рии  для  домашних животных.
Такой  вот Освенцим  для некогда  любимых. И даже если кто-то любит тебя  до
такой степени, что однажды спас тебе жизнь, то тебя, как  минимум,  уж точно
стерилизуют.
     Марла смотрит на меня так, словно это я ее трахаю:
     - Но ведь последнее слово всегда остается за тобой?
     Марла идет к двери, напевая тему из этого дурацкого "Списка Шиндлера".
     Я провожаю ее взглядом.
     После ухода Марлы на две секунды воцаряется молчание.
     Я оборачиваюсь. У меня за спиной стоит Тайлер.
     Тайлер спрашивает:
     - Ну что, избавился от нее?
     Он всегда появляется беззвучно, этот Тайлер.
     - Для начала, - Тайлер распахивает холодильник и начинает рыться в нем,
- для начала надо вытопить сало.
     По поводу начальника Тайлер  говорит мне,  что  если  и вправду не хочу
читать  депеши  от  него,  то  мне  достаточно  пойти в  почтовое отделение,
заполнить заявление о  смене адреса и  пусть все  его  цидульки отправляются
прямиком в какую-нибудь богом забытую дыру в Северной Дакоте.
     Тайлер извлекает  из морозильника пластиковые пакеты с  чем-то белым  и
замороженным и  складывает их в мойку.  Я же  тем  временем ставлю котел  на
плиту и наполняю его  водой. Мало воды нальешь, и вытапливаемый из сала  жир
сразу потемнеет.
     -  В этом  жире содержится очень  много солей, так что чем больше воды,
тем лучше, - говорит Тайлер.
     Кладем сало в воду и доводим воду до кипения.
     Тайлер выдавливает в  воду белую гущу из каждого мешка,  а пустые мешки
складывает в контейнер для мусора.
     И говорит:
     -  Шевели  мозгами.  Вспомни  всю  эту  чушь,  которой  тебя  учили   в
бойскаутах. Вспомни курс химии для старших классов.
     Трудно представить себе, что Тайлер когда-то был бойскаутом.
     А  вот  еще что я могу сделать, по  словам Тайлера. Могу поехать к дому
начальника и подключиться через шланг к  патрубку  системы водоснабжения его
дома.  Взять  ручной  насос  и  вкачать   в  систему  некоторое   количество
промышленного  красителя. Красного,  зеленого,  голубого -  неважно. А потом
посмотреть, как мой начальник будет выглядеть на следующий день. А еще можно
сесть  в кустах и при  помощи  того же насоса поднять давление в системе  до
семи  атмосфер. Когда  кто-нибудь  пойдет в  туалет  и  сольет  воду,  бачок
взорвется. При десяти атмосферах, если кто-нибудь откроет душ, с душа сорвет
насадку, и она полетит вниз со скоростью пушечного ядра.
     Тайлер  хочет поддержать меня морально. Но, если честно,  я люблю моего
начальника.  Я  же  теперь просветленный.  Почти  как  Будда. Паук в  центре
хризантемы. Алмазная сутра и  космическая  мантра.  Хари Рама,  ясное  дело.
Кришна, Кришна. Одним словом, Просветленный.
     - Оттого,  что ты засунул в  жопу перо,  - говорит Тайлер, - ты еще  не
стал павлином.
     Сало топится, и жир всплывает на поверхность воды.
     Ах так, говорю я, значит, это я воткнул в жопу перо?
     Словно оттого, что у Тайлера все руки покрыты сигаретными ожогами, душа
его  продвинулась на высший  уровень. Мистер  и миссис Подтирки  Для Жопы. Я
придаю  своему лицу  невозмутимое  выражение  и  превращаюсь  в одну из  тех
индийских коров, которых время от времени приходится отстреливать работникам
аэропортов.
     Уменьшить огонь на плите.
     Я перемешиваю кипящую воду.
     Все  больше  и больше жира  всплывает  на  поверхность  воды,  пока  не
образуется  толстый  слой  перламутрового  цвета.  Сними слой  жира  большой
ложкой.
     Итак, спрашиваю, что там Марла?
     Тайлер говорит:
     - Она,  по крайней мере, хочет дойти  до точки. Я  перемешиваю  кипящую
воду. Снимать  жир  надо до тех  пор, пока он не вытопится весь. Только жир,
вытопленный подобным образом, обладает  хорошим качеством.  Только такой жир
нам и нужен.
