тства не будут перераспределены справедливым образом.
     - Представьте себе, что вы охотитесь на лосей в сырых лесах на  склонах
каньона вблизи от развалин Рокфеллер-центра.
     - То, что ты сказал про свою работу, это серьезно? - спросил механик.
     Да, серьезно.
     - Вот поэтому мы и едем туда, куда мы едем.
     Мы на охоте, на охоте за жиром.
     Мы едем в хранилище больничных отходов.
     Мы едем в хранилище больничных отходов при станции сжигания. Там, среди
использованных  бинтов  и   перевязочных  материалов,  застарелых  опухолей,
использованных трубок  для капельниц и игл,  и прочих жутких,  по-настоящему
жутких,  вещей,  посреди  образцов  крови и  ампутированных конечностей,  мы
найдем больше денег, чем может найти за ночь водитель мусорной машины.
     Мы  найдем столько  денег, что,  если ими  нагрузить этот "корниш",  он
будет задевать днищем землю.
     -  Жир,  -  говорит механик, - жир,  удаленный при липосукции,  с ляжек
богатой Америки. Самый лучший, самый густой жир в мире.
     Мы привезем большие красные мешки с жиром на Бумажную улицу, смешаем со
щелочью и экстрактом розмарина и продадим тем самым людям, которые заплатили
за то, чтобы этот жир у них отсосали.  Наше мыло стоит  двадцать долларов за
брусок: такую цену могут позволить себе только богатые.
     - Самый густой,  самый нежный жир в мире, тук земли, - говорит механик.
- Так что сегодня ночью мы играем в Робин Гуда.
     Маленькие восковые огоньки ползут по напольному коврику.
     - Кроме того,  - говорит  он, - нам также поручили поискать  материалы,
зараженные вирусом гепатита.

20

     Теперь он  плачет  уже  по-настоящему; слеза прочертила след  на стволе
пистолета, стекая к  скобе спускового крючка, и теперь жжет мой указательный
палец. Раймонд Хессель закрывает глаза, а я прижимаю  ствол  посильнее к его
виску, чтобы он  постоянно помнил, что я - рядом,  что я могу отнять у  него
жизнь в любой миг.
     Пистолет стоит недешево, и я спрашиваю себя, не испортит ли его соль?
     Все  прошло так  гладко, что я сам  удивился.  Я сделал все, что просил
механик.  Вот  для чего  нам  потребовался  пистолет. Это  было мое домашнее
задание.
     Тайлер приказал, чтобы  каждый из нас  принес  двенадцать  водительских
прав в  доказательство  того,  что  мы  осуществили двенадцать  человеческих
жертвоприношений.
     Я ждал в машине за углом, когда Раймонд Хессель около полуночи закончит
свою смену  в ночном магазине и направится на  остановку. И пока он  стоял и
ждал дежурного автобуса, я подошел к нему и сказал: "Привет!"
     Раймонд  Хессель мне ничего  не ответил.  Ах, Раймонд  Хессель, Раймонд
Хессель!  Вероятно,  он  думал,  что  мне  нужна  его  получка,  его  жалкие
ежедневные четырнадцать долларов. Эх, Раймонд Хессель, за все твои  двадцать
три года жизни ты так ничему и не научился! Когда я прижал пистолет к твоему
виску, и твои слезы покатились по стволу, ты думал,  что все дело в деньгах.
Далеко не все сводится к деньгам, Раймонд Хессель.
     Ты даже не поздоровался со мной, а я с тобой поздоровался.
     Деньги в твоем кошельке не имеют значения.
     Я сказал: "Отличная ночь, холодная, но дождя нет!"
     А ты со мной даже не поздоровался.
     Я сказал: "Не вздумай  бежать,  не то выстрелю тебе в  спину". В руке у
меня был пистолет, а на руке -  резиновая перчатка,  на тот случай, если мой
пистолет когда-нибудь станет  вещественным доказательством,  на  нем  нельзя
будет  обнаружить  ничего,  кроме  высохших  слез  Раймонда Хесселя,  белого
мужчины двадцати трех лет без особых примет.
