орить с ним.
     Куколка с гримаской  почесал затылок,  вынул из ящика письменного стола
какую-то светло-фиолетовую  записочку, перечитал ее,  вздохнул  и, энергично
одевшись, решительно вышел из дома.


Глава XV. МАТ МЕЦЕНАТУ



     Изменял  ли  жене Меценат? Никто из клевретов  не мог сказать  об  этом
ничего положительного или отрицательного. Вообще, эта сторона жизни Мецената
была  окутана абсолютным мраком. В орбите его разнообразной жизни  вращались
кроме  клевретов  и несколько очень недурненьких девушек  сорта,  совершенно
противоположного  Яблоньке,  но  у  Мецената  к  ним  отношение  было  более
отеческое, чем галантное. На ухаживание за ними вездесущего Мотылька Меценат
смотрел  сквозь пальцы,  сам же ограничивался благодушным  подшучиванием над
всеми этими Мусями и Лелями, подкармливая Мусю и Лелю  ужинами при упадке их
личных дел  и снабжая малой толикой  деньжат под деликатным  предлогом,  что
"мне твоя красная шляпа, Муся, действует на нервы. Возьми себе эту бумажку и
купи что-нибудь менее кровавое!"
     И Муси  жались к  нему  при всяких невзгодах,  как попавшие под  ливень
пичуги к могучему гостеприимному дубу.
     И сегодня - в этот  воскресный день - Меценат тоже кайфовал не один,  а
обсаженный с  двух  сторон  Мусей и Лелей.  Сидели  они в том самом кабинете
кавказского погребка, где не так давно праздновался день рождения Принцессы,
столь прекрасно воспетой Кузей в его импровизации о красоте лени.
     Муся сидела справа от Мецената, Леля - слева.
     Леля  была  брюнетка  в  серой шляпе,  Муся - блондинка в черной эспри.
Кроме этого, ничем они друг от друга не отличались. Муся  как Леля, Леля как
Муся. Одним словом, девушки как девушки.
     -  Понимаете, Меценат,  -  рассказывала,  волнуясь, Леля.  -  Когда  мы
познакомились, он  уверял меня, что  учится студентом в Лесном  институте, а
оказался  простым  приказчиком  на  дровяном  складе  вовсе.   Как  это  вам
покажется?
     - Отчаяние и ужас, - серьезно сказал Меценат, прихлебывая белое вино. -
Я бы не пережил этого удара.
     - Знаете, я поэтому с ним и разошлась.
     - Надеюсь, он не перенес разлуки и покончил с собой?
     - Какое! Я сама так думала, а он за Дусей от "О бон гу" стал бегать, да
еще и смеется вовсе!
     - Смеется?! Возмутительный цинизм. Я бы его на вашем месте забыл.
     - Я уже и забыла.
     - Ну и умница. Почирикайте мне еще что-нибудь.
     -  Ха-ха!  Что  ж  вы  нас,  за  птиц  считаете,  что ли?  -  кокетливо
рассмеялась Муся. -  Ужасно обидно, что вы нас даже, кажется, не считаете за
интеллигентных вовсе. А я даже слушала курсы повивальных бабок!
     -  Святое призвание.  Даю  вам слово,  если у  меня родится ребенок, вы
будете первая бабка, которая повьет его.
     -  Да  я  не  кончила  курсы.  Все  из-за  того  Гришки,  который   был
инструктором на скетинге. Из-за него  и курсы бросила, а потом долго плакала
вовсе.
     - Значит, ты,  Муся, пожертвовала карьерой ради  сердца... Такая жертва
угодна Богу.
     -  Какой вы странный,  Меценат.  Говорите  серьезно, а  будто  смеетесь
вовсе.
     - Смех сквозь невидимые миру  слезы. Ну, чирикните еще что-нибудь. Муся
надула губки.
     - Да что мы вам, люди или птицы?!
