ает у Тургенева, как бы очищает образ Базарова от  тех
наносных, случайных черт, которые  могут  дать  искаженное  представление  о
значении целого типа. Писарев во многом создал своего Базарова.
     Эта способность критика выводить все логически необходимые следствия из
материалов художественного произведения, непосредственно соотнося его образы
с определенным кругом явлений самой жизни, бросается  в  глаза  и  в  статье
"Подрастающая гуманность". "Трудное время" Слепцова давало в высшей  степени
благодарные материалы и для характеристики "нового человека"  -  Рязанова  и
для характеристики типа ограниченного либерала - Щетинина. Однако Писарев не
ограничивается  только  разбором   отдельных   сцен   повести.   Замечателен
заключительный эпизод этой статьи, где  Писарев  с  подлинно  художественным
тактом   добавляет   новую    сцену    -    характерный    разговор    между
критиком-демократом и молодым Щетининым, только что окончившим университет и
переполненным  благими  либеральными  намерениями.  Заключая  анализ  образа
Щетинина таким воссозданием его "предистории",  опущенной  в  самой  повести
Слепцова, Писарев до конца обнажает тщетность и  беспочвенность  либеральных
иллюзий молодого "хозяина", их ограниченный классовый смысл.
     В литературно-критических статьях Писарева и в его исторических очерках
ярко проявилось присущее ему мастерство психологического анализа, умение  по
отдельным деталям и эпизодам, в ходе анализа отдельных поступков и  действий
литературного персонажа  или  исторического  деятеля  дать  его  законченный
портрет, показать типический характер, связь  данного  типа  с  определенной
социальной  средой.  Писарев   обладал   способностью   глубоко   раскрывать
социальную значимость известных литературных  образов.  Нередко  эти  образы
превращаются  у  него  в  многозначительные  символы,  с   помощью   которых
обнажается  истинная  сущность  определенного   общественного   класса   или
направления.
     Такими символическими образами явились для него,  например,  Чичиков  и
Коробочка, Молчалив и Фамусов. В этом смысле есть нечто,  сближающее  манеру
Писарева с сатирическим стилем Щедрина. В небольшой статье "Наши  усыпители"
Писарев  дал  очень   лаконичную,   но   удивительно   меткую   сатирическую
характеристику политической реакции  1860-х  годов.  Вся  она  построена  на
остроумном перенесении старых "героев" - Чичикова, Молчалива и Коробочки - в
новую, более широкую сферу политических отношений. "Внимательный наблюдатель
может и должен узнавать своих старых знакомых, - говорится там,  -  несмотря
на их новые костюмы,  манеры  и  разговоры.  Чичиковым  бывает  часто  такой
человек, который не только не торгует мертвыми душами, но даже не  позволяет
себе ни одной сколько-нибудь  двусмысленной  спекуляции.  Молчалия  остается
Молчаливым даже тогда,  когда  он  с  почтительной  твердостью  представляет
своему начальнику основательные возражения". Чичиков, Молчалин  и  Коробочка
рассматриваются здесь как характерные "ингредиенты", из которых  реакционная
литература 1860-х годов стремилась построить своего "героя". В  Аскоченских,
Катковых, Клюшниковых и других "столпах" и защитниках реакции обнаруживаются
тупоумие Коробочки, "умеренность и аккуратность" Молчалива  и  обывательское
"благообразие" Чичикова.
     Сатирическое начало рельефно представлено в произведениях Писарева.  Он
использует разнообразные художественные средства, от острой и злой  насмешки
до резкого гротеска, в своей борьбе с  реакционерами  и  либералами.  Совсем
по-щедрински звучит, например, гротескное  сопоставление  игриво-либеральных
"начинаний" помещика Щетинина со скачками и пируэтами оседланной  коровы  (в
статье "Подрастающая гуманность").
     Превосходный полемист, Писарев всегда умел  схватить  слабые,  уязвимые
стороны в мнениях своего противника и использовать это для опровержения  его
взглядов. С особенным блеском развернулся  полемический  талант  Писарева  в
борьбе  с  реакционными  журналами  и  антинигилистической   беллетристикой.
Спокойно и рассчитанно, зло и вместе с тем задорно и весело наносил он  свои
меткие удары по ним в таких статьях, как "Московские  мыслители",  "Прогулка
по садам российской словесности", "Сердитое бессилие".
     Писарев был блестящим  и  тонким  мастером  слова.  Он  придавал  самое
серьезное значение форме литературного изложения. Презирая всяческие внешние
стилистические украшения, он вел решительную борьбу с  ложной  "красивостью"
слога, со звонкой, но пустой фразой.
