елеев Периодическую систему,  я
увидел всю картину. Он,  наверное,  представлялся  ей  диким  ревнивцем,
расспрашивал обо мне в  мельчайших  подробностях:  как  я  работаю,  где
сейчас живу, чего от меня можно  ждать.  Я  буквально  увидел,  как  они
смеются надо мной, все эти кожаные и седые, и едва смог удержать дрожь в
руках. Мне показалось, что Марат внимательно наблюдает за моим лицом,  и
я выдавил на нем улыбку. Интересно, понял он, что я догадался'? Пожалуй.
Представляю, как он сейчас клянет свою пассию!
   Мы еще раз обменялись вежливыми улыбками и, не найдя больше  тем  для
разговора, откланялись.
   Черт  возьми,  думал  я,  возвращаясь  обратно,  бывают  же  в  жизни
совпадения! Ну, лучше поздно, чем никогда. Теперь ты, милый друг, никуда
от нас не денешься! Вот мы и встретились - случайно,  как  я  хотел,  но
никаких действий от меня не требуется. В понедельник тобой,  я  надеюсь,
займется Сухов, благо  ты  теперь  всегда  под  рукой:  Ниночка  поможет
связаться.
   - Что с тобой? - спросил Феликс, когда я сел за стол. -  Ты  же  весь
дрожишь! Нина предложила тебе сойтись обратно?
   Я помотал головой, не зная, как бы поэффектнее выложить им новость.
   - У тебя очень красивая жена, - серьезно сказала Светлана.
   - А главное - умная, - подхватил я. И стал рассказывать. В общем, как
сказал  потом  Феликс,  вечер   можно   считать   удавшимся:   посидели,
потрепались и дело сделали. По-моему, удался он главным образом  потому,
что я сидел к Нине  спиной,  а  Светлана  сразу  внесла  очень  разумное
предложение - прекратить все разговоры, касающиеся  Марата  и  компании,
вообще этой истории. Поэтому надеюсь, что мы выглядели естественно.  Вот
только Лика, по выражению Феликса, чуть глаза не сломала на той парочке.
Впрочем, и в этом, пожалуй, ничего противоестественного не было.
   Часов  около  половины  одиннадцатого,  когда   Ляля   уже   принесла
мороженое, Светлана сказала тихо:
   - Кажется, они собираются уходить.
   - Что поделаешь, - философски отреагировал Феликс. - Прокурор спит  и
ордер на арест нам выдать не может.
   - Боюсь, этот Марат не  такой  дурак,  вроде  меня,  чтобы  ездить  в
ресторан на машине, - сказал я. - А то мы бы сейчас проверили  и  насчет
номера с тремя семерками.
   - Он тоже весь вечер пил минеральную, - сказала Светлана.
   Что за женщина! А мне казалось, что она не кинула  в  ту  сторону  ни
одного взгляда.
   Я посмотрел на Феликса.
   - Что-то душно тут, - сказал он, поднимаясь. - Пойдем, Лика,  подышим
свежим воздухом.
   Нина ушла, со мной не попрощавшись. То ли  решила  сделать  вид,  что
обиделась, то ли кавалер вкрутил ей шарики. А минут через пять вернулись
наши.
   - Осечка, - сказал Феликс. - У него новенькая с иголочки "пятерка"  с
номером 43-57.
   - С семерочками недобор, - прокомментировала Лика.
   - Новенькая с иголочки? -  спросила  Светлана.  -  Официант  из  бара
говорил ведь, что не видел его  больше  месяца.  Он  мог  за  это  время
сменить машину.
   - Да, у них это просто... - протянул я задумчиво.
   - Завидуешь? - язвительно спросил Феликс. - Продай  сюжет  Протасову:
жена ушла от бедного, но честного журналиста  к  богатому  и  нечестному
жулику.
   - Феликс, нечестный жулик - это  восхитительно!  -  тут  же  ввернула
Лика. - Сразу видно, что ты у нас не художник слова.
