рашновато, она взяла Димку за руку.
     -- Ты довольна, что мы здесь? -- спросил Димка.
     -- Да,-- шепнула она.
     -- Почему ты говоришь шепотом?
     -- Я боюсь, что они нас услышат.
     -- Кто?
     --  Монахини,  и монахи, и сам настоятель, и рыцари, погибшие у стен, и
пушкари...
     -- И звонари, и алебардисты,-- продолжал Димка, -- и старая Агата.
     -- Кто-о? -- Галины глаза стали круглыми.
     -- Да старая черная Агата, --  скороговоркой  пояснил  Димка  и  дальше
таинственно:  --  Видишь,  ходит  она со связкой ключей? Рыжебородый Мартин,
конюх магистра, говорил мне, что она помнит всех людей, замурованных в  этих
стенах.
     -- Ой, ой! -- застонала Галя.
     -- Агата! -- крикнул Димка.
     -- Ата! -- рявкнула из угла старая Агата и гостеприимно обнажила желтую
пасть.
     -- Ой! -- закричала Галка и прижалась к Димкиному плечу.
     --  Пойдем.  --  Димка  обнял  ее за плечи и повел к выходу, под низкую
арку.  Там  внизу  сквозь  ветви  деревьев  отсвечивала  под  луной,  словно
полированная, речушка Пирита.
     --  Не  бойся  ты  этих  призраков!  Пока  ты  мечтала  о шекспировских
спектаклях в этих стенах, я договорился со всей кодлой.  Они  нам  не  будут
мешать. Нам никто не посмеет помешать.
     -- А туристы? Тут все окрестности кишат ими.
     -- Даже они.
     Зарево  Таллина  на юго-западе, и черно-лиловая туча над ним. И все это
рассекает силуэт мачт полузатопленного барка в устье  реки.  Галя  и  Димка,
прижавшись  друг  к  другу,  лежат  на  песке,  Димка  давно забыл о страхе,
томившем его в начале этого дня. Он пропал  после  первого  же  поцелуя.  Он
чувствует  Галине тепло и видит ее всю. Она уже стала частью его самого. Вот
она закрыла глаза. Спит. Димка встал, закурил и посмотрел  на  спящую  Галю.
Она  лежала  на  боку, чуть согнув колени и вытянув вперед руки, словно и во
сне искала его. Губы ее шевелились, словно и во сне шептали ему...
     С сигаретой во рту Димка бешено полетел к морю.  Вбежал  по  колено  и,
вытянув  руки,  упал  вперед.  Пошел на четвереньках по дну, потом поплыл, а
когда снова встал на ноги, было по грудь. Повернулся к берегу.  Галине  тело
темнело  на  песке.  Димка  поплыл  обратно,  потом  побежал  по мелководью,
выскочил на берег.
     Галя спокойно спала и уже не шевелила губами. Он достал из сумки  новую
сигарету. Мокрые штаны и рубашка прилипли к телу. Он стал мерзнуть. Это было
прекрасно. Это было то, что нужно. Словно вытащил свою радость со дна моря.

     Я  ХОТЕЛ  БЫ  здесь  насовсем  остаться  у  берега этого моря. С Галей,
конечно.
     Здесь есть все, что нам нужно на ближайшее тысячелетие. Что  нам  нужно
еще?
     Каждый  вечер  мы  будем  вместе  купаться и заплывать за боны. А после
лежать, обнявшись, и слушать море.
     И видеть зарево Таллина.
     И нюхать полоску гадости,  что  остается  на  берегу  после  отлива.  И
целоваться.
     Без конца, без конца, без конца целоваться.
     Кто помешать нам посмеет?
     Некому нам мешать.
     Может быть, призраки старые, ключницы и монахи?
     С  ними  в  контакт  я вошел и мирно договорился, Автобусы, что ли, нам
помешают? Не помешают. С ревом проносятся где-то вдали за лесом.
     Война, что ли, нам помешает?
     Войны не будет.
     Море нам помешает?
     Нет, оно помогает  всем,  кто  тонуть  не  хочет.  Лишнее  счастье  нам
помешает.
     Мы никогда не будем сыты.
     Голод нам помешать не может.
     И деньги к чертовой матери!
     Не помешают нам ни годы, ни войны, ни история и ни фантастика.
     Агрессорам с дальних планет до нас не добраться.
     Мы сами скоро там будем и наладим дружбу народов.
     Межпланетную дружбу народов.
     Надеюсь,  что  там  найдется  кусочек  приличного моря, немного песка и
сосны, а девушку я захвачу отсюда.
     И сигареты "Лайка", что по два сорок пачка, пачек сто сигарет.

