ловят  рыбу,  --  улыбнулась  Галя.  --  Посмотрим,  что  вы
поймаете. А я? Поймаю ли я золотую рыбку? И где она плавает, моя? Море такое
громадное.  А  может  быть,  она  сама приплывет ко мне и скажет: "Чего тебе
надобно, Галя?" "Я хочу, чтоб было душно, и пахло цветами, и чтобы я  стояла
на балконе и смотрела на слабые огоньки Вероны". А потом послышится шорох, и
появится  Ромео.  Он подойдет ко мне и скажет: "Кончай, детка, свои закидоны
глазками и прочие шуры-муры". Он скажет это так же, как сказал  сегодня,  но
на  этот  раз  мы  будем одни. А дальше уже все пойдет по Шекспиру. Но конец
будет ненастоящий, так будет только на  сцене.  Вспыхнут  все  лампы,  и  мы
встанем  как  ни  в  чем  не  бывало.  Аплодисменты! Букеты! А в первом ряду
аплодирует седой человек из кино. На самом деле это будет только начало".

     К КОНЦУ  ДНЯ  друзья  подстрелили  одну  тощую  камбалу.  Они  стыдливо
завернули ее в газету и отнесли в палатку. Почистившись, пошли на автобусную
остановку.
     Галя  и  Алик долго и противно смеялись. Юрка и Димка не ответили ни на
один вопрос. Не станешь ведь рассказывать,  как  они  без  конца  ныряли  и,
посинев  от  напряжения, пытались вытащить застрявший гарпун. И про улыбочки
Янсонса тоже не расскажешь.  Ведь  не  рассказывать  же,  ей-богу,  про  эту
несчастную  рыбешку, которую с грозным ревом и омерзительным сопением пожрал
один из котов Янсонса. Абсолютно ни о чем нельзя было рассказать. Ведь  если
Галка начнет хихикать, ее не уймешь.
     За  спинами ребят гигантским веером колыхался закат. А прямо перед ними
стояли красные сосны. А вот показался огромный венгерский  "Икарус".  Краски
заката  раскрасили  его  лобовое стекло. Замолчали Галка и Алик, Все четверо
смотрели, как приближается автобус, и чувствовали себя счастливыми. Вот  это
жизнь! Горячий песок. Сосны. Чайки. Море. Автобус идет. Куда хочу, туда еду.
Могу  на автобусе, а могу и в такси. И пешком можно. И никто тебе не кричит:
иди, учи язык! И никто, понимаете ли, не давит на твою психику. И унижаться,
выпрашивать пятерку на кино не надо. А  впереди  ве  черний  Таллин.  Город,
полный старых башен и кафе.
     Они вошли в кафе. В зале были свободные столики, но они подождали, пока
освободятся  места  у  стойки.  Места  освободились,  и  они сели на высокие
табуреты к стойке. Положили руки на стойку. Вынули сигареты  и  положили  их
рядом  с  собой.  На стойку. Поверхность стойки была полированной и отражала
потолок. Потолок весь в звездах. Асимметричные такие звезды.
     Буфетчица  занималась  с  кем-то  в  конце  стойки,   а   ребята   пока
оглядывались, сидя у стойки. Кафе было замечательное.
     -- А вон наши красавцы с пляжа, -- сказал Алик.
     В дверях появились трое парней.
     -- Ишь ты, напыжились! -- засмеялся Юрка.
     --  А  как  же!  --  усмехнулся Димка. -- Смотрите, смотрите, мы идем в
элегантных вечерних костюмах. Все трое в черных костюмах.
     -- Дешевые пижоны,-- сказал Алик.
     -- Они не пижоны, а рабочие, -- возразила Галя.
     -- Рабочие! Знаем мы таких рабочих!
     Пижоны-рабочие вежливо поклонились Гале.  Брижит  Бардо  сделала  салют
ручкой и сказала первое эстонское слово, которое выучила:
     -- Тере -- здрасте!..