     Тогда ты и обратил на меня внимание. Твои глаза стали такими  большими,
что даже при тусклом свете фонарей  было видно, что они у тебя  зеленые, как
антифриз.
     Ты начинаешь слегка раскачиваться вперед и назад каждый раз, как только
ствол пистолета касается  твоей  кожи, как  будто  он  очень  холодный  или,
напротив, очень горячий. Пока я  не приказал тебе не шевелиться,  но и тогда
ты все время пытался отстраниться от пистолета.
     Ты отдал мне бумажник, как я и просил.
     Тебя звали Раймонд К.  Хессель, так было написано  в твоих водительских
правах... Ты жил по адресу  1320 ЮВ Беннинг,  квартира  А. Такие номера дают
квартирам, расположенным в подвале. Буквы вместо цифр.
     Раймонд К. К. К. К. К. Хессель, я с тобой разговариваю.
     Ты задрал  голову вверх  и  назад, пытаясь отстраниться от пистолета, и
сказал: "Да".
     Я нашел несколько фотографий  в твоем бумажнике. Среди них - фотографию
твоих родителей.
     Тебе   было  несладко,   я  заставил  тебя  одновременно   смотреть  на
фотографию, на которой улыбались твои папа и мама, и на пистолет, а потом ты
закрыл глаза и заплакал.
     Великолепное, восхитительное  чудо  смерти ожидало тебя.  Еще мгновение
назад ты  ходил  и говорил, и  вот - ты уже  неодушевленный предмет, и твоим
родителям  придется обращаться к твоему стоматологу, чтобы  идентифицировать
личность,  потому что от твоего лица мало что останется. А ведь мама и  папа
всегда так надеялись на тебя, а жизнь у них была трудная, и  вот до чего они
дожили.
     Четырнадцать долларов.
     Это твоя мама? - спрашиваю я.
     Да. Ты плачешь, ты всхлипываешь. Ты глотаешь слезы.
     Читательский    билет.   Членская   карточка   видеоклуба.    Страховое
свидетельство. Я хотел взять сначала проездной,  но механик  велел  забирать
только права. Просроченный студенческий билет.
     Так ты учился?
     В этот  момент  ты всхлипнул так громко, что я прижал  ствол  сильнее к
твоей щеке, и  ты начал пятиться назад, пока я не рявкнул: стой на месте или
я тебя пристрелю. Итак, что ты изучал?
     Где?
     В колледже? У тебя есть студенческий билет.
     О, так ты не помнишь. Всхлип. Стон. Всхлип. Биологию.
     Послушай, сейчас ты умрешь, Рай-монд К. К. К. Хессель. Сегодня ночью ты
умрешь. Сию  секунду или через час - это уж от тебя  зависит. Так солги мне.
Скажи первое, что на ум придет. Сочини что-нибудь. Мне же наплевать. У  меня
же пистолет.
     Наконец, ты начал меня слушать и отвлекся на  миг от трагедии,  которая
разыгрывалась у тебя в голове.
     Заполни анкету. Кем Раймонд Хессель хочет стать, когда вырастет?
     Опусти меня домой, сказал ты, я просто хочу домой.
     Нет  уж,  блин, сказал я.  Как  ты  собираешься жить  после  того,  что
произошло? Ты хоть что-нибудь умеешь делать?
     Соври.
     Ты не знаешь.
     Тогда ты умрешь прямо сейчас, сказал я. Поверни голову.
     Смерть наступит через десять, девять, восемь.
     Ветеринаром, сказал ты. Ты хочешь быть ветеринаром.
     А, животных лечить? Для этого надо много учиться.
     Слишком много учиться, сказал ты.