   - Он - художник проявителя и закрепителям - сказала Светлана.
   Мы вышли на улицу. Перенасыщенный  запахом  теплого  асфальта  воздух
сопротивлялся нашим движениям, как вода. Я вспомнил протасовский  совет:
эх, прогуляться бы сейчас со Светланой бульварами! Вдвоем,  просто  так,
болтая  о  всякой  ерунде.  Но  шедшие  впереди  Лика  с  Феликсом   уже
остановились возле машины.
   - Сейчас откроем все окна и поедем с  ветерком,  -  деловито  сказала
Лика. - А то духота страшная.
   Я вздохнул и полез за руль.
   Сначала решили отвезти Лику -  она  жила  у  Сокола.  С  Суворовского
бульвара я свернул налево у Никитских ворот, по улице Герцена доехал  до
площади Восстания, пересек ее и через Пресню двинулся в сторону Беговой.
   Я люблю  езду  по  ночному  летнему  городу.  Мало  машин,  постовых,
прохожих. Неумолимые днем светофоры мигают добродушными желтыми глазами,
и ты катишь себе один по  знакомым  с  детства  улицам,  как  мальчишка,
приехавший в пересменок из пионерского лагеря, инспектирующий пыльный  и
пустой двор, где было столько бурных событий и столько еще будет!
   - Игорек, поглядывай назад, - вернул меня  к  прозе  Феликс.  -  Этот
парень раза два выходил куда-то. Мог, между прочим,  и  вызвонить  своих
приятелей.
   - И прибавь газку, - жалобно попросила Лика. - Может, посвежее будет.
   - Не могу, - ответил я ей. -  В  такое  время  чаще  всего  ловят  за
скорость.
   Большое сердечное спасибо профилактической работе  ГАИ.  Быть  может,
именно  она  нас  спасла.  На  мосту  перед  Беговой  улицей,   объезжая
троллейбус,  я  вышел  в  левый  ряд.  Навстречу  мне,  обгоняя  ночного
поливальщика, окруженного тучей воды и пыли, снизу вверх  летела  черная
"Волга". Разделительная полоса в этом месте собирается  делать  довольно
крутой поворот вправо, и я, повинуясь ей, тронул руль в ту же сторону. В
следующее мгновение все и произошло.
   Да, произошло все в одно мгновение,  хотя  на  его  описание  у  меня
уйдет, наверное, довольно много  времени.  Мне  показалось,  что  машина
подпрыгнула, будто наскочив на крупный камень или доску посреди  дороги,
а потом со страшным ударом ухнула левым боком в какую-то яму. Сердце мое
ухнуло вместе с машиной, потому  что  шоферский  инстинкт  крикнул  ему:
"Опасность!" - гораздо раньше, чем мозг  сумел  понять,  что  случилось.
Этот же инстинкт, вероятно, скомандовал моим пальцам, до  того  небрежно
лежавшим на руле, вцепиться в него что было силы. И очень вовремя.  Руль
рванулся в сторону, как бешеный зверь, чуть не вывихнув мне плечо, его с
нечеловеческой силой закрутило влево. Я отчаянно сопротивлялся,  сам  не
понимая чему, стараясь хотя бы не дать баранке выскочить  из  рук  и  до
отказа вдавливая  тормоз.  С  диким  визгом  и  скрежетом  машину  стало
заносить задом, разворачивая правым боком вперед, одновременно выкидывая
на встречную полосу, прямо в лоб "Волге" с безумно горящими фарами.  Вся
прошлая жизнь не мелькнула перед моими  глазами.  Мелькнула  мысль,  что
справа сидит Светлана.
   Не могу  понять,  как  это  случилось,  но  через  мгновение  "Волга"
оказалась уже не слева, а справа от нас. Там, наверное,  сидел  водитель
высочайшего класса с великолепной реакцией, он обошел меня, выскочив  на
мою сторону улицы. Наша машина влетела в водяную  тучу,  дико  вибрируя,
пропахала еще десятка два метров и остановилась.