     Димка только покосился на нее. Те трое уселись на высокие табуреты, как
будто  им  в  зале  мало  места.  Везде им места не хватает. Тот пижончик, в
которого Димка сегодня бил, оказался  рядом.  Ладно,  лишь  бы  сидел  тихо.
Только  бы  перестал  возиться  и напевать. И пусть только попробует пя лить
глаза на Галку!
     -- Палун? -- обратилась буфетчица к Димке.
     -- Коньяк, -- сквозь зубы, резко так сказал  он.  --  Налейте  коньяку.
Четыре по сто. Вот как надо заказывать коньяк. Только так.
     --  Смотри,  что  она  наливает,  -- зашевелился Юрка. -- "Ереванский"!
17.50 сто граммов! Эй, девушка, нам не...
     Димка толкнул его локтем.
     -- Заткнись!
     Юрка и Димка выпили свои рюмки. Алик не выносил спиртного. Он лизнул  и
что-то  записал  в  блокнот. Юрка разлил его рюмку пополам с Димкой. Галя не
допила, и Димка хлопнул и ее рюмку.
     Пижоны рядом пили кофе и какое-то кисленькое винцо.
     В кафе громко играла музыка, какая-то запись. Это был рояль, но  играли
на  нем так, словно рояль -- барабан. Вокруг курили и болтали. И симпатичная
буфетчица,  которую  Димка  уже  называл  "деткой",  поставила  перед   ними
дымящиеся  чашки  кофе.  Стояли  рюмки  и  чашки, валялись сигареты, ломтики
лимона были присыпаны сахарной пудрой. Сверкал итальянский кофейный автомат.
Сверкало нарисованное небо с асимметричными звездами.
     Нарисованный мир красивее, чем настоящий. И в нем  человек  себя  лучше
чувствует.  Спокойней.  Как  только  освоишься в нарисованном мире, так тебе
становится хорошо-хорошо. И совершенно зря "детка" Хелля говорит, что  Димке
уже  хватит.  Она  ведь  не  понимает,  как  человеку  бывает  хорошо под на
рисованными звездами. Она ведь ходит под ними каждый вечер.
     -- Пошли в клуб, ребята, -- сказал Густав, этот милый парень  с  завода
"Вольта", -- пойдемте на танцы.
     -- А что у вас тут танцуют? -- спросил Димка
     -- Чарлстон и липси.
     Вот это жизнь! Черлстон и липси! Вот это да!

     НОЧЬЮ  В  ПАЛАТКЕ  казначей Юрка долго возился, шуршал купюрами, светил
себе фонариком. -- Не надо было пить "Ереванский", -- прорычал он.
     Но Димка в это время на древней ладье плыл по фиолетовому морю.  Качало
страшно.  Налетели  гидропланы  противника. Стрелял в них из автоматического
подводного ружья.  Как  у  Жюля  Верна,  из-под  воды.  Небо  очистилось,  и
проглянули  великолепные асимметричные звезды. Все было нарисовано наспех, и
в этом была своя прелесть. "Если уж пить, то только "Ереванский", -- сказала
деточка Хелля. А Галя погладила по затылку снизу вверх.
     -- "Асимметрия -- символ современности", -- говорил в  это  время  Алик
Иванову-Петрову.
     -- "Тяжело мне, -- стонал кинодеятель, -- темный я, брат!"
     "А что вы можете сказать о глазах? Глаза Боярчук -- это вам что?"
     "Они  у  нее  симметричные? Старо, брат! Симметричные глаза не выражают
нашу современность. В Каннах этот вопрос решен".

     В СТА МЕТРАХ ОТ ПАЛАТКИ на мансарде янсонсовского дома  Галя  жмурилась
от вспышек блицев и кланялась, кланялась.
     "Удивительная  пластичность,  -- сказал седой человек из кино, -- я еще
не видел ни одной Джульетты, которая бы так великолепно танцевала липси". Он
выхватил шпагу и отсалютовал. И вокруг началось побоище. Шпаги стучали,  как
хоккейные клюшки, когда в Лужниках играют с канадцами. Конечно, всех победил
Димка.  "Наш  лучший нападающий, -- сказал седой человек из кино репортерам.
