танг" Голощекова внушали ей  страх и почтение. У
Расколова  от запахов  оружейного  масла и вида  вороненых  стволов  с  лица
слетела пунцовость, щеки обвисли и в руках появилась предательская дрожь.
     Голощеков взглянул  на часы, которые висели над бильярдным столом -- до
взрыва  дамбочки  оставалось чуть  больше  десяти минут.  И  он,  подчиняясь
внутренним ощущениям, пошел на обострение ситуации.
     -- Перестань,  Раскол,  выпендриваться, мы  ведь  пока тебе даем,  а не
отнимаем. Пиши расписку и  мы по-хорошему  отсюда выметаемся, если, конечно,
уберешь с дороги своих лабрадоров.
     Расколов подошел к столу и взял пачку сигарет, однако, тут же вернул ее
на  место.  Было  видно как тяжело  он  пережевывает  только  что  сказанное
Голощековым. Предпочел сигаретам спиртное: из темной граненной бутылки налил
себе  почти полный  фужер,  и,  взяв его за  тонкую  талию  двумя  пальцами,
медленно,  чтобы  не  пролить,  поднес  ко  рту.  И так  же  медленно  начал
опорожнять бокал. Он напоминал ленивца, которому нет никакого дела до такого
пустяка, как время...
     -- Уведи  людей! --  гортанно  выкрикнул он Кривозубу.  --  И  вы  тоже
убирайтесь и передайте Арефьеву, что я с него  сниму три шкуры  и  сделаю из
них абажур... А тебя помощничек... -- мать-перемать, -- похороню без гроба и
на  могилу  положу венок  из  кровельного  железа,  а  вместо  памятника  --
черепушку твоего шефа...
     -- Гони, Раскол, расписку, -- повторил Голощеков. --  В  комнату  снова
ввалились  люди  Кривозуба   и   недвусмысленно  дали  понять  --  аудиенция
закончена...
     Но  Голощеков и  сам  не стремился  продолжать  и без того затянувшийся
"светский раут". На часах было без пяти минут до взрыва...
     Они  поднялись  и  направились  к  выходу.  Первым  за  Кривозубом  шел
Голощеков, за ним,  пятясь, отступал Шедов. Руки у них находились в карманах
плащей, сжимая в ладонях пистолеты.
     Вышли  в  коридор и в  обоих его  концах  увидели  людей с напряженными
лицами...
     -- Не  спускай глаз  с  того, который  в  темных  очках, -- предупредил
Шедова  Голощеков. Но  Шедов и сам видел, что затемненный  парень выделяется
среди других и слишком близко его рука находилась к откинутой поле пиджака.
     --  Ты не забыл отжать предохранитель? --  ответил Шедов любезностью на
любезность.
     Они дошли  до угла и повернули направо, в сторону холла, который им еще
предстояло пройти. В  холле  находились  еще  четверо  крепких парней.  Двое
стояли  у  самых дверей,  и  двое других -- у столика, на  котором Голощеков
оставил свой газовый "вальтер". Однако ему  никто не  предложил забрать  его
назад.
     Послышались торопливые шаги, они приближались и Шедов негромко  сказал:
"Видимо,  Раскол  забыл  что-то  важное  нам  сказать..."  И  действительно,
Расколов, не удостоив вниманием Шедова, подошел к Голощекову и встал лицом к
лицу.  Полы его пиджака были расстегнуты, на лацканах серебрилась дорожка из
сигаретного пепла, галстук доходил ему почти до колен.
     -- Сделай, Раскол, одолжение,  отвали на пару шагов, а то дышать нечем,
-- Голощеков, демонстративно отвернулся.
     Расколов побагровел, словно до инсульта остались считанные мгновения.
     --  Закрой  щель,  --  сказал  он,  и притрись к  тому,  что  я  сейчас
скажу...Вам с Арефьевым выделено господом  Богом всего двадцать четыре часа,
после  чего вас ждут гробовая доска и вечное блаженство. Понял или повторить
по-китайски?
     Голощеков демонстративно, свободной рукой, вытащил из кармана мобильник
и  набрал  номер Арефьева. Ответила Злата, голос  расстроенный.  Он не  стал
отключаться и  громко,  чтобы слышали все,  сказал: "Злата, передай  Герману
Олеговичу, что мы заканчиваем визит к господину Расколову. Деньги вручили и,
в принципе, нашли с ним общий язык..."
     Голощеков,  взглянув  на  Шедова,  направился  на  выход. Однако  самым
опасным местом мог оказаться участок между крыльцом и воротами. Их  свободно
могли застрелить из любого окна,  хотя и не без риска для тех, кто ждал их у
калитки.