     19 ЛЕТ НАЗАД, ЗА ДВА ГОДА ДО ИХ РОЖДЕНИЯ, В НЕСКОЛЬКИХ МИЛЯХ ОТСЮДА,  В
МОРЕ,  САМОЛЕТАМИ  "Ю-88" ВЫЛ АТАКОВАН И ПОТОПЛЕН МАЛЕНЬКИЙ ПАРОХОД, НЕСУЩИЙ
ФЛАГ КРАСНОГО КРЕСТА. ШЛЮПКИ БЫЛИ РАССТРЕЛЯНЫ ИЗ ПУЛЕМЕТОВ.

     Димка, голый по пояс, выкручивает свою рубаху, стучит зубами и  думает:
"Что помешать нам может?"
     А что им действительно может помешать? Что и кто? Никто и ничто, потому
что они  пришли  на  этот  берег из глубины веков и уйдут дальше в бездонную
даль.
     "Разве вот только туристы", -- думает Димка.
     Да, разве что туристы.


Глава седьмая

     СТАРЫЙ ТАЛЛИН сверху вниз  --  дым,  черепица,  камни,  ликеры,  глинт,
оружие   и  керамика.  По  улице  Виру  мимо  двух  сторожевых  башен,  мимо
ресторанов, кафе и магазинов, через Ратушную площадь на улицу Пикк. Или  под
воротами  "Суур  Раннавярав" мимо чудовищной башни "Пакс Маргарета" на ту же
улицу Пикк. Словно ущелье, она рассекает старый  город,  и  нет  на  ней  ни
одного  дома  моложе  400  лет.  Золоченые  калачи над тротуарами, голуби на
плитах  мостовой.  Вывески  редакций,  проектных  организаций.  Где  же  эти
бюргеры,     хозяева    домов,    и    булочники,    и    жестянщики,    где
"братья-черноголовые", и стражники, и иноземные гости в доспехах? Все это  в
глинте,  а  часть -- в музее. Хотите пойти в музей? Ну его к черту! Пошли на
Тоомпса!
     Теперь их было пятеро. К ним присоединилась высокая  девушка  по  имени
Линда. Вернее, ее присоединил к ним Юрка после одного танцевального вечера.
     Есть   в  баскетболе  прием,  который  называется  "заслон".  Нахальные
мальчики применяют этот прием  на  танцах.  Если  с  девушкой,  которая  вам
понравилась,  кто-то  стоит,  ваш товарищ подходит к этому типу и спрашивает
спичек или где здесь туалет,  короче  говоря,  делает  "заслон".  А  вы  тем
временем  приглашаете девушку. Конечно, все это не помогло бы, если бы Линда
не узнала Юрку. Оказывается, она была на всесоюзных  школьных  соревнованиях
по  баскетболу,  где  на  Юрку  чуть  ли не молились. В этом году Линда тоже
окончила школу  и  собиралась  поступать  в  политехнический  институт.  Она
родилась и выросла в Таллине и взяла на себя обязанности гида.
     --  Вана  Таллин!  --  иногда  восклицала  или  шептала  она,  стоя  на
какой-нибудь возвышенности. Рассеянно приглаживала темные волосы. Была у нее
особенность; она не щурилась на солнце. И когда она  смотрела  на  него,  не
щурясь,  у  нее  был  неистовый  вид. А вообще-то она была смирная и немного
печальная.
     "Удивительная", -- думал Алик, завидуя Юрке, что он такой высокий.
     -- Правда, забавная? -- спрашивал Юрка. Он приходил теперь в палатку  в
два  часа ночи. Алик читал при свете ручного фонарика или слушал шум сосен и
дальний голос моря. Иногда там вскрикивали буксиры. Алик поглаживал  бородку
и  убеждал  себя,  что  думает  о  проблемах современного стиля, и все в нем
бурлило. Являлся Юрка, валился  на  свое  ложе  и  начинал  шумно  вздыхать,
напрашиваясь на разговор.
     -- Ну, как? -- спрашивал Алик.
     -- Порядок! -- кричал Юрка и начинал хохотать.
     -- Полный порядочек! Девочка что надо!
     -- Да брось ты!
     -- А что?
     Алик  злился  на Юрку за eго хохот и эти словечки. Но он знал, что если
бы у него появилась девочка, он так же бы хохотал и говорил бы  примерно  то
же.  Честно  говоря,  это  противно.  Это  надоело  уже.  Влюбился, так и не
притворяйся. Можешь  петь  хоть  всю  ночь  или  поплачь.  Делай  что-нибудь
человеческое. Все равно ведь не спишь до утра.
     Димка  приходил  на  час  позже  Юрки. Он не притворялся. Не говорил ни
слова по ночам. Сидел возле палатки до зари. Курил. Может быть, это  оттого,
что  у  него  началось  что-то  настоящее, мужское? И с Галей, с подругой их
детских лет.
     А с утра они были все вместе-на пляже,  в  столовой,  в  городе.  Линда
объясняла:
     --  На  Вышгороде  жили рыцари, а в нижнем городе-купцы. Рыцари были не
прочь  поживиться  за  счет  богатых  купцов.  Тогда  купцы  построили  свою
крепость.  Вы  видите  часть  этой  стены, которой когда-то был обнесен весь
Таллин. Вот  это  ору  дийная  башня  "Кин-ин-де-Кэк".  Над  нижним  городом
доминирует  башня  Ратуши,  на  которой  имеется  флюгер  в  виде  стражника
городских ворот. Это  символ  Таллина  --  "старый  Тоомас".  Он  не  только
показывает направление ветра, но также следит за порядком в городе и за тем,
чтобы  женщины  не сплетничали. В былые времена сплетниц приковывали к стене
Ратуши.
     -- Неплохо! -- кричал Димка.
     -- А мужчин приковывали за измену женам.
     -- Вот тебе! -- шептала Галя.

