.   Когда   отель   занимается  организацией   банкетов,   он
предоставляет все: еду, вино, посуду и официантов. Все оплачено. И поскольку
они знают,  что ты уже  получил свои  чаевые, они обращаются  с тобой  как с
тараканом.
     Однажды  Тайлер  обслуживал  званый  ужин.  Именно  тогда  Тайлер  стал
официантом-ренегатом.  Это был первый  такой  ужин,  который  он обслуживал.
Мероприятие происходило в  том белом стеклянном доме, похожем на облако, что
возвышается над городом на своих  стальных ногах, которые  упираются в склон
холма.  Гостям как раз подали рыбное блюдо,  и тут, пока Тайлер соскребает с
тарелок остатки спагетти, хозяйка дома вбегает на кухню  с клочком бумаги  в
трясущихся  руках.  Не разжимая  челюстей,  мадам  вопрошает, не  видели  ли
официанты,  чтобы  кто-нибудь  из гостей  проходил на ту половину дома,  где
спальные? В  частности, из  гостей женского пола? А  хозяина дома  никто  не
видел?
     В кухне  Тайлер. Альберт, Лен и Джерри протирают и составляют в  стопки
тарелки, а ученик  повара,  Лесли, раскладывает порции  чесночного  масла на
артишоки, фаршированные креветками и улитками.
     - Нам не велели ходить в ту часть дома, - говорит Тайлер.
     Мы вошли в  дом через гараж. Нам  не полагается находиться нигде, кроме
гаража, кухни и столовой.
     Тут  за  спиной  жены  в  проеме двери  возникает сам хозяин  дома,  он
вырывает записку из трясущихся рук жены со словами, что так будет лучше.
     - Как я могу говорить с этими  людьми, - возмущается мадам, - не  зная,
кто это сделал?
     Хозяин  кладет  ладонь на ее обтянутое  белым шелком плечо (платье  под
цвет дома)  и  мадам  успокаивается, расправляет плечи,  и руки ее перестают
трястись.
     - Это твои  гости,  - говорит он.  -  И  эта  вечеринка  имеет  большое
значение.
     Со стороны  смотреть довольно  забавно:  словно чревовещатель  оживляет
свою  куклу.  Мадам  глядит  на  мужа,  который  слегка  подталкивает  ее  в
направлении столовой.  Записка  падает  на стол,  и  дверь кухни, отворяясь,
отбрасывает ее к ногам Тайлера.
     Альберт спрашивает:
     - Что там написано?
     Лен начинает очищать тарелки после рыбного блюда.
     Лесли  отправляет  противень  с  артишоками  обратно в  духовку и  тоже
интересуется:
     - Ну, так что же там написано?
     Тайлер смотрит Лесли прямо в глаза и говорит, не поднимая записки:
     - В одном из твоих флаконов с духами теперь - моя моча.
     Альберт улыбается:
     - Так ты ей нассал в духи?
     Нет, говорит  Тайлер. Просто оставил записку между флаконами. У  нее на
полочке под зеркалом в ванной этих флакончиков не меньше сотни.
     Лесли улыбается:
     - Так значит не нассал?
     - Нет, - говорит Тайлер, - но ведь она этого не знает.
     Весь остаток званого  ужина  в  облаке  на небесах  Тайлер соскребал  с
тарелок  хозяйки  холодные  артишоки,  затем  холодную  телятину  с холодной
картошкой "помм дюшесс",  затем холодную цветную капусту  по-польски. Она не
притронулась ни  к  одному  из блюд,  а вина  в  ее  бокал Тайлеру за  вечер
пришлось  подливать  раз десять, не меньше.  Расположившись во главе  стола,
мадам не сводила глаз с пришедших на ужин  женщин,  и, в самом конце  ужина,
между шербетом и абрикосовым тортом, внезапно куда-то исчезла.
     Они уже домывали грязную посуду и начали складывать тарелки и термосы в
принадлежавший отелю автофургон, как вдруг на кухню  заявился хозяин  дома и
спросил, не поможет ли ему Альберт отнести кое-что тяжелое.
     Лесли говорит, может быть, Тайлер зашел слишком далеко?
     Громко и  быстро Тайлер  рассказывает всем,  как  убивают китов,  чтобы
получить эти  духи, унция которых стоит дороже  золота.  А  ведь большинство
людей никогда не видели живых китов. Лесли живет с двумя маленькими детьми в
квартире, окна которой  выходят  прямо на скоростную автостраду, а у хозяйки
дома  все  эти бутылочки  в  ванной стоят  больше,  чем каждый из официантов
зарабатывает за год.
