ой литературой  и  задачу  освещения
пути к лучшему будущему, задачу  создания  образа  активного  положительного
героя, борца за народное дело, деятеля  нового  типа.  Центральное  место  в
критике  Писарева  теперь  занимает  анализ   этого   "нового   типа",   его
истолкование. Базаров, а затем и Рахметов, становятся подлинными героями для
Писарева. Здесь сказалось не только развитие мировоззрения самого  Писарева,
но и развитие демократической литературы.  К  этому  времени  уже  появились
роман Чернышевского "Что делать?",  повести  Помяловского,  "Трудное  время"
Слепцова. "Новый тип" - человек шестидесятых годов -  получил  в  них  ясные
очертания, был обрисован с большой художественной  силой.  Задача  передовой
критики  состояла  в  том,  чтобы  всесторонне  охарактеризовать  этот  тип,
показать его историческое значение. Писарев эту задачу блестяще  выполнил  в
таких статьях,  как  "Реалисты",  "Роман  кисейной  девушки",  "Подрастающая
гуманность" и особенно в статье "Мыслящий пролетариат".
     Лучшие  из  статей  Писарева  и  сейчас  остаются   образцами   критики
высокоидейной,  целеустремленной,  вдумчивой   и   чуткой   к   особенностям
творчества писателя. В произведениях литературы критик  искал  прежде  всего
отражение явлений самой жизни, от анализа литературных  образов  и  ситуаций
шел к анализу действительности.  Он  умел  сочетать  анализ  произведения  с
постановкой важных вопросов общественной жизни, тесно соединять литературную
критику  с  боевой  публицистикой.  Нередко  литературно-критическая  статья
становилась произведением  подлинно  программным.  В  этом  смысле  особенно
показательна статья "Реалисты", где мастерской  анализ  "Отцов  и  детей"  и
характеристика  их  героя   органически   связаны   с   определением   задач
демократического движения, с изложением идейной программы самого критика.
     Одну из насущных задач критики Писарев  видел  в  оценке  литературного
наследия.  "Задача  реалистической  критики  в  отношении  ко   всей   массе
литературных памятников,  оставленных  нам  отжившими  поколениями,  состоит
именно в том, чтобы выбрать из этой массы то, что может содействовать нашему
умственному  развитию".  Писарев  в  ответ  на  обвинение  со  стороны   его
противников в нигилистическом отношении к литературному наследию заявлял: "Я
отношусь с глубоким и совершенно искренним уважением к первоклассным  поэтам
всех веков и народов".
     Знакомству с замечательными произведениями русской и мировой литературы
Писарев отводил важное место в процессе формирования  "мыслящего  реалиста".
"Каждому человеку, желающему сделаться полезным работником мысли, - пишет он
в "Реалистах", - необходимо широкое и всестороннее образование".  В  статьях
1864-1865 годов он не раз указывает  на  тех  писателей,  без  знакомства  с
творчеством  которых  "останутся  непонятными  настоятельные  потребности  и
накопившиеся со всех  сторон  задачи  нашей  собственной  мысли".  Здесь  мы
встречаем имена Шекспира, Байрона, Гете, Шиллера,  Гейне  и  Мольера,  а  из
русских писателей - Грибоедова, Крылова, Пушкина, Гоголя и др.
     Но  особенно  внимателен  был  Писарев  к  явлениям   современной   ему
литературы. "У  реалистической  критики,  -  писал  он  по  этому  поводу  в
"Реалистах", - есть и другая задача, может быть еще более  серьезная.  Делая
строгую оценку литературным трудам прошедшего, она должна еще внимательнее и
строже следить за развитием литературы в настоящем". "Чрезвычайно  полезными
работниками нашего века", называет Писарев таких писателей  своего  времени,
как Некрасов, Тургенев, Диккенс, Гюго. А в его устах это была самая  высокая
похвала.