     Шедов чувствовал, как у  него под  мышками текут струйки пота, а во рту
--  ссыхается горячий песок.  Он сглотнул горечь и  бросил взгляд на здание,
откуда только  что они  вышли. На фронтоне, украшенном лепниной, он прочитал
год постройки особняка -- 1936.
     Когда они  уже  вплотную  подошли  к  калитке, за  воротами  послышался
автомобильный  сигнал. Створки  кованных ворот  медленно  раздвинулись  и на
территорию  въехал  серебристый "ровер-800"  типа "хэтчбек". Внимание Шедова
вдруг привлек  овал  человеческого  лица, мелькнувший в бликах  затемненного
лобового стекла. Шедов мог поклясться, что это лицо он раньше уже видел.
     Едва они успели  переступить порог  калитки, как охранник в камуфляже с
силой  ее захлопнул.  Такая  бесцеремонность  как бы  лишний  раз показывала
бессилие  расколовской  челяди.  Но буквально через секунду  все  это  стало
малозначительным:  взрыв  прогремел  с  такой  силой,  что  чечевицеобразные
плафоны  светильников  на  столбах,  подобно  бабочкам,  опали  на  землю, а
бежавших к машине  Голощекова с Шедовым  бросило на землю и несколько метров
волокло по выщербленному асфальту.
     К  ним  подкатила  "хонда" и  выскочившие  из нее  Зинич с  Брониславом
помогли им подняться и залезть в машину.
     Несмотря  на переполох,  у  Шедова  из  головы  не  выходил  тот  самый
искаженный стекольными бликами образ, который он увидел в машине, въезжающей
в  ворота  расколовского  особняка..  Отдышавшись  и  закурив  сигарету,  он
рассказал Голощекову о своем смутном видении.
     --  Как  ни странно,  то,  что я  там увидел,  очень  похоже  на вашего
финансиста... Гришу Коркина...
     В салоне наступила  навязчивая тишина. Несколько раз кашлянув  в кулак,
Голощеков сказал водителю:
     -- Паша, сворачивай направо, заедем к нам в офис, а потом в Опалиху,  к
шефу, -- больше помощник не проронил ни слова.
     В офис они  направились с Зиничем. Последний остался внизу с охраной, а
Голощеков поднялся на  шестой  этаж. Секретарша  была  на  месте, и он у нее
спросил --  когда  она последний раз видела Коркина?  Оказалось, что  тот  в
последние дни на фирме не появлялся.
     Голощеков  подошел к двери  кабинета финансиста и нажал на ручку. Дверь
открылась.  Его интересовали два  верхних  ящика в  рабочем  столе  Коркина.
Голощеков,  усевшись  в кресло, стал проводить им  тщательную ревизию. Делал
выписки  и  снова листал. Затем он достал с полки толстую папку,  на которой
было  написано:  "Бухгалтерский отчет за  1999 год".  Особый  интерес у него
вызвали два неподшитых документа. И  по  мере того,  как он углублялся  в их
изучение, на лице появлялись разного рода выражения -- от настороженности до
глубокой растерянности.
     Голощеков сделал  звонок в Департамент лицензий при московской мэрии и,
представившись помощником депутата Госдумы Кузьминой, занимающейся вопросами
малого бизнеса, получил необходимую информацию.
     После того  как все  бумаги легли на место,  он  попытался "порыться" в
компьютере. Однако то,  что  он искал, требовало времени  и большего опыта в
поисках такого рода информатики.  Вытащив из процессора  дискету, и  взяв из
ящика стола четыре других, он вышел из кабинета.
     Через  тридцать минут  они  с Шедовым приехали  в  Опалиху. У  Арефьева
только  что побывал врач -- не ободривший и не открывший  всей правды о  его
роковой болезни. Однако после ухода Камчадалова,  он  поднялся  с постели  и
облачился в свой старый махровый  халат. Дренаж, по-прежнему присосавшийся к
правому  боку,  заставлял его  осторожно  передвигаться и  не  делать резких
движений.
     Когда Голощеков с Шедовым вошли в дом, лицо Арефьева просветлело. Злата
постаралась: на столе  задымились  глиняные горшочки с чахохбили, на большом
блюде  аппетитно розовели  тонко  нарезанные  ломтики  лососины с  хреном  и
оливками. Глаз  радовала гора фруктов,  возвышающаяся на  большом фарфоровом
блюде. Когда все уселись за стол, хозяин сказал:
     --  На  девятнадцать  часов   у  меня   назначена   встреча  с  членами
координационного   Совета,   а   сейчас  рассказывайте,   как  вас  встретил
Расколов...