   Поразительно, но все мы  несколько  секунд  сидели,  не  проронив  ни
звука, пока через заляпанное грязью и мокрой пылью  ветровое  стекло  не
заглянуло  чье-то  испуганное  лицо.  Потом  выяснилось,  что  это   был
шофер-поливальщик.
   - Приехали, - сказал Феликс. - А вот и торжественная встреча.
   Действительно, со всех сторон к машине бежали люди. Мне  было  не  до
шуток. Ватными руками отстегнув ремень, я, как сомнамбула, вылез наружу.
   - Пьяные, что ли? - спросил кто-то.
   - При чем тут пьяные, не видишь - колесо отлетело, - возразил другой.
   - Живы? - спросили сразу несколько человек.
   - Вроде... - ответил я, с трудом ворочая языком. Кругом собралась уже
довольно порядочная толпа. А ведь минуту назад улица казалась совершенно
пустынной. Один за другим вылезли Феликс, Лика и Светлана.
   Машина стояла, косо уткнувшись в парапет; Левого переднего колеса  не
было, ступица стесана, как яблоко, которым прошлись  по  крупной  терке.
Через весь мост тянулась глубокая борозда в асфальте.
   - Я видел, я видел! - говорил в толпе кто-то  возбужденный.  -  Ка-ак
завизжит, ка-ак пролетит надо мной чтой-то черное! Мамочки, думаю, конец
света! А это, значит, колесо ихнее...
   - Домкрат у тебя есть? - спросил шофер поливальной машины.
   Я кивнул.
   - Давай, пока народ есть, поднимем, а ты поставь его. Чего стоишь?  -
прикрикнул он на Феликса. - Иди вниз, под мост, туда баллон ваш ускакал.
А ты не переживай, - снова повернулся он ко мне. - Всякое  бывает.  Живы
все - и слава Богу!
   С помощью прохожих мы подняли машину и поставили на  домкрат.  Пришел
Феликс с двумя  добровольцами:  они  нашли  колесо  довольно  быстро  на
железнодорожных путях.
   - Сними по одному болту с других колес и поставь  сюда,  -  продолжал
давать советы поливальщик. - В другой раз умнее будешь. Небось менял  на
запаску, а закрутил плохо.
   У меня не было сил ни возражать, ни соглашаться. С помощью Феликса  я
стал прилаживать колесо на место. И тут увидел,  что  все  четыре  болта
торчат из своих гнезд в ступице, лишенные головок.
   Я осторожно выкрутил пальцами один из них. Сомнений  быть  не  могло:
его подпилили ножовкой на девять  десятых  диаметра,  а  дальше  он  уже
обломался сам. То же самое было с остальными.
   Толпа,  убедившись,  что  все   самое   интересное   позади,   быстро
рассасывалась. Уехал доброжелательный поливальщик. Но я тронулся в  путь
не раньше, чем проверил болты на всех остальных колесах.
   - Вот, значит, зачем эта сволочь ходила  звонить,  -  сказал  Феликс,
когда мы наконец поехали дальше. - Ну погоди, заяц!
   - Но не могли же они пилить нам болты на глазах у всего  Калининского
проспекта? - испуганно спросила Лика. Ответил Феликс, опередив  меня  на
секунду:
   - У них эти болты были  готовы  заранее.  А  одни  выкрутить,  другие
вкрутить - минутное дело.
   Да, думал я, пожалуй, так и  было.  Утром  болты  стояли  нормальные,
иначе они той гонки не выдержали  бы.  Днем  перед  редакцией  эти  типы
крутиться возле моей машины не рискнули бы: там всегда полно водителей и
прочего народа. Остается только вечер возле Дома журналиста.
