разъездах
отыскивал всякие старинные предметы, будь то подсвечник,  вазочка,  часы
или икона, которые нередко оказывались потом уникальными  произведениями
искусства, стоящими баснословных денег. Жильцова считала, и тут я не мог
с ней не согласиться, что по отношению к тем, у кого Латынин  приобретал
эти вещи буквально за гроши,  это  были  не  слишком  честные  действия.
Названные, правда, красивым словом - "коллекционирование".
   Не все, разумеется, что попадало ему в руки, Латынин  оставлял  себе.
Что-то продавал - с рук или через комиссионный магазин, а что-то  взамен
приобретал. Деньги к деньгам - и через пятнадцать лет в числе экспонатов
музея-квартиры следовало бы считать кремовую "Волгу", дачу под Загорском
и кое-какие украшения прекрасной  Елены  Сергеевны.  Маргарита  Ефимовна
перечисляла мне их на удивление подробно.
   Итог, который она  подводила,  был  крайне  печален:  мальчик  рос  в
обстановке роскоши, соединенной со вседозволенностью, не  зная  цены  ни
деньгам, ни тому труду, с которым они даются нормальным людям. Вот такая
его нравственная и моральная неустойчивость и привела, видимо,  к  тому,
что случилось. Саша легко переступал через  отца,  которого  даже  жалко
теперь, хотя он, конечно, сам во всем виноват, бросил опостылевший дом и
связался Бог знает с кем.
   Я слушал Маргариту  Ефимовну  и  думал  о  том,  что  это  похоже  на
какую-нибудь не самую лучшую из статей Вали  Протасова.  Как  ясно,  как
непоправимо!  И  сколько  простора   для   праведного   и   благородного
резонерства. У таких статей есть даже общее неистребимое и  традиционное
название - "Бумеранг"...
   Черт его знает, может, где-то когда-то бывает и так: просто, понятно,
однозначно. Вот только мой опыт говорил о другом.  А  что  до  Маргариты
Ефимовны, то грех мне на нее сетовать. Сидела передо мной милая, добрая,
вполне порядочная рядовая женщина - наш читатель. Вот уж, действительно,
бумеранг...
   Правда,  стадия  написания  материала  маячила  только  далеко-далеко
впереди. Сейчас имела мест о стадия понимания. И тут пока не  все  концы
сходились. Предположим, что Саша  Латынин  действительно  связался  "Бог
знает с кем" благодаря своей слабой моральной устойчивости. Но никак  не
получалось объяснить этой же причиной, почему парень ни с того ни с сего
дал деру из отчего дома, променял привычный комфорт и обеспеченность  на
какие-то дальние края, где ему еще предстоит "устраиваться".
   Напрашивалось  другое  объяснение:  Марат  и  компания   успели   уже
достаточно глубоко втянуть его в  какие-то  свои  делишки,  а  может,  и
большие дела. Тогда выходит совсем наоборот, что наш избалованный жизнью
отрок  вдруг  проявил  неслыханную  нравственную  стойкость,  порвал   с
преступниками и теперь вынужден скрываться от них. Но почему  Саша,  что
вполне было бы естественно для его возраста, не бросился  за  помощью  к
близким,  к  отцу  например,  а,  не  сказав  никому  ни  слова,   начал
действовать на свой страх и риск? Причем я на себе убедился, что "страх"
и "риск" тут далеко не отвлеченные понятия. Вот здесь,  вероятно,  может
пойти в дело и аргументация Жильцовой:  Латынин-младший  не  накопил  за
семь лет жизни с отцом доверия и уважения к Латынину-старшему. А тут еще
и трудности переходного возраста.
   Но все это были лишь догадки, догадки и догадки.  Я  хорошо  понимал,
что отгадки прячутся где-то вместе  с  мальчишкой.  А  о  нем  мне  было
известно, что во вторник вечером он заявился к Жильцовым без вещей  и  в
издерганном состоянии, сказал, что ушел из дому, промолчав о причинах, и
попросился переночевать. На другой день, до обеда провалявшись на диване
с книжкой, он уехал куда-то, вернулся обратно не поздно, но  еще  больше
издерганный, привез сумку со своими вещами и магнитофон,  снова  остался
ночевать. Провел у Жильцовых и весь следующий день,  причем,  по  словам
Виктора,  часто  бегал  во  двор  звонить  кому-то.  Маргарита  Ефимовна
говорит, что выходил он звонить и в пятницу утром, после  чего  поднялся
обратно повеселевший, быстро собрался, поблагодарил, попрощался, сказав,
что больше, видимо, сюда не вернется, забежал к Вите в  школу,  объяснил
насчет блондина и магнитофона и был таков.
