трех  экземплярах".  Это  означало:  "Жгите  все  шифры  и  документы,
переходим на коротковолновую связь".
     Пятилетний сынишка старшего шофера схватил папку-скоросшиватель с
красной  кожаной  обложкой  и  побежал  к  гаражу.  Его   догнал   сын
делопроизводителя - однолеток - и стал отнимать папку. Мальчишки упали
на траву,  завизжали.  К ним  подбежала  машинистка,  отняла  папку  и
бросила ее в костер.  На папке было выведено тушью: "Секретные расходы
за третий квартал".
     На веранду вышел вице-консул Моримура и спросил у Кита:
     - А как будет с портретом государя?
     - Подождем. Все соберемся и совершим церемонию поклонения. - Кита
показал на себя и на других.  - В таком  виде  нельзя.  Портрет  будем
предавать огню вместе с флагом.
     Кита приказал всем чинам проверить  личные  архивы  -  письма  от
родных  и  знакомых  из Японии и записные книжки.  Если там содержатся
какие-либо сведения о положении в Японии - все  уничтожить.  Ничто  не
должно достаться противнику.
     Нисина, сев на корточки,  тщательно  размешивал  пепел  потухшего
костра. Он сказал подошедшей машинистке:
     - Я думал, что американцам покажутся подозрительными наши костры.
А они совсем не обращают внимания.
     - Полицейский, гаваец, спрашивал у привратника, а тот сказал, что
жжет  мусор  и  хворост.  Полицейскому  дали  коробку сигар и альбом с
эротическими гравюрами, и он ушел.
     К Кита подошел Моримура:
     - Там,  у задней калитки,  человек от Идэ.  Говорит: Идэ не может
прийти - просит передать, что надо.
     - Кто этот посланец? Абэ?
     - Нет, молодой японец. Сделал все три парольных жеста.
     Кита вытер руки о штаны и передал Моримуре связку ключей:
     - Возьмите  из  стенного  сейфа в моем кабинете маленькую зеленую
папку,  там шифрованная записка на имя Идэ,  которую привез  позавчера
связной. Дайте посланцу, пусть немедленно вручит Идэ.
     - Что еще сказать Идэ?
     - Пусть уничтожит все записи и бумаги.  За каждый клочок, который
попадется в руки врага, он отвечает головой.

                              7 декабря
     Уайт заснул  только  под утро,  но вскоре его разбудил Пейдж.  Он
звонил из бюро:
     - Я  не  хотел  тебя  будить  и поехал сначала на работу.  Пришло
окончание вчерашнего.  Я уже вызвал всех,  кроме Гейши - он не ночевал
дома и оставил телефон своей бабушки. Заеду за тобой через полчаса.
     Уайт принял холодный душ и,  наскоро позавтракав, вышел на улицу.
Его ждал Пейдж в машине.
     Они поехали по совершенно пустынным  улицам.  У  кафетерия  около
католической  церкви  выстроилась очередь желающих получить бесплатный
воскресный завтрак.  На лужайке сквера Лафайета  резвились  коричневые
белки.  Негры-расклейщики,  вооруженные  щетками  на  длинных  шестах,
мазали клеем стены домов и вывешивали новые объявления.
     На столе Уайта лежали две переведенные телеграммы. Обе из Токио.
     Первая - окончание меморандума, 14-я часть. В ней говорилось, что
императорское   правительство,   убедившись   в  том,  что  дальнейшие
переговоры бесполезны  из-за  позиции,  занятой  Америкой,  прекращает
таковые, о чем с сожалением извещает правительство Америки.
     Вторая телеграмма гласила:
                         "Послу в Вашингтоне
                                 Э907
     Чрезвычайно важная директива.  Обоим послам надлежит передать наш
ответ   американскому   правительству   (желательно   государственному
секретарю) седьмого декабря в час дня по вашингтонскому времени."
     Все столпились вокруг Уайта.  Вошел Гейша  с  заспанным  лицом  и
длинными узкими полосками пластыря на щеке. Уайт проверил переведенные
телеграммы и поставил на них свой гриф.
     - В час дня будет объявлена война,  - хриплым от волнения голосом
произнес Пейдж и вытер платком голову.  - Они вручат  Хэллу  длиннущий
меморандум  и  скажут:  почитайте,  сэр,  эту  писанину  на досуге,  и
разрешите объявить вам войну.
     Камберленд покачал  головой  и  хотел  что-то  сказать,  но Гейша
опередил его:
     - Позвольте,  в этой директиве сказано только: передать в час дня
меморандум.  А  насчет  объявления  войны  ничего  нет.   Пейдж   явно
фантазирует.