     Тайлер говорит, что я не хочу дойти до точки. А если не дойти до точки,
то нечего и надеяться на спасение, Иисус пошел на распятие. Дело не просто в
том, чтобы отказаться от денег, собственности и  положения в обществе. Такой
пикник может себе позволить каждый. Дело в том, что от самосовершенствования
я должен перейти к саморазрушению. Надо начинать рисковать.
     Это, в конце концов, не научный семинар.
     - Если струсишь,  не дойдя до точки, - говорит Тайлер, - у тебя  ничего
не выйдет.
     Воскрешение возможно только после полного саморазрушения.
     - Только потеряв все, - говорит Тайлер, - мы приобретаем свободу.
     Интересно, есть такая вещь, как преждевременное просветление?
     - Мешать-то не забывай, - говорит Тайлер.
     После того,  как  весь жир вытопился, слить  кипяток.  Вымыть  котел  и
наполнить его свежей водой.
     Я спрашиваю Тайлера, неужели мне еще так далеко до точки?
     - Ты даже и представить не можешь себе, говорит Тайлер, - как далеко.
     Повтори процесс со снятым  жиром. Растопи его в  водяной бане  и снимай
верхний слой.
     - В сале, которое мы используем, очень много солей, - говорит Тайлер, -
а если солей слишком много, то мыло не затвердеет.
     Растапливай и снимай.
     Марла возвращается.
     В тот же момент, как Марла открывает раздвижную дверь, Тайлер исчезает.
Он пропадает так стремительно, словно кинулся из комнаты наутек.
     Может, пошел наверх, а может - в подвал спустился.
     Подлый трус.
     Марла  возвращается, неся в  руках пластмассовую канистру  со щелочью в
хлопьях.
     -  У них  там, в  магазине, была туалетная бумага, изготовленная на сто
процентов  из переработанной  туалетной  бумаги,  -  говорит  Марла.  - Ну и
работенка, наверное, перерабатывать туалетную бумагу.
     Я беру канистру и, не сказав ни слова, ставлю ее на стол.
     - Могу я сегодня остаться на ночь? - спрашивает Марла.
     Я считаю в уме слоги: пять, семь и снова пять.
     Улыбка змеи,
     Тигра приветливый взгляд:
     Ложь - источник зла.
     Марла говорит:
     - Что это ты такое варишь?
     Я - Точка Кипения Джо.
     Вали  отсюда, просто вали и  не задавай  вопросов. Что  тебе, мало того
времени, которое ты у меня уже отняла?
     Марла  хватает  меня   за  рукав  и  задерживается  на  секунду,  чтобы
поцеловать меня в щеку.
     - Позвони мне, -  просит  она, - Пожалуйста, позвони,  нам надо с тобой
поговорить.
     Я повторяю: да, да, да, да, да.
     Как только Марла выходит из дома, Тайлер возвращается.
     Словно   по  волшебству.  Мои  родители  в  совершенстве  владели  этим
волшебством. Они упражнялись в нем пять долгих лет.
     Я   вытапливаю   жир,  а  Тайлер  тем   временем  освобождает  место  в
холодильнике. Клубы пара  заполняют  все вокруг,  и  вода капает  с  потолка
кухни. На задней стенке холодильника горит сорокаваттная лампочка. Свет ее с
трудом  пробивается  через  ряды пустых  бутылок  из-под кетчупа и  банок  с
маринадом.  Но и  этого мне  хватает, чтобы  отчетливо  рассмотреть  профиль
Тайлера.
     Вытапливай и снимай слой. Вытапливай и снимай слой. Сливай жир в пустые
картонки из-под молока со срезанным верхом.
     Пододвинув стул к открытому  холодильнику,  Тайлер следит  за  тем, как
застывает жир.
     Я становлюсь  на колени перед Тайлером  рядом с холодильником, и Тайлер
показывает  мне линии у  меня  на  ладонях.  Линия жизни. Линия любви. Бугры
Венеры, бугры Марса. Вокруг нас - холодный туман, наши лица освещены тусклым
светом.
     - Окажи мне еще одну услугу, - просит Тайлер.
     Ты имеешь в виду Марлу, не так ли?
     -  Не смей мне даже  говорить о ней. И не смей говорить с ней обо мне у
меня за спиной. Обещаешь? - настаивает Тайлер.
     Обещаю.
     - Если ты упомянешь меня при ней, то больше никогда меня не увидишь.
     Обещаю.
     Обещаешь?
     Обещаю.
     Тайлер говорит:
     - Запомни, ты пообещал мне это трижды.
     Слой  какой-то густой и прозрачной жидкости  собирается  на поверхности
жира в холодильнике.
     Жир, говорю я, разделяется.