   Кому же он названивал? Блондину? Предположим. Но  это  -  в  четверг,
потому что в пятницу в кафе  блондин  сказал  мне,  что  Латынин  звонил
вчера. А вот куда он дозвонился следующим  утром?  Похоже,  этот  звонок
напрямую связан с его поспешным отъездом. И  тут  мне  в  голову  пришла
неожиданная мысль.
   Уж не попал ли я под очарование  картинки,  нарисованной  легкой,  но
твердой рукой Маргариты Ефимовны Жильцовой? Почему это, собственно, надо
принимать за аксиому, будто у Саши такие отношения с отцом, что он ни за
что не обратится к нему за помощью? В конце концов, отец  есть  отец,  и
когда прошел порыв первых дней, и  стало  ясно,  особенно  после  смерти
Кригера, что больше помощи  ждать  неоткуда...  Не  ему  ли  звонил  наш
герой?
   Елена Сергеевна, кажется, говорила, что ее муж уехал дня на три. Было
это в среду, а сегодня суббота. Что ж, он мог  вернуться  и  в  пятницу.
Итак, необходимо позвонить Латыниным.
   Я снял трубку и набрал номер. Подошла она. Первый вопрос,  который  я
задал как бы между прочим: не нашелся ли Саша?  Ответ  отрицательный.  А
приехал ли Виктор Васильевич? Положительный. С ним  можно  побеседовать?
Пожалуйста!
   У  Латынина  был  глубокий  бархатный  голос  актера   и   мхатовское
произношение.
   - Лена рассказывала мне  о  вашем  визите,  -  сказал  он.  -  Я  сам
собирался разыскивать вас. Хорошо, что вы позвонили. Сегодня у  меня,  к
сожалению, концерт. Если сможете, я готов завтра в любое время.
   Мы договорились на час дня возле бассейна "Москва",  куда  он  обычно
ходит по воскресеньям. Распрощавшись, я подумал, что Маргарита  Ефимовна
не  преминула  бы,  наверное,  съязвить  по  поводу  того,  как   Виктор
Васильевич продолжает  печься  о  своем  здоровье  и  не  желает  менять
привычек даже тогда, когда с сыном его случилось такое несчастье. И  тут
же поймал себя на том, что глубоковато вошел в образ Жильцовой: о каком,
строго говоря, несчастье речь? Этого я не знал.
   Я сидел за своим рабочим столом, покачивался в кресле и думал о  том,
что сегодня я дальше от написания материала, чем был даже в тот  момент,
когда четыре дня назад впервые подъехал к дому Кригера.
   Дверь открылась от толчка ногой. Вошел Протасов с гранками в руках.
   - А ты что здесь делаешь? - удивился он.
   - Работаю. - Я вспомнил, что у него сегодня идет материал.
   Он  сел  напротив  и  окинул  меня  ироническим  взглядом,  пошевелив
пальцами возле головы:
   -  Работа  мысли,  да?  Ты  же  у  нас  детектив,   комиссар   Мегрэ!
Витька-шофер от тебя в восторге  -  вот  это  и  есть  твой  контингент.
Обожает читать,  как  ты  там  кого  нашел,  какой  обличающий  документ
заполучил, загнал преступника в угол своими непревзойденными  вопросами!
Ну что ж, у каждого свой читатель...
   - Злой ты, Валя, - сказал я.
   Он сделал вид, что уткнулся в гранки. Сказал устало:
   - Я не злой.  Просто  все  это  я  уже  кушал  большой  ложкой,  а  в
результате не имею ничего, кроме  хронического  несварения  желудка.  Но
тебе, дураку молодому, этого ведь не объяснишь.
   - А ты попробуй!
   Он поднял на меня глаза и покачал головой:
   - И не подумаю. Ты молодой, здоровый жеребец, а я на десять лет  тебя
старше, но уже пожилой и больной. О чем нам разговаривать!  Разве  ты  в
состоянии меня попять? А когда станешь таким же, говорить будет  поздно.
Живи! Вон весна кругом, ты  с  Нинкой  расстался,  найди  себе  девушку,
хорошую, нежную, прогуляй с ней всю ночь по  Москве.  Через  десять  лет
такое тебе даже в голову не придет. Здесь-то ты хоть мне веришь?
   Протасов снова уткнулся в  свои  гранки.  Я  подумал,  что  последний
совет, пожалуй, действительно ценный и своевременный. И полез в  блокнот
искать телефон Воропаевой.