     - Точное  указание  часа  вручения   меморандума,   -   заговорил
Камберленд,  - означает... знаете что? Что в этот момент японцы начнут
военные действия.
     - Войны  всегда  начинаются  в  воскресные  утра,  - торжественно
проговорил Пейдж.
     - Как  же  они  начнут  военные  действия здесь?  - развел руками
Гейша.  -  Адмирал  Номура  и  его  подчиненные  выедут  на  лодках  в
Тайдл-бассейн и, гаркнув "банзай", дадут залп по Белому дому? Так?
     Уайт хлопнул ладонью по телеграммам:
     - Все ясно. В тот момент, когда в Вашингтоне будет ровно час дня,
они нападут где-нибудь. Но где?
     Пейдж открыл атлас и нашел карту поясного времени.
     - Линия перемены дат... а это линия Гринвича...
     - Нападение  будет  совершено там,  - сказал Камберленд,  - где в
момент вручения меморандума в Вашингтоне будет раннее утро.
     - Где будет уже достаточно светло,  - заметил Пейдж, - чтобы было
удобнее провести бомбежку.
     - Когда  у  нас  час  дня,  на  Филиппинах  час  ночи,  -  сказал
Камберленд.  - Значит,  не подходит.  На Уэйке и Мидуэе  тоже  слишком
рано, еще темно.
     Уайт ткнул пальцем в карту:
     - Вот  тут  будет  семь  тридцать  утра  -  на  Гавайях.  Как раз
подходит.
     Пейдж кивнул:
     - Правильно!  В  момент  вручения  меморандума  они  трахнут   по
Перл-Харбору.
     - Если японцы и начнут военные  действия  против  нас,  -  сказал
Гейша,  -  то  сперва  разорвут дипломатические отношения и лишь после
этого объявят войну.
     Пейдж показал на Гейшу:
     - На  него  будут  падать  бомбы,  а  он   будет   твердить:   не
беспокойтесь, нам никто еще не объявлял войну.
     Уайт взял обе "магии" и пошел к Донахью,  но тот еще не явился на
работу. Макколла был у себя - он не уезжал домой, ночевал в кабинете.
     Прочитав обе телеграммы, Макколла сдавленным голосом произнес:
     - Все ясно: война.
     Уайт посмотрел на стенные часы:
     - В  час  дня  по  местному времени,  а в Перл-Харборе будет семь
тридцать.
     - Я тоже об этом подумал, - сказал Макколла и стал тереть виски.
     Потом медленно встал,  положил обе телеграммы в папку и взял  под
руку Уайта:
     - Пойду искать кого-нибудь  из  командования.  Надо  скорей  дать
знать на Гавайи.
     Уайт вернулся в бюро.  Спустя  некоторое  время  Гейша  сходил  к
адъютантам  Старка  и  сообщил,  что  никого  из  начальства  еще нет.
Уилкинсон и Ингерсол поехали в Маунт-Вернон играть в гольф,  Тернер  в
церкви, а Хозяин ответил Макколла, что приедет в 9.30, после прогулки.
Он, оказывается, еще совсем не читал вчерашние сводки и не знал ничего
о  меморандуме.  Макколла  побежал  к  армейцам.  Там  застал такую же
картину - Майлс, Джероу и Банди в церкви, оттуда все поедут на стадион
"Грифис",  где  будет  интересный  футбольный матч.  А генерал Маршалл
поехал кататься на лошади. Приедет на работу не раньше одиннадцати. Он
тоже не читал вчерашних телеграмм.
     - Как будто сговорились,  - простонал Пейдж.  -  Через  несколько
часов начнется война, а начальство прохлаждается. Чудовищно!
     - Их интересует одно:  подтверждение той самой сводки  погоды,  -
сказал Уайт. - Массовое помешательство.
     Из дешифровального сектора поступили еще три новые "магии".  Уайт
спросил:
     - Насчет часа вручения меморандума была девятьсот седьмая?
     - Да, - ответил Пейдж. - Есть продолжение?
     - Девятьсот восьмая, девятая и десятая.
     - Может быть, новые директивы?
     Гейша вскочил и всплеснул руками:
     - А вдруг насчет...
     - Наверное,  японцы захватили с воздуха  Омск,  -  громко  сказал
Камберленд.
     Все засмеялись. Телеграммы были короткие: их перевели быстро.
     В телеграммах  Э  908  и  Э  909  министр  иностранных  дел  Того
благодарил послов Номура и  Курусу  и  всех  чинов  посольства  за  их
усердную и самоотверженную работу.