     В критике Писарева этих лет нашли тонкое и вдумчивое истолкование такие
различные произведения русской литературы его времени,  как  "Отцы  и  дети"
Тургенева   ("Реалисты"),    "Что    делать?"    Чернышевского    ("Мыслящий
пролетариат"), произведения Л. Толстого ("Промахи незрелой мысли"),  повести
Помяловского "Мещанское счастье" и "Молотов" ("Роман  кисейной  девушки")  и
его же "Очерки бурсы" ("Погибшие и погибающие"),  "Трудное  время"  Слепцова
("Подрастающая  гуманность")  и  "Записки  из  мертвого  дома"  Достоевского
("Погибшие  и  погибающие").  Эти  статьи  свидетельствуют  о  замечательном
критическом  такте  Писарева,  о  его  умении  правильно  понять  и  оценить
произведения современной ему литературы.  Вместе  с  самими  произведениями,
вызвавшими  их,  эти  статьи  пережили  свою  эпоху  и  сейчас  еще   служат
замечательным комментарием к ним.
     Особенно  выделяется  по  тому  общественному  значению,  которое   она
получила, статья "Мыслящий пролетариат". Это, бесспорно, наиболее  яркий  из
всех критических откликов на роман  "Что  делать?".  Несмотря  на  цензурные
рогатки, Писареву удалось  показать  революционный  смысл  романа,  значение
образа Рахметова как революционного борца.  Правда,  сближение  Рахметова  с
Базаровым, проводимое в этой статье, давало повод некоторым  литературоведам
упрекать Писарева в том, что он не понял революционного  смысла  романа.  Но
при внимательном рассмотрении  сближение  этих  образов  в  статье  Писарева
скорее дает основание утверждать, что Писарев, очищая образ Базарова от  тех
темных штрихов, которые были наложены на него  Тургеневым,  видел  и  в  нем
типичного представителя демократических сил. Писарев определенно  говорит  о
Рахметове как революционере. "В общем движении событий, - писал он, - бывают
такие минуты, когда  люди,  подобные  Рахметову,  необходимы  и  незаменимы;
минуты эти случаются редко и проходят быстро, так что их надо ловить на лету
и ими надо пользоваться как можно полнее. Я  говорю  о  тех  минутах,  когда
массы, поняв или по крайней мере полюбив какую-нибудь  идею,  воодушевляются
ею до самозабвения и за нее готовы идти в огонь и в  воду...  Те  Рахметовы,
которым удается увидать на своем веку такую минуту,  развертывают  при  этом
случае всю сумму своих колоссальных сил; они несут вперед знамя своей эпохи,
и уже, конечно, никто не может поднять это знамя так высоко и нести его  так
долго и так мужественно, так смело и так неутомимо, как те люди, для которых
девиз этого знамени давно заменил собою и родных, и  друзей,  и  все  личные
привязанности, и все личные радости человеческой жизни". В статье  "Мыслящий
пролетариат" Писарев показал величие  образа  революционера,  отдающего  все
свои силы народному делу.
     В статье "Подрастающая гуманность", опубликованной в том же 1865  году,
он развенчал тип буржуазного либерала. Характеризуя образ помещика  Щетинина
из  повести  Слепцова  "Трудное  время",   Писарев   показывает,   насколько
непримиримы интересы труженика и эксплуататора, как жалки попытки людей типа
Щетинина совместить идеалы "образцового хозяина", заботящегося о собственных
доходах, и "доброго" помещика-благодетеля.
     Характерно умение Писарева в ходе критического анализа  подниматься  до
самых широких теоретических обобщений. В  статье  "Промахи  незрелой  мысли"
Писарев,  разбирая  произведения  Толстого  и  раскрывая  беспочвенность   и
бесперспективность мечтании Иртеньева и Нехлюдова,  противопоставляет  мечте
пассивной,  находящейся  разладе  с  действительностью,  мечту   деятельную,
исходящую  из  анализа  действительности,  мечту,  которая  "может  обгонять
естественный ход событий". "Если бы человек был совершенно лишен способности
мечтать таким образом, - пишет критик, - если бы он не мог изредка  забегать
вперед и созерцать воображением своим в цельной  и  законченной  красоте  то
самое творение, которое только что начинает складываться под его  руками,  -
тогда я решительно не могу себе  представить,  какая  побудительная  причина
заставляла  бы  человека  предпринимать  и  доводить  до  конца  обширные  и
утомительные работы, в области  искусства,  науки  и  практической  жизни...