-- Семнадцать лет, фамилия -- Монтекки, имя -- Ромео".

     -- НЕ НАДО БЫЛО ПИТЬ "ЕРЕВАНСКИЙ", -- пробормотал  Юрка.  вытянулся  на
тюфяке и сразу же ринулся в бой с несметными полчищами камбалы.


Глава шестая

     ДИМКА  сидел  на пляже и смотрел в море. Он внимательно следил за одной
точкой, еле видной в расплавленном блеске воды. Она двигалась в хаосе других
точек, но он ни разу не потерял ее из виду, пока она не исчезла  совсем.  Он
подумал:  нырнула  Галка,  интересно,  сколько  продержится, где это она так
хорошо научилась плавать? Он увидал: в бледно-зеленом, переливающемся  свете
скользит  гибкое  тело.  Он  почувствовал: Галя! Галя! Галя! Он почувствовал
страх, когда Галя вышла из воды и направилась к нему с солнечной короной  на
голубой  голове,  со сверкающими плечами и темным лицом. На пляже вдруг всех
точно ветром сдуло.  Исчезли  все  семьи  и  отдыхающие-одиночки,  и  кружки
волейболистов,  и  мелкое  жулье,  и  солидная шпана, и читающие, и курящие,
подозрительные кабинки и спасательная станция,  слоны  и  жирафы  с  детской
площадки,  и  сами дети, касса, дирекция, буфет и пикет милиции, все окурки,
яичная скорлупа и бумажные стаканчики, лежаки, мачта,  скульптурная  группа,
велосипеды  и  кучки одеж ды. Все. Идет Галя. С короной на голубой голове. С
темным лицом.
     Афродита родилась из пены морской у острова  Крит.  А  Галя?  Неужто  в
роддоме  Грауэрмана  вблизи Арбата? В сущности, Афродита -- довольно толстая
женщина, я видел ее в музее. А Галя?
     Галя стройна, как картинка Общесоюзного Дома моделей.
     Что бы я сделал сейчас, если бы был я греком? Древним, конечно, но юным
и мощным, точно Геракл?
     О Галя!
     Я бы схватил ее здесь, на пустующем пляже. На мотоцикле промчался бы  с
ней через Таллин и Тарту.
     Снял бы глушитель, чтоб было похоже на гром колесницы.
     Я  бы  унес ее в горы, в храм Афродиты, Книгу любви мы прочли бы там от
корки до корки.
     Димка не был греком, он боялся Гали. Что он знал  о  любви?  Он  бросил
Гале полотенце. Она расстелила его на песке и села, обхватив руками колени.
     -- Ой, как здорово искупалась!
     Она подняла руку и отстегнула пуговку под подбородком. Стащила с головы
голубую шапочку.
     -- Не смотри на меня.
     -- Это еще почему?
     -- Не видишь, я растрепанная! Дай зеркало и гребенку!
     Димка  засвистел,  перекатился  на  другой  бок и бросил ей через плечо
зеркальце и гребенку. Он стал смотреть на свои сандалии, засыпанные  песком,
а видел, как Галя причесывается. В левой руке она держит зеркальце, в правой
-- гребенку, заколки -- во рту.
     -- Теперь можешь смотреть.
     -- Неужели? О нет, нет, я боюсь ослепнуть!
     -- Смотри! -- крикнула она с вызовом.
     Димка стал смотреть.
     "Смотри,  смотри,  смотри!  --  отчаянно думала Галя.-- Смотри, сколько
хочешь, смотри без конца! Можешь смотреть и прямо в лицо, а можешь и искоса.
Смотри равнодушно, насмешливо, страстно, нежно, но только смотри без  конца!
Ночью и вечером и в любое время!"
     -- Что с тобой? -- спросил Димка, холодея.
     --  А ничего. Не хочешь смотреть, и не надо,-- проговорила она, чуть не
плача.
     Сегодня, в четыре часа утра, Юрка и Алик ушли на рыбную  ловлю.  Кто-то
им  сказал,  что  в  озере  Юлемисте  бездна  рыбы.  А  в девять часов Димка
закрутился под солнечным лучом, проникшим в палатку через  откинутый  полог.