     А в телеграмме Э 910 говорилось:
     "После дешифровки наших телеграмм Э 902, часть 14-я, 907, 908 909
и Э 910 немедленно уничтожьте остающуюся у вас шифровальную машинку  и
все шифры. Ликвидируйте также все без исключения секретные документы."
     Уайт передал телеграмму Пейджу.
     - Отнеси это Макколла. Надо сейчас же сообщить адмиралу Киммелу и
генералу Шорту.  Еще есть время.  Сейчас десять, а на Гавайях половина
пятого утра.
     Пейдж выбежал из комнаты, за ним Гейша.
     Уайт стал  звонить  Донахью домой.  Донахью только что вернулся -
после церкви был на теннисном корте.
     - Уолт, скорей приезжай. "Восточный ветер". Совершенно точно.
     - Сейчас приеду. Только не паникуй.
     - Звонил в Гонолулу Шриверу?
     - Да.  Поднял его с постели.  Он обещал принять  срочные  меры  и
просил позвонить ему позже.
     - Когда?
     - В восемь утра. Здесь будет половина второго дня. Сейчас приеду.
     Уайт положил трубку.  Вошел Пейдж,  сел за свой стол  и  протяжно
вздохнул.
     - Послали предупреждение? - спросил Уайт.
     Пейдж подпер голову руками и стал докладывать.  Хозяин наконец-то
прибыл на работу. Сейчас же к нему явился Макколла и предложил послать
предупреждение на Гавайи. Но Старк сказал, что если и будет нападение,
то только на Манилу или  Гуам,  а  там  уже  предупреждены.  В  общем,
Макколла  ничего  не  добился.  Уилкинсон и Ингерсол еще не приехали в
штаб.  У армейцев тоже  царит  спокойствие.  Генерал  Маршалл  еще  не
закончил   прогулку,  он  приедет  не  раньше  половины  двенадцатого.
Ближайших помощников Маршалла тоже  нет.  Военный  министр  Стимсон  и
морской  министр  Нокс  - дома,  собираются к Хэллу,  затем направятся
вместе на стадион.
     Уайт ударил кулаком по столу:
     - Опоздаем! Не успеем предупредить Киммела и Шорта!
     - Время  идет...  -  Пейдж  посмотрел  на стенные часы,  потом на
настольные. - Схожу еще раз к Макколла. У меня сейчас лопнет сердце.
     Он вышел из комнаты.  Уайт позвонил Донахью домой.  Женский голос
ответил,  что капитан третьего ранга  Донахью  -  Уайт  не  знал,  что
Донахью  произведен в следующий чин,  - поехал с визитом в бразильское
посольство.
     Уайт швырнул трубку и крикнул:
     - Сволочи! Все сволочи!
     Дверь открылась, показалась голова Гейши:
     - Только что прибыл контр-адмирал  Тернер,  проследовал  к  себе.
Сейчас пришвартуется к столу. Попробуйте, суньтесь к нему.
     Уайт пошел в управление морских операций к  адъютанту  Тернера  и
попросил доложить заместителю начальника управления,  что у него очень
срочное дело чрезвычайной важности.
     Спустя несколько минут дверь бесшумно открылась.  Вышел адъютант,
за ним показалась изящная фигура Тернера.  Он  остановился  в  дверях,
держа платок у виска.
     - Мне сказали,  что вы хотите сообщить  что-то  очень  срочное  и
важное,  - проговорил он с трудом и страдальчески поморщился.  - О чем
же?
     - О предстоящем нападении японцев.
     Тернер отнял платок от виска и громко спросил:
     - Значит, сигнал был правильный?
     Уайт махнул рукой:
     - Речь  идет не о том сигнале,  о котором вы думаете,  а совсем о
другом.  С  минуты  на  минуту  японцы  нападут  на   нас...   получен
меморандум...
     На лице Тернера появилась кислая гримаса:
     - Ваши сводки я читаю и насчет меморандума знаю. Если у вас дело,
идите к своему начальнику, Уилкинсону. У меня мигрень, а вы лезете...
     Тернер сделал  шаг  назад  и  захлопнул дверь.  Уайт посмотрел на
адъютанта, прищурившего глаза, потом на дверь и громко сказал:
     - Получился не тот ветер,  а "восточный".  Потому что вы все... -
Он четко произнес непечатное слово и вышел в коридор.