     Альберт возвращается и набирает телефон службы спасения.
     Альберт  прикрывает рот  ладонью и  шепчет  в  сторону,  что не  стоило
Тайлеру писать эту записку.
     Тайлер говорит:
     - Ну так пойди и настучи менеджеру. Пусть меня уволят. Я на этой сраной
работе не женился.
     Все внимательно рассматривают свои ботинки.
     - Это  самое лучшее,  что  только  может в жизни случиться,  -  говорит
Тайлер. - Когда тебя увольняют, ты перестаешь толочь вод в ступе и начинаешь
что-то менять в своей жизни.
     Альберт говорит по телефону, что нам нужна "скорая  помощь"  и называет
адрес.  Ожидая ответа,  он  сообщает  нам, что  хозяйке плохо не  на  шутку,
Альберту  пришлось нести ее от самого туалета.  Мужу она не  позволила  себя
нести.  Она сказала,  что это  он налил мочу в  ее  духи,  потому что хотел,
воспользовавшись ее нервным припадком, спутаться с одной из ее подруг, и еще
она сказала, что устала, безумно устала от всех этих людей, которые называют
себя друзьями их дома.
     Хозяин не мог вытащить мадам  из туалета,  в котором она  упала, потому
что та размахивала в воздухе половинкой разбитого флакона от духов и обещала
перерезать мужу горло, если он только к ней притронется.
     Тайлер говорит:
     - Круто!
     От Альберта воняет. Лесли говорит:
     - Альберт, дорогуша, от тебя воняет!
     Из ванной невозможно было выбраться, не провоняв, говорит Альберт. Весь
пол  был  усеян разбитыми флаконами, и еще груда  осколков стекла в унитазе.
Похоже на лед, говорит Альберт,  как на тех шикарных банкетах в отеле, когда
мы  насыпаем в  писсуары  колотый лед.  В ванной воняет, а  весь  пол  усеян
осколками льда, который никогда не растает, и Альберт помогает мадам  встать
с пола. Ее белое платье  все в  желтых  пятнах.  Мадам размахивает в воздухе
осколком  флакона,  поскальзывается  на пролитых  духах и осколках стекла  и
падает на ладони.
     Она плачет и  истекает кровью, забившись  в угол.  О, как жжет, говорит
она:
     - Уолтер, как жжет. Как жжет! - причитает мадам.
     Духи, все эти  выделения мертвых  китов,  проникают  в  порезы  и  жгут
нестерпимо.
     Хозяин  вновь  поднимает  мадам  на ноги. Она держит  руки так,  словно
молится, только не прижимает ладони одну к другой, потому что по ним ручьями
стекает кровь, струится  по запястьям,  по  алмазному  браслету и  капает  с
локтей.
     И хозяин говорит:
     - Все будет хорошо, Нина.
     - Мои руки, Уолтер, - не унимается мадам.
     - Все будет хорошо.
     Мадам вопрошает:
     - Кто мог это сделать? Кто ненавидит меня так сильно?
     Хозяин говорит Альберту:
     - Вы бы не могли вызвать "скорую"?
     Это    была   первая   акция    Тайлера,   террориста    сферы   услуг.
Партизана-официанта. Экспроприатора  минимальной  заработной  платы.  Тайлер
занимался этим  долгие годы до знакомства  со мной, но, как он утверждает, в
одиночку пьют только неудачники.
     Когда Альберт заканчивает рассказ, Тайлер говорит:
     - Круто!
     Но вот мы снова в отеле, лифт остановлен между кухонным этажом и этажом
банкетного зала,  и  я  рассказываю  Тайлеру, как  высморкался  на  заливную
форель,  которую подавали для конгресса  дерматологов, и  потом  трое гостей
сказали мне, что форель пересолена, а  один - что он ничего  вкуснее в жизни
не ел.
     Тайлер стряхивает последнюю каплю в супницу  и заявляет, что отлил все,
что мог.
     Проделывать эту  операцию легче всего  с холодными  супами, такими  как
вишисуаз,  или когда  наш шеф-повар готовит по-настоящему свежее гаспачо. Но
это невозможно с французским луковым супом, поверхность которого в горшочках
покрыта коркой расплавленного сыра. Если бы  у  меня были  деньги  на обед в
нашем ресторане, я бы заказал именно его.
     У нас с Тайлером возник  острый  дефицит  новых идей.  Когда  постоянно
подкладываешь что-то  в пищу, это быстро наскучивает. Складывается ощущение,
что это - часть твоих служебных обязанностей.  Но тут как-то на банкете один
из докторов или  юристов, неважно  кто, говорит,  что  вирус гепатита  живет
шесть месяцев на поверхности нержавеющей стали. Представляете,  как долго он
проживет в шарлотке по-русски с ромовым заварным кремом?