   Мы отвезли Лику  и  поехали  к  дому  Светланы.  Я  вышел,  чтобы  ее
проводить.
   - Ты был великолепен, - сказала она, глядя на меня с  улыбкой,  когда
мы ждали лифта. Я взял  ее  за  плечи,  притянул  к  себе  и  поцеловал.
Несколько секунд мы стояли  обнявшись.  Потом  она  с  коротким  смешком
отстранилась:
   - По-моему, это у тебя что-то вроде эдипова  комплекса.  На  школьной
почве.
   - Бабушка уехала? - спросил я.
   - Пока нет, - ответила она. - Но есть надежда.
   По пути домой Феликс спросил:
   - Ну и что ты думаешь по этому поводу?
   - Все идет по плану, - бодро ответил я. - Похоже, эти  ребята  решили
взяться за меня всерьез.
   Но на самом деле никакой бодрости я не испытывал.
 
22 
 
   На воскресенье у меня никаких дел, кроме встречи  с  Латыниным-папой,
не намечалось. Поэтому, проснувшись,  я  лежал  на  раскладушке,  сладко
потягиваясь, бездумно пялясь в потолок и каждой хромосомой  ощущая,  что
никуда не надо спешить, не надо вскакивать, бежать сломя голову, кого-то
разыскивать, что-то выяснять, короче, не надо работать. Единственное,  о
чем стоило поразмыслить, не соснуть ли еще часок-другой.
   И тут зазвонил телефон.
   - Тебя, - сказал Феликс, передавая мне трубку.
   - Здравствуйте, - прошелестело в ней. Я сразу узнал Дину  и  спросил,
внутренне готовясь ко всякому:
   - Что случилось?
   В этот ранний воскресный час мне  очень  не  хотелось,  чтобы  что-то
случилось.
   -  Ничего,  -  ответила  она.  -  Ничего   особенного...   Просто   я
вспомнила... У Саши есть еще один приятель.  Не  школьный,  а  так,  сын
каких-то знакомых его отца.
   - Вспомнила - и тут же решила мне позвонить? - Я вложил в свой вопрос
максимум сарказма, с облегчением откидываясь на подушку.
   - Нет, еще вчера, - ответила она  потухшим  голосом,  что,  вероятно,
означало крайнюю степень смущения. - Но только у вас допоздна  никто  не
отвечал.
   Что было делать? Объяснить ей, что именно поэтому и не стоит  звонить
на следующее утро в такую рань? Я вздохнул:
   - Давай рассказывай.
   Приятеля звали  Никита  Долгополов.  Его  телефона  у  Дины  тоже  не
имелось, зато она довольно толково смогла описать мне его дом на Большой
Бронной, подъезд, вспомнила этаж и  даже  куда  поворачивать,  выйдя  из
лифта.
   - А почему ты думаешь, что он может чем-то помочь? - спросил я.
   - Не знаю, - ответила она растерянно. - Но  вы  меня  в  прошлый  раз
расспрашивали про его знакомых...
   - Спасибо, Дина, - сказал я. - Звони еще, если что.  Посовещавшись  с
Феликсом, я решил, что, хотя встреча с этим Никитой,  скорее  всего,  не
сулит ничего, надо подъехать - просто для очистки совести. Тем более мне
все равно в Центр.
   Но едва только долговязый очкастый парень открыл мне дверь, я  понял;
эта встреча, кажется, безрезультатной не будет. Потому что в прихожей на
вешалке висел генеральский мундир.
   Узнав, кто я и что мне нужно, Никита  пригласил  меня  пройти  в  его
комнату. Она удивительно напоминала  латынинскую  -  не  хватало  только
репродукции Шишкина.
   Конечно же помочь он ничем не мог. Последний  раз  Саша  был  у  него
примерно месяц назад, а с тех пор они даже  не  перезванивались:  Никита
относил  это  за  счет  занятости  перед  выпускными   экзаменами.   Как
говорится, не до музыки.