     Или  отправляйся в  школу и учись до  посинения,  Раймонд  Хессель, или
готовься  умереть прямо сейчас. Выбор за  тобой. Я засунул бумажник в задний
карман  твоих джинсов. Итак,  ты и вправду хочешь стать звериным доктором? Я
отвел покрывшийся  кристалликами соли ствол от одной щеки и приставил его  к
другой.  Так  вот, значит,  кем ты всегда хотел  быть, Раймонд  К. К. К.  К.
Хессель, - ветеринаром?
     Да.
     Не гонишь?
     Нет, в смысле, да, не гоню. Да.
     Ладно,  сказал  я,  и  притронулся кончиком  ствола  сначала  к  твоему
подбородку, затем к носу, оставляя повсюду влажный круглый след твоих слез.
     Ну  что  ж,  сказал  я,  возвращайся  в  школу.  Если  завтра  утром ты
проснешься живым, то придумаешь, как тебе туда вернуться.
     Я  приложил  влажный конец ствола  снова сначала к подбородку, затем  к
щеке, и, наконец, ко лбу. Ты можешь умереть в любую минуту, сказал я.
     У меня есть твои права.
     Я знаю,  кто  ты. Я  знаю,  где  ты живешь.  Я буду  проверять,  что ты
поделываешь,  мистер  Раймонд  К. Хессель.  Через  три  месяца, затем  через
полгода, затем - через  год, и если ты  не выучишься на ветеринара,  я  убью
тебя.
     Ты ничего не сказал.
     Убирайся отсюда и подавись  своей жалкой жизнью, но помни -  я слежу за
тобой,  Раймонд  Хесселъ, и  я  убью  тебя, если узнаю,  что ты трудишься на
дрянной  работенке, зарабатывая себе на кусок  сыра и  на  право пялиться  в
телевизор.
     Теперь я ухожу, а ты стой и не поворачивайся.
     Вот что приказал мне сделать Тайлер.
     Слова Тайлера слетают с моих губ.
     Я - рот Тайлера.
     Я - его руки.
     Все участники "Проекта Разгром"  -  члены тела Тайлера Дердена. Верно и
обратное.
     Раймонд  К.  К. Хессель, завтра ты проснешься  и  съешь  самый  вкусный
завтрак в своей жизни, и проживешь день, который запомнишь навсегда.

21

     Ты просыпаешься в международном аэропорту Скай Харбор.
     Переведи часы на два часа назад.
     Маршрутный автобус отвез меня в центр Феникса. В каждом баре, в который
я захожу, я вижу  парней со  швами над бровью - там, где плоть их лопнула от
столкновения с кулаком. У  них свернутые  набок носы, но увидев дыру  в моей
щеке, они признают меня за своего.
     Тайлер  уже  давно не  возвращался  домой. Я  занимаюсь своей работой -
мчусь  из  аэропорта  одного  города  в  аэропорт  другого,  чтобы осмотреть
очередную машину, в которой кто-то отправился на тот свет. Тайны странствий.
Крошечная жизнь. Крошечное мыло. Крошечные кресла в салоне самолета.
     И везде я расспрашиваю людей, не попадался ли им Тайлер.
     Я  вожу с собой водительские права двенадцати человеческих жертв на тот
случай, если я встречу его.
     В каждом  баре, в каждом задрипанном баре я  встречаю парней с побитыми
лицами. В каждом баре меня кто-то обнимает и вызывается купить мне пиво. Мне
начинает казаться, что  я заранее  знаю, в  каких барах собираются  парни из
бойцовских клубов.
     Я спрашиваю их, не встречался ли им парень по имени Тайлер Дерден.
     Глупо спрашивать их, знают ли они, что такое бойцовский клуб.
     Первое правило: никому не рассказывать о бойцовском клубе.
     Но не встречался ли им Тайлер Дерден.  Никогда не слыхали о таком, сэр,
отвечают они.
     Возможно, он сейчас в Чикаго, сэр.
     Очевидно, это из-за дыры в щеке все обращаются ко мне "сэр".
