--  Все  так!  -- рубанул рукой  воздух  Чутлашвили.  --  Мы  все можем
бесконечно рассказывать о нем  страшные  вещи.  Мне, например, известно, что
лично  Расколов отвозил  в Измайловский парк  начинающих  лавочников  и  там
простреливал  им  коленные суставы, отрезал носы, уши, глумился до тех  пор,
пока  жертвы  не  подписывали  бумаги о  продаже  всего  имущества  за  один
российский рубль... Расколов  -- удав  и рано  или поздно свое  получит. Или
пулю в башку, или перо в печенку...Но дело в другом, для нас важно сохранить
принцип, который заключается в неприкосновенности канала переброски валюты в
европейские банки. Но я верю Герману Олеговичу...
     -- Правильно  говорит Отар, -- поддержал Фрезер Чутлашвили. --  Такое с
каждым  может  случиться,  тем более, когда речь идет  о  таких  суммах. Мир
джунглей,  по  сравнению с  нашим  миром, не более,  чем  детский сад  имени
Павлика Морозова.
     -- Что ты Отари предлагаешь? -- спросил Ионов.
     --  Один депутат Госдумы, когда  нечего сказать,  говорит:  конституция
превыше всего. Вот и я так скажу: договор превыше всего.
     Координационный Совет гарантировал сохранность передачи денег за  рубеж
и  при  этом учитывались варианты гибели или  захвата террористами самолета.
Собственно, для этого  он и  учреждался -- как  гарант  сделки..  И даже был
определен  страховой  козырек: если  потеря не более  миллиона,  компенсация
проводится  полностью.   Если   более   двух   миллионов  --  страхуется  75
процентов...
     -- Мои люди  уже отвезли Расколову 200 тысяч,  -- сказал Арефьев. -- Но
расписку от него не получили. Более того, дело едва не дошло до перестрелки.
     Ионов вставил реплику:
     -- Говорят, его чуть было не взорвали вместе с его домом...
     --  Мы  можем вообще  вычеркнуть его  из  списка  живых,  --  попыхивая
сигаретой,  произнес Фрезер. -- Его рано или  поздно замочат и  сделают  это
гуманное дело  или  его  же братва  или кто-то из тех, кого  он  обобрал  до
нитки...
     Чутлашвили поднял руку, прося слова.
     --  Я  согласен, что  этот человек не  заслуживает лаврового венка и мы
сейчас  должны  решить:  или немедленно  нанимаем хорошего  исполнителя  или
возвращаем ему 75 процентов от его суммы. Если платим, я на  себя беру  одну
треть, благо спрос на ювелирные изделия достаточно стабилен.
     --  Спасибо,  Отари,  --  тихо  произнес  Арефьев.  Действие  наркотика
проходило и он начал испытывать  маету. --  Я постараюсь  как можно  быстрее
вернуть тебе деньги.
     В помещение вошел Воробьев  и поздоровался со  всеми за  руку.  Шефа он
приветствовал прикосновением к плечу.
     Фрезер  с Ионовым поддержали молодого грузина. Договорились: все деньги
привезет Чутлашвили и сделает это в течение двух дней.
     -- Что-нибудь выпьем? -- спросил Арефьев.
     -- Пожалуй, это отложим до лучших времен, -- сказал Ионов и взглянул на
Воробьева. -- Меня интересует, что Вадим насчет всего этого думает?
     -- Жалею лишь об одном, что  не пристрелил Раскола, когда  он со  своей
бандой явился сюда.
     --   И  напрасно   этого   не   сделал  --   закон  был  бы  на   вашей
стороне...Вооруженное нападение на частное владение...
     До сих пор молчавший Голощеков заметил:
     --  Не  так все просто...Если  бы  в доме оказался труп  кого-нибудь из
расколовской кодлы, дальнейшее проживание здесь было бы невозможно.
     --   Пожалуй,   ты   прав,  --   Чутлашвили   подхватил   свою   витую,
инкрустированную серебром трость и все поняли -- разговор окончен.
     Гостей  пошли провожать  Голощеков  с  Воробьевым.  Когда за  последней
машиной  закрылись ворота,  они  отправились в дом,  где вместе с  Арефьевым
провели совещание -- где и когда брать Коркина?




Глава десятая


     На  поиск  Коркина  отправились  Воробьев,  Буханец  и  оба   близнеца.