     Или в лососевой запеканке?
     Я спросил у  доктора, где  можно разжиться вирусом гепатита, а  тот уже
был крепко под градусом и рассмеялся.
     Все можно найти в баках на больничной свалке, говорит он и смеется.
     Все, что угодно.
     Больничная свалка: вот это действительно - дойти до точки.
     Положив  палец  на кнопку лифта, я спрашиваю Тайлера, готов ли он. Шрам
на тыльной стороне  моей  ладони  вздулся  и  блестит  как пара  губ,  точно
повторяющих очертания поцелуя Тайлера.
     - Секундочку, - говорит Тайлер.
     Томатный суп,  наверное, все еще горячий, потому что пакостная  штучка,
которую  Тайлер   запихивает  в   ширинку,  раскраснелась  от  пара,  словно
королевская креветка.

11

     В  Южной Америке, что недаром зовется Зачарованным Краем,  мы  могли бы
перейти вброд реку, и маленькая рыбка забралась бы к Тайлеру в уретру. Рыбка
эта сплошь покрыта колючими шипами, которые она может выдвигать и втягивать.
Она зацепится  шипами за стенки  мочеточника  Тайлера и  приступит к метанию
икры.  Есть  столько различных возможностей провести  субботнюю ночь гораздо
хуже.
     - Мы могли бы и похлеще обойтись с матерью Марлы, - говорит Тайлер.
     - Заткнись, - парирую я.
     Тайлер говорит, что французское правительство  могло  бы нас похитить и
спрятать в подземном комплексе в окрестностях Парижа, где даже не хирурги, а
в спешке обученные лаборанты отрезали бы нам веки для  того, чтобы проводить
на нас испытания на токсичность нового аэрозоля для загара.
     - Такие вещи случаются, - говорит Тайлер. - Почитай газеты.
     Хуже всего то, что я точно знаю, что Тайлер затеял насчет матери Марлы.
Впервые, с тех пор,  как я с ним познакомился, Тайлер зарабатывает настоящие
деньги.  Заколачивает  бабки.  Позвонили  от  Нордстрома  и заказали  двести
брусков   мыла  для  лица  "Тайлеровский  Жженый  Сахар"  к  рождеству.  Они
предложили  оптовую  цену  двадцать долларов  за  брусок,  и у нас появились
деньги  на  то, чтобы  проветриться  в  субботу  вечером.  Починить  газовое
отопление. Сходить на танцульки.  Если  бы у нас хватало денег на  все, я бы
ушел с работы.
     Тайлер действует  под вывеской "Мыловаренный Завод  на Бумажной улице".
Говорят, что лучше мыла никто никогда не видывал.
     - Гораздо  хуже  было бы, - говорит Тайлер, - если бы ты  случайно съел
мать Марлы.
     Чуть  не  подавившись  курицей "гунь-бао",  которую  я  жевал, я  велел
Тайлеру заткнуться.
     Эту  субботнюю ночь мы  проводим на переднем сиденье  "импалы"  выпуска
1968  года,  которая  стоит  на приколе на  спущенных  шинах на парковке для
подержанных автомобилей.  Мы болтаем с Тайлером, пьем пиво из банок,  и  нам
уютно на переднем сиденье  "импалы", ибо оно просторнее, чем диваны, которые
большинство людей  могут себе  позволить.  В  этой  части  города парковками
заняты почти все улицы. Торговцы автомобилями зовут машины в таком состоянии
"шпротами":  все они стоят по двести  долларов, и днем  их  можно  купить  у
цыганских парней, которые  держат  эту  торговлю. Цыгане  стоят возле дверей
фанерных будочек, где у них конторы, и курят длинные, тонкие сигары.
     Такие машины любят покупать  старшеклассники, чтобы разбить их в хлам и
больше  уже ни  о чем не волноваться.  "Гремлины", "пейсеры",  "маверики"  и
"хорнеты",  "пинто",  пикапы  "Интернейшнл  Харвестер",  открытые  "камаро",
"дастеры" и "импалы". Машины, которые их владельцы когда-то  любили, а затем
выбросили.  Животные на водопое. Невесты, одетые в платья от "Гудсвилла".  С
черными,  красными  и  серыми  бамперами, с наростами на днище, которые  уже
никто никогда не станет отскребать из пескоструйной машины. Отделка  салона:
пластик под дерево, пластик под кожу и пластик под хром. На ночь цыгане даже
не запирают дверцы этих машин.