     Излагая свои взгляды на жизнь, или передавая в своих статьях  важнейшие
выводы современной ему науки, Писарев стремился прежде всего возбудить,  как
он говорил, самостоятельный процесс мысли в голове своего читателя, обратить
его внимание к фактам живой действительности. Одна из важных задач мыслящего
реалиста, образно говорил он в статье "Мотивы русской драмы", состоит в том,
чтобы "отрыть живое явление из-под груды набросанных слов, которые на  языке
каждого  отдельного  человека  имеют  свой  собственный  смысл".  Отсюда   -
постоянная борьба  Писарева  с  "лексиконом  мудреных  слов"  и  "сборниками
готовых    изречений",    с    помощью    которых    разные     реакционеры,
философы-идеалисты, представители либеральной публицистики  пытались  выдать
за действительное "произведения праздной фантазии". В своих статьях  Писарев
уделял большое  внимание  анализу  отдельных  слов  и  терминов,  выражающих
важнейшие научные и общественно-политические понятия. В ходе такого  анализа
он стремится очистить эти слова от  тех  случайных  и  нередко  неправильных
осмыслений  и  истолкований,  которые  наслоились  на  них  в  процессе   их
употребления.
     Отсюда  же  -  и  столь  характерная  для  критики  Писарева  борьба  с
фразерством, со всякими  попытками  подменить  внимательный  анализ  явлений
жизни бессодержательными  рассуждениями  "хвалительного  или  порицательного
свойства". "Фразы могут надолго задержать и  изуродовать  наше  развитие,  -
писал по этому поводу критик  в  уже  цитированной  статье  "Мотивы  русской
драмы". - Стало быть, если наша  молодежь  сумеет  вооружиться  непримиримою
ненавистью против всякой фразы, кем бы она ни была произнесена,  Шатобрианом
или Прудоном, если она выучится отыскивать везде живое явление, а не  ложное
отражение этого явления в чужом сознании, то мы будем иметь полное основание
рассчитывать на довольно нормальное и быстрое улучшение наших мозгов".
     В прямую и тесную связь ставил Писарев мысль  и  слово.  Чем  глубже  и
истиннее мысль, чем определеннее и отчетливее  схватывает  она  существенные
признаки явлений действительности, тем естественнее и легче находятся ясные,
простые и точные слова для ее выражения. И напротив, "чем мельче  становятся
мысли и чувства, тем вычурнее  и  красивее  подбираются  для  них  названия,
потому что навык с каждым днем усиливается в этом ремесле,  как  и  во  всех
остальных" ("Реалисты").
     Немало метких и злых слов было сказано  Писаревым  по  адресу  "цеховых
ученых", тех специалистов, которые, замкнувшись в узко-академической  сфере,
проявляли пренебрежение к делу  распространения  и  закрепления  в  обществе
достижений  и   выводов   науки.   Он   высмеивает   "птичий   язык"   таких
"специалистов". Вот что, например, говорится  в  конце  его  большой  работы
"Прогресс в мире животных и растений" о подобном "ученом слоге": "Подумаешь,
что специалист живет где-нибудь на звезде Ориона и оттуда ведет свою речь  в
пространство эфира, вовсе не заботясь о том, услышит ли его  кто-нибудь  или
поймет ли его тот несчастный слушатель, до  которого  случайно  долетят  эти
блуждающие  звуки.  По  моему  мнению,  полезнее  прочитать  статью   вполне
понятную, хотя и с некоторыми ошибками, чем набивать себе голову  совершенно
безукоризненными диссертациями, недоступными человеческому  пониманию".  {Д.
И. Писарев, Сочинения, изд. 5, СПб. 1912, стр. 492.}
     Выдающиеся  представители  революционно-демократической  мысли   1860-х
годов много сделали для дальнейшего  развития  и  совершенствования  русской
литературной речи. Они создали и  замечательные  образцы  научно-популярного
изложения. В "Опыте бесед с молодыми людьми", представлявшим  яркую  попытку
изложить  в  самой  доступной  и  живой  форме  основы   материалистического
мировоззрения, Герцен, между  прочим,  писал:  "Вероятно,  каждому  молодому
человеку, сколько-нибудь  привычному  к  размышлению,  приходило  в  голову:
отчего в природе все так весело, ярко и живо, а в книге то же самое  скучно,
трудно, бледно и мертво? Неужели это -  свойство  речи  человеческой?  Я  не
думаю. Мне кажется, что это - вина неясного понимания и дурного  изложения".
{А. И. Герцен, Полное собрание сочинений и писем, т. IX, П. 1919, стр. 157.}
И Герцен и Чернышевский, развивая и пропагандируя идеи  материализма,  умели
довести эти идеи в самой доступной и вместе с тем живой  и  яркой  форме  до
сознания читателя. Восприняв их достижения, Писарев явился  одним  из  самых
талантливых    популяризаторов,    превосходным    и     тонким     мастером
научно-популярного изложения.