Луч  был  тоньше  вя  зальной  спицы.  Он  блуждал  по Димкиному лицу. Димке
казалось, что он стал маленьким, как червяк,  и  что  он  лежит  у  подножия
травяного  леса.  Забавно, что трава кажется нам, червякам, настоящим лесом.
Вокруг  оглушительно,  точно  сорок  сороков,  гремели  и  заливались  синие
колокольцы. Солнечный луч полез Димке прямо в нос. Димка чихнул и проснулся.
Рядом  с  его  ложем  сидела  на  корточках Галка. Она была в белой блузке с
закатанными рукавами и в  брюках.  Она  смеялась,  как  тысяча  тысяч  синих
колокольчиков.  Она  щекотала  Димкин  нос  травинкой. Димка знал, что такое
жажда расправы. Она появлялась у него всегда, когда его будили.
     -- Ах ты подлая чувиха! -- заорал он и бросился на Галку. Хрипло ворча:
"Молилась ли ты на ночь, Дездемона?" -- он сломил ее сопротивление. И  вдруг
он заметил, что Галка во время борьбы не проронила ни звука. Вдруг он увидел
ее  странно  увеличившиеся глаза. Вдруг он почувствовал под своими руками ее
плечи и грудь. Он вылез из палатки и  бросился  бежать.  Мчался  меж  сосен,
прыгал  через  ручьи,  выскочил  на  шоссе  и снова -- в лес. Он задыхался и
думал: "Надо отрабатывать дыхание".
     Через несколько минут, когда он снова сунулся к палатке, он увидел, что
Галя лежит на спине и курит.
     -- Эй, пошли рубать! -- крикнул он.
     За завтраком было странно. Булка не лезла в рот, и все хотелось курить.
Галя крошила булку в кефир и все смотрела в окно.
     Ребята на озере Юлемисте ловят рыбу. Димка им завидовал. Они там просто
ловят рыбу, а у него что-то случилось с Галей. Что же случилось? А стоит  ли
завидовать  Юрке  и  Алику!  Они  там со своей идиотской рыбой, а он здесь с
Галей.
     И дальше все шло очень странно. Ни  разу  не  появилась  Брижит  Бардо.
Возле  киоска  Галя даже не обратила внимания на новые фотографии -- Лоуренс
Оливье и Софи Лорен. Она шла рядом с Димкой и покорно слушала  его  прогнозы
Олимпийских игр. Димка же трепался без конца. Молол языком что-то о травяном
хоккее,  Напрасно  эта  игра  не  культивируется в Союзе, Он бы, безусловно,
вошел в сборную страны. Болтал и думал: "Что же произошло?"
     "Любовь!" -- грянуло из небес, когда Галя выходила из воды.  Начинается
любовь,  Димка.  Эта  девочка,  которую ты десять лет назад нещадно избил за
разглашение  военной  тайны.  Эта  девочка,  которая  была  леди  Винтер   и
Констанцией  Бонасье  одновременно  и которой хотелось быть д'Артаньяном. Но
д'Артаньяном был ты.  Помнишь  погоню  за  каретой  возле  Звенигорода?  Эта
девочка,  которая  передавала  твои записки своей однокласснице, когда все у
вас стали вдруг дружить с девочками и тебе тоже надо было с кем-то  дружить.
Не мог же ты дружить с этой девочкой, ведь ты ее видел каждый день во дворе.
Эта девочка вдруг на сцене. Помнишь школьный смотр? Эта девочка вдруг в юбке
колоколом,  и туфельки-гвоздики. Ты помнишь, как пожилой пьяный пижон сказал
в метро: "Полжизни бы отдал за  ночь  с  такой  крошкой".  Еще  бы  тебе  не
помнить:  ты дал ему прямым в челюсть. Эта девочка... Ты полюбил ее. Ты и не
мог полюбить никакую другую девочку. Только  ее.  Галя  чуть  не  плакала  и
смотрела на Димку.