Финансист, как боец, в расчет не брался -- толстый, вечно потеющий, лишенный
всякого спортивного  начала, и вообще, как  выразился Голощеков,  жидковат в
коленях. Когда  они приехали в офис,  Зинич доложил Воробьеву, что он  ни на
минуту не отлучался  из  кабинета Коркина, а сам финансист никаких признаков
жизни не подавал.  Буханец даже предположил, что финансиста уже убрали  или,
купив новые плавки и крем для загара, он давно уже греет свои дебелые телеса
где-нибудь на рифах Мальдивских островов.
     Через сорок минут они припарковались в  метрах  двухстах от  резиденции
Расколова. Судя по открытым воротам и въезжающим  и  выезжающим с территории
"бочкам"   водоканала,   резиденция   Расколова    после   взрыва   дамбочки
захлебывалась вышедшей из берегов речушкой.
     Им  хорошо была видна продуваемая ветрами пустынная  улица и в открытую
форточку  несся  шорох  опавших  и  слегка  схваченных  первыми  заморозками
листьев.
     Однако наблюдение за резиденцией Расколова ничего не дало: через ворота
не проехала ни одна из его многочисленных иномарок.
     Воробьев набрал  номер  расколовского  телефона  и  долго вслушивался в
гудки. Линия безмолвствовала.
     -- Можно подумать, -- сказал он, -- что это мертвый дом.
     -- Черт возьми, кому  же верить, если даже такие, как эта божья коровка
Коркин, предает за милую душу...
     Но Воробьев на это смотрел более цинично.
     --  Этот бумажный червь всю жизнь  имел дело с большими деньгами  и как
никто другой знает им цену. И, видимо, те, кто его перекупил, точно угадали,
сколько может  стоить  предательство, --  Воробьев  вспомнил, как  во  время
клятвенного ритуала  в  кабинете  Арефьева,  Коркина  вырвало  после  глотка
коньяка на крови.
     Прождав часа полтора возле  резиденции Расколова, они направились домой
к  финансисту,  адрес  которого  знали  только три  человека:  сам  Арефьев,
Голощеков и Воробьев. Он жил в районе Нагатинской поймы, в доме, который ему
подарил Арефьев на его сорокалетие. За хорошую и верную службу...
     ...В  Москве между  тем посветлело,  сквозь кучевые  розово-крахмальные
облака пробивались синие лапины неба.
     Машину они оставили за магазином-стекляшкой, который уже не работал, но
был ярко изнутри освещен.  Напротив, через дорогу, белел двухэтажный  домик,
построенный в стиле "ласточкина гнезда".
     Они не пошли  через калитку, а перебрались через  металлическую ограду,
миновали в  пожухлых  листьях сад, и подошли  к зарешеченному  окну.  И  все
остальные  окна  тоже  были  схвачены  стальными  решетками, за  исключением
одного, узкого, окна, по-видимому, ведущего в подсобное помещение. Бронислав
довольно ловко отжал ножом раму и без труда открыл запоры.
     В  окно залезли Воробьев с Брониславом,  а  Буханец с другим  близнецом
Дмитрием остались снаружи.
     Из  окна  Воробьев  с  близнецом попали в чуланчик,  сплошь  заваленный
пустыми бутылками, ведрами и отжившей свой век обувью.  Оттуда они вышли  на
кухню и  Воробьев увидел как близнец, сморщившись, зажимает нос. На  газовой
плите, в  кастрюле и в сковородке,  лежали  остатки  еды, однако  тлетворный
запах исходил не от нее, а от лежащего на боку мусорного ведра...
     В комнатах тоже  царил разор и затхлость. В углах валялись ворохи бумаг
и старых целлофановых пакетов. И  хотя  мебель была дорогая,  -- белый лак и
кремовая кожа -- однако она терялась на фоне неописуемого бедлама.
     Они  обыскали  все  полки,   шкафы  и  секцию,  проверили  антресоли  и
наставленные друг на друга коробки, полистали книги, перерыли кучу брошенной
в шкафу  одежды, под которой нашли железную  банку из-под леденцов,  доверху
наполненную ювелирными  вещами:  кольцами,  серьгами, браслетами  и царскими
золотыми червонцами...
     --  Золото? --  не  к  месту спросил  Бронислав,  но Воробьев не  успел
ответить -- послышался отчетливый звук подъехавшего автомобиля.
     Воробьев кинул за пазуху руку и вытащил пистолет.
     -- У тебя есть оружие? -- спросил он Бронислава, но тот мотнул головой.
-- Все это добро высыпь себе в карманы, а я посмотрю, кто там пожаловал...
     Воробьев  выбежал  в  кухню и через окно увидел  стоящий возле  калитки
"ровер-800"  типа "хэтчбек",  который  видели  Голощеков  с  Шедовым,  когда
покидали виллу Расколова. Воробьев позвал близнеца.