   - Мне необходимо  поговорить  с  товарищем  директором,  -  сказал  я
служебным голосом.
   - Да, я вас слушаю, - ответила она точно таким же.
   - Девушка, что вы делаете сегодня вечером?
   Она рассмеялась:
   - А я уж начала волноваться: почему этот ловелас мне не  звонит?  Ну,
нашел Латынина?
   - Расскажу при встрече, - быстро сказал я.
   - Но это шантаж!
   - Что делать, если нет другого способа увлечь женщину, - вздохнул  я.
- Ну так что?
   - Я согласна, - тоже вздохнула она.
   - Как насчет того, чтобы поужинать в Доме журналиста?
   - Не поняла. Вы приглашаете меня в ресторан?
   - Именно. Вас это удивляет?
   - Нет, просто меня уже сто лет никто не приглашал в ресторан.
   -  Поразительное  совпадение!  Ровно  столько  и  я  никого  туда  не
приглашал. В семь возле твоего дома, устроит?
   - Да, - сказала она. - Постараюсь не опоздать.
   Я положил трубку и весело посмотрел на Протасова:
   - Валя, жизнь прекрасна!
   - Что удивительно, - ответил он.
 
21 
 
   В отделе иллюстраций сидела одна Лика и, высунув от  старания  кончик
тонкого языка, клеила какой-то заголовок.
   - Чудеса трудового героизма, -  сказал  я.  -  Тебя  надо  за  деньги
показывать: стажер, который  приходит  на  работу  в  субботу,  когда  в
конторе одна дежурная бригада!
   Лика старательно разгладила очередную букву и только тогда  удостоила
меня взглядом.
   - Маэстро Громов, - сказала она, намазывая  клеем  следующую,  -  мой
духовный  вождь  и  производственный  наставник,  учит,  что  в  области
фотографии женщина может сравняться с  мужчиной  только  путем  усердия.
Других шансов нет.
   - А ты и поверила!
   Она посмотрела на меня укоризненно:
   - Обижаешь! Но - сделала вид...
   - Вот я ему открою глаза на твое коварство.
   - Бесполезно, - ответила Лика. - Маэстро все равно считает, что знает
женщин лучше всех на свете.
   - Кстати, где он?
   - В лаборатории. Сейчас придет.
   Вошел Феликс с пачкой фотографий и кинул их на стол:
   - Можете полюбоваться  на  наших  друзей.  Фоторепортаж  о  дружеских
встречах у Центрального телеграфа.
   Я внимательно просмотрел все карточки,  надеясь  хоть  где-нибудь  на
заднем плане увидеть человека, похожего на Марата. Но тщетно. Я  сам  не
мог понять, зачем мне это нужно:  ведь  Сухов  все  равно  запретил  его
разыскивать. Может быть, я просто хотел убедиться в  его  существовании,
проверить наконец, не наврал ли мне официант. Но пожалуй, надо признать,
что я,  скорее  всего,  втайне  жаждал  повстречаться  с  ним  вот  гак,
случайно, не нарушая данного Сухову слова. Сухов прав:  я  действительно
не знал бы в этом случае, как поступить. Но я  надеялся  действовать  по
обстоятельствам.
   - Какие у нас планы? - спросил меня Феликс. - Домой поедешь?
   Я отрицательно покачал головой, и это  движение,  вероятно,  породило
одну идею.
   - Слушай, Феликс, - сказал я, стараясь выглядеть озабоченно, -  давно
хочу посоветоваться с  тобой  в  одном  теоретическом  вопросе.  Как  ты
думаешь, можно приглашать в ресторан женщину, если она находится от тебя
в служебной зависимости?
   Громов посмотрел на меня подозрительно:
   - В каком это смысле?
   - Ну, если я ее начальник, а она, стало быть, моя подчиненная.
   Феликс насупился, чувствуя подвох. Но я глядел на  пего  безмятежными
глазами.
   - Это кому ты начальник? - наконец спросил он. -  У  тебя  ж  никаких
подчиненных нет.
   - Ты не понял, Феликс! Это теоретический вопрос!
   - Ах, теоретический! - воскликнул он, включаясь в игру. -
   Тогда так: зависит от дальнейших намерений. Одно дело, если...  Тогда
- ни-ни! А когда просто... Это пожалуйста!
   - Значит, с целью, например,  поговорить  в  спокойной  обстановке  о
производственных проблемах.
   - Бога ради! - подхватил Феликс.
   - Ну, вот и отлично, - сказал я. - Мы сегодня с одной дамой ужинаем в
ДЖ. А ты пригласишь Лику и составишь нам, компанию.
