неплохо. А вот "Птенцы дерева"...  Сред-
невековая (?) диктатура, урановая роща, где вручную произво-
дят половинки ядерных бомб... Дети-мутанты... Притча на  че-
тыре странички, железная, кубическая, правильная  по  форме,
но сравнимая по банальности разве что с тем же железным  ку-
биком. Ну, положишь его на стол. Ну, уронишь на пол.  Можешь
молотком по нему постучать... Что  называется,  ни  уму,  ни
сердцу.
   Роман А.Дашкова "Отступник" -- первый в серии.  Ну  очень
похоже на Муркока. Фэнтези в духе "Корумовского цикла",  хо-
тя и на порядок умнее. Да не примет это автор за комплимент:
по моему мнению, умнее переводчиков Муркока  (оригиналов  я,
увы, не читал) быть не трудно.
   Мир, в котором мечется Сенор Холодный  Затылок,  Незавер-
шенный, напоминает более всего пузырь, болтающийся в  мироз-
дании: город и три деревеньки, ограниченные  Завесой  Мрака.
Миров таких, видимо, много. В течение всего романа герой на-
меревается по ним прогуляться, но благоразумно оставляет это
развлечение на вторую серию. В первой серии развлечений хва-
тает и так. Герой, например, с чисто тактической целью поки-
дает собственное тело и берет напрокат  женское.  Он  встре-
вает в интриги Великих Магов,  Повелителей  Башни,  вынужден
бежать, подвергается репрессиям со  стороны  обезглавленного
им Слуги Башни, встречается с тутошним  аналогом  Волшебника
Блуждающей Башни (мурковка!), и прочая, и прочая.  Воображе-
ние, с которым все это описано, делает автору честь. С фило-
софией и психологией несколько хуже, но нельзя же  бить  че-
четку сразу на обеих сторонах большого барабана.
   Надо признать, что цели своей автор добился: мне уже  хо-
чется прочитать продолжение. Муркоку это не удалось:  вторую
трилогию о Коруме я читать не собираюсь (разве что из садис-
тских соображений: говорят, там его, наконец, убивают).
   Рассказ Лу Мэна (Е.Мановой) "Колодец" трактует о  пробле-
ме контакта. На этот раз речь идет о мире, где  человечество
медленно вымирает от радиоактивного  заражения.  Протагонист
(любопытной Варваре нос оторвали) лезет в деревенский  коло-
дец, попадает в подземелье и встречает разумных существ  со-
вершенно нечеловеческой расы. Налаживание контакта и  после-
дующие события вскрывают глубокую общность социального  мыш-
ления человека и подземных монстров. Рассказ написан легко и
читается с интересом.
   Завершают сборник пять миниатюр  Ф.Чешко,  которые  можно
отнести, скорее, к жанру ужасов. "Час прошлой веры"  и  "Пе-
рекресток" повествуют о воздействии богов древних религий на
современного человека. "Проклятый" -- историческая  зарисов-
ка о временах опричнины.  "Бестии"  произвели  на  меня  до-
вольно тягостное впечатление общей атрофией сюжета  (в  лесу
завелись монстры -- ново до  отпадения  челюсти).  Последний
рассказ, "Давние сны", посвящен пророческим  снам  мальчика,
которому  предстоит  погибнуть,  защищая  Россию  от  заразы
большевизма.
   По отдельности рассказы Ф.Чешко выглядят достаточно  тус-
кло, чтобы вызвать какой-то особый интерес, но  в  контексте
сборника они  сильно  выигрывают.  Странным  образом  авторы
сборника схожи эстетикой мировосприятия. Несмотря на то, что
в книгу вошли ну просто оч-чень разные -- и по форме,  и  по
содержанию -- вещи, сборник воспринимается как  плотно  сби-
тый и уравновешенный. Пожалуй, это следует отнести  на  счет
именно общности мировосприятия авторов.  Имеет  смысл  гово-
рить даже о появлении "харьковской школы фантастики"  --  не
более, не менее. Конечно, школа эта страдает многими  болез-
нями совковой литературы  (в  частности,  обожает  открывать
Америки и нести заумную чушь), но объединяет  весьма  небез-
дарных людей, вполне способных справиться с болезнями роста.
   Чур, чур! Не сглазить бы...
                                             Сергей БЕРЕЖНОЙ
"Интеркомъ" #5 (1'94)
____________________________________________________________

Андрей СТОЛЯРОВ. Малый апокриф.  /  Послесл.  С.Переслегина;
Худ. Я.Ашмарина;  Фотогр.    А.Филиппов.--    СПб.:    Terra
Fantastica, 1992.-- ISBN 5-7921-0006-3.-- 384 с.,  илл.;  50
т.э.; ТП+С; 60х90/16.