     После  того  как  фабула  визита  к  Расколову  была  изложена, Арефьев
резюмировал:
     -- Нам, наверное, легче  договориться с Генеральной прокуратурой, чем с
этим грязным субъектом.
     Голощеков смотрел на шефа и  заранее жалел его. Он понимал, как  больно
ударит по нему вероломство Коркина.
     Помощник  переглянулся с  Шедовым, словно советуясь  -- сейчас начинать
неприятный разговор или  отложить до утра? Шедов опустил голову и Голощеков,
внутренне собравшись, начал говорить:
     -- Скверные вести, Герман Олегович...Как бы это сказать...
     -- Прямо и руби. Что там у тебя стряслось?
     -- К сожалению, у нас...Подставил фирму не Вахитов, грех на Коркине...
     Арефьев беззвучно положил вилку на скатерть, продолжая держать в другой
руке длинный с серебряной ручкой нож.
     --  Повтори, что ты  сказал, -- за  столом  наступил ледниковый период.
Арефьев,  не  поднимая глаз от тарелки,  напрягся, словно ожидая выстрела  в
затылок. -- Повтори, что ты сказал...
     --  Когда мы  сегодня под стволами пистолетов уходили от Расколова,  на
территорию въехала машина, и Виктор...
     -- Подожди, пусть расскажет сам Виктор, -- Арефьев взглянул  на Шедова.
-- Ну, что там произошло?
     Шедов ковырялся в тарелке и не сразу начал говорить.
     -- Я увидел в машине, которая въезжала во двор дома Расколова, вроде бы
знакомое  лицо,  но сразу не мог сообразить, кому  оно  принадлежит. Вернее,
догадался-то я сразу только не мог в это поверить...Мало ли, обман зрения, я
ведь Коркина не так часто видел...
     -- И это все? --  как будто Арефьеву полегчало, слишком неубедительными
показались обвинения в адрес его финансиста.
     Снова заговорил Голощеков.
     -- Сначала  я тоже  подумал,  что  Виктор  в  той  стрессовой  ситуации
неадекватно воспринимал происходящее, однако...
     -- Да не  тяни ты резину! -- Арефьев в сердцах бросил на стол салфетку.
-- Мне  надо наверняка знать -- да или нет. Надеюсь, вы представляете, какие
могут быть последствия и  для  него и для  нас  с вами. И, конечно, для этой
сволочи Расколова.
     -- Я только что  побывал в нашем офисе и просмотрел в кабинете  Коркина
кое-какие бумаги, после чего многое встало на свои места.
     -- А именно?
     -- Во-первых, в его записной книжке указаны все телефоны Расколова и, в
том числе, номер его мобильника. Можем хоть сейчас позвонить по этому номеру
и вы сами убедитесь.
     -- Дальше! -- голос Арефьева приобретал бронзовый тембр.
     Голощеков достал из  кейса бумаги: лицензии на открытие  двух обществ с
ограниченной ответственностью на имя Евгения Коркина, родного брата Григория
Коркина, договор о выдаче кредита...
     --  Вот,  пожалуйста,  две  фирмы "Омега"  и  "Домино"...Первой  Коркин
отпустил кредит в 300 тысяч долларов, другой --  250 тысяч...Я навел справки
в Департаменте по лицензиям и действительно, до мая этого года эти фирмы еще
функционировали. Сейчас их нет и  в помине. Фирмы фантомы и  Коркин со своим
братом нас умыл почти на полмиллиона...
     --  Как  же  он  мог давать  кредит без  моего согласия и без  согласия
акционеров?
     --  А вот  смотрите,  копия  авизо,  с  помощью  которого  деньги  были
перечислены  с  нашего  счета на счета  этих  подставных фирм.  Все атрибуты
налицо: подписи, номера счетов, печать...Если помните, в апреле  на  таможне
были задержаны  три тысячи тонн  голландского спирта, который поступил к нам
из  Эстонии. Но это  все фуфло, путем нехитрых манипуляций Коркин растаможил
спирт и, минуя наши склады, продал  его  фирме "Золотой ярлык"  по  бросовой
цене -- доллар за  литр. Вот  накладная, можете убедиться,  какого ядовитого
гриба мы у себя держали...
     -- Клоп!  Где он сейчас? -- Арефьев встал из-за стола и подошел к окну.
Пейзаж  за ним -- тоскливее не  придумаешь: листья  с деревьев  почти опали,
земля в ледяных разводах, нудные порывы ветра с первыми снежинками.