     И подмигивают мне.
     Ты просыпаешься в аэропорту О'Хара и добираешься на маршрутке до центра
Чикаго.
     Переведи часы на час вперед.
     Если можно проснуться в другом месте.
     Если можно проснуться в другое время.
     Почему бы однажды не проснуться другим человеком?
     В какой бы бар ты ни зашел,  везде полно парней, которые хотят угостить
тебя пивом.
     Но, нет, сэр, нет, мы не видели этого Тайлера Дердена.
     И они подмигивают.
     Мы никогда не слышали этого имени раньше, сэр.
     Я спрашиваю про бойцовский  клуб. Нет ли здесь по соседству бойцовского
клуба?
     Нет, сэр.
     Второе правило: никому никогда не рассказывать о бойцовском клубе.
     Парни в баре с побитыми лицами качают головой.
     Никогда не слышали о таком, сэр. Но вы можете найти этот ваш бойцовский
клуб в Сиэтле.
     Ты  просыпаешься в  Мейгз Фильд  и  звонишь Марле,  чтобы  узнать,  что
происходит   на  Бумажной   улице.  Марла   рассказывает,  что  теперь   все
обезьянки-астронавты  бреют головы  налысо.  Электрическая бритва от  такого
количества работы раскалилась  добела, и из-за этого повсюду пахнет  паленым
волосом. А затем обезьянки-астронавты сжигают себе щелочью  кончики пальцев,
чтобы избавиться от отпечатков.
     Ты просыпаешься в Си Таке.
     Переведи часы назад на два часа.
     Ты добираешься на маршрутке до центра Сиэтла, и в первом же баре видишь
за  стойкой  бармена  с  ортопедическим устройством  на  сломанной  шее,  из
которого он вынужден постоянно смотреть в потолок. Чтобы разглядеть тебя, он
вынужден скосить глаза, к тому же ему очень мешает распухший словно баклажан
нос.
     Бар пуст, и бармен говорит мне:
     - С возвращением, сэр.
     - Я никогда раньше не бывал в этом баре, никогда.
     Я спрашиваю бармена, знакомо ли ему имя Тайлера Дердена.
     Бармен  с  трудом улыбается, потому что  его  подбородок подперт  снизу
металлической скобой, и говорит:
     - Это проверка?
     Да, говорю я, проверка. Знаком ли он с Тайлером Дерденом?
     - Вы же заходили к  нам  на прошлой неделе,  мистер Дерден, -  отвечает
бармен. - Неужели вы забыли?
     Тайлер был здесь.
     - Вы здесь уже были, сэр.
     Я никогда не был здесь до сегодняшнего вечера.
     - Разумеется, раз вы так говорите, сэр, - отвечает бармен, но в четверг
вечером вы спрашивали, как скоро полиция собирается закрыть нас.
     В прошлый четверг я всю ночь промучился бессонницей, не понимая, сплю я
или  бодрствую. Я  проснулся  в  пятницу  поздно,  чувствуя  себя совершенно
разбитым и с таким ощущением, словно я всю ночь не смыкал глаз.
     - Да, сэр, - говорит бармен. - В четверг вечером вы стояли  там, где вы
сейчас  стоите,  и спрашивали насчет налета полиции на клуб, а также  насчет
того,  скольким  парням  нам пришлось  отказать  в  приеме  в клуб,  который
собирается здесь по средам.
     Бармен  пожимает  плечами,  обводит  взглядом пустое  помещение  бара и
говорит:
     - Нас никто не слышит, мистер Дерден,  сэр. В прошлый  раз нам пришлось
отказать двадцати семи. На следующий день после встречи клуба в баре ни души
не бывает.
     В какой бар я ни зайду, везде ко мне обращаются "сэр".
     В  какой бар я ни  зайду, везде парни с побитыми лицами  сразу начинают
смотреть на меня. Откуда они все меня знают.
     - У вас родимое пятно, мистер  Дерден,  -  говорит бармен,  -  на ноге.