     -  Все  правильно, - замечает  Тайлер. - Это глицерин. При производстве
мыла его смешивают с твердым жиром. А мы его снимем.
     Тайлер облизывает губы и кладет мою руку ладонью вниз к себе на колено,
покрытое полой его халата из рифленой резины.
     - Если смешать глицерин с азотной кислотой.  получится нитроглицерин, -
говорит Тайлер.
     Я делаю глубокий вздох и повторяю слово "нитроглицерин".
     Тайлер еще раз облизывает губы  и влажным ртом прикладывается к тыльной
стороне моей ладони.
     -  Если  смешать  нитроглицерин  с натриевой  селитрой  и опилками,  то
получится динамит, - говорит Тайлер.
     След его поцелуя влажно блестит на моей белой руке.
     Динамит, повторяю я, и присаживаюсь на корточки.
     Тайлер откручивает крышку на канистре со щелочью.
     - Им можно взрывать мосты, - добавляет Тайлер.
     -  Если смешать нитроглицерин с парафином  и дополнительным количеством
азотной кислоты, то получится пластит, - говорит Тайлер. - Им можно взорвать
даже небоскреб.
     Тайлер наклоняет канистру со щелочью над влажным следом поцелуя на моей
руке.
     - Это химический ожог, - объясняет Тайлер. - Это больнее, чем  все, что
ты знал до сих пор. Больнее, чем тысяча сигарет одновременно.
     Поцелуй блестит на моей руке.
     - Шрам останется навсегда, - предупреждает Тайлер.
     -  Если у тебя будет достаточно мыла,  ты сможешь  взорвать весь земной
шар, - говорит Тайлер. - А теперь помни, что ты мне обещал.
     И Тайлер высыпает щелочь из канистры.

9

     Слюна Тайлера была нужна по двум причинам. Во-первых, к влаге прилипали
чешуйки  щелочи,  которые вызывали ожог.  Во-вторых,  ожог  может  произойти
только тогда, когда мы имеем дело с раствором щелочи в воде. Или слюне.
     - Это химический ожог, - говорит Тайлер. - Это больнее, чем все, что ты
знал до сих пор.
     Недаром щелочь используют для прочистки засорившейся канализации.
     Закрой глаза.
     Паста из щелочи и воды прожигает насквозь алюминиевую сковородку.
     Водная щелочь без остатка растворяет деревянную ложку.
     При  смешивании с  водой  щелочь разогревается до  двухсот  градусов  и
именно при этой температуре начинает прожигать  мои  ткани. Тайлер прижимает
мои пальцы к колену, не давая мне отдернуть руку, а второй ладонью упирается
в ширинку моих перепачканных краской брюк, и говорит, что я должен запомнить
этот момент навсегда, потому что это самый главный момент в моей жизни.
     -  Потому  что все,  что произошло  до этого, стало историей, - говорит
Тайлер, - а все, что произойдет после этого - историей станет.
     Это - величайший момент нашей жизни.
     Очертания щелочного ожога на моей руке  в точности  повторяют очертания
губ Тайлера.  Ощущение такое,  словно  на руке развели костер, или приложили
раскаленное клеймо, которым клеймят  животных, или положили на нее аварийный
ядерный реактор.  Но это не рука -  это нечто, размытая картинка,  висящая в
конце долгого-долгого пути. Я пытаюсь о ней так думать.
     Представьте, что  костер  горит  где-то за  линией горизонта. Как закат
солнца.
     - Не пытайся отвлечься от боли, - говорит Тайлер.
     Очень напоминает  направленную медитацию под руководством Клои в группе
поддержки.
     Даже мысленно не произноси слово боль.
     Медитация помогает при раке, почему бы ей и здесь не помочь?
     - Посмотри на руку, - говорит Тайлер.
     Не смотри на руку.
     Не произноси  даже мысленно такие  слова, как прижигание, плоть, ткань,
обугленная.
     Постарайся не слышать собственных стонов.
     Медитируй.
     Закрой глаза и представь, что ты в Ирландии.
     Ты  в  Ирландии, летом, после  того, как закончил колледж, и ты пьешь в
пабе  рядом   с  замком,  куда  каждый  день  прибывают  сотни  автобусов  с
американскими  и  английскими  туристами,  приехавшими приложиться  к  камню
Бларни.
     - Никогда не забывай, - говорит Тайлер, - что между изобретением мыла и
человеческими жертвоприношениями существует связь.
     Когда паб закрывается, ты покидаешь его вместе с группой мужчин и идешь
по ночным улицам. Только что прошел дождь, и капли влаги блестящими бусинами
покрывают запаркованные автомобили. Наконец, ты добираешься до замка Бларни.