     -  Конечно,  люди! За убийство каждой  из вас убийца будет  осужден  на
такой же  срок,  как  и  за убийство Льва Толстого. Значит,  с  точки зрения
юриспруденции вы имеете такой же удельный вес, как и Лев Толстой.
     - А у меня есть открытка Льва Толстого.
     - Быть не может! Повезло старику.
     - Меценат, а кто вам больше нравится - Муся или я?
     Но  этот рискованный вопрос остался  без  ответа,  потому что  в  ту же
минуту из-за портьеры, заменявшей дверь, выглянуло смущенное лицо Куколки.
     -  Простите,  Меценат... Я, право  бы, не решился,  но  я думал, что вы
одни. Почтенная Анна Матвеевна сказала, что вы сюда поехали...  Я  думал,  с
вами наши...
     -  Да  чего  вы  там  на  пороге  бормочете  извинения?!  Входите.  Вот
познакомьтесь с этими барышнями: левая - Муся, правая - Леля. Пожалуйста, не
перепутайте только, это очень важно.
     - Какой хорошенький, - проворковала  Муся, косо, как птичка, поглядывая
на Куколку. - Прямо куколка.
     - Да его Куколкой и зовут, - рассмеялся Меценат.
     - Неужели?.. Какая странная фамилия.
     -  Видите, собственно,  моя фамилия  Шелковников. Имя  мое -  Валентин,
отчество...
     И  Куколка добросовестно выложил  всю подноготную, благо  тут  не  было
Мотылька, который никогда не давал ему закончить полного своего титула.
     - Но я вас буду лучше называть Куколка. Можно? Вы актер?
     - Нет, я поэт.
     - Как чудно! Напишите мне стишки.
     -  С удовольствием, - с невозмутимой вежливостью, характеризующей его в
отношениях  ко всем окружающим, согласился Куколка. - Выберу свободный час и
напишу.
     Потом обратил свое лицо, на которое налетело неуловимое облачко заботы,
к Меценату.
     - Простите, милый Меценат, но  я, собственно, к вам по делу. Поговорить
бы нужно. Очень серьезно.
     Брови  Мецената  дрогнули  от  легкого удивления  и  какого-то  тайного
смущения, но он сейчас же деловито кивнул головой Куколке и встал.
     - Это легко устроить даже сейчас. Тут рядом свободный кабинет. Перейдем
туда.  А вы, миледи, попросите еще вина и фруктов - позабавьтесь минутку без
меня. Наболевший вопрос о  предателе -  приказчике дровяного склада - еще не
обсужден вами с исчерпывающей ясностью.
     По  искусственной  веселости  Мецената  было  заметно,  что он  немного
внутренне  сжался перед "серьезным  разговором",  потому  что в его  грешной
голове сразу же мелькнула мысль: уж  не открылась ли вся "Кукольная комедия"
и  не  предстоит  ли  щекотливое  объяснение  по  поводу жестокой  шутки  "в
космических размерах".
     Но о том, что случилось на самом деле, бедный  Меценат и не догадывался
и не мог бы догадаться, если бы ему дали на догадки три года сроку.
     В пустом  кабинете  электричество  не  горело,  и  весь  источник света
заключался в небольшом  запыленном окне, помещавшемся  высоко,  а  на  улицу
выходившем низко - в уровень  с тротуаром. Солнце  золотило пылинки на окне,
но они не танцевали, как давеча в комнатке Куколки, а притихли, прижавшись к
стеклу и чего-то выжидая.  Скатерть со стола была снята, и на голой столовой
доске ясно обозначилась цифра "8", получившаяся из двух  следов от  стоявших
рядом мокрых стаканов с вином. На стене висела преглупая картина "Отдыхающая
одалиска"  -  полногрудая женщина, играющая  с  ручным  леопардом на пестром
ковре.