Темно-красное, в форме Австралии с Новой Зеландией.
     Только  Марла  знает об этом.  Марла  и мой отец. Даже Тайлер  этого не
знает. Когда мы встретились  на пляже,  я сидел, подложив ногу с  пятном под
себя.
     А теперь все кругом знают о раке, которого у меня не было.
     - Это знает  каждый  участник "Проекта  Разгром", мистер  Дерден, - и с
этими  словами бармен  протягивает  мне  руку, показывая на тыльной  стороне
ладони ожог в виде поцелуя.
     Мой поцелуй?
     Поцелуй Тайлера.
     - Все  знают про  ваше родимое пятно, -  говорит  бармен,  -  оно стало
частью легенды. Да ты весь стал частью легенды, приятель.

     Я  звоню Марле  из  мотеля  в  Сиэтле  и  спрашиваю,  занимались  ли мы
когда-нибудь этим.
     Ну, ты понимаешь.
     На другом конце провода Марла переспрашивает:
     - Что?
     Ну, спали вместе.
     - Что?
     Занимались ли мы любовью хоть раз?
     - Боже!
     Ну, так как?
     - Что "ну, так как"?
     Занимались ли мы любовью?
     - Я убью тебя!
     Это означает "да" иди "нет"?
     -  Я знала,  что так  и будет, -  говорит  Марла.  - Ты  -  законченный
мерзавец. То ты меня любишь, то видеть не видишь. То спасаешь  мне жизнь, то
варишь мыло из моей матери.
     Я щиплю себя.
     Я спрашиваю у Марлы, как мы познакомились.
     - В группе поддержки для больных раком яичка, - говорит Марла, - ты еще
тогда спас мне жизнь.
     Я спас ей жизнь?
     - Ты спас мне жизнь.
     Тайлер спас ей жизнь.
     - Ты спас мне жизнь.
     Я сую  палец в  отверстие на моей  щеке и верчу им там, боль такая, что
кого хочешь разбудит от любого сна.
     Марла говорит:
     -  Ты  спас мне жизнь.  Отель "Регент". Я  пыталась покончить с  собой.
Помнишь?
     Ах да.
     - В ту ночь я еще сказала, что хочу сделать от тебя аборт.
     Давление в салоне падает.
     Я спрашиваю Марлу, как меня зовут.
     Скоро нам всем крышка.
     Марла говорит:
     - Тайлер  Дерден. Тебя зовут Тайлер Дерден, использованная ты подтирка.
Ты живешь по адресу 5123  СВ Бумажная улица  в  доме,  который сейчас  кишит
твоими  дурацкими учениками,  которые  бреют голову налысо  и выжигают  себе
подушечки пальцев щелочью.
     Мне нужно поспать хотя бы немного.
     - Если ты немедленно  не  вернешься, -  кричит  Марла в  трубку, -  эти
маленькие ублюдки и из меня сварят мыло.
     Мне нужно найти Тайлера.
     Шрам на твоей руке, Марла, говорю я, откуда он у тебя взялся?
     - Ты его сделал. Это твой поцелуй.
     Мне нужно найти Тайлера.
     Мне нужно поспать хотя бы немного.
     Мне нужно поспать.
     Мне нужно пойти и поспать.
     Я прощаюсь  с  Марлой, желаю ей спокойной  ночи, и крик Марлы в  трубке
становится  все тише и тише, пока не смолкает совсем, как только  я  опускаю
трубку на рычаг.

22

     Когда у тебя бессонница, всю ночь думаешь, не переставая.
     Сплю я или нет? Спал я или нет? Так уж устроена бессонница.
     Пытаешься  успокоиться,  дышать  ровнее, но  сердце  бьется часто,  а в
голове вихрем кружатся мысли.
     Ничто не помогает. Даже направленная медитация.
     Ты в Ирландии.
     Даже если считать овец.