     УБЕЖДЕННЫЙ МОДЕРНИСТ, Александр Крамер уже целый час  сидел  в  Домской
церкви и слушал орган. Он, поклонник джаза, слушал баховские фуги. На каждом
шагу  старый  Таллин  изумлял его. Вот из-под арки жилого дома таращат жерла
две чугунные пушки. Рядом вход а детскую консультацию.
     -- Простите, вы здесь живете? -- спросил Алик женщину в зеленой шляпке.
-- Вы не можете сказать, что это за пушки?
     -- Не знаю.
     -- Но все-таки, откуда они? Кто их здесь поставил?
     -- Никто их здесь не ставил. Они давно здесь стоят.
     -- Давно? Да уж, наверное, лет триста, а?
     -- Я не знаю. Что вам надо, гражданин?
     В самом деле, что нужно  этому  гражданину?  Вот  он  идет,  загадочный
гражданин  Алик  Крамер,  На  щеках  у него редкая бороденка, а на худой шее
синий платочек.  Прохожие  оборачиваются  на  задумчивого  семнадцатилетнего
гражданина.  Он  останавливается  у витрины магазина художественных изделий.
Его внимание привлекает высокая керамическая ваза. В кармане  у  него  сорок
рублей.  Их  выдал ему Юрка для пополнения запасов сахара, чая и хлеба. Орел
или решка? Искусство или жратва?

     -- КОКНУ Я ЕЕ СЕЙЧАС О ТВОЮ ЧЕРЕПУШКУ -- задумчиво сказал  Юрка,  глядя
на произведение искусства.
     --  Неужели  ты  не  понимаешь?  -- воскликнул Алик. -- Посмотри, какое
удивительное сочетание современного стиля и национальных традиций!
     -- Мне пища нужна! -- заорал Юрка. -- Я не собираюсь терять форму из-за
какого-то психопата!
     Алик, презрительно улыбаясь, забрал вазу и пошел на почту.  Он  написал
записку: "Люся, обрати внимание на удивительное сочетание современного стиля
и  национальных  традиций".  Упаковал  вазу  и написал адрес: "Москва,... Л.
Боярчук".