     -- Пошли рубать, -- сказал он,-- время обеда.
     -- Не пойду.
     -- Почему?
     -- Дай лучше мне закурить.
     -- Ты сегодня уже пятую.
     -- Ну и что же?
     --  А  то,  что  охрипнешь и тебя не примут в театральный институт. Вот
будет смешно.
     -- Тебе уже смешно?
     -- Ага.
     -- Что же ты не смеешься?
     -- Ха-ха-ха!
     -- Тебе действительно смешно?
     -- Конечно, смешно.
     -- А я хочу плакать, -- сказала она, как маленькая девочка.
     -- Пошли рубать.
     Он встал и стал одеваться. Галя смотрела в море.
     -- Я хочу быть на яхте, -- сказала она, -- а ты?
     -- Не откажусь.
     -- Со мной?
     -- Можно и с тобой. -- Димка больно закусил губу.
     -- Иди ты к черту! Я с тобой не поеду! --  крикнула  Галя  и  уткнулась
лицом  в  колени.  Димка  помялся с ноги на ногу. Он уже не мог теперь грубо
хлопнуть ее по плечу или потащить за руку.
     -- Ладно, Галя, я тебя жду, -- промямлил он и поплелся наверх к лесу.
     Ему было тошно и смутно. Галя его тоже любит -- это ясно. И это  у  нее
не  игра. И она смелее его. Почему это так? Цинично треплешься с ребятами на
эту тему, а любовь налетает, как поезд в кино. Почему ему страшно?  Ведь  он
прекрасно  знает,  что это не страшно. Любовь -- это... Любовь -- это... Что
он знает о любви?
     Любовь! Что знает о тебе семнадцатилетний юноша из  "приличной"  семьи?
О,  он  знает  вполне  достаточно.  Соответствующие беседы и даже диспуты он
посещал. Кроме того, ему вот уже больше года разрешается посещать  кое-какие
фильмы.
     Впрочем, он и до шестнадцати их посещал.
     Он знает, как это бывает. Люди строят гидростанцию, и вдруг Он говорит:
"Я люблю", -- а Она кричит: "Не надо!" или "А ты хорошо все обдумал?".
     А потом они бегают по набережной и все пытаются поцеловаться. Или сидят
на берегу, над гидростанцией, а сводный хор и оркестр главного управления по
производству  фильмов  (дирижер  -- Гамбург) наяривают в заоблачных далях. И
вот зал цепенеет: Он снимает  с  себя  пиджак  и  накидывает  его  на  плечи
любимой. Наплыв.
     О,  семнадцатилетний  юноша,  особенно  если он начитанный юноша, очень
много знает о любви! Он  знает,  что  раньше  из-за  любви  принимали  яд  и
взрывали  замки,  сидели  в темницах, проигрывались в карты, шли через горы,
моря и льды и погиба ли, погибали... Сейчас, конечно, все не так. Сейчас хор
и гидростанция внизу.
     Что он знает о любви? Массу, множество разных сведений.
     Любовь -- это... Любовь -- это... Любовь -- это фонтан, думает он.
     Галя оделась и идет, медленно вытаскивая ноги из песка.  Димка  смотрит
на  нее. Ему тошно и смутно. Он счастлив. Пусть эти дети ловят свою дурацкую
рыбу. К нему идет любовь.

     В ЛЕСУ БЫЛО ДУШНО. Сосны истекали смолой. Галя и Димка медленно  брели,
раздвигая  кусты  и заросли многоэтажного папоротника. Июль навалился душным
пузом на этот маленький пес. Трудно было идти, трудно разговаривать и просто
не возможно молчать.
     -- Божья коровка, улети на небко, там твои детки кушают котлетки.
     Одно неосторожное движение, и весь этот  лес  может  зазвенеть.  Курить
нельзя: вспыхнет смола.
     -- Божья коровка, улети на небко, там твои детки кушают котлетки.
     Божья  коровка приподняла пластмассовые крылышки и стартовала с Галиной
ладони вверх. Голубым тоннелем она полетела к солнцу.
     -- Что?! -- закричала Галя. -- Что, что, что?!