Разлад между мечтою и действительностью не  приносит  никакого  вреда,  если
только  мечтающая  личность  серьезно  верит  в  свою   мечту,   внимательно
вглядывается в жизнь, сравнивает свои наблюдения с своими воздушными замками
и вообще добросовестно  работает  над  осуществлении  своей  фантазии".  Это
образец  диалектически-глубокой  постановки  вопроса  о  соотношении   между
теорией и действительностью. Писарев был врагом беспочвенного  фантазерства,
но  не  менее   страстно   выступает   он   против   бескрылого   эмпиризма,
раболепствующего перед отдельным фактом, не поднимающегося до обобщений,  не
стремящегося увидеть перспективу исторического  развития.  Характерно,  что,
приводя примеры  мечты  деятельной,  Писарев  на  первое  место  ставит  тех
мечтателей-социалистов,   которые   стремились   "пересоздать   всю    жизнь
человеческих обществ". Как  известно,  В.  И.  Ленин  в  своей  работе  "Что
делать?" приводит эти рассуждения  Писарева  о  значении  деятельной  мечты,
выступая против оппортунизма в рабочем движении.
     Не менее яркий пример глубокого обобщения  материалов  действительности
дает и статья "Погибшие и погибающие". Оригинален замысел  этой  статьи:  из
сравнения жизни  учеников  бурсы,  изображенных  у  Помяловского,  с  жизнью
каторжан, о которых рассказывают "Записки из мертвого дома", вырастает здесь
обобщенная картина гнетущих условий существования и развития народных сил  и
народного сознания в царской России.

                                   *   *
                                     *

     Но в статьях Писарева отразились и серьезные противоречия его  взглядов
на литературу и искусство, характерные для этого периода его деятельности. В
некоторых общих вопросах эстетики он не мог удержаться на  уровне  воззрений
Чернышевского и пришел к выводам парадоксальным и несправедливым.
     Одним из таких выводов явилось утверждение, что при дальнейшем развитии
знаний эстетика как наука о прекрасном  должна  исчезнуть,  растворившись  в
физиологии. Основой эстетических взглядов  Писарев  еще  в  "Схоластике  XIX
века" считал субъективные вкусы, не видя  здесь  возможности  открыть  общие
закономерности  и  оставляя  на   долю   физиологии   объяснение   различных
эстетических склонностей людей особенностями в развитии  и  функционировании
организма. В этом смысле очень показателен ход рассуждений Писарева в статье
"Разрушение эстетики", явившейся непосредственным откликом на переиздание  в
1865 году знаменитой работы Чернышевского "Эстетические отношения  искусства
к действительности".
     Писарев  подчеркивает  материалистическую  направленность   диссертации
Чернышевского. Он солидарен с Чернышевским в борьбе  против  идеалистической
эстетики, стремившейся противопоставить действительности  отвлеченную  сферу
"прекрасного". Но Писарев на этом не  останавливается.  Ему  представляется,
что Чернышевский, встав на путь отрицания "чистого искусства" и рассматривая
искусство как воспроизведение общеинтересного в жизни, должен был  неизбежно
прийти к отрицанию науки о прекрасном. "Эстетика, или наука о прекрасном,  -
заявлял Писарев, - имеет разумное право существовать только  в  том  случае,
если прекрасное имеет какое-нибудь самостоятельное значение, независимое  от
бесконечного разнообразия личных вкусов. Если же прекрасно  только  то,  что
нравится нам, и если вследствие этого все разнообразнейшие понятия о красоте
оказываются  одинаково  законными,  тогда  эстетика  рассыпается  в   прах".
Нетрудно заметить, что Писарев не понял и метафизически истолковал  одно  из
основных положений эстетического учения Чернышевского.
     На этот односторонний и неверный подход Писарева к эстетическому учению
Чернышевского указал Г. В. Плеханов в  работе  "Эстетическая  теория  Н.  Г.
Чернышевского". Чернышевский, конечно, не думал о  разрушении  эстетики.  Он
лишь опровергал идеалистическую эстетику с присущим ей понятием  прекрасного
как  самодовлеющей  ценности,  оторванной  от   реальной   действительности.
