говорил; но вряд ли многие так считают.
   - Я тоже думаю, иначе многие бы этого добивались.
   - Но если ее хватило на такое соображение, - продолжал я, - то  могло  бы
хватить и на другое: что сколь она ни  интересна  для  меня  сама  по  себе,
должны быть какие-то  особые  причины,  препятствующие  мне  поступить,  как
поступают другие - попросту махнуть на нее рукой.  -  Растерянный  вид  мисс
Тины показывал, что она  не  уловила  смысл  этой  довольно  сложной  фразы,
поэтому я добавил:-Если вы не пересказывали ей того, о чем я вам  говорил  в
саду, может быть, она сама догадалась?
   - Не знаю - она вообще очень подозрительна.
   - Не  людское  ли  нескромное  любопытство  тому  виной,  не  пытался  ли
кто-нибудь преследовать ее расспросами?
   - Нет, нет, не в том дело, - сказала мисс Тина, с тревогой  посмотрев  на
меня. - Сама не знаю, как объяснить; было  одно  происшествие  в  ее  жизни,
давным-давно - еще до того, как я родилась на свет.
   - Происшествие? Что же это за происшествие такое? - спросил я так,  будто
мне и в голову не могло прийти, о чем речь.
   - Тетушка мне никогда о нем не рассказывала. - И я не сомневался, что она
говорит правду.
   Ее крайняя искренность обезоруживала  меня;  я  бы  предпочел,  в  данных
обстоятельствах, иметь дело с человеком менее чистосердечным.
   - Не думаете ли вы, что тут  есть  какая-то  связь  с  имеющимися  у  нее
письмами Асперна?
   - А ведь в  самом  деле!  -  воскликнула  моя  собеседница,  словно  даже
обрадованная такой догадкой. - Правда, я ни одного из них не читала.
   - Ни одного? Откуда же вы знаете, что в них содержится?
   - Я и не знаю, - безмятежно отвечала мисс Тина. - Я ни разу но держала их
в руках. Но видела, когда она их доставала из шкатулки.
   - А часто она это делает?
   - Теперь - нет. А раньше часто. Она очень любила перебирать их,
   - Хоть там, возможно, есть кое-что компрометирующее?
   - Компрометирующее? - Мисс Тина повторила это слово так, точно  но  очень
ясно представляла его значение. Я почувствовал себя чуть ли  не  растлителем
чистой души.
   - Я хочу сказать - пробуждающее неприятные воспоминания.
   - О, я уверена, что ничего неприятного там нет. - Ничего, что порочило бы
ее репутацию?
   Совсем повое,  особенное  выражение  появилось  в  лице  племянницы  мисс
Бордеро - она словно бы признавала, что не  в  силах  противостоять  мне,  и
взывала к моей порядочности и моему великодушию.  Я  привез  ее  на  Пьяццу,
заворожил множеством красот, выказал ей внимание, за  которое  она  от  души
благодарна, - а теперь, оказывается, это все было просто попыткой  подкупить
ее, заставить в чем-то пойти против тетки. Она по натуре податлива и  готова
все сделать для человека, который был так добр  к  ней,  но  я  лучше  всего
докажу свою доброту, если не потребую слишком многого взамен. Впоследствии я
часто думал о том, что почему-то она нимало не рассердилась на  меня  за  не
слишком уважительное отношение к репутации мисс Бордеро - хоть  сам  я  счел
бы, что это не по-джентльменски, не будь на карту поставлено  кое-что  столь
бесценное - для меня, по крайней мере. Должно быть, она просто не поняла.
   - Вы предполагаете, она сделала что-то дурное?  -  спросила  она  немного
погодя.
   - Упаси меня бог от таких предположений, да и не мое это дело. К тому же,
- поспешил я любезно добавить, - если и  было  что-либо  подобное,  то  ведь
случилось оно в другую эпоху, в  другом  мире.  Вот  только  почему  она  не
уничтожила эти письма?
   - Что вы, она так дорожит ими.
   - Даже сейчас, зная, что ее жизнь идет к концу?
   - Может быть, когда она почувствует, что конец уже близок, она  уничтожит
их.
   - Послушайте, мисс Тина, - сказал я, - вот я бы и хотел, чтобы  вы  этому
помешали.
   - Как же я могу помешать?
   - Не могли бы вы взять у нее эти письма?
   - И отдать вам?
   Эти обнажающие суть дела слова нетрудно было принять  за  издевку,  но  я
уверен, что у мисс Тины и в мыслях не было ничего подобного.
   - Хотя бы для того, чтобы я мог просмотреть их. Поймите, не мне лично они
нужны и я вовсе но хочу заполучить их ценою ущерба  для  кого-либо  другого.
Просто это было бы таким подарком читателям, таким неоценимым дополнением  к
биографии Джеффри Асперна.
   Она, как всегда, слушала с таким видом, будто все мои разглагольствования
касались предметов, совершенно ей прежде незнакомых; и я  почувствовал  себя
ничем не лучше газетного репортера, норовящего пролезть в  дом,  где  кто-то
умер. Чувство это еще усилилось, когда она сказала:
   - Один господин недавно писал к ней почти теми же словами. Он тоже  хотел
получить письма.