     ЛИНДА -- КАМЕННАЯ ЖЕНЩИНА, Она  сидит,  печально  поникшая,  окруженная
искривленными  черными,  фантастическими  деревьями.  Нужен закат, чтобы все
было, как на самом деле несколько ты сячелетий назад. Погиб Калев, белокурый
гигант. Могучий Калев, любимый муж. Плачет Линда.
     -- И вот она плакала-плакала и наплакала целое озеро. До  сих  пор  это
озеро -- единственный источник водоснабжения нашего города.
     Живая  Линда  повернулась  к  Юрке,  мощному  парню в красной рубашке с
закатанными рукавами.
     -- Нравится тебе Линда?
     -- Которая?
     -- Вот эта.
     -- Каменная она.
     -- А другая?
     -- Вот эта?
     -- Ты с ума сошел!

     -- ТЕБЕ НРАВИТСЯ ЮРКА? Ты им увлечена? -- спросила Галя Линду.
     -- Да. -- Линда, не отрываясь, смотрела на песчаную отмель,  где  Юрка,
Димка и Алик ходили на руках. -- Но я его иногда не понимаю.
     -- Не понимаешь? Разве он такой сложный?
     --  Он часто говорит непонятно. Я русский язык знаю хорошо, но его я не
понимаю. Недавно он назвал меня молотком. "Ты молоток,  Линда",  --  так  он
сказал.  Что  ты  смеешься?  Разве я похожа на молоток? А вчера на стадионе,
когда "Калев" стал проигрывать, он сказал: "Повели кота на  мыло".  При  чем
тут кот и при чем мыло?

     --  ПОРА  ОБЕДАТЬ, -- сказала Галя. Ребята не шелохнулись. Алик лежал с
карандашом в зубах, Димка  читал  Хемингуэя,  Юрка  старательно  насвистывал
знакомую песенку.
     -- Ну, что же вы? Димка, Алик!
     --  Идите,  девочки,  мы  потом,  --  буркнул Димка. Юрка протянул Гале
десятку.
     -- Опять потом? Что с вами случилось?
     -- Я же тебе объяснял, детка. Я привык есть  позже.  У  нас  дома  обед
всегда  в  пять.  Мама  накрывает  только,  когда вся гопкомпания в сборе. Я
привык позже обедать. Я человек режима.
     -- Ну и я тогда пойду позже.
     -- Нет, ты пойдешь сейчас. Тебе тоже  надо  соблюдать  режим,  иначе  в
театральный институт не примут.
     -- А ну тебя! Алик, пошли обедать!
     -- Повыше, повыше забрало! -- промычал Алик.
     -- Оставь его в покое. Не видишь, человек в прострации.
     --  Юра,  ты  не  хочешь обедать? -- спросила Линда. Юрка приподнялся и
посмотрел на нее.
     -- Понимаешь, Линдочка, я за завтраком железно нарубался...
     Линда в ужасе зажала уши и побежала к выходу с пляжа.
     -- Пусть вам будет хуже, -- сказала Галка и побежала за Линдой.
     Она догнала ее и обернулась. Ребята лежали в прежних  позах.  Костлявая
рука  Алика  моталась в воздухе. Он всегда махал рукой, когда сочинял стихи.
Галя посмотрела на десятку в своей руке.
     -- Линда, иди одна обедать. Мне надо, видишь ли... До вечера!