     -- Встань за косяк и жди, -- сказал он и вернулся в комнаты.
     А  снаружи,  когда подъехала машина,  Буханец с  Дмитрием  находились с
торцовой  стороны дома.  Из  нее  вышел  незнакомый  им  человек  с  военной
выправкой. Он внимательно огляделся и, повернувшись  к  машине, дал  кому-то
знак  рукой.  Из "ровера" показался круглый  голый  череп Коркина.  Рядом  с
сопровождавшим его человеком, он казался пигмеем. Толстым, аляповато одетым,
с походкой Чаплина. Однако из машины вылез еще один человек и стал наблюдать
как Коркин с попутчиком направляются в дом.
     Финансист семенил, окунув руки в карманы неправдоподобно широких  брюк.
Когда они подошли к  крыльцу, сопровождавший человек  вдруг замер на месте и
начал  внимательно  осматривать  дорожку.  Видимо,  его  насторожили  кем-то
ворохнутые листья, оставившие на дорожке отчетливые отпечатки.
     -- Табань, Пузырь! -- окликнул он Коркина. -- Кто еще кроме тебя в этой
хате живет?
     -- В каком смысле?
     -- Здесь недавно  кто-то  был... Если ты, рвань, нас подставишь ментам,
убью, -- человек откинул полу плаща и вытащил пистолет.
     Буханец вопросительно взглянул на близнеца и приставил палец к губам...
     -- Иногда здесь кормятся вороны,  -- неуверенно ответил Коркин и шагнул
на  каменное крыльцо. Пока он открывал  ключами дверь, его попутчик отошел к
углу  дома и принял  настороженную стойку.  Затем,  сунув пистолет в  карман
плаща,  решительно  взбежал  на  крыльцо.  После  того  как  дверь  за  ними
закрылась,  снова  заурчал "ровер"  и через  несколько мгновений  отъехал от
калитки. На его месте закачалось сизое облачко.
     -- Идем, -- сказал  Буханец и первым сделал  шаг в  сторону крыльца. --
Надо быть острожным, у того фраера был "ЧЗ-75" на пятнадцать патронов.
     Однако они в дом не вошли. Со стороны калитки послышались шаги.
     -- Тсс! -- Буханец снова поднес палец к губам.
     От ворот к  дому направлялся еще один  незнакомец.  Это был высокий,  с
острыми  чертами  лица  субъект.  Руки засунуты  в  карманы куртки, движения
настороженные...
     -- Обойди,  Дима, вокруг дома  и встань у него за спиной... Послушаешь,
как я буду с ним калякать...Мы должны этого носатого спутать.
     Пригнувшись, чтобы его не заметили из окон дома и не приняли за чужого,
близнец  скользнул за  угол. Буханец вышел из кустов и направился  навстречу
незнакомцу. Однако  тот,  увидев  Буханца,  никак не отреагировал, лишь едва
заметно шевельнул рукой, находящейся в кармане куртки.
     --  Друг, не подскажешь, где здесь дорога на вокзал? -- спросил Буханец
парня, стискивая в кармане рукоятку "глока"...
     --  Я  не местный, --  человек повернулся лицом к  Буханцу, карман  его
куртки взбугрился. На Буханца явно уставился невидимый ствол  пистолета.  И,
возможно,  прозвучал бы  выстрел,  если бы  не молниеносный выход  на  сцену
близнеца. Тот  словно дрессировщик с  лассо, накинул  на шею  носатому петлю
нунчаков  и сделал  "ножницы".  Концами  текстолитовых палочек он  мгновенно
передавил сонные артерии и человек с  хрипом  начал терять остойчивость.  Не
снимая  петли, и, держась за нунчаки, близнец отволок тело в кусты росшего в
изобилии девясила. Когда близнец снова появился на дорожке, Буханец заметил,
как напарник отдыхивается. В повисшей вдоль бедра руке  был  зажат трофейный
"стечкин".
     Они взошли на крыльцо и Буханец дробно, рукояткой пистолета, постучал в
дверь. Через мгновение-другое она широко распахнулась и в ее створе появился
Бронислав. Он был бледен  и  дышал  так, словно только  что сошел с  беговой
дорожки.  Справа, в конце  коридора,  скованный  наручниками, лежал тот, кто
сопровождал Коркина. Буханец, оценив ситуацию, спросил Бронислава:
     -- Пришлось с бугайком повозиться?