     Ты отсчитываешь дни, часы и минуты с того времени, когда ты в последний
раз спал. Врач рассмеялся тебе в лицо. Никто еще не умер от  недостатка сна.
Ты выглядишь как старый подгнивший и сморщенный плод, хуже покойника.
     Ты  в  номере  мотеля,  в  Сиэтле. На  часах  -  три часа ночи.  Группу
поддержки  в  это  время  найти  невозможно.  Невозможно найти в  это  время
маленькие голубые  пилюли  амитала  натрия или  ярко-алые таблетки секонала.
Ничего  из этих,  похожих  на  игрушечные, снадобий. В это время  невозможно
найти даже бойцовский клуб.
     Мне нужно найти Тайлера.
     Мне нужно поспать хотя бы немного.
     И  тут просыпаешься, и видишь Тайлера,  который стоит в темноте рядом с
твоей кроватью. Ты проснулся.
     Когда ты засыпал, Тайлер  уже стоял рядом с твоей кроватью, тряс тебя и
говорил:
     -  Проснись. Проснись! Мы  решили проблему  с полицией здесь  в Сиэтле.
Проснись!
     Комиссар  городской   полиции  требовал   покончить   с  тем,   что  он
охарактеризовал как "нелегальные группировки и подпольные боксерские клубы".
     - Но не стоит волноваться, - говорит Тайлер. - Мы справимся без проблем
с этим мистером. Мы его уже держим за яйца.
     Я спросил Тайлера, почему он следил за мной.
     - Забавно, - говорит Тайлер, - но я хотел тебя спросить о том же самом.
Ты разговаривал обо мне с другими людьми, говнюк. Ты нарушил обещание.
     Тайлер сказал, что он удивлен тем, что мне удалось его вычислить.
     - Каждый раз,  когда ты засыпаешь, - говорит Тайлер, - я выхожу из дома
и совершаю какой-нибудь безумный поступок, что-нибудь из ряда вон выходящее.
     Тайлер становится на колени возле моей кровати и шепчет:
     -  В прошлый четверг,  пока ты спал, я летал в Сиэтл, чтобы посмотреть,
как там идут  дела у бойцовских клубов. Чтобы узнать, сколько парней хочет в
них  попасть  и все такое.  Найти  новых  вождей. У нас  в Сиэтле  тоже есть
отделение "Проекта Разгром".
     Тайлер проводит пальцем по шраму у меня на лбу.
     -  У нас есть отделения "Проекта Разгром" в Лос-Анджелесе и Детройте, в
Вашингтоне, округ  Колумбия, и в  Нью-Йорке. А уж в Чикаго размах такой, что
ты просто не поверишь.
     Тайлер говорит:
     - Не  могу поверить, что ты  нарушил уговор. Ведь  первое наше правило:
никому не рассказывать о бойцовском клубе.
     Он был в Сиэтле на прошлой неделе, когда бармен с шеей в корсете сказал
ему,  что  полиция  готовится совершить  налет  на бойцовские  клубы.  Этого
потребовал лично комиссар городской полиции.
     - Дело  в том,  - говорит Тайлер,  -  что  есть полицейские, которые  с
удовольствием  ходят  в  бойцовские клубы.  И репортеры  газет,  и помощники
юристов, и сами юристы, так что нас предупреждают обо всем заранее.
     Значит, собирались закрыть?
     - По крайней мере, в Сиэтле, - говорит Тайлер.
     Я спрашиваю, какие меры предпринял Тайлер.
     - Какие меры мы предприняли, - говорит Тайлер.
     Мы созвали собрание "Комитета Разбоя".
     -  Нас больше не  существует  по  отдельности, тебя и  меня,  - говорит
Тайлер. - Надеюсь, ты уже это понял.
     - Мы пользуемся одним и тем же телом, но по очереди.
     - Мы дали специальное домашнее задание, - говорит Тайлер, - мы сказали:
"Принесите  нам  дымящиеся  яйца  его  достопочтенной  све