____________________________________________________________

   Гениально, что сборник этот начинается с "Ворона".
   Я не принял бы никакого иного  начала.  "Альбом  идиота"?
Слишком резкий перепад  между  пространствами  реальности  и
сказки. "Сад и канал"? Очень  уж  мрачно.  "Цвет  небесный"?
Правда жизни -- и никакой фантастики. Стихи? Ни  за  что,  в
финале они очень на месте.
   А "Ворон" самодостаточен.
   Более того -- он, написанный раньше прочих,  стал  фунда-
ментом для остальных произведений сборника. Фундаментом  фи-
лософским, гносеологическим,  эстетическим,  мировоззренчес-
ким -- ставьте сюда какую хотите тавтологию, не ошибетесь.
   "Ворон" -- это ранний Столяров. Это 1983 год (я не  ошиб-
ся?). "Ворон" -- это именно _та_вещь_, из _тех_вещей_, о ко-
торых грезили в своем легальном полуподполье  клубы  любите-
лей фантастики -- _настоящие_ клубы  _настоящих_  любителей.
_Тех_вещей_ было написано немного. Когда свобода  творчества
была разрешена, они вышли в свет. При  этом  оказалось,  что
слухи о гениальности большинства молодых авторов были сильно
преувеличены. Как следствие, количество _вещей,_ в  соответ-
ствии с Законом Старджона, сократилось на порядок.
  Столярова это не касалось ни в малейшей  степени.  Вот  уж
кому было наплевать на фэнские сплетни! Даже если принять во
внимание его обостренное самолюбие. И все  равно  --  напле-
вать. Почему?
  У него уже был "Ворон".
  Говорят, что автор не способен объективно  оценивать  соб-
ственное творение. Возможно. Я только не знаю, какой  автор,
случись ему написать "Ворона", не обалдел бы от  собственно-
го творения. Тут не мудрено увериться в собственных силах.
  Это был взлет. Пик. Вершина. Из всего, что я читал  у  бо-
лее позднего Столярова (а читал я не все), мне так же сильно
понравилась лишь повесть "Послание к коринфянам".
  Истинные удачи бывают редко.
  Остальные произведения Столярова  или  опоздали  выйти  ко
времени (виноват -- _их_ опоздали), или не  совпали  с  моим
внутренним ритмом. Насчет моего внутреннего ритма больше по-
везло работам Вячеслава Рыбакова -- но это отдельная история.
  Пожалуй, для читателя повестей Столярова они равно необхо-
димы -- время, настройка и интеллект. Пожалуй, лишь  оконча-
тельный тупица откажет автору "Альбома идиота"  в  талантли-
вости. Но для эффекта, на который рассчитывал  автор,  нужно
было прочитать эту вещь в 1989 году. Время  ушло.  Не  время
событий, но время состояния духа. Изменилось состояние  духа
-- изменилось восприятие повести.
  А время повести "Сад и канал", мне кажется, еще не  насту-
пило. Автор написал Смерть. Умирание. И я не люблю  эту  по-
весть, потому что люблю Жизнь. Просто поэтому.
  "Цвет небесный"... Ну, тут просто  меняются  масштабы.  Не
все же Столярову пытать философию да духовное состояние  на-
ций. Есть же еще люди -- более талантливые, менее  талантли-
вые -- люди сами по себе, опрокинутые в себя, живущие не де-
лом революции или перестройки, а  своим  собственным  делом.
Например, живописью. Интересно, что для таких людей  важнее:
их дело, абстрагированное от них  самих  --  или  они  сами,
пусть не во всем талантливые, но в  этом  деле,  деле  своей
жизни? Чувствуете? _Своей_ жизни. _Только_ своей.
  Каждый, как говорится, выбирает для себя. Важен только вы-
бор. То, что было до момента выбора, то, что будет после  --
лирика. Кому какое дело до причин предательства?  Даже  если
ты предаешь самого себя...
  А поэзия? Нет, господа, увольте. Факт  издания  поэзии  --
учтите, это мое  глубоко  продуманное  мнение!  --  касается
только самого автора -- и никого более. Если  это,  конечно,
истинная поэзия. И критик здесь совершенно ни при чем. Автор
его в виду не имел.