Чернышевский  показал  объективность  прекрасного,  то,   что   "прекрасное,
несомненно,  имеет  самостоятельное  значение,  совершенно  независимое   от
бесконечного разнообразия личных  вкусов".  {Г.  В.  Плеханов,  Искусство  и
литература, М. 1948, стр. 414.}  Это  самостоятельное  значение  прекрасного
определяется наличием прекрасного в  самой  жизни.  Прекрасное  в  искусстве
является  воспроизведением  прекрасного  в  жизни,   его   отражением.   Для
Чернышевского эстетика была не наукой о прекрасном,  а  "теорией  искусства,
системой  общих  принципов  искусства  вообще  и  поэзии   в   особенности";
центральный  вопрос  этой  теории  -  вопрос  об  отношениях   искусства   к
действительности.
     Перенося ударение  в  эстетике  на  вопрос  об  индивидуальных  вкусах,
Писарев   допускал   теоретическую   ошибку   субъективистского   характера.
Чернышевский указывал,  что  люди  имеют  далеко  не  одинаковое  понятие  о
красоте, что их эстетические вкусы и  склонности  объясняются  их  различным
положением  в  обществе,  различными  условиями  воспитания  и  т.   д.   Но
Чернышевский не сводил при этом дело к  вопросу  о  вкусах,  о  которых,  по
известной поговорке, "не спорят". Он при этом  ставил  вопрос  об  истинном,
действительном критерии прекрасного.  Представления  о  прекрасном  у  людей
различны, но не  все  эти  представления  одинаково  верны.  Прекрасное  для
Чернышевского  -  не  только  субъективная  категория,  оно  имеет  корни  в
действительности.  Суждение  о  прекрасном  в  искусстве  предполагает   его
соотнесение с действительностью, ибо предметом искусства является жизнь.
     Рассматривая эстетику как общую теорию искусства,  Чернышевский  считал
ее самостоятельной наукой, имеющей важное  общественное  значение.  Ошибочно
сводя эстетику, как науку о прекрасном, к вопросу о  вкусах,  Писарев  делал
неправильный  вывод,  что  "эстетика,  как  наука,   становится   такою   же
нелепостью, какою была бы, например, наука о любви", что эстетика  будто  бы
"исчезает в физиологии и в гигиене".
     Нельзя не заметить при этом, что Писарев в своих конкретных суждениях о
литературе  оказывался  на  большей  теоретической  высоте,  чем   в   общих
рассуждениях о предмете эстетики.  Центральным  в  его  критических  статьях
является ведь  именно  вопрос  об  отношении  того  или  иного  произведения
литературы  к  действительности,  об  объективном  общественном  значении  и
назначении художественного произведения. Но теоретические ошибки Писарева  в
вопросах эстетики наглядно проявились в  его  отношении  к  различным  видам
искусства.
     Признавая литературу  "великой  общественной  силой",  Писарев  в  этот
период не признавал  общественного  значения  других  искусств  -  живописи,
скульптуры, театра, музыки. "Я чувствую  к  ним  глубочайшее  равнодушие,  -
признавался он в статье "Реалисты". - Я решительно не верю тому,  чтобы  эти
искусства  каким  бы  то  ни  было  образом  содействовали  умственному  или
нравственному совершенствованию человечества". Отсюда  -  постоянные  в  эти
годы у Писарева  иронические  сопоставления  искусства  Бетховена,  Рафаэля,
Моцарта  и  Рембрандта  с  "искусством"  шахматного   игрока,   повара   или
бильярдного маркера. Музыке и  изобразительным  искусствам  Писарев  отводил
чисто прикладную роль, не признавая за ними познавательной ценности. В  этом
смысле, "поправляя" Чернышевского, Писарев  также  существенно  разошелся  с
ним. Чернышевский, разбирая в своей диссертации вопрос о специфике различных
видов искусства, также отмечал первенствующее значение  поэзии,  литературы.
Но из этого он не делал относительно других искусств того вывода, что они не
имеют   значения   в   общественной   жизни   человека.   Выступая    против
идеалистической  эстетики,  против  взгляда  на  искусство  как  на   чистое
наслаждение, отрешенное от насущных интересов  действительности,  Писарев  в
оценке изобразительных искусств и музыки по существу сам становился  на  эту
точку зрения, считая, что  вопрос  о  значении  живописи,  музыки  и  т.  п.