     --  ДВУХРАЗОВОЕ  ПИТАНИЕ  УКРЕПЛЯЕТ  НЕРВНУЮ  СИСТЕМУ.   Нужно   только
привыкнуть, -- сказал Димка.
     -- Это ты у Хемингуэя прочел? -- спросил Юрка.
     Алик встал, поднял руки к небу и завыл:
     --  Каждый  молод,  молод,  молод, в животе чертовский голод... Лично я
очень доволен, что мы отказались  от  обедов.  Когда  сыт,  чувствуешь  себя
свиньей.  Сейчас  меня  терзает  вдохновение.  Стихи  можно писать только на
голодный желудок.
     -- А музыку? -- спросил Димка.
     -- Тоже.
     -- Юрка, давай сочинять музыку. Я буду труба, а ты саксофон. Начали!
     Димка сложил ладони у рта и вступил трубой.  Юрка  загудел  саксофоном.
Алик стал хлопать в ладоши и приплясывать.
     Они  уже  давно  не  пытались больше ловить рыбу. Четвертый день они не
обедали, под благовидным предлогом отсылая Галку  в  ресторан.  Зато  каждый
вечер  они  сидели  в  кафе.  Правда, пили уже не "Ереванский". Черт побери,
нужно уметь приносить жертвы! Орел или решка? Обеды или кафе? И вот мы такие
счастливые, голодные, трубим, как целый  оркестр.  Стоит  вспомнить  тусклые
лампочки  в  коридорах "Барселоны", когда сидишь за полированной стойкой под
нарисованными звездами. Стоит вспомнить затертые учебники,  когда,  лежа  на
песке, изображаешь джаз.
     --  Ребята, есть предложение! -- воскликнул Алик. -- Давайте погрузимся
в состояние "зена" -- полное слияние с природой.
     -- Это вместо обеда? -- мрачно спросил саксофон.
     -- Пошли, погрузимся в сон, -- устало предложила труба.
     Возле палатки они увидели костер.  Над  костром  висел  котел.  Трещали
пузыри. Пахло едой. Рядом стояла, руки в боки, Лолита Торрес.
     -- Хорошие вы собаки! -- с нескрываемым презрением сказала она.