     --   Немного...Тут  такая   грязища...   Когда   я  с  ним   схватился,
поскользнулся и чуть не пропустил удар ногой в солнечное сплетение...
     -- Где Воробьев? -- спросил Буханец.
     -- Я здесь! -- откуда-то сверху послышался сдержанный голос Воробьева.
     На  лестнице, ведущей  на  второй  этаж,  появился сверхбледный Коркин.
Одной  рукой  он держался  за перила,  другой  сжимал  целлофановый пакет  с
изображением  легендарного  "Титаника". Шедший за  ним  Воробьев  подтолкнул
финансиста и когда тот спустился вниз, кинул его в кресло. Коркина бил озноб
и весь его облик выражал крайнюю степень подавленности.
     Воробьев подошел к нему, взял из рук пакет и высыпал его содержимое  на
пол. На  грязный, некогда  пушистый  ковер  упали толстые пачки  долларов  в
сотенных купюрах.
     -- Все это добро хранилось в  тайнике, под тахтой,  -- сказал Воробьев.
-- Здесь допросим  или  отвезем в лес? Кто эти люди,  которые  тебя привезли
сюда? -- спросил он финансиста.
     Коркину на  секунду  захотелось быть героем,  но ему и этого ничтожного
шанса не дали.  Воробьев ударил  его под дых, затем схватив за  горло, начал
душить. Коркин  поднял пухлые руки, затряс ими, пытаясь защититься, но кулак
Воробьева пробил эту хилую защиту и почти нокаутировал хозяина дома.
     -- Не надо, я  все скажу, -- просипел Коркин.-- Это люди Расколова, они
выследили меня...
     Первым   шум   автомобиля  услышал  человек,  которого  они  бросили  в
наручниках в коридоре. Он с трудом поднялся, крадучись подошел к  окну и без
разбега  нырнул  в  него.  Зазвенело разбитой стекло  и  в  помещение  потек
прохладный ветерок.
     -- Это вернулись они, -- затрясся Коркин, -- нас здесь прикончат.
     Воробьев выбежал из комнаты и сквозь грязную  тюлевую занавеску увидел,
как из машины выскочили трое мордоворотов, сходу обнародывая разного калибра
стволы.  Один из них,  в светлых  кроссовках, и  в кожаной  кепочке, крикнул
тому,  который выбросился из окна: "Андрюха, пока  отдыхай, мы сейчас из них
сделаем мясной салат..."
     Коркин заерзал в кресле, он был на грани безумия.
     --  Стихни, бухгалтер, и не вздумай открывать рот! --  Буханец поднес к
лицу Коркина пистолет и вдавил ствол ему в щеку.
     -- Пока их трое, но,  судя по повадкам, им  очень  нравится стрелять по
живым мишеням, -- сказал Буханец.
     Парень в светлых кроссовках вбежал на крыльцо и сильно даванул на дверь
плечом. Двое других начали поднимать с земли выпавшего из окна и, видимо, он
им что-то сказал, ибо один из бандитов крикнул тому, кто был на крыльце:
     -- Макс, Андрюха  говорит, в доме  засели шестерки Арефьева...Слетай  к
машине  и  возьми  под  сиденьем   гранаты,  попробуем  эту  шушваль  оттуда
выкурить...
     Тот, кого назвали Максом, словно ужаленный, отскочил от двери и побежал
в сторону калитки, за которой отливал металликом бок "ровера".  И, возможно,
ему удалось бы  преодолеть с десяток  метров,  если бы его спина, на  уровне
восьмого  позвонка, не  оказалась  в прицеле  пистолета  Буханца.  Глушитель
умалил  звук выстрела,  раздался  ничего не значащий щелчок, однако  парень,
словно подсеченный на киносъемке конь, как  бы  споткнулся  и плашмя упал на
дорожку.
     -- Еще  один сукин сын отбегался, -- Буханец взглянул на стоящего рядом
Бронислава и подмигнул ему.
     Парень  явно был  захвачен  происходящим,  от волнения даже взмок.  Пот
катился по его смуглой щеке, но он его как будто не замечал.
     На улице кто-то заполошно,  злобно крикнул: "Убили гады  Макса!", после
чего  началась беспорядочная  стрельба.  Из "ровера",  с  автоматом в руках,
выскочил почти еще подросток  и перебежками,  словно  играя  в  войну,  стал
приближаться к дому.  И принялся остервенело  стрелять  короткими очередями,
при этом так же неестественно перекатываясь с места на место.