сводится только к вопросу о  наслаждении,  которое  может  получать  от  них
воспринимающий субъект.
     В таком подходе к этим искусствам проявились и характерные для  "теории
реализма" Писарева черты утилитаризма, указанное выше  требование  "экономии
сил", которое он выдвигал в эти годы. Писарев  считал  непроизводительным  в
условиях нищеты и невежества тратить силы  общества  на  развитие  живописи,
музыки и т. д. Писарев при этом выступает  прежде  всего  против  стремления
господствующих классов  превратить  эти  искусства  в  "барскую  забаву",  в
"источник чистого наслаждения". Его возмущают те вопиющие  контрасты,  когда
на фоне нищеты,  закабаления  и  невежества  масс  являются  пышные  дворцы,
художественные академии, культивирующие искусство, оторванное от  жизни,  от
народа, удовлетворяющие  прихотям  эксплуататорских  классов.  В  этом  сила
нападок Писарева на современную ему буржуазно-дворянскую  живопись,  музыку,
театр и т. д. Но, увлекаясь, он  готов  вообще  отказаться  от  помощи  этих
искусств в общем развитии демократического движения,  не  замечает  развития
народности и реализма в живописи, музыке, театре его времени.
     Таким  образом,  эстетические   взгляды   Писарева   отличаются   явной
противоречивостью. В  них  сочетаются  глубокие  демократические  тенденции,
имевшие большое значение для развития литературы в искусства,  с  серьезными
ошибками в разрешении общих вопросов эстетики. Эти  ошибки  проявились  и  в
литературно-критической деятельности Писарева.
     В 1865 году Писарев опубликовал  две  статьи,  объединенные  под  общим
названием: "Пушкин и Белинский". Эти две статьи,  которые  нельзя  отбросить
при общей характеристике  литературно-критических  взглядов  Писарева,  дают
резко полемическую, глубоко несправедливую и  предвзятую  оценку  творчества
поэта.
     Появление их в "Русском слове" не было неожиданностью. Для литературной
критики "Русского  слова"  характерно  в  эти  годы  стремление  подвергнуть
радикальной переоценке творчество Пушкина и Лермонтова. В 1864 году  молодой
критик журнала В. А. Зайцев выступил с рецензией, в  которой  нигилистически
оценивал  поэзию  Лермонтова  как  порождение"  легкомысленного  дворянского
скептицизма, как одно из явлений "чистого искусства".  В  статье  "Реалисты"
Писарев мимоходом солидаризировался с такой оценкой Лермонтова  и  уведомлял
своих читателей,  что  он  вскоре  даст  развернутую  переоценку  творчества
Пушкина с точки зрения "реальной критики".
     Статьи Писарева о Пушкине вызвали при своем  появлении  шумный  отклик.
Одних они увлекали своими парадоксальными и прямолинейными выводами,  других
отталкивали как глумление над творчеством великого поэта. Было бы,  конечно,
совершенно неправильно отнестись к ним как к обычным литературно-критическим
статьям. Резко полемический их характер, подчеркнуто неисторический подход к
творчеству Пушкина, попытка подойти к Онегину и к другим  героям  Пушкина  с
меркой Базарова - говорят  о  другом.  Статьи  были  задуманы  как  наиболее
сильный выпад против "эстетики", то есть "чистого искусства",  как  один  из
актов пропаганды "реального направления". Писарев взглянул на Пушкина как на
"кумир  предшествующих  поколений".  Свергнуть  этот  "кумир"  означало  для
Писарева - ослабить влияние "чистой поэзии" на молодежь  и  привлечь  ее  на
путь "реализма".
     Нельзя не отметить противоречий в отношении Писарева к  Пушкину  и  его
творчеству. Как мы уже отмечали, в статьях 1864 года ("Кукольная трагедия  с
букетом гражданской скорби", "Реалисты") Писарев причислял Пушкина  к  кругу
тех писателей, знакомство с творчеством которых  совершенно  необходимо  для
"мыслящего реалиста", и вместе с тем уже  в  той  же  статье  "Реалисты"  он
выступает против взгляда на Пушкина как на великого  поэта,  основоположника
ново