     --  УЗНАЕШЬ  КРЕТИНА,  ДИМКА? -- спросил Юрка и показал ногой в сторону
моря. По твердому песку у самой воды шел поджарый, точно  борзая,  парень  в
голубых  плавках.  У  него  был  огромный,  "сократовский"  лоб  и срезанный
подбородок.
     -- Да это же тот лабух из Малаховки! -- воскликнул Алик.-- Помнишь?
     -- Не помню, -- буркнул Димка. -- Ты же с ним потом что-то такое...  Он
к тебе даже заходил.
     Проклятый   Фрам   вместо   того,  чтобы  пройти  мимо,  остановился  и
мечтательно уставился на горизонт. Потом обернулся  лицом  к  пляжу  и  стал
разглядывать загорающих. Только здесь его и не хватало!
     --  Ребята,  я пошел за лимонадом, -- сказал Димка, но в это время Фрам
увидел их и радостно заорал:
     -- Земляки! -- Помчался  огромными  прыжками.  --  Хелло,  дружище!  --
завопил  он  и  схватил  Димку  за  руку с таким видом, словно предлагал ему
пуститься дальше вместе, как два брата Знаменские на картинке. Димка  вырвал
руку и отрезвляюще похлопал его по плечу. Фрам повернулся к девушкам.
     --  Разрешите  представиться.  Петя.  Извините,  мы  с Димой отойдем на
несколько минут.
     Он взял Димку под руку, отвел в сторону и протянул ему сигарету.
     -- Чистая? -- спросил Димка.
     -- Не волнуйся. Я больше этого не употребляю. Здоровье дороже.
     -- Ты поумнел. Ты поумнел и полысел, Фрам. Сколько тебе лет?
     -- Четвертак ровно.
     -- Рано лысеешь.
     -- Некоторые излишества бурной молодости. Но  теперь  все:  буду  вести
жизнь, близкую к природе.
     Потянулся блаженно и, протянув руки к горизонту, воскликнул:
     -- Парадиз, как говорил Петр Первый! Ва-ва-сы-са! А ты здесь надолго?
     -- Нет, скоро уходим дальше по побережью.
     -- В Москву когда?
     -- Не скоро.
     --  Молодец!  Самое  главное  в  профессии  пулеметчика  -- это вовремя
смыться.
     -- О чем это ты?
     -- Будто святой. Димочка еще маленький, он ничего не знает. Ай,  ловкий
ты парень!
     -- Я действительно ничего не знаю. Что ты вылупился?
     Фрам ухмыльнулся.
     -- В Москве разгон. Наших берут пачками, прямо теплых.
     -- Кого наших?
     -- Таких, как мы с тобой, фарцовых.
     Димка  посмотрел  на  Фрама  и  сразу  вспомнил их всех и все: "летом в
центре  ужасно  весело.  Косяки   туристов.   Катят   "форды",   "понтиаки",
"мерседесы".  Посмотри,  какая  девочка.  Не теряйся. Что там они шепчутся в
подъезде гостиницы? Вот они все стоят, а  лица  мертвые  от  неоновых  ламп.
Пошли, что же вы? Иди, мы тебя догоним. Иди, малыш. Так вот в чем дело".
     Димка сжал кулаки. "Дать пинка Фраму и погнать его отсюда, с пляжа? И в
лесу ему  нет  места,  в сосновом чистом лесу. В болоте тебе место, подлюга!
Беги туда, а я закидаю тебя торфом. Ишь  ты,  мерзавец:  "Таких,  как  мы  с
тобой". Я не хочу и рядом с тобой стоять! Дать ему, что ли, пинка?"
     -- Ты что, меня тоже фарцовщиком считаешь?
     -- А то нет? Ходил же ты с кодлой. И джинсы купил у Барханова.
     -- Да я понятия но имел о ваших делишках!
     -- Раз ходил с нами -- значит, все. Достаточно для общественного суда и
для фельетона. Может быть, уже прославился. Про меня-то в "Вечерке" писали в
связи с делом Булгакова. "Появлялся там также некий Фрам". Хорошо, что никто
не знал,  где я живу. Что это, Дима, ты так побледнел? Сэ ля ви, как говорит
Шарль де Голль. Пусть земля горит под ногами тунеядцев! Кто не работает, тот
не ест. Как будто это не работа? За  вечер  семь  потов  с  тебя  прольется,
Ходишь, как мышь.
     -- Ты и есть мышь.
     -- А ты?
     -- В зубы дам!
     --  Не  обижаюсь,  учитывая  твою  хрупкую душевную архитектуру. Ладно,
Дима, что было, то прошло. Нет к прошлому возврата...
     -- Это уж точно, -- пробормотал Димка.
     -- ...и в сердце нет огня. Давай о других материях. Что за  кадришки  с
вами?
     -- Блондинка -- моя невеста, -- сказал Димка.
     -- А-га! -- Фрам улыбнулся.
     -- Поздравляю.
     -- Я тебе дам совет, -- тихо сказал Димка, -- как увидишь этих девочек,
беги от них подальше. Сразу, как увидишь, так и беги. Понял меня?
     --  Слово  друга!  --  Фрам протянул руку, и Димка пожал ее. -- Ты меня
мало знаешь, но ты узнаешь лучше. Законы дружбы для меня святы, чего не могу
сказать о других законах. -- Он встал. -- Я пошел. Туда. Там у нас компания.
Жрецы искусства, отличные люди. Играем в покер каждодневно. Пока.  Увидимся.
Он  спустился к твердой полосе песка и оттуда сдержанно поклонился девушкам.
Пошел, поджарый, как борзая.

     ДИМКА ИГРАЛ В ПОКЕР. У него была  хорошая  карта.  Все  уже  спасовали.
Остался  только  один  противник, научного вида мужчина, 0н все хихикал, как
будто знал о тебе какую-то гадость, Остальные "жрецы  искусства"  в  римских
позах  лежали  вокруг. Перед игрой Фрам шепнул Димке: "Блефуй, как можешь. У
них нервы слабые". А зачем блефовать, если  у  тебя  такая  отличная  карта?
Просто  смешно  слышать  хихиканье  этого очкастого. Хихикает, словно у него
флешь-рояль. Посмотрим, у кого нервы крепче. Отличная игра -- покер, мужская
игра, В банке уже куча фишек. То-то обрадуются  ребята.  Можно  будет  снова
обедать. Чертовы нытики! Дима, не надо. Брось, Димка! В конце концов, Димка,
это противно! Азартные игры -- пережиток капитализма, сказала