ППРЛ-ХАРБОР

1

     Стрелка часов  неумолимо  приближалась к цифре "1".  Посол Номура
ходил взад и вперед по кабинету. Он был одет для официальной встречи с
Хэллом - в визитке и брюках в полоску, но на ногах оставались домашние
туфли.  Посол Курусу терпеливо сидел на диване и курил, но вскоре тоже
не выдержал и стал кружить по комнате.
     Телеграммы с текстом меморандума были доставлены в  посольство  с
большим   опозданием.   Их  получали  в  Вашингтоне  в  течение  всего
вчерашнего дня,  но вместо того чтобы посылать телеграммы адресату  по
мере  получения,  администрация телеграфа накапливала их и доставила в
посольство кипу депеш только к вечеру.
     Расшифровка телеграмм заняла всю ночь. Затем надо было отпечатать
текст  меморандума  начисто   на   английском   языке   для   вручения
американскому правительству. Однако прибегать к помощи машинисток было
категорически  запрещено.  Токио  специально  предупредил   об   этом!
Машинистки  -  особы  женского  пола,  а  этот пол не предназначен для
хранения государственных секретов. Поэтому на рассвете воскресного дня
- седьмого декабря - чины японского посольства в Вашингтоне,  разделив
между собой текст,  засели  за  "ундервуды"  и  "ремингтоны"  и  стали
печатать. Одни - указательными, другие - средними пальцами обеих рук.
     Но в программу экзаменов на звание дипломатического чиновника  не
включено искусство машинописи.  Поэтому печатание шло крайне медленно,
и  никакие  поторапливания  со  стороны  обоих  послов  не   помогали.
Наоборот,  понукания  нервировали  и  смущали переписчиков,  пальцы их
попадали  не  на  те  клавиши.  А  делать  помарки  было  нельзя  -  в
историческом  документе,  предъявляемом  правительству  другой страны,
неудобно стирать резинкой буквы,  а тем более забивать их. Приходилось
вынимать испорченную страницу и закладывать новую.
     Через каждые пять минут в комнату машинисток вбегали  советник  и
первый секретарь, умоляющим шепотом повторяли: "Скорей, послы ждут!" -
и сообщали, сколько минут осталось до часу дня - на этот час назначена
встреча послов с государственным секретарем для вручения документа.
     Готовые страницы по одной передавались в кабинет,  где находились
Номура  и Курусу.  Там в последний раз проверяли,  нет ли опечаток,  и
некоторые страницы отсылали обратно для перепечатки.
     К часу дня закончить печатание документа не удалось. Послу Номура
пришлось  попросить  Хэлла  отложить  встречу  до  1  часа  45  минут.
Последняя страница меморандума была отпечатана ровно в 1 час 55 минут.
К этому времени все посольство уже  знало  содержание  трех  последних
телеграмм,  полученных  утром,  - о том,  что правительство благодарит
всех за труды и приказывает уничтожить то,  что до сих  пор  береглось
как  бесценное  сокровище  -  шифровальную  машинку и шифры.
     Советник посольства,  проверяя на ходу последнюю страницу, вбежал
к послам.  Номура схватил страницу,  запихнул ее в папку и,  вкладывая
папку в портфель,  заковылял к лестнице.  Советник  накинул  на  плечи
адмирала пальто,  кто-то из чиновников подскочил к послу со шляпой, но
тот отмахнулся.  Когда Номура усаживался  в  машину  рядом  с  Курусу,
подбежали   с   перепуганными   лицами  секретарь-драгоман  и  старшая
горничная.  В руках у горничной были ботинки -  Номура  чуть  было  не
поехал  к  Хэллу  в  шлепанцах.  С  помощью  горничной адмирал надел и
зашнуровал ботинки.  Курусу вдруг стал  хлопать  себя  по  карманам  -
обнаружил,  что  нет платка.  Номура сердито крякнул и приказал шоферу
ехать.
     Послы прибыли в государственный департамент в начале третьего. Их
заставили ждать 20  минут.  За  это  время  государственный  секретарь
закончил  чтение последней сводки с полным текстом документа,  который
ему должны были вручить японские послы.
     Войдя в кабинет Хэлла, послы молча поклонились и подошли к столу.
Хэлл молча показал им на кресла,  и они сели.  Номура открыл портфель,
извлек папку и протянул ее Хэллу.  Тот раскрыл папку,  сделал вид, что
читает текст,  небрежно перелистал страницы меморандума  и,  захлопнув
папку, слегка дрожащим голосом произнес:
     - За полвека моей государственной деятельности  я  не  видел  еще
подобного  документа,  наполненного таким количеством...  - он вдохнул
воздух и посмотрел  в  упор  на  адмирала,  -  гнусной  лжи  и  грубых
искажений.