   Да, познакомились они несколько лет назад на почве увлечения музыкой.
Вернее, их познакомили - родители. То есть, если точнее,  Сашин  отец  и
Никитин дед, потому что родители у Никиты  работают  за  границей  и  он
живет с дедом. А с Виктором Васильевичем дед знаком, наверно, сто лет: у
них какие-то коллекционерские дела.
   - Постой, постой, - сказал я, делая вид, что  вспоминаю.  -  Мне  тут
недавно  на  Петровке  рассказывали,  что  ограбили  квартиру  какого-то
генерала, еще пистолет при этом забрали. Это не он ли?
   - Он! - воскликнул Никита, и я увидел, как загорелись  его  глаза  за
стеклами очков. - Представляете,  я  в  школе  был,  дед  -  в  Комитете
ветеранов, дома только одна Паша, домработница. А они позвонили в дверь,
говорят, срочно откройте: протекаете на нижнюю квартиру. Ну, Паша  сдуру
и открыла...
   - А ты бы не открыл? - не удержался я.
   - Открыл бы, наверное, - легко согласился Никита. -  Так  вот,  вошли
они, значит, в чулках на голове,  двое  или  трое,  Паша  от  страха  не
помнит, стали ее вязать. Она - визжать, тогда один ее чем-то тяжелым  по
голове огрел, и - брык с копыт. Две недели в больнице провалялась.
   По всему было заметно, что ему не впервой рассказывать  эту  историю.
Но и сейчас он делал это со смаком.
   - Дедушка антиквариат собирает? - спросил я как бы между прочим.
   - Собирал, - поправил меня Никита. - Сейчас он на пенсии, финансы  не
позволяют. Да и то он большую часть своей коллекции еще до войны собрал,
когда на Дальнем Востоке служил. Она ведь у пего особая - Китай, Япония.
А потом уже здесь кое-что отыскивал, в комиссионке или  у  любителей.  У
него и библиотека по этим странам классная была.
   - Неужто и библиотеку забрали? - спросил я недоверчиво.
   - Да нет, - рассмеялся Никита.  -  Библиотеку  дедуля  сам  отдал,  в
музей. Он и коллекцию туда же завещал, но только после  смерти.  Сейчас,
говорит, не могу: очень голо в кабинете станет. - А  тебе-то  самому  не
жалко? - спросил я.
   - Да ну, - бесшабашно махнул  он  рукой.  -  Дед  правильно  говорит:
молодой, еще наживу. А теперь и жалеть-то не о чем.
   - Всю коллекцию украли?
   - Не всю, но самое ценное взяли, гады. Дедуля говорит, кто-то из них,
видать, разбирается. Особенно он за какую-то курильницу переживал  и  за
жезл счастья "жуй". Этому жезлу две тысячи лет, он периода  Шан,  совсем
ископаемый. Ну и из-за пистолета у него чуть инфаркт  не  случился.  Так
что там говорят? Найдут? А то деда жалко.
   - Ищут, - ответил я неопределенно, напомнив сам себе  Сухова.  -  Да,
так насчет Саши. Он тогда, месяц назад, чего приходил?
   - Да как  обычно,  -  пожал  плечами  Никита.  -  Диск  новый  принес
переписать. Потом  чаю  попили  с  дедом,  поговорили  о  том  о  сем  и
разошлись...
   Я стал прощаться. Ничего существенного для  моих  Поисков  мне  здесь
узнать не удалось. Но  зато  теперь,  кажется,  понятнее  стало  другое:
насколько глубоко увяз Саша Латынин.
 
23 
 
   Виктор Васильевич казался солидным и представительным мужчиной даже в
спортивном костюме. Впрочем, костюм был фирмы "Адидас". Мне не составило
большого труда представить его на сцене в черном смокинге или в чем  там
чтецы выходят  на  сцену.  Рядом  я  представил  себе  прекрасную  Елену
Сергеевну в длинном платье, метущем пол, и  с  обворожительной  улыбкой.