     Все вышеописанные  подробности Меценат заметил не сразу,  а  втиснулись
они в его мозг лишь тогда, когда  случилось  "это", и  осели  в мозгу на всю
будущую жизнь.  Даже запах - причудливая  смесь  из зеленого  лука,  лимона,
тертого сухого барбариса и  острого овечьего сыра, - даже этот специфический
аромат, въевшийся в стены комнаты, долго потом преследовал Мецената.
     Когда они вошли в кабинет. Куколка  повернулся лицом к свету и, положив
свою  изящную тонкую руку  на могучее  плечо  Мецената, сказал  с  некоторым
волнением:
     -  Верите  ли  вы  мне,  Меценат,  что  я люблю  вас  больше, чем  всех
остальных?
     - Верю, - немного колеблясь, ответил Меценат.
     -  Очень хорошо.  Тогда мне легче говорить.  Верите ли вы, что я сейчас
обращаюсь именно к вам, потому что вы самый  умный, самый добрый и вообще...
Вы мне напоминаете  доброго Бога Отца, к которому всякий человек имеет право
обратиться со  всякой просьбой,  за всяким  -  самым  даже  диким - советом.
Верите?
     Такое  лестное  сравнение  немного  испугало Мецената,  и он  с  трудом
преодолел себя, чтобы скрыть смущение:
     - Куколка! Да что же случилось?
     - У меня нет  никого, кроме вас, старше меня и умнее, к  кому бы  я мог
обратиться  за  советом  по   самому  неприятному   для  меня  поводу.  Дело
чрезвычайно деликатное. Со мной это впервые случилось.
     - Вам нужен совет? - облегченно вздохнул Меценат. - Говорите смело. Что
будет в моих силах...
     - Меценат! Вы... не считаете меня фатом?..
     - Боже сохрани!
     -  За это спасибо. Иначе бы я не мог и рта раскрыть.  Слушайте же! Одна
женщина  призналась  мне в любви и... как  бы это  сказать?.,  немного  даже
преследует  меня. А я, видите ли,  ее не люблю. Признаюсь уже  во всем:  мне
нравится другая. А эта первая... она хоть и красавица, да не по душе мне.
     И доверчиво закончил:
     - Это бывает, Меценат?
     -  Бывает, - усмехнулся  мудрый конфидент.  - Скажите,  Куколка,  а  вы
давали первой женщине... какой-нибудь повод?
     -  Ни  малейшего.  Я  только  был  вежлив, как со  всеми  прочими...  А
случилось другое.  Согласитесь сами, разыгрывать Прекрасного  Иосифа  - роль
чрезвычайно  глупая, но что ж делать, когда у  меня совсем другие мысли и...
стремления. Вы умный и опытный, посоветуйте, как это ликвидировать?
     -  Гм!.. Если  вы мне так доверились, так доверяйтесь до  конца!  Чтобы
дать вам толковый совет, я должен знать: кто эта первая? Это жена Пентефрия?
А?
     - Я думал,  вы сами догадаетесь! Впрочем,  уж буду говорить все  прямо,
как на исповеди: Ее Высочество. Меценат в недоумении поглядел на него.
     - Какое... Высочество?
     - Ах, Боже мой, да та красавица, которая была с нами в прошлом месяце в
этом ресторане. Еще Новакович рассказывал, что она на воздушном шаре от отца
бежала... Ну... Принцесса, одним словом!
     Потолок был и без того низкий, а в этот момент он спустился еще ниже, с
треском  ударил Мецената по темени, пригнул его и расплющил... Меценат молча
покачнулся, уцепился за спинку стула и осел, будто из него  кто-то волшебной
силой сразу вынул костяк.
     -  Что  с  вами, Меценат!  Вы  как будто чем-то поражены? Может, мне не
следовало этого говорить?
     -  Нет,  ничего, ничего, - замахал трепещущей  рукой  Меценат. -  Это я
просто, кажется, выпил вина больше, чем полагается... Подождите!
     Он  отошел  к  окну,  поднял  локти, оперся  о  подоконник  и  долго  и
внимательно разглядывал пылинки, осевшие на стекле.