     Полы в замке прогнили, а ты взбираешься по каменным  ступеням лестницы,
и  с каждым  твоим  шагом темнота  вокруг  становится все непрогляднее. Твои
спутники поднимаются уверено  и спокойно, они не  в первый  раз участвуют  в
этом маленьком бунте.
     - Слушай меня, - говорит Тайлер, - открой глаза.
     -   В   древние   времена,   -  рассказывает  Тайлер,  -   человеческие
жертвоприношения совершались на высоком речном берегу. Тысячи  приносились в
жертву. Слушай меня. После жертвоприношения тела сжигали на костре.
     - Плачь, сколько тебе  влезет, - говорит Тайлер, - беги к умывальнику и
смывай щелочь под краном, но пойми: ты глуп и ты умрешь. Посмотри на меня.
     -  В один прекрасный день  ты умрешь,  - повторяет Тайлер,  - и пока ты
этого не осознал до конца, ты мне не нужен.
     Ты в Ирландии.
     - Плачь, сколько тебе влезет, - говорит Тайлер, - но каждая твоя слеза,
упав  на щелочь,  рассыпанную  по твоей  руке, оставит ожог, словно  горящая
сигарета.
     Медитация. Ты в Ирландии, летом,  после  окончания  колледжа,  и, может
быть, именно там ты впервые начал мечтать об  анархии.  За годы до того, как
повстречался с Тайлером Дерденом, за годы до того, как помочился в ванильный
пудинг, ты уже отваживался время от времени на маленький бунт.
     В Ирландии.
     Ты стоишь на верхней площадке замковой лестницы.
     - Чтобы нейтрализовать ожог, мы используем уксус, - сообщает Тайлер,  -
но сначала ты должен отречься.
     После того,  как  сотни  людей  приносили  в жертву и  сжигали, говорит
Тайлер, под алтарем собирался толстый слой густого белого сала.
     Прежде всего, надо дойти до точки.
     Ты стоишь на верхней  площадке замковой  лестницы в Ирландии, и со всех
сторон  тебя  окружает  непроглядная тьма,  и  перед  тобой,  на  расстоянии
вытянутой руки, каменная стена.
     - Дождь, - говорит Тайлер, - год за годом падал на погребальный костер,
и  год за  годом на нем сжигали людей. Просочившись сквозь  древесные  угли,
дождь превращался в  раствор щелока, а  щелок  вступал в  реакцию  с  жиром,
вытопившимся из жертв, и густое белое  мыло вытекало из-под алтаря и стекало
по склону к реке.
     Ты подходишь вместе с ирландцами к краю платформы и мочишься  вместе  с
ними в непроглядную тьму.
     И твои новые приятели подбадривают  тебя;  давай смелее, не жалей своей
богатенькой  американской  мочи, желтой  от  витаминов  и гормонов.  Отливай
смелее свое богатство.
     - Это - величайший момент нашей жизни, - говорит Тайлер, - а ты мыслями
где-то совсем в другом месте.
     Ты в Ирландии.
     Ого, молодец,  ты  таки решился! Ага. Вот здорово. Запах  дневной нормы
аммония и витамина В.
     Там, где мыло стекало в реку, говорит Тайлер, после тысячелетий костров
и дождей, люди стирали свою одежду  и замечали, что она отстирывается лучше,
чем в других местах.
     Я мочусь на камень Бларни.
     - Здрасьте! - говорит Тайлер.
     Я мочусь в мои черные брюки с пятнами высохшей крови, которые так не по
нутру моему начальнику.
     Ты в доме на Бумажной улице.
     - Это что-то означает, - говорит Тайлер.
     - Это знак, - говорит Тайлер.
     Тайлер  -  кладезь  ценной  информации. Цивилизации,  не  знавшие мыла,
говорит Тайлер, использовали  в  качестве моющего средства для  одежды и для
волос собственную мочу и  мочу своих  собак, поскольку моча содержит мочевую
кислоту и аммоний.
     Затем  резкий запах уксуса и пламя на твоей руке, которая  едва видна в
конце долгого-долгого пути, наконец, гаснет.
     В   воспаленных  окончаниях  твоих  обонятельных  нервов  запах  щелочи
сменяется тошнотворным больничным запахом: уксуса и мочи.

     - Как выяснилось, - говорит Тайлер,  - всех этих людей не зря приносили
в жертву.