     Фары  машин,  проезжающих   по   бульвару,  высвечивают  на  миг  цену,
написанную  на  огромном,  как  экран  панорамного  кино,   ветровом  стекле
"импалы".  Это  Америка.  Цена  -  девяносто  восемь долларов.  Изнутри  это
выглядит как восемьдесят девять центов.  Ноль, ноль, точка,  восемь, девять.
Позвоните Америке по этому номеру.
     Большинство машин здесь стоят не  больше ста долларов и у всех у них на
ветровом стекле наклеено условие продажи: "ЗАБИРАТЬ, КАК ЕСТЬ".
     Мы  выбрали  "импалу"  потому,  что, если  придется спать  в  машине  в
субботнюю ночь, шире сиденья не найти.
     Мы едим у китайцев, потому что не можем поехать домой. Или спать здесь,
или оставаться до утра в ночном клубе. Но мы не ходим в ночные клубы. Тайлер
говорит, что громкая музыка,  особенно басовые партии, нарушает его биоритм.
После того, как мы посетили дискотеку в  последний  раз, Тайлер  заявил, что
громкая музыка вызывает у  него запор. Кроме того, в клубе почти  невозможно
разговаривать: после  пары стаканов каждый чувствует себя центром вселенной,
но на самом деле полностью изолирован от внешнего мира.
     Как труп в классическом английском детективе.
     Мы  спим сегодня ночью в  машине, потому что  Марла заявилась сегодня к
нам домой  и угрожала  вызвать полицию,  чтобы  меня арестовали за то, что я
сварил ее мать. Затем Марла принялась громить дом, крича, что я - чудовище и
людоед.  Она  распинывала кучи "Ридерз  Дайджест" и  "Нейшнл Джиографик"  по
всему дому; за этим занятием я ее и оставил. Вот и все.
     После ее  неудачной попытки наложить на себя руки при помощи "ксанакса"
в отеле  "Регент", я не  верю в  то, что Марла  решится  вызвать полицию, но
Тайлер все же рассудил, что этой ночью нам будет лучше заночевать где-нибудь
в другом месте. На всякий случай.
     На всякий случай: вдруг Марла подожжет дом.
     На всякий случай: вдруг Марла пойдет и купит пистолет.
     На всякий случай: вдруг Марла все еще там.
     На всякий случай.
     Я попытался сосредоточиться:
     Луны бледный лик
     Лишь миг тревожит звезду:
     Ля-ля, тополя.
     Машины  пролетают  мимо вдоль  бульвара,  я сжимаю  банку пива в  руке;
твердое бакелитовое рулевое колесо "импалы" достигает, наверное,  трех футов
в диаметре, и  потрескавшееся виниловое сиденье щиплет меня за задницу через
ткань джинсов. Тайлер говорит:
     - Еще раз расскажи мне, что произошло.
     Несколько  недель  я пытался не обращать внимания  на  то,  что  Тайлер
затеял насчет матери Марлы. Как-то раз я пошел вместе с Тайлером в отделение
"Вестерн  Юнион"  и  увидел,  как  он  отправляет  матери  Марлы  телеграмму
следующего содержания:
     ВСЯ ПОКРЫЛАСЬ МОРЩИНАМИ (тчк)
     СРОЧНО НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ
     (вскл)
     Тайлер  показал  клерку читательский билет Марлы и подписал  телеграмму
именем Марлы,  сказав, что  да, иногда имя Марла дают сыновьям, и клерк стал
дальше заниматься своими делами.
     Когда мы вышли из "Вестерн Юнион", Тайлер сказал мне, что, если я люблю
его,  я  должен  ему  доверять.  Это  дело меня  не касается,  добавил  он и
пригласил меня в "Гарбонзо" на порцию хуммуса.
     Меня испугала  не столько телеграмма,  сколько приглашение  в ресторан.
Никогда  при  мне  ни  за что Тайлер  не выкладывал наличных.  Одежду Тайлер
достает так: он приходит в гостиницы  или гимнастические залы и обращается в
отдел находок.  Это,  конечно, лучше, чем  то,  как  Марла крадет джинсы  из
сушилок  в  прачечных-автоматах и продает их  по двенадцать долларов  пара в
скупку секонд-хэнда.  Тайлер  никогда не  ел в ресторанах, а Марла  вовсе не
покрылась морщинами.
     Безо  всяких на то причин Тайлер послал матери Марлы шестикилограммовую
коробку шоколада.
     Еще один вариант провести субботнюю  ночь хуже, докладывает мне Тайлер,
сидя в "импале", это - коричневый паук-отшельник.