   - И она ответила? - спросил я, слегка  пристыженный  мыслью,  что  Камнор
действовал куда более честно.
   -  Только  после  второго  или  третьего   его   обращения.   Она   очень
рассердилась.
   - Что же она ему написала?
   - Она его назвала чертом, - не задумываясь, ответила мисс Тина.
   - Прямо так и выразилась на бумаге?
   - Не на бумаге, а в разговоре со мною. А ответ писала я по ее приказанию.
   - И что же вы написали?
   - Написала, что никаких писем у нее нет.
   - Ах он бедняга! - сочувственно вздохнул я.
   - Я знаю, что есть, но написала так, как она велела.
   - Разумеется, вы и не могли поступить иначе. Но я надеюсь,  что  меня  не
назовут чертом.
   - Смотря  по  тому,  что  вам  от  меня  понадобится,  -  улыбнулась  моя
собеседница.
   - Ох, если я от вас рискую заслужить такое  название,  значит,  дела  мои
плохи! Но я ведь не прошу вас красть ради меня, не прошу даже  лгать  -  все
равно этого вы не умеете, разве только на бумаге. Мне важно одно - чтобы  вы
не дали ей уничтожить письма.
   - Но что я тут  могу  сделать,  -  возразила  мисс  Тина.  -  Ведь  я  ей
повинуюсь, а не она мне.
   - Зато собственные руки и ноги ей не повинуются.  Единственный  доступный
ей способ уничтожить письма - это их сжечь. Но, чтобы сжечь, нужен огонь,  а
как ей добыть огня, если вы не принесете?
   - Я не смею ослушаться ее приказаний, - сетовала бедняжка. - И потом есть
ведь еще Олимпия.
   Я хотел было заметить, что Олимпию нетрудно подкупить, но счел  за  благо
не произносить это слово и выразился более осторожно: дескать,  с  девчонкой
можно справиться.
   -  Тетушка  с  кем  угодно  справится,  -  сказала  мисс  Тина.  И  вдруг
заторопилась домой, уверяя, что отпущенный срок миновал. Но  я  удержал  ее,
накрыв своей рукой ее руку, лежавшую на столе.
   - Обещайте хотя бы, что вы постараетесь мне помочь.
   - Да как же я могу, как я могу это сделать?  -  твердила  она,  сбитая  с
толку и расстроенная.  Ее  и  удивило  и  испугало,  что  ей  отводят  такую
значительную роль в чьих-то замыслах, что от нее требуют действия.
   - Вот главное: вы должны зорко следить за тетушкой и  предупредить  меня,
прежде чем кощунственное преступление будет совершено.
   - А как мне следить в те часы,  когда  я  отлучаюсь  из  дому  по  ее  же
настоянию?
   - Да, в самом деле.
   - Кстати, и по вашему настоянию тоже.
   - Силы небесные! Уж не затеяла ли она что-то именно сегодня?
   - Не знаю. Она очень хитрая.
   - Вы нарочно пугаете меня? - спросил я.
   Вместо ответа моя  собеседница  промолвила  тихо,  и  словно  бы  даже  с
завистью:
   - Она так дорожит ими, так дорожит!
   Эта мысль, столь  выразительно  высказанная  вслух,  несколько  успокоила
меня, и, желая еще глотнуть целительного бальзама, я сказал:
   - Если у нее нет намерения уничтожить перед смертью бумаги, о которых  мы
говорим, она, вероятно, распорядилась ими в своем завещании.
   - Завещании?
   - Разве она не сделала завещания в вашу пользу?
   - Ей почти нечего завещать. Оттого-то она  и  гонится  так  за  деньгами,
-сказала мисс Тина.
   - Коль скоро уж о том зашла речь,  позвольте  мне  спросить  -  на  какие
средства вы с ней живете?
   - На деньги, которые приходят из  Америки;  какой-то  господин  -  должно
быть, стряпчий - посылает их из Нью-Йорка  каждые  три  месяца.  Только  это
очень немного!
   - Но должна же была она распорядиться  этими  деньгами  на  случай  своей
смерти?
   Мисс Тина замялась, - от меня не укрылось, что она покраснела.
   - Кажется, они мои, - сказала она, и весь вид ее в эту  минуту  так  ясно
выдавал отсутствие у нее привычки думать о  себе,  что  она  показалась  мне
почти хорошенькой. - Но однажды, что было довольно давно,  тетушка  посылала
за местным avvocato. И еще какие-то люди приходили тогда сюда и  подписывали
что-то.
   - Вероятно, это были свидетели. А вас не просили подписывать? Вот видите,
- оживленно заговорил я в приливе надежды, - стало быть, вы наследница.  Она
завещала письма вам!
   - Если она и сделала это, то с очень жесткими оговорками, - ответила мисс
Тина, быстро встав  из-за  стола,  и  порывистость  этого  движения  придала
необычную энергию ее словам. Она как бы предупреждала  меня,  что  наверняка
завещательница потребовала, чтобы завещанное тщательно оберегалось от  чужих
любопытных глаз, и уж кто-кто, а она, мисс Тина, не отступит  ни  в  чем  от
воли покойной, так что лучше мне на это и не рассчитывать.