     Она  подняла  лицо  и  руки  вверх  и  закружилась.  Она  кружилась,  а
папоротники закручивались вокруг ее ног, пока она не упала.
     -- Ой! Димка ринулся в папоротники, поднял Галю и стал ее целовать.
     --  Дурак!  --  сказала  она  и обняла его за шею. Кто-то совсем близко
закричал по-эстонски, и женский голос ответил по-эстонски, и с пляжа донесся
целый аккорд эстонской речи. Эстония шумела вокруг Гали и Димки, и  им  было
хорошо в ее кругу, они стояли и целовались. Но вот появились велосипеды. Это
уже совсем лишнее.
     Лес  гремел,  словно  увешанный  консервными  банками,  и  слепил глаза
огненными каплями смолы. Галя и Димка бежали  все  быстрей  и  быстрей.  Они
выскочили из леса и помчались к ресторану. Им страшно хотелось есть.

     -- ЭТИ БОЖЬИ КОРОВКИ похожи на маленькие автомобили.
     -- Автомобиль будущего, ползает и летает.
     -- Давай полетим куда-нибудь!
     -- В нашем автомобиле?
     -- Ну да.
     -- Шикарно!
     --  Ты  меня  любишь?  Да.  А ты меня? Да. Ну, так иди ко мне. Подожди,
кто-то идет. Проклятие!
     -- А тебе нравится Таллин?
     -- Я его люблю.
     -- Хорошо, что мы здесь, правда?
     -- Очень хорошо.
     -- Завтра пойдем в "Весну"?
     -- Вдвоем?
     -- Ага.
     -- Блеск!
     -- Ты меня любишь? Да. А ты меня? Да. Ну,  так  иди  ко  мне.  Подожди,
кто-то идет. Проклятие!
     -- Мы ведь все-таки пойдем дальше?
     -- Конечно, через пару недель.
     -- Товарищ командир!
     -- Ладно тебе.
     -- В Ленинград. Здорово как!
     -- Сначала поработаем в колхозе.
     --  Ты  меня  любишь?  Да.  А ты меня? Да. Ну, так иди ко мне. Подожди,
кто-то идет. Проклятие!
     -- Ты бы хотел играть со мной в одном спектакле?
     -- Ну еще бы!
     -- Кого бы ты хотел играть?
     -- Разве ты не знаешь, кого!
     -- И я бы хотела играть с тобой.
     -- Ты меня любишь? Да. А ты меня? Подожди...
     -- Тере!
     -- Tepe!
     -- ......? -- спросил встречный.
     -- Не понимаю.
     -- Не скажете ли, который время?
     -- 9 часов 30 минут.

     НАКОНЕЦ ОНИ ОТОРВАЛИСЬ ДРУГ  ОТ  ДРУГА.  Внешняя  среда  ходила  вокруг
тяжелыми  волнами. Димка с силой провел ладонью по лицу и уставился на Галю.
Она сидела, прислонившись к сосне.
     -- Знаешь, Галка, любовь должна быть свободной! -- выпалил Димка.
     -- То есть? -- Она смотрела на него круглыми невидящими глазами.
     -- Современная любовь должна быть свободной. Если мне понравится другая
девчонка...
     -- Я тебе дам! -- крикнула Галя и замахнулась на него.
     -- И если тебе другой...
     -- Этого не будет, -- прошептала она.

     "МОНАСТЫРЬ СВ. БРИГИТТЫ -- памятник архитектуры XVI века. Находится под
охраной государства".
     Пятьсот лет назад здесь сгорела крыша и  все  внутри.  Оконные  рамы  и
двери  были разбиты каменными ядрами. Остались только стены, четырехугольник
огромных стен, сложенных из плохо обтесанных валунов.
     Галя  и  Димка  шли   по   тропинке,   проложенной   туристами   внутри
четырехугольника.  Готические  окна  снизу  доверху  рассекали стены. Полосы
лунного света-и кромешная тьма, Звезды над головой-и тишина. Только  камешки
откатываются из-под ног. Гале стало ст