     При  укусе  он впрыскивает  не  яд, но  пищеварительный фермент - такую
кислоту, которая растворяет ткани вокруг укуса, так что твоя рука  или  нога
буквально тает у тебя на глазах.
     Когда  все  это случилось  сегодня вечером,  Тайлер  куда-то спрятался.
Марла заявилась к  нам не постучавшись. Она просто встала  у входной двери и
громко крикнула: "Тук-тук-тук!".
     Я читал "Ридерз Дайджест" на кухне и даже не шелохнулся.
     Марла возопила:
     - Тайлер, ты дома? Можно зайти?
     Я крикнул, что Тайлера дома нет.
     Марла крикнула мне в ответ:
     - Не будь злюкой!
     Я  подхожу  к  двери.  Марла  стоит  в прихожей  со  срочной бандеролью
"Федерал Экспресс" в руках и говорит:
     - Мне нужно кое-что положить к тебе в морозильник.
     Я следую за пей по пятам в кухню и говорю "не надо".
     Не надо.
     Не надо.
     Не надо.
     Не надо хранить у меня дома всякую дрянь.
     -  У меня нет морозилки  в номере,  - говорит  Марла. -  Ты  же мне сам
сказал, зайчик, что можно пользоваться твоей.
     Не  говорил я этого.  Меньше всего мне  хотелось бы, чтобы Марла начала
переезжать ко мне домой, перетаскивая свое барахло по частям.
     Марла распечатала  бандероль на кухне, вытащила  оттуда пакет с  чем-то
белым  и  стала  трясти  его  у  меня  перед   лицом,   посыпая  все  вокруг
полистироловыми упаковочными катышками.
     -  Это не дерьмо,  -  говорит она. -  Это моя  мать, так  что отвали  в
сторону.
     Марла держит в руках  один  из  пакетов для сандвичей,  наполненных тем
самым белым веществом, из которого мы с Тайлером вытапливаем жир.

     - Гораздо хуже было бы,  - говорит  Тайлер, - если бы ты  случайно съел
содержимое одного из  этих пакетов. Если  бы ты проснулся как-нибудь посреди
ночи  и  выдавил  из  него эту  белую  жижу,  добавил  бы  к  ней концентрат
"Калифорнийского лукового супа"  и  съел бы, макая  в подливку  картофельные
чипсы. Или брокколи.
     Мы стояли на кухне с Марлой, и больше  всего на  свете в тот момент мне
не хотелось, чтобы Марла открывала морозильник.
     Я спросил ее, что она собирается делать с этим белым веществом.
     - Губы, -  сказала  Марла. - С возрастом  губы втягиваются  в рот.  Это
можно исправить при помощи инъекции коллагена. Я уже скопила около  тридцати
фунтов коллагена в твоем холодильнике.
     Я спросил, какого же размера у нее будут губы после таких инъекций.
     Марла сказала, что больше всего она боится самой операции.

     В пакетах  содержалось то же самое  вещество,  говорю я Тайлеру, сидя в
"импале", из которого мы делали мыло. С тех пор, как обнаружили, что силикон
вреден, для косметических операций  по  разглаживанию морщин, увеличению губ
или коррекции подбородка стали  использовать коллаген. Марла объяснила  мне,
что  большинство  дешевого  коллагена  производится  из  стерилизованного  и
обработанного говяжьего жира, но такой дешевый коллаген недолго удерживается
внутри тела. Организм отторгает его; не проходит и шести месяцев, как у тебя
снова тонкие губы.
     Самый лучший коллаген, объяснила Марла, делают  из твоего  собственного
жира, отсосанного из ляжек,  очищенного и обработанного специальным образом,
а затем впрыснутого тебе же обратно в губы. Такой коллаген - это надолго.
     Пакеты в  морозилке - это коллагеновый фонд  Марлы. Как только у матери
Марлы  нарастает на ляжках  лишний  жир,  она отсасывает  его  и  помещает в
пакеты.  Марла говорит, что  эта  процедура называется подборка. Если матери
Марлы коллаген самой не  нужен, то она посылает его Марле.  У  Марлы-то жира
нет  совсем,  а  Марлина  мамаша считает,  что  коллаген родственника должен
прижиться лучше, чем дешевый из говяжьего жира.
     Свет фонаря с  бульвара  сочится сквозь  ветровое стекло  и  проецирует
слова ЗАБИРАТЬ, КАК ЕСТЬ на щеку Тайлера.
     - Паук, - говорит Тайлер, - может отложить яички тебе под кожу, а затем
его личинки начнут прогрызать ходы.  Вот ведь какие несчастья приключаются с
некоторыми.
     После этих слов  мой  цыпленок с  миндалем  с тепл