     Мысли у него были разорванные, растрепанные, как облака после бури...
     "Вот эта  дождевая  засохшая  клякса  чрезвычайно  напоминает очертание
Африки, - подумал Меценат. - Да... Африка! Туда мы не  доехали... Поленилась
Принцесса. А  будь  мы в  Египте -  ничего бы этого и не случилось... Восемь
лет!.. И как легко их составить, эти  восемь: след от двух  пустых осушенных
винных  стаканов  рядышком - вот тебе и восьмерка. Гм... Ленивая одалиска...
Пожалуй, что и не ленивая. И одалиска не ленивая, и леопард - не леопард".
     - Я с ним  и  в цирк, и  в  кинематограф, как  порядочная, а  потом его
товарищ, знаешь, брюнетик такой, Вася, говорит: "Да какой он студент Лесного
института?! На дровяном складе служит. Доски записывает вовсе". - "Что вы ко
мне со  своими досками лезете", - говорю я,  а сама плачу,  плачу, как дура,
верное слово, плачу, - доносилась из-за стены монотонная,  печальная повесть
Лели.
     Меценат  вдруг  оторвался от окна и обратил совершенно спокойное лицо к
Куколке.
     - Ф-фу! Прошло. Ну, теперь рассказывайте, севильский обольститель,  как
же это все случилось?
     -  Да  вот -  в самых кратких  словах,  потому что вас там  дамы  ждут,
неловко оставлять их скучать! На другой день после знакомства заехал я к ней
просто  из  вежливости,  думал,  не  застану  дома, оставлю  карточку. Вдруг
говорят: "Вас просят". Ну, выпили мы  чаю,  посидели... то есть сидел я, она
лежала...  Поговорили.  Ухожу  я,  она  говорит:  "Приезжайте  еще на  днях,
привозите стихи, почитайте".  Я думал, она стихами заинтересовалась! Приехал
вторично, стал  ей  читать,  а  она,  представьте,  заснула,  кажется! Очень
странная  дама. Потом, когда  я  кончил, очнулась  и  говорит: "Что  вы  там
сидите, сядьте  около меня!" Присел я на  кушетку, а  эта самая... Принцесса
стала мне  волосы гладить. Я  думал все-таки, что кое-что  из моих стихов ей
понравилось и  она... одобряет, а она  обняла  меня за  шею и говорит вдруг:
"Поцелуйте меня!" Я немножко испугался и ушел.  Потом она два раза  вызывала
меня   к  телефону...  Сама  заезжала   в  экипаже...  Кататься  на  Острова
приглашала...   Я  один  раз  по  слабости  характера   поехал,  потом  стал
отказываться... Неприятно, знаете, когда человек все время говорит: "Вы меня
разбудили, вы меня разбудили".
     - Да... неужели... она заезжала за вами?!
     - Ей-Богу.
     - Но ведь эта... Принцесса... ленива, как сотня сытых кошек!
     - Не  знаю, что  с ней  сталось - совсем не такая, как  первый вечер...
Глаза сверкают, румянец во  всю щеку и  губы облизывает, как  вампир, ищущий
крови. Я ее даже, знаете ли, немного боюсь. Вчера вечером  четвертую записку
от нее получил. Звонит, пишет, заезжает...
     - Что ж вы от меня хотите? - странным голосом спросил Меценат.
     -  Вы с ней... ближе знакомы, чем я. Посоветуйте,  как всю эту  историю
ликвидировать? Чтобы  было не обидно для  нее и чтоб  мне не терять мужского
достоинства.  Такая неприятность, знаете! В первый раз у меня это.  Впрочем,
простите, Меценат... но,  может  быть, мне было  бы  лучше посоветоваться по
этому поводу не с  вами, а...  с  Новаковичем, например? А то вы... какой-то
странный!
     - Нет,  нет. Вы как раз обратились  по  настоящему адресу. Умнее ничего
нельзя  было  придумать!  А  сделайте  вы,  чтобы выйти с честью, вот что...