   - Разумеется, вам придется считаться со всеми ее условиями, - заметил  я;
и она ничем не попыталась смягчить суровость вывода, который я должен был из
этого сделать для себя. Однако же поздней, когда  мы,  промолчав  почти  всю
обратную дорогу, ступили  на  узкий  тротуар  перед  домом,  она  неожиданно
сказала: "Что могу, я сделаю, чтобы  помочь  вам".  Ну  что  ж,  подумал  я,
спасибо и на том; но среди ночи я проснулся, и заснуть снова мне  не  давала
тревожная мысль: а ведь  мисс  Тина  подкрепила  давно  сложившееся  у  меня
убеждение, что старуха коварна, как бес.
 
   VII
 
   Мысль о том, не натворила ли уже старуха бед, побуждаемая этим  свойством
собственного характера, несколько дней не давала мне покоя. Я ждал вестей от
мисс Тины, которую считал чуть ли не обязанной осведомлять меня обо всем,  и
в первую очередь - о том,  действительно  ли  мисс  Бордеро  возложила  свои
сокровища на жертвенный алтарь. Но мисс Тина молчала, а  терпеть  дольше  не
было сил, и  тогда  я  решил  самолично  проверить  свои  опасения.  В  один
прекрасный день, после сиесты, я послал слугу справиться,  не  позволено  ли
мне будет нанести дамам визит, и посланный вернулся с  неожиданным  ответом:
нет ничего проще, так  как  мисс  Бордеро  находится  в  sala,  куда  по  ее
приказанию выкатили кресло и поставили у окна, выходящего в сад. Я  поспешно
спустился вниз и нашел, что все именно так и  обстоит:  старуха  перебралась
через порог, столь долго отделявший ее от внешнего мира, и,  казалось,  была
готова вступить с этим  миром  в  соприкосновение  -  о  чем,  в  частности,
говорили какие-то мелочи,  чуть  смягчавшие  обычную  суровость  ее  одежды.
Правда, нашествия извне пока не произошло; она  сидела  совершенно  одна,  и
даже мисс Тины нигде на было видно, ни в sala, ни в смежной гостиной,  двери
которой были  распахнуты  настежь.  Окно,  у  которого  стояло  кресло  мисс
Бордеро, в это время дня оставалось в тени, и в просвет между полураскрытыми
ставнями она могла любоваться садом, где многое,  впрочем,  уже  посохло  от
летнего солнца; могла смотреть, как ярко-желтые полосы света перемежаются  с
вытянутыми тенями.
   - Вы, верно, пришли сказать, что желаете оставить за собой комнаты еще на
полгода? - спросила старуха, когда я  подошел;  и  что-то  вульгарное  в  ее
неприкрытой алчности заставило меня внутренне содрогнуться, как если бы я не
имел случая повидать образчик раньше. Здесь упоминалось уже, что  стремление
Джулианы извлечь выгоду из нашего знакомства, точно фальшивая нота, искажало
сложившийся у меня образ  женщины,  которая  вдохновила  великого  поэта  на
бессмертные  строки,  -  но  должен  оговориться:  одно   обстоятельство   в
значительной мере ее оправдывало, - ведь кто,  как  не  я  сам,  разжег  это
адское пламя, кто, как не я, навел ее на мысль о средстве наживы,  имеющемся
у нее в руках. До меня ей это и в голову не приходило; много лет она прожила
в доме, на три четверти пустовавшем без всякой пользы; объяснить  это  можно
лишь тем, что огромное помещение не стоило ей почти ничего и что,  сколь  ни
скудны были ее доходы, в Венеции  они  все  же  позволяли  сводить  концы  с
концами. Но вот явился я и преподал ей урок расчетливости, да  еще  разыграл
дорогостоящую комедию с садом  -  как  тут  было  не  соблазниться  добычей,
которая сама шла в руки. Подобно всем, кому на склоне лет  доведется  узреть
свет новой истины, она сразу же стала фанатиком и мертвой хваткой  вцепилась
в возможность, о которой я только намекал.
   У дальней стены стояло несколько стульев;  не  дожидаясь  приглашения,  -
старуху явно не заботило, буду я сидеть или стоять, - я взял  один,  перенес
поближе и сел, после чего начал веселым тоном:
   - О, сударыня, какое живое у вас воображение, какой полет мысли! Ведь я -
всего лишь бедный  литератор,  зарабатывающий  себе  на  жизнь  каждодневным
трудом. Где уж мне снимать дворцы на столь долгий срок. Существование мое не
обеспечено. Полгода! Да будет  ли  у  меня  через  полгода  кусок  хлеба?  Я
позволил себе непомерную роскошь - но это один раз. А на длительное время...
   - Вы находите, что  занимаемые  вами  комнаты  стоят  слишком  дорого?  -
перебила Джулиана. - Ну что ж, можете прибавить к ним еще несколько за ту же
плату. Нам нетрудно будет сговориться - combinare, как говорят итальянцы.
   - Если уж на то пошло, сударыня, они действительно стоят слишком  дорого,
нес