                                             Сергей БЕРЕЖНОЙ
"Интеркомъ" #5 (1'94)
____________________________________________________________

Андрей СТОЛЯРОВ. Монахи под луной. / Суперобл.  Я.Ашмариной;
Ил. С.Строгалевой.-- СПб.: Terra  Fantastica,  1993.--  ISBN
5-7921-0023-3. -- 368 с., ил.; 50 т.э.; ТП+С; 60х90/16.
____________________________________________________________

   Второй том неофициального "избранного" Столярова показал-
ся мне чрезмерно эклектичным.  Три  произведения  --  роман,
рассказ и повесть. Три манеры: концентрированный "фирменный"
столяровский турбореализм, совковый  алкогольный  анекдот  и
социально-психологический триллер.
   Роман "Монахи под луной" -- ну очень тяжелое чтение.  Бе-
зусловно, таким он и задумывался (Столяров вообще никогда не
"проваливает" вещь: что задумано, то и сделано), но сам факт
того,  что  автор  намеренно    _хочет,_чтобы_читателю_было_
_трудно_продираться_сквозь_книгу,_ говорит лишь о  переоцен-
ке автором желания читателя прочесть именно  его  роман.  Я,
скажем, продерусь. И Чертков тоже. Мы (льщу  себя  надеждой)
профессиональные читатели-мазохисты. А рядовой  читатель  --
извините, не уверен.
   Проблема того, какому читателю  адресовано  произведение,
слишком сложна, чтобы останавливаться на ней подробно  здесь
и сейчас. Стоит, пожалуй, только упомянуть, что для Столяро-
ва это вопрос весьма актуальный, и "Монахи" иллюстрируют это
достаточно наглядно. В этом романе форма явно  задавила  со-
держание. Да, одно очень здорово связано  с  другим,  Андрей
Михайлович это шикарно придумал и очень умно выстроил. Но --
я -- лично -- предпочитаю, чтобы автор вкладывал в  содержа-
ние ума на порядок больше, чем в форму. Прочел с кайфом, по-
лучил материал для размышлений -- "и делай с ним, что хошь".
После прочтения "Монахов" у меня было ощущение, будто  автор
вылил в меня два ведра мировоззрения, добавил  ведро  песси-
мизма и дал запить литром мазута. После такого,  сами  пони-
маете, как-то не возникает настроения мирно размышлять о па-
костях командно-административной системы  и  других  великих
достижениях совка. Как-то не до совка, когда в  голове  один
издыхающий редактор... "Циннобер, Циннобер, Цахес..."
   (Поймал себя на том, что Столяров, возможно, этого и  до-
бивался. Вот только ума у меня не хватает понять:  на  черта
гнусное ощущение от похабени совка превращать в гнусное ощу-
щение от романа? Совок -- одно, роман  --  другое.  Компрене
ву?)
   Рассказ "Маленький серый ослик" -- совершенно другой Сто-
ляров. Просто золото, а не Столяров. Читается,  как  пьется.
Главное -- все в меру. И издевки. И лирики. И быта. И фанта-
зии. Почти реализм: рядовой мэнээс, одаренный  талантом  ши-
карно травить анекдоты, начинает прямо с утра и меняет собу-
тыльников по восходящей -- от грузчика до генсека.  Кажется,
система совка на этом мэнээсе дает сбой за сбоем, стоит сма-
зать ее колесики сорокаградусным. Увы -- только кажется.  На
самом деле, все предусмотрено. И финал у этого  анекдота,  к
сожалению, печальный. Так что -- "давайте выпьем, ребята"...
   И, наконец, "Послание к  коринфянам".  Вот  это,  братцы,
действительно да. Не скажу, что это  лучшая  вещь  Столярова
(для Столярова понятие "лучшая вещь" это почти  анахронизм),
но -- наиболее гармоничная. Несомненно, одна из лучших  фан-
тастических повестей 1992 года. Это тоже "фирменный"  столя-
ровский турбореализм -- но лишенный  затянутости  "Монахов",
неэмоциональности  "Сада   и    канала"    и    изодранности
"Бонапарта". На сегодняшний день, Столяров написал по  край-
ней мере две повести, которым не  грозит  быстрое  забвение:
первая -- "Ворон", вторая -- "Послание  к  коринфянам".  При
всей несхожести, обе они открывают читателю настоящего  Сто-
лярова -- не холодного регистратора Апокалипсиса, но сильно-
го и умного борца с Предопределенностью...
                                             Сергей БЕРЕЖНОЙ
"Интеркомъ" #5 (1'94)

____________________________________________________________

Андрей Столяров. Альбом идиота. / Ил. А.Карапетяна; Оформл.