Возьмите портрет той особы,  которую вы любите,  напишите  на обороте:  "Моя
невеста" - да и пошлите  ей без всякого письма.  Она поймет, и  все кончится
красиво.
     - Вы думаете? А это... удобно?
     - Чрезвычайно. Я вам советую, как лицо... незаинтересованное.
     За портьерой вдруг послышался мужской смех, возня и крики:
     -  Да  куда это они  уединились?! Телохранитель! У Куколки с  Меценатом
секреты - не подкапывается ли Куколка под нас? Не хочет ли понизить наш курс
в глазах Мецената?!
     Кузя и  Мотылек под предводительством Новаковича бесцеремонно ворвались
в кабинет с  одалиской и леопардом  на  стене и остановились, удивленные: на
них в  упор смотрели  черные  неподвижные глаза Мецената,  и... никогда  еще
клевреты не видели такого странного взгляда.
     - Простите, Меценат... Если вы еще не кончили, мы подождем.
     - О  нет!  Мы  уже  свободны. Куколка  читал  мне по секрету свою новую
поэму, и... это... оказалось... дьявольски сильная вещь!!
     - Закончили поэму? - осведомился профессиональным тоном Мотылек.
     - Да! Закончу, - твердо отвечал Куколка. - Сегодня же.


Глава XVI. САМАЯ КОРОТКАЯ ГЛАВА ЭТОЙ КНИГИ



     В  нарядном  будуаре Веры Антоновны  сидел  Новакович, почти  расплющив
своим мощным телом хрупкий воздушный пуф, и говорил:
     - Недоумеваю, за каким чертом Меценат  не сам к вам  явился,  а  послал
меня. Такая простая вещь... Говоря кратко - он просит у вас отпуск.
     - Какой отпуск? Боже, как это все... утомительно.
     - Для нас? Нисколько не утомительно. Он собирается  ехать на Волгу - от
Рыбинска до Астрахани и обратно - и берет с собой Мотылька, Кузю и меня.
     Вера Антоновна полузакрыла засверкавшие глаза и сонно спросила:
     - Конечно, и Куколку берет?
     - О нет! На  что нам этот  юродивый... Он забавен только в столице  как
объект Мотыльковых затей. Так как же... даете Меценату отпуск?
     -  О, Боже  мой... когда же  я его  удерживала! Пусть  едет.  Желаю вам
веселиться. Ох, как я устала!
     Исполнив  поручение,  Новакович сидел и томительно молчал.  Хотя был он
человек разговорчивый, но знал - с мраморной статуей не разговоришься.
     -  Да... такие-то  дела, - пробормотал он,  собираясь встать. - Так-то,
значит. Вот оно каково.
     И вдруг странный вопрос Принцессы пригвоздил его к месту:
     -  Скажите,  Телохранитель...  Эта ваша  знаменитая  Яблонька  -  очень
красивая?
     - О, описать ее красоту так же трудно, как...
     Вдруг его взгляд упал на одно место огромного  ковра, покрывавшего пол,
и фраза осталась незаконченной.
     - Ну, чего ж вы замолчали? Говорите!
     - Так же трудно описать Яблоньку, как...
     - Ну?!
     - Так же трудно... как...
     - Боже, какой вы нудный!!
     Но Новакович не слушал: он наклонил корпус и впился ястребиным взглядом
в часть пушистого ковра около кушетки...
     - Так же труд... Боже мой, да вот ее кусок!.. Что это?
     Быстрее молнии он упал на колени и поднял  запутавшийся между  бахромой
края ковра кусок фотографической карточки.
     -  С  ума  я  схожу?!  Ведь  это  часть  лица  моей...  нашей  любимой,
неповторимой  Яблоньки!  Глаз  ее!  Кусочек  ее  капризной  нижней  губки...
Принцесса! Что случилось?