     Он высоко ценил не только точность и определенность языкового выражения
мысли,  но  и  пластическую  легкость,  ясную  простоту   и   художественную
рельефность изложения. Это и понятно, если учесть, какие  поистине  огромные
задачи ставил Писарев в отношении популяризации, распространения в  обществе
передовых взглядов. Писарев много внимания уделил характеристике того, каким
должен быть истинно популярный слог изложения. "Популяризатор, - писал он  в
статье  "Реалисты",  -  непременно  должен  быть  художником   слова".   Все
выразительные средства языка, все характерные  обороты  народной  речи,  все
красноречие должно быть пущено в ход, все должно быть подчинено одной задаче
возможно более прямого проведения мысли, возможно более полного усвоения  ее
широким кругом читателей, возможно более прочного закрепления ее в  сознании
людей. От мастерства популяризатора зависит  в  значительной  степени  успех
распространения идеи в массах. В неопубликованной  рецензии  его  на  книжку
"Намеки природы", относящейся  к  1861-1862  годам,  говорится:  "Книги  для
народа составляют насущную потребность, а в этих необходимых  книгах  ясное,
привлекательное и легкое изложение составляет необходимое условие".  {Рукоп.
отдел ИРЛИ. Фонд Д. И. Писарева, 9561/LVI, б. 74, л. 1.}
     Как публицист-демократ, Писарев  особенно  дорожил  тесным  общением  с
широким кругом читателей, особенно с  демократической  молодежью.  Здесь,  в
процессе этого прямого общения с  другом-читателем,  допустима  и  шутка,  и
во-время найденное меткое словцо, и вдохновенная импровизация,  и  временное
отступление в сторону от основной темы, если без этого дальнейшее  изложение
будет затруднительно для читателя. Научно-популярные статьи Писарева до  сих
пор остаются замечательными образцами глубоко научного  и  вместе  с  тем  в
высшей степени доходчивого, ясного и красочного изложения.
     Язык Писарева поражает нас своим богатством, разнообразием,  гибкостью.
Широко и свободно  черпал  он  выразительные  средства  из  различных  слоев
словарного состава  русского  литературного  и  народно-разговорного  языка.
Слова и выражения книжные и просторечные, известные  литературные  цитаты  и
афоризмы   и    меткие    народные    пословицы    и    поговорки,    приемы
торжественно-патетической и эмоционально-взволнованной  речи  и  характерные
обороты  речи  обиходно-грубоватой  и   фамильярно-непринужденной   свободно
объединяются в языке  его  статей.  Точность  и  лаконизм,  законченность  и
строгая логическая расчлененность фразы, периода сочетаются с  изяществом  в
их отделке, с легкостью их ритмического течения. Писарев всегда умел выбрать
выразительный и меткий эпитет, подкрепить свою мысль  картинным  сравнением,
взятым нередко из области особенно  близких  и  знакомых  читателю  явлений.
Перед нами всегда является умный и острый собеседник, обращающийся к  своему
читателю то запросто, то лирически-задушевно, то вдохновенно. Речь  Писарева
часто принимает характер блестящей импровизации. Вслед за  сжатым  и  точным
формулированием основной  мысли  следует  ее  выпуклое  образное  раскрытие,
сарказмы  и  непредвиденные  выпады  в  адрес  врагов  чередуются  с  самыми
искренними  признаниями,  обращенными  к   читателю-другу,   острая   ирония
сменяется патетическим призывом к молодому поколению.
     Вы  часто  при  этом  чувствуете  превосходство  этого   одаренного   и
образованного  собеседника,  восхищаетесь  прямотою  и  решительностью   его
выводов, смелостью его мысли, иногда становитесь в тупик от его парадоксов и
явных преувеличений. Но никогда читатель  не  останется  равнодушным  к  его
словам и мнениям. Вы никогда не заметите в этом собеседнике  и  оригинальном
мыслителе позы высокомерного  учителя,  профессионального  "мудреца".  Везде
перед вами живой, страстный и  глубоко  убежденный  человек,  честно  ищущий
ответа на самые сложные и запутанные вопросы. Он горячо  стремился  к  тому,
чтобы не только провести определенный круг идей в сознание своих  читателей,
но и возбудить  деятельность  их  собственной  мысли.  Этот  образ  молодого
критика, кристально честного, непримиримого врага всякой реакции, косности и
застоя, талантливого  пропагандиста  научных  знаний  и  смелого  мыслителя,
сохранит в своем сознании и советский читатель.
     Произведения Писарева составляют необходимую часть того  замечательного
культурного  наследия  прошлого,  которое  хранят  и  критически   осваивают
советские люди - строители коммунистического общества.