Т.Кейн и В.Медведева.-- СПб.: Terra Fantastica, 1992  (Аман-
жол-express).-- ISBN 5-8598-2004-6.-- 189 с., ил.; 35  т.э.;
МО; 84х108/32.
____________________________________________________________

   Одна из "петербуржских" повестей Андрея Столярова  вышла,
наконец, отдельной книгой. В  принципе,  это  издание  можно
считать  и  первой   публикацией    повести:    алмаатинский
"Простор", на год ранее напечатавший "Альбом идиота", в  ев-
ропейских республиках был практически недоступен.
   Итак... Впрочем, пересказывать сюжет рассказов  и  повес-
тей Столярова -- дело почти безнадежное (кто читал,  скажем,
"Телефон для глухих", тому не нужно объяснять, что я имею  в
виду). Поэтому ограничимся тем, что "Альбом идиота"  --  по-
весть о человеке, попавшем в параллельный мир, магический  и
противоречивый, от которого, как выясняется, зависит и  наша
действительность. Человек этот оказывается  замешан  в  кон-
фликт, затрагивающий самую основу мироздания.
   Столяров в очередной раз -- на этот раз с  философско-эс-
тетических позиций --  обрушивается  на  мещанство,  которое
способно существовать только  в  состоянии  вечного  застоя.
Достаточно исхоженная дорожка, но Столяров идет по самой  ее
обочине -- его герой достаточно небанален для  отечественной
литературы, он способен и на поступок, и на  постыдное  бег-
ство. У меня создалось впечатление, что его победа  над  ми-
ром остановленного времени была обусловлена отнюдь не  силой
его духа, герой самими обстоятельствами был принужден совер-
шить то, что от него ждали -- принужден почти  против  своей
воли. Фэнтези получилась у Столярова совсем не героической.
   К сожалению, повесть эта опубликована значительно  позже,
чем должна была. Она удивительно точно  соответствует  моему
собственному душевному состоянию -- каким я его помню -- го-
ду этак в 89-м...
                                             Сергей БЕРЕЖНОЙ
"Интеркомъ" #4 (93)
____________________________________________________________
Аркадий СТРУГАЦКИЙ, Борис СТРУГАЦКИЙ. Понедельник  начинает-
ся в субботу; Сказка о Тройке. / Послесл. А.Щербакова;  Худ.
А.Карапетян.-- СПб.: Terra Fantastica, 1992  (Золотая  цепь;
2).-- ISBN 5-7921-0007-1.--  416  с.,  ил.;  100  т.э.;  ТП;
60х90/16.
____________________________________________________________

   Издание это имеет несколько преимуществ  по  сравнению  с
уже существующими. Во-первых, как указано на шмуцтитуле, это
оригинальный текст, в котором восстановлены "тонкие"  момен-
ты, по разным причинам удаленные из предшествующих редакций.
Некоторые из таких фрагментов, прорвавшись  единожды  в  пе-
чать, после исчезали (как, скажем, известное  упоминание  об
"опричниках тогдашнего министра госбезопасности Малюты  Ску-
ратова" -- с.80-81). Некоторые не появлялись  доселе  вообще
-- например: "Есть еще области, порабощенные разумными пара-
зитами, разумными растениями и разумными минералами, а  так-
же коммунистами" -- с.182. (Внимательный  читатель  заметил,
_что_ в этой фразе резануло глаз редактора  --  то,  конечно
же, что коммунисты, вопреки исторической логике, не  названы
разумными наравне с минералами.)
  Заметно изменились "Послесловие и комментарий"  А.Привало-
ва. Восстановлено похвальное слово об  иллюстрациях  (о  них
чуть ниже), отработан "логический ляп", допущенный магистра-
ми в третьей части, когда они фантазируют о возможном  окон-
чании земного пути  Януса  Полуэктовича  Невструева.  Шлифуя
текст, Борис Натанович воспользовался практически всеми  на-
работками группы "Людены" (например, во второй главе  первой
части впервые правильно процитирован роман А.Толстого  "Хму-
рое утро" -- "сардиночный нож" наконец-таки заменен  "сарди-
ночным ключом"). Слегка досадно лишь, что автор  и  издатели
забыли в спешке поблагодарить ребят.