     -- Давайте, хлопцы, забирайте бухгалтера и  рвите к машине, -- приказал
близнецам Воробьев и увлек  всех в  другую  комнату, куда пули не долетали и
где в углу, накрывшись подушкой,  сидел  финансист.  Его била  мелкая дрожь,
страх парализовал волю.  Воробьев подошел к  нему и сорвал подушку. Это было
неузнаваемое  лицо  --  оказывается,  страх искуснее  любого  хирурга делает
пластические операции.
     -- Подъем, Гриша, и не вздумай корчить из себя инсультника, -- Воробьев
встряхнул Коркина.
     Буханец, подхватив  тяжелое  кресло,  и  несколько  раз  ударил  им  по
решетке...  Когда она вместе  с оконной  рамой со звоном вылетела  наружу, в
комнату потянулись  ароматы, доживающего свои  последние дни сада.  Близнецы
потащили  Коркина  к  окну.  Буханец  положил  подушку на  усыпанный мелкими
стеклами подоконник.
     -- Броня, давай этого Иуду  сюда! А ты, Димка,  сигай вниз, примешь эту
вонючую  тушу...  И  с ним  бегом к  машине...Мы вас  прикроем, --  Воробьев
механическим  движением  отщелкнул из  пистолета обойму, убедился  в наличии
патронов и снова вставил ее на место...
     На противоположной стороне дома звякнуло стекло и выбежавший в  коридор
Воробьев  увидел  как один  из нападавших  пытается  залезть в  узкое  окно.
Подошедший Буханец тоже это видел  и ждал, когда в проеме покажется лицо, но
его опередил Воробьев. Он рукояткой пистолета  ударил по пальцам человека  и
тот, вскрикнув, сорвался вниз.
     Автомат молчал, возможно,  у стрелявшего молокососа кончились патроны и
он так же, перебежками,  и  перекатами направлялся обратно к "роверу", чтобы
заменить магазин...
     Воробьев  с Буханцом не  стали ждать  и вернулись в  комнату.  Она была
пуста, возле кресла  одиноко лежал целлофановый пакет  с деньгами. Воробьев,
бросив в пакет коробку с драгоценностями, подхватил его и направился к окну.
Одним махом  они оказались  на земле, нырнули в кусты девясила, окропленного
слезами осени.
     Они  побежали,  по  лицу  били жесткие  ветки, лапки  крыжовника  цепко
хватали за одежду, но это уже были вполне преодолимые помехи. Всем существом
они ощущали  освобождение от  пережитого  страха,  который  не  умаляется ни
богатым опытом былых сражений, ни железной стойкостью...
     Они  уже  были за пределами сада, вступили  на  хлюпающую  пожню, когда
позади   снова  зазвучали  короткие  автоматные  очереди.  У  Буханца  после
перенесенного недавно ранения утяжелилось дыхание и он на мгновение задержал
бег.
     --  Уже близко, вон наша машина,  -- подбодрил его Воробьев. -- Не знаю
как тебе, а мне близнецы понравились. Не кровожадные  и вместе с тем реально
оценивают ситуацию.
     -- Что ты  хочешь  -- современная  молодежь, прагматики... Я сейчас  за
одну затяжку отдал бы получку и два выходных,  -- Буханец расстегнул верхнюю
пуговицу на рубашке, ему казалось, что она мешает дышать полной грудью...







Глава одиннадцатая


     В машине Коркина начало  рвать и расслабило  до  такой степени, что  он
обмочился.  Просил  остановить машину, однако, его  просьбу проигнорировали.
Его привезли в офис и под  равнодушными взглядами охраны доставили на шестой
этаж,  в  его  кабинет.  Своими  ключами  финансист открыл  сейф.  Нутро его
напоминало жилье Коркина, откуда они только  что  приехали: бумаги и  деньги
лежали вперемешку с разным канцелярским и другим  хламом, начиная от коробок
со скрепками и  кончая женскими трусиками.  И  в этом чудовищном беспорядке,
смятые,  словно использованная  туалетная  бумага,  ютились  государственные
краткосрочные облигации на более чем 600 тысяч долларов. Однако эксклюзивной
находкой оказалась копия расписки, которую он дал на имя Расколова. Речь шла
о  получении  Коркиным 20 тысяч долларов.  Деньги лежали  в  коробке  из-под
гаванских сигар.
     В   барахле    они    также   обнаружили   новый   "браунинг",   стопку
порнографических открыток, сувенир-сюрприз в виде пениса-зажигалки...
     --  Зачем  тебе  столько  этой  гадости?  --  Буханец  бросил  на  стол
целлофановый кулек, полный фигурных презервативов.
     Коркин сидел тут же, угрюмо молчал, вре