     Хэлл слегка  привстал  и  дернул  подбородком.  Послы  поднялись,
оправили  фалды  сзади,  молча  поклонились и пошли к дверям.  Выйдя в
коридор, они увидели, что их ждет лифт - старичок лифтер держал дверцу
открытой. Он, очевидно, знал, что на этот раз послы не задержатся.
     Номура и Курусу спустились вниз,  в холл,  и взяли у гардеробщика
пальто. Никто из чиновников азиатского отдела не провожал их.
     Вернувшись в посольство,  послы поднялись по главной  лестнице  и
прошли  в гостиную.  Номура швырнул пальто на рояль,  а Курусу прямо в
пальто плюхнулся в кресло, засунул руку в карман и нашел там платок.
     В гостиную  вошел  морской  атташе  и  оставил дверь открытой.  В
соседней комнате гремел радиоприемник:  передавали сообщение о  налете
японских бомбардировщиков на базу тихоокеанского флота США.
     Жена советника с поклоном вошла в комнату,  поставила  на  столик
чайник  и  чашечки  и,  поклонившись,  вышла.  Номура налил чай себе и
Курусу.  Оба стали пить  с  громким  прихлебыванием,  послав  к  черту
западный этикет.
     Со стороны коридора доносилось гудение электрической бумагорезки.
В  ней  перемалывались  шифранты  и  дешифранты.  Номура  посмотрел на
портрет императора над роялем,  встал и поправил сзади  фалды.  Курусу
снял  пальто  и тоже встал навытяжку.  Оба посла одновременно отвесили
поясной поклон изображению императора в парадном мундире и в  каскетке
с белым султаном.

2

     Донахью посмотрел на часы.
     - Сейчас  без  четверти  два.  По  гавайскому  времени  -  восемь
пятнадцать утра.
     Уайт с нетерпением ждал. Сержант-телефонист отнял трубку от уха и
доложил:
     - Готово.  У  аппарата   капитан-лейтенант   Шривер.   Слышимость
неважная.
     Донахью взял трубку:
     - Это вы,  Шривер?  Говорит Донахью. Слышите меня? Передаю трубку
Уайту, он сходит с ума.
     Уайт схватил  трубку,  взглянув с благодарностью на своего друга.
Тот сделал для Уайта  все  -  добился  в  конце  концов  разрешения  у
контр-адмирала   Нойза   использовать   его   личный  телефон  особого
назначения.
     - Энди, доброе утро! Это я, Уайт. Как дела насчет... Алло, алло!
     Уайт подул в трубку,  но ничего не было  слышно.  Затем  раздался
какой-то свист,  потом треск, опять свист и наконец сквозь шум донесся
голос Шривера:
     - Алло, это Ник? Разговор прекращаю, у нас ад...
     - Что?
     - Ад,  ад!  Японские самолеты...  минут десять тому назад начали.
Все горит, все к черту!
     Снова затрещало в трубке - все громче и громче. Уайт повернулся к
Донахью и крикнул:
     - Японцы бомбят Перл-Харбор! Недавно начали.
     - Бомбят?  - Донахью приоткрыл рот и поднес руку  ко  лбу.  Потом
потряс головой.  - Н-не понимаю... Ведь был же сигнал... тот самый. Мы
не могли спутать.
     - Нет, спутали! - заорал Уайт.- Спутали!
     - Надо сообщить, - пробормотал Донахью. - Идем.
     Донахью побежал  к Уилкинсону,  а Уайт - в бюро.  Дверь бюро была
закрыта на ключ,  все куда-то ушли.  Вероятно,  уже узнали обо всем  и
помчались в управление связи или в адъютантскую Хозяина.
     Уайт направился в дешифровочный сектор.  У лестницы его  окликнул
Донахью:
     - Никки,  мне  приказано  лететь  на  Гавайи.  У  Уолша   гнойный
аппендицит,  его  отвезли  в госпиталь.  Я сказал насчет тебя.  Будешь
допрашивать пленных японцев.
     - А ты?
     - У меня будет другое дело.
     - Какое?
     - После скажу.
     - Когда летим?
     - Через несколько часов.  Приказано  взять  еще  одного  знающего
японский. Кого возьмем?
     - Пейджа.
     - Великолепно. Разыщи его и лети ко мне.
     Уайт протянул ему руку.
     - Уолт, спасибо тебе за все, ты настоящий друг.
     Донахью скорчил гримасу:
     - Соберись поскорей.

3

     Уже светало, когда