Великолепная пара! Смокинги, бриллианты, обнаженные плечи... И  сыночек,
который связался с преступниками.
   Это  я  гак  настраивал  себя  перед  беседой.   Откровенно   говоря,
Латынин-старший априори не  вызывал  у  меня  ни  малейшей  симпатии.  Я
понимал, что личный контакт может повлиять на предварительное мнение, но
этого-то мне и не  хотелось.  Вопреки  распространенному  представлению,
работа журналиста, пишущего на судебные и моральные темы, гораздо  ближе
к работе, например, следователя, чем  чистого  литератора.  Конечно,  ее
результат выглядит эмоциональнее протокола допроса, но главным  остаются
факты, только факты. Ну и, разумеется, их оценка. Вот почему, встречаясь
с  людьми,  я  предпочитаю  иметь  более  или  менее  готовую  концепцию
случившегося, если хотите - версию. Такую, которую могут  изменить  лишь
новые факты.
   Виктор Васильевич был обладателем холеного, сонного лица  с  крупными
чертами и глазами несколько  навыкате.  Он  разговаривал,  чуть  откинув
голову назад и одновременно  слегка  прикрыв  веки,  в  результате  чего
собеседник  чувствовал  себя  раз  и  навсегда  поставленным  на  место.
Впрочем, это могло  быть  у  него  совершенно  естественным  проявлением
привычного сознания солидности собственной персоны.
   Латынин ждал моего приближения,  небрежно  опершись  бедром  о  капот
новой  кремовой  "Волги".  Мы  поздоровались  и,  гуляя,   двинулись   к
набережной. Я решил с ходу захватить инициативу:
   - Вчера вы сказали, что сами собирались меня разыскивать. Зачем?
   Но он оказался не так прост.
   - Хотел спросить, почему вы заинтересовались моим сыном и что  у  вас
за цель.
   Теперь уже он смотрел на меня вопросительно. Я решил,  что  по-своему
он совершенно прав и нечего мне с ним играть в Штирлица  с  Мюллером.  В
конце концов, прямота тоже своеобразный ход в беседе.
   Я рассказал ему о письме Кригера, повторив, впрочем, все то  же,  что
уже говорил его жене. Потом о  том,  что  узнал  от  Дины,  про  джинсы,
чемоданчик и официанта. В подробности  я  не  слишком  вдавался  -  меня
главным образом интересовала его  реакция.  Про  Марата,  а  заодно  всю
остальную компанию я промолчал, памятуя слово, данное Сухову...
   Латынин слушал, не перебивая, только однажды мне показалось,  что  он
поморщился - когда я заговорил о своем визите к Жильцовым.
   После того как я замолчал, мы еще какое-то время шли рядом, не говоря
ни слова. Лично я ждал теперь от  него  каких-нибудь  сообщений.  Но  не
дождался.
   - Ну что ж, - сказал он, тяжко, как мне  показалось,  вздохнув,  -  я
благодарен вам за участие в судьбе моего сына. Спасибо,  конечно,  и  за
заботу о моем имуществе, - тут мне послышалась в  его  словах  некоторая
ирония. - Но, насколько я понял из ваших слов,  Саша  с  этой  нехорошей
компанией порвал, иначе меня давно уже обворовали  бы.  А  без  Саши  им
этого сделать и не удастся: квартира находится на охране. Вы знаете, что
это такое?
   Я знал. Окна и двери в квартире, поставленной на охрану в специальной
милицейской службе, снабжаются особыми устройствами, которые дают сигнал
на пульт дежурного о том, что кто-то проник в дом. Если это  хозяин,  он
должен в течение короткого времени  позвонить  этому  дежурному  и  дать
отбой.  В  противном  случае  бригада  сотрудников  милиции   немедленно
выезжает на место.
   - Так что никаких оснований для паники не