     -- Исчез. Я  оставил  в его кабинете  Зинича...Но кроме бумаг у нас еще
есть  компьютерные  дискеты.  Возможно, то,  что  мы  сейчас  знаем,  только
цветочки...
     Арефьев, опустив голову, тер поясницу. Болело.
     -- Вызови Смирнова, пусть он займется  дискетами, а  ты  мне найди  эту
двуличную сволочь и  живым  или мертвым  притащи сюда. А я-то, дурак, думал,
что у меня дружная семья, одна сплоченная команда...А  ведь он вместе с нами
клялся на крови...
     -- Этим и ответит, -- Голощеков нервничал. -- Если Коркин действительно
навел Расколова на нашу машину  и виноват в смерти ребят, я его утоплю в его
собственном дерьме.
     --  Перед  тем, как  везти  деньги в аэропорт, они находились  в  сейфе
Коркина и, конечно, он знал о сроках...Он все знал, щитомордник.
     -- Надо вызвать Воробьева, мне кажется, тут без стрельбы не обойтись.
     --  Ради  Бога,   только  без  шума.  Об  этом  не  должны  знать  наши
акционеры...
     -- А члены координационного Совета? Ведь кто-то из них тоже держит наши
акции, -- сказал Голощеков.
     -- Я,  разумеется, обязан их поставить в  известность, хотя мы сами еще
не все знаем...После сегодняшнего взрыва Расколов может пойти ва-банк.
     -- Или подожмет хвост, -- впервые в разговор вмешался Шедов.
     -- И мы должны ему в этом помочь, -- Арефьев взглянул на часы. -- Через
тридцать  минут  начнут съезжаться гости. Иди вниз и встреть  их  там...Будь
поприветливее,  от  них многое зависит,  --  обратился  он к  Голощекову. --
Улыбайся, веди себя так, как будто мы получили два Оскара -- за исполнение и
за  режиссуру...Впрочем,  пока  мы  выступаем  в роли заурядных статистов  и
играем по сценарию Раскола...
     -- Где будем заседать? -- здесь, в вашем кабинете, или в гостиной.
     -- В  нижнем зале. И  пусть срочно сюда  направляется Воробьев. Кстати,
кто сегодня дежурит на территории?
     --  Близнецы...Люди  Виктора,  --  Голощеков  с  симпатией взглянул  на
Шедова. Тот встал и стал прощаться.
     Нижний зал, расположен на первом подземном этаже и  он же бомбоубежище,
на  случай  атомной войны. Никто, разумеется, не  думал, что  война,  а  тем
более, атомная  вот-вот начнется,  скорее это было данью моде, неким изыском
внезапно разбогатевших людей.
     Наверху  располагались   финская  и  русская  бани,  этажом   выше   --
бильярдная, автономная электростанция, боксики  для кислородных  баллонов  и
небольшой продовольственный склад НЗ.
     Выйдя  от  Арефьева,  Голощеков позвонил  Воробьеву.  Затем  связался с
Зиничем,  однако тот ничего  определенного относительно Коркина сообщить  не
мог. Финансист в офисе не появлялся.
     Вскоре  позвонил один  из близнецов Бронислав и сказал,  что к  воротам
подъехала иномарка.  Голощеков  вышел  на  крыльцо, и  распорядился  открыть
ворота. В них величественно вкатился светло-голубой "Бристоль" с президентом
коммерческого  банка  "Русич" Борисом  Фрезером. Пышнотелый блондин вышел из
машины.  Он  никогда не служил  в армии и, наверное, потому  имел слабость к
армейской  униформе. На нем  был  десантный камуфляж  и  такой  же расцветки
бейсболка.
     В своем кругу Фрезера называли ходячим анекдотом. И верно, не успел  он
поздороваться с Голощековым, как начал рассказывать одну  из своих баек: "На
одного  директора  завода наехали рэкетиры: "Кошелек  или жизнь!" --  "А вам
какие деньги -- мои или государственные?" --  "Конечно, твои,  мелочь нам не
нужна..."
     Фрезер  заразительно   засмеялся,  откинув  голову   назад.  Двое   его
телохранителей, сохраняя  олимпийское  спокойствие, присматривались  к месту
прибытия.
     -- Сразу пойдете к Герману Олеговичу или подождем остальных? -- спросил
Голощеков.
     -- Покурим...время еще терпит...Банкир  спрашивает у своего  служащего:
"Какой сегодня день?"  -- "Сегодня у нас вторник," -- отвечает тот.  --  "То
есть  как это "у  нас? -- сердито восклицает банкир, -- с каких пор вы стали
моим компаньоном?"