     На тыльной стороне твоей ладони вздуваются две красные, блестящие губы,
точно повторяющие очертания поцелуя Тайлера. Вокруг них - маленькие, круглые
следы слез, похожие на сигаретные ожоги.
     - Открой глаза, - говорит Тайлер, и я вижу, что его лицо тоже мокрое от
слез.
     -  Поздравляю, -  говорит Тайлер,  -  ты стал еще  на один шаг  ближе к
концу.
     - Теперь ты знаешь,  - говорит Тайлер,  - что первое мыло в мире делали
из героев.
     Подумай о животных, на которых испытывают новые вещества.
     Подумай об обезьянах, запущенных в космос.
     - Без их  боли, их смерти, их жертвы,  - говорит  Тайлер, - мы  были бы
никем.

10

     Я останавливаю лифт между этажами, а Тайлер, тем временем, расстегивает
ремень.  Когда лифт останавливается, кастрюли с супом на раздаточной тележке
перестают  греметь  крышками.  Тайлер  снимает  крышку  с   супницы,  и  пар
вздымается грибом до самого потолка.
     Тайлер расстегивает ширинку и говорит:
     - Не смотри, а то у меня ничего не выйдет.
     В  супнице - томатный  суп-пюре с мексиканским кориандром и моллюсками.
Аромат такой, что постороннего запашка никто не учует.
     Я  тороплю  его,  постоянно  оглядываясь  через  плечо,  а  Тайлер  уже
выпростал  на  полдюйма  свой отросток над супницей. Со стороны это выглядит
довольно забавно: как будто слон-переросток в галстуке-бабочке всасывает суп
через маленький бледный хобот.
     Тайлер говорит:
     - Я же сказал тебе: "Не смотри!".
     На    двери    лифта    прямо    передо    мной    имеется    маленькое
окошечко-иллюминатор,  через которое я могу видеть, что творится в  коридоре
банкетного блока. Но сейчас, когда лифт  остановлен между этажами, все что я
вижу - это узкая щель высотой в тараканий рост, просторы зеленого линолеума,
и  вдалеке  -  полуоткрытая  дверь,  за  которой  магнаты  и  их  необъятные
супружницы ведрами хлещут шампанское, сыто рыгают и демонстрируют друг другу
бриллианты больше чем моя жизнь.
     На прошлой неделе, говорю  я  Тайлеру, когда все юристы  штата Нью-Йорк
собрались  здесь  на рождественскую  вечеринку, я  поднапрягся  и наложил  в
приготовленный для них апельсиновый мусс.
     На прошлой неделе, говорит Тайлер, он остановил лифт и пернул над целой
тележкой "Boccone Dolce", приготовленного для чаепития, которое организовала
"Молодежная Лига".
     Ну и хитрец этот Тайлер! Знает, как хорошо меренги впитывают запах!
     Через  щель в тараканий рост до нас доносится музыка,  которой  пленная
арфистка услаждает магнатов,  пока те отправляют в  свои рты, битком набитые
мраморными зубами, огромными как камни Стоунхенджа, ломти баранины величиной
с поросенка каждый.
     Ну, давай же, говорю я.
     - Не могу, - отвечает Тайлер.
     Если суп остынет, его отправят обратно на кухню.
     Эти  типы иногда отсылают блюдо  обратно на  кухню безо  всяких видимых
причин. Они  просто  хотят,  чтобы  ты  побегал  за  их  денежки.  На  таких
вечеринках принято  включать  чаевые в счет,  так  что они полагают, что уже
купили  право обращаться  с  тобой  как с дерьмом. Мы, разумеется, ничего не
отправляем на кухню. Переложим слегка и на  другом блюде подадим кому-нибудь
еще, и тот даже  не заметит: молодая картошечка по-французски или спаржа под
голландским соусом, полный порядок.
     Я  говорю,  Ниагара.  Нил.  В школе  мы  верили, что если  руку спящего
человека засунуть в миску с теплой водой, то он напрудит в постель.
     Тайлер говорит:
     - Во!
     У меня за спиной Тайлер говорит:
     - О да! Пошло! Пошло! Наконец!
     За полуоткрытыми  дверями  зала  мелькают в  танце  золотые,  черные  и
красные юбки,  такие же  длинные  как занавес из бархата с  золотым шитьем в
старом бродвейском  театре. Мы видим,  как  в щели мелькают  парами  один за
другим черные кожаные "Кадиллаки" со шнурками на том месте,  где должно было
быть ветровое стекло.
     Не переборщи, говорю я.
     Мы с  Тайлером  превратились  в  партизан сферы  услуг. В  саботажников
званых   ужинов