  Единственную крупную лажу,  допущенную  издателями,  я,  к
стыду своему, пропустил и мне указал на нее  Андрей  Чертков
-- кстати, редактор этой книги. На странице 226  упоминается
"расстрел на Сенной площади" -- конечно, имеется в виду рас-
стрел на Сенатской. Указываю специально, дабы грядущие изда-
тели не принялись перепечатывать этот ляп, как это уже  слу-
чилось с "сардиночным ножом".
  "Сказка о Тройке" вошла в сборник в варианте,  ходившем  в
самиздате и впервые напечатанном "Сменой" в 1987 году.  Сла-
ва Богу, Борис Натанович оставил попытки совместить оба  ва-
рианта повести, -- кажется, "совмещенный" вариант  из  двух-
томника "Московского рабочего" ясно  продемонстрировал,  что
нет ничего лучше первоисточника. Каковой здесь  и  представ-
лен в первозданной красоте.
  (Когда еще придется писать о "Сказке" -- была не была!  --
рискну влезть. В отличие от большинства повестей Стругацких,
"Сказка" заметно слаба финалом. В течение всей повести авто-
ры гениально издеваются над тем, что некогда было тонко наз-
вано "административным восторгом" -- и этот процесс  очевид-
но важнее результата. Оба существующие варианта  финала  по-
вести совершенно неудовлетворительны: в одном из них Кристо-
баль Хунта и Федор Симеонович Киврин буквально пинками  раз-
гоняют Тройку, что реалистичным путем решения проблемы  наз-
вать трудно, а в другом магистры борются  с  Тройкой  ее  же
собственными -- административными -- методами,  что  гораздо
реалистичнее, но более чем уязвимо с этической точки зрения.
Так или иначе, финал дает читателю иллюзию,  что  с  Тройкой
можно справиться -- как и все иллюзии, она не то что вредна,
но просто опасна. Ни в одной другой своей вещи Стругацкие до
подобного обмана читателя не опускались.)
  И, наконец, об  иллюстрациях.  Наконец-то  кто-то  решился
поспорить с Мигуновым! Браво,  Андрей  Карапетян!  Браво  за
смелость! Прежде всего, художник абсолютно  точно  подметил,
что две эти повести должны быть проиллюстрированы  в  совер-
шенно разных манерах.  Если  "Понедельник"  требует  подхода
именно _иллюстративного,_ то "Сказке"  необходимы  иллюстра-
ции гораздо более философские.
  Вряд ли можно спустить Карапетяну то, что он, конкурируя с
Мигуновым, опирался в своих работах во многом именно на  его
иллюстрации к "Понедельнику" -- это  заметно  по  сюжетам  и
композиции очень многих "картинок". Повторен  был  даже  сам
принцип иллюстрирования: сочетание  полосных  иллюстраций  с
иллюстрациями непосредственно в тексте.  С  другой  стороны,
язык не поворачивается выдвигать в адрес Карапетяна какие бы
то ни было обвинения: я, как и большинство  читателей,  как,
наверное, и сам Карапетян, так сжился с "мигуновским"  виде-
нием "Понедельника", что иной подход вызвал бы чисто рефлек-
торное  психологическое  отторжение.  С  тем  большим   удо-
вольствием хочу подчеркнуть очевидные  удачи  Карапетяна:  в
первую очередь, это совершенно  обалденные  кот  Василий  на
страницах 27 и 48 и прижатое креслом блюдо на паучьих  лапах
на странице 147. В принципе, находкой можно  считать  и  то,
что Привалов, Корнеев и прочие  магистры  изображены  обычно
несколько более плоскими, чем, скажем, антураж музея в Изна-
курноже. Это вполне сочетается с мнением Привалова о реалис-
тичности собственного образа в повести (см.  "Послесловие  и
комментарии").
  Зато иллюстрации к "Сказке о Тройке" выше  любой  критики.
Здесь Карапетяна никакие стереотипы не сковывали. Шедевр  на
шедевре! Какой полковник на странице 255! Какая пластика по-
лосных иллюстраций! А как прекрасно замечен -- и  подчеркнут
-- художником намек авторов на постоянное присутствие в дей-
ствии Панурга, злобного шута! Если бы в России  была  премия
за лучшие иллюстрации года, то я без малейших колебаний  го-
лосовал бы за присуждение ее Карапетяну -- и именно  за  ил-
люстрации к "Сказке о Тройке".
  И, конечно, нельзя  не  упомянуть  прекрасное  послесловие
Александра Александровича Щербакова. (Кстати, перечитал  его
и  обнаружил  схожие  со  своими  речения   насчет    финала
"Сказки"... Исправить, чтобы не  повторяться?  А-