     Президент русского Дома  "Бирюза"  Павел Ионов  приехал  на темно-синем
"Ягуаре".  Это  высокий,  седеющий  человек,  в  костюме под  цвет машины, с
бордовым  галстуком. "Классический профиль, -- подумал о госте Голощеков, --
такие нравятся женщинам..."
     Фрезер поздоровался и  обнялся  с Ионовым и тут  же начал  рассказывать
анекдот.
     Третий  член Совета прибыл  на "скромном" "мерседесе Е-класса" красного
цвета.  Из машины  вылез довольно молодой  смуглый  человек,  опирающийся на
трость.  Отар Чутлашвили -- владелец самого  престижного в Москве ювелирного
магазина "Алмазная россыпь".  Трое его охранников быстро заняли свои позиции
-- по  бокам и за  спиной шефа. Однако такое множество  вооруженных людей на
территории не очень устраивало Голощекова. Он подошел к близнецам, стоящим у
ворот,  и предупредил их смотреть в  оба. Они уже начали  закрывать  ворота,
когда  подъехал джип Воробьева. С ним были Буханец и Чугунов.  Переговорив с
приехавшими, Голощеков повел гостей в дом.
     Пошли  через дверь,  выходящую  на другую  половину  дома. Они миновали
коридор, два лестничных перехода и попали в небольшое помещение с лифтом.
     В  "бомбоубежище"   уже   находился  Арефьев.  Он   только  что  сделал
обезболивающий укол и принял релаксатор, отчего  его движения были несколько
заторможенными.  Однако  он   довольно  энергично   поздоровался  с  каждым,
приложился  щекой  к  щеке...Особенно  долго  тряс  руку Чутлашвили, бывшему
"афганцу", потерявшему ногу под Кандагаром.
     Фрезер громко стал рассказывать  очередной анекдот:  "Лежит  при смерти
бухгалтер фирмы..." Однако рассказчика перебил Ионов:
     -- Надеюсь, вы знаете, что сегодня главой правительства России назначен
"рентгенолог" Владимир Путин...А  ля Андропов, и лексикон у него такой же --
дисциплина, порядок...
     --  Лучше  разведка,  чем  продажная   налоговая  полиция,  --   сказал
Чутлашвили. -- Вот только жалко доллар может покраснеть...
     Фрезер был другого мнения, улыбка не сходила с его румяного лица.
     --  Почему  доллар зеленого цвета? --  спросил  он, оглядывая  всех  по
очереди. -- Отвечаю: потому  что зелень --  это знак неувядаемости и  вечной
священной весны...
     Арефьеву такие  разговоры были на руку. Само собой обозначалась тема об
исчезновении  двух  миллионов.  Он коротко  обрисовал  ситуацию  и ему  было
безразлично,  как собеседники воспримут его  слова. Но  когда он  назвал имя
Расколова, Фрезер, согнав с лица благодушие, выкрикнул:
     -- Да  этот кабан  давно уже  заслуживает пули.  Все его бабки насквозь
пропитаны кровью. Первый  свой  срок  он  мотал за  то,  что облил спиртом и
поджег молодую девчонку. В порыве ревности, как он оправдывался на суде... и
отделался тремя годами...
     --  Мне  наплевать на его моральный облик, --  возразил Арефьев. --  Он
может быть распоследней сволочью, но за деньги отвечаю я...Мало  того, что в
результате этого я потерял шестерых человек, но я еще и теряю доверие...
     -- Никто об этом не говорит! -- вскипел Чутлашвили.  --  Мы  знаем вас,
Герман Олегович, как авторитетного человека и, я  думаю,  -- грузин осмотрел
всех  сидящих  за столом,  --  и,  я  думаю,  никто  в  вашей  честности  не
сомневается. Однако  надо  разобраться  и вместе  подумать, как  эти  деньги
вернуть Расколову.
     Повисла пауза.
     -- Будь моя воля, я бы этому засранцу и копейки не дал, на его счету...
-- Ионов стал загибать пальцы, -- рэкет, грабежи, шантаж и, говорят, не одно
мокрое дело. Это он Федю Фильчикова заколотил в гроб и на трое суток оставил
в   лесу.  Хорошо,  какая-то  старуха  собирала  валежник  и  услышала   его
стоны...Этот гад однозначно сумасшедший  и таких надо убивать  или всю жизнь
держать на цепи в клетке...
     Разговор начинал походить на заседание военного трибунала.