     Принцесса вдруг  уткнулась  лицом в подушку так  быстро, что ее бурные,
как  черный  вихрь,  волосы  разметались во  все стороны.  Поглядывая  одним
сверкающим глазом из этого водопада темных струй, она вдруг спросила сурово,
почти грозно:
     - Вы ее любите, Новакович?
     - Правду вам сказать? Больше света Божьего!
     - Так и ступайте вон! Дурак вы! И вообще все вы дураки!
     Плечи  ее   затряслись,   она  конвульсивно   изогнулась,  как  раненая
королевская тигрица; она извивалась, заглушая подушкой еле слышные стоны.
     "Истерика или нет? - спросил сам себя Новакович, вертя в руках  обрывок
карточки.  - Пожалуй,  что  нет.  С  жиру бесится наша  Принцесса!  Нет,  на
истерику  не  похоже.  Обыкновенный дождик  без грома и  молний.  Что бы это
значило?"
     - Уходите! Скорей!! Сейчас же... отсюда! Он пожал плечами и на цыпочках
вышел из комнаты.


Глава XVII. КРЫЛЬЯ КУКОЛКИ



     Меценат в одиночестве шагал по своей огромной гостиной, как дикий зверь
в  клетке, отталкивая ногой  стулья  и делая такие резкие повороты, будто он
оборачивался на чей-то невидимый удар сзади.
     Но когда в  дверь постучали, он отпрыгнул в сторону, повалился на диван
и сказал равнодушным сонным голосом:
     - Ну, кто там? Войдите. А! Ты, Кузя!
     - Вы, кажется, спали? Я вас разбудил?
     - Наоборот.
     Кузя с треском опустился в  свое обычное кресло и, не обращая  внимания
на загадочный ответ Мецената, погрузился в мрачное молчание.
     - Что с тобой, Кузя? Кузя промолчал.
     - Что-нибудь случилось?
     Кузя  помолчал и вдруг  прорвался,  точно  вода  из проткнутой  гвоздем
пожарной кишки:
     - Меценат! Да ведь  он форменный  мошенник! Правда, я  с вами  проделал
почти  такую же штуку при первом знакомстве, но... я  ведь профессионал! Мне
простительно! А тут... этакое грязное животное!
     -  В  чем же  дело,  Кузя? Ты сегодня разговариваешь так много, что  из
твоих слов я могу извлечь чрезвычайно мало.
     - Проиграл!!
     - В шахматы?
     -  А то во что  же? Все  свои личные деньги,  да еще ваших малую толику
прихватил,  что вы давеча  дали на покупку чемоданов!  Уехали  мы, чтоб  его
нечистый взял!!
     - Проиграл?! Кому?
     -  Кому  же,  как  не  этому  дьявольскому Куколке!  Видали  вы  такого
мерзавца?! Ясные детские глазки, серебристый, как у девчонки, голосок, а сам
форменный бандит с большой дороги.
     "Я, видите ли, дилетант (совсем непохоже передразнил Кузя), мне с вами,
с маэстро, куда ж тягаться!.. Я давно  не играл..." Не играл  ты давно? Чтоб
на  том  свете черти  твоим черепом так давно  не  играли!!  Показал он  мне
старушку в кадушке! Я ему свои  гамбитики да дебюты пешки, а он...  черт его
знает, как  парирует... Гляжу -  ан  королеве моей деваться и некуда!  А  на
четвертой  партии такой гамбит показал, что уж не знаю, как его и назвать...
Гамбит  Чертовой  Куклы,  что  ли?!  Меценат!  Дадите  свеженьких  денег  на
чемоданы? Если нет, так выгоняйте уж сразу! Чтоб не мучиться.
     По странному совпадению клевреты стали слетаться "на  огонек" - один за
другим.
     Вторым влетел Мотылек.
     - А я к вам на огонек... Куколки не было?
     - Нет, этой Чертовой Куклы не было, - мрачно пробурчал Кузя.
     - Поч