   Феликс вытаращил глаза, не зная, как реагировать.
   - Странно, что никто не интересуется, удобно ли подчиненным  женщинам
принимать такие приглашения, - надув  губы,  сказала  Лика.  Но  тут  же
добавила:
   - Хотя бы теоретически!
   Я увидел, однако, что оба не слишком возражают.
   Лика потребовала,  чтобы  ее  непременно  свозили  на  секунду  домой
переодеться, но, когда через сорок минут она спустилась к нам с невинным
видом, Феликс не удержался  от  язвительного  замечания:  что-то  насчет
того, что его бабушка в Ликином возрасте вышла  замуж  за  его  дедушку,
абсолютно не прибегая к помощи макияжа, и всю жизнь потом прекрасно себя
чувствовала. На  это  Лика,  вздернув  презрительно  напудренный  носик,
холодно ответила, что не  собирается  пока  выходить  замуж,  но,  когда
соберется, обязательно пригласит Феликса в качестве консультанта.
   Я проклял все и гнал как сумасшедший, но  опоздал-таки  на  несколько
минут. Светлана уже ждала нас на тротуаре у своего подъезда. На этот раз
она была в строгом изящном темно-синем платье, с расчесанными на  прямой
пробор волосами. Одетая, накрашенная для  вечернего  выхода  женщина,  к
которой еще не пришли, всегда выглядит чуть-чуть жалкой, как  Снегурочка
в общей очереди за бутербродами. Ах, понимаю, почему они  опаздывают  на
свидания!
   Моя дама пришла вовремя и держалась так, будто прохожие вокруг были в
крайнем случае статистами.
   - Вот это директор! - ахнул Феликс.
   Он вышел и галантно уступил Светлане место  впереди,  а  сам  пересел
назад, к Лике. По дороге я всех перезнакомил и рассказал  о  результатах
встречи "на Маяке". Света хмыкнула.
   - В понедельник  подъезжай  ко  мне  в  школу,  я  дам  тебе  портрет
Латынина. Хочешь - в фас, хочешь - в профиль, для  стенгазеты  их  много
приготовлено. А если очень  попросишь,  то  дам  такой  же,  какой  дала
товарищу из уголовного розыска. От них еще в среду приходили.
   Ох, язва! Но опять прав, получается, Сухов, сыщик из меня никудышный.
Пятый день ищу человека, а даже не сообразил разжиться его портретом.
   - Спасибо, - сказал я кротко.  -  Обязательно  заеду.  Ресторан  Дома
журналиста хорош тем, что в субботу здесь  меньше  народу,  чем  даже  в
будние дни. Метрдотель с царственным величием препроводила нас к столику
в дальнем полутемном углу.
   - Дамы, конечно, желают  сидеть  лицом  к  залу,  -  заметил  Феликс,
отодвигая стул Лике. - Себя показать, на людей посмотреть...
   - Поразительное знание женской натуры! - сказала на это Лика, но села
там, где ей было предложено. Подошла Ляля принять у нас заказ.
   - Что-то давно вас не было видно, - сказала она.
   - Ни денег, ни времени, - ответил я.
   - Что, впрочем, одно и то же, - заключил Феликс.
   -  А  что,  музыки  здесь  нет?  -  спросила  Лика,  с   любопытством
оглядываясь по сторонам.
   - Славу Богу, - скорчился, как от  зубной  боли,  Феликс.  -  А  если
хочешь потанцевать со своими сверстниками - пожалуйста, на дискотеку.
   - Нашел, чем укорить женщину - юным возрастом, -  насмешливо  сказала
Лика. - И потом, почему так презрительно  о  дискотеках?  Я  слышала,  и
некоторые директора школ не брезгуют посещать!
   - Ты, как всегда, все перепутала, - назидательно ответил Феликс. -  В
данном случае - субъект воспитания, - он кивнул в сторону Светланы, -  и
объект, - кивок в сторону Лики.
   - Ну вот, - сказала Лика, - теперь ты обидел Светлану Николаевну.
   - Они все время так пикируются? - с улыбкой спросила меня Светлана.
   - Нет, только во внеслужебное время, - ответил я. Принесли закуски, и
беседа на время прекратилась.
   - Неужели здесь сплошь одни журналисты? -  спросила  Лика,  закуривая
сигарету и разглядывая людей за соседними столиками.
   - В принципе вход строго по пропускам, - ответил Феликс. - Но  иногда
у меня возникает ощущение, что по пропускам ходят только журналисты. Все
остальные без.
   - У вас здесь,  вероятно,  должно  быть  много  знакомых,  -  сказала
Светлана.
   - Да-а, - протянул рассеянно Феликс, глядя куда-то в сторону входа. -
Вот эта девушка мне, кажется, знакома...
   - Какая? - с живостью спросила Лика. -  Вот  та  роскошная  брюнетка?
Мужик при ней тоже ничего.
   После таких  анонсов  я  просто  не  мог  не  обернуться.  С  тем  же
медлительным величием царского слона  метрдотель  вела  между  столиками
пару: высокого красавца лет сорока в кожаном пиджаке и мою жену Нину.
   Мы встретились взглядами. Я подумал: хорошо бы она сделала  вид,  что
мы незнакомы. Но не тут то было! Пока метрдотель указывала им  места  за
два столика от нас, пока приносила меню, пока красавец  отодвигал  стул,
Нина все время ухитрялась с помощью мимики и жестов поддерживать со мной
визуальную связь. Я не мог поэтому взять и отвернуться обратно к столу -
это выглядело бы крайне невежливо - и на  протяжении  всего  периода  их
обустройства был вынужден пялиться на них из неудобнейшей позы, чуть  не
свернув  шею.  До  чего  все-таки  Нина  мастерица  создавать   подобные
ситуации!
   Вполне естественно, что мое неотрывное на нее глазение дало ей  право
встать и направиться в нашу сторону. Этого допустить я  не  мог:  в  мои
планы совершенно не входило представлять ее обществу. Насколько  я  знал
свою - теперь уже бывшую - жену, с нее могло статься напроситься  к  нам
за столик. Я уже слышал от общих знакомых, что  она  любит  перед  всеми
похвастаться, как интеллигентно мы расстаемся, и боялся, не входит ли  в
это понятие необходимость немедленно начать дружить домами.  Мне  ничего
не оставалось, как встать ей навстречу. Мы встретились посередине.
   - Я вижу, ты время даром не теряешь, -  сказала  Нина,  изображая  на
лице милую улыбку. Она кивнула в сторону нашего стола:
   - Не успели договориться о разводе, а ты уже... Молодец!
   Вероятно, это оправдывало ее в собственных глазах.
   - Ну, ты-то и до развода времени даром не теряла, - ответил я жестко,
кивая в сторону ее столика. Пусть  знает,  что  нечего  делать  из  меня
дурака.
   На мгновение улыбка на ее лице застыла скорбной гримаской, но  только
на мгновение. У нее ведь больше не было причин со мной ссориться.
   - Фу, какой сердитый! - сказала она со смехом. -  Как  будто  ты  сам
давно не знал, что мы стали совершенно чужими людьми!
   Мне не хотелось развивать эту тему, и я решил перевести разговор.
   - Это и есть твое счастье? - спросил я про красавца. - На вид ничего.
Тоже журналист?
   - Нет, слава Богу! - ответила она довольно  бестактно.  -  Он  -  все
понемногу, но связан с искусством. Поэтому у него большие связи  и  есть
пропуска во все творческие места.  Между  прочим,  он  сейчас  увязывает
вопрос с устройством меня в один оркестр. С  заграничными  поездками,  -
добавила она значительно.
   Связано, увязано, повязано. Я взглянул  исподтишка  на  красавца:  он
курил, пуская дым в потолок.
   - Очень за тебя рад, - сказал  я  как  можно  суше,  чтобы  завершить
разговор. - А теперь прости, меня ждут...
   Но она вцепилась в  мою  руку  мертвой  хваткой  и  жарко  зашептала,
округлив глаза:
   - Ты что? Я хочу вас познакомить! Обязательно надо... Неприлично! Что
он подумает?..
   Мне было в высочайшей степени наплевать, что подумает этот тип, но не
мог же я вырываться из ее рук на глазах у всего ресторана?  Четыре  года
Нина подавляла меня своей неукротимой энергией, и я решил, что еще  один
раз погоды не сделает. Смирился и, как телок на заклание, побрел за ней.
   Красавец оторвал себя от стула. По его лицу  я  видел,  что  он  тоже
совершенно не горит  от  восторга.  Но  Нина,  стоя  между  нами,  прямо
лучилась умилением:
   - Познакомьтесь. Игорь...
   Я высоко оценил, что она хотя бы обошлась без  обозначения  статусов,
иначе мы могли бы запутаться в "бывших" и "нынешних".
   Красавец склонил голову в знак того, что воспринял информацию.
   - А это Марат...
   Было мгновенное озарение.
   Без всякого последовательного раскручивания логической цепочки, одним
махом, как Моцарт свою симфонию, как Менд