...
     -- Эту проклятую хату надо спалить, -- садясь в машину, сказал Чугунов.
-- Там полно наших следов...
     -- Так в чем  же дело? -- подзадорил его Голощеков. --  Бери канистру и
дело с концом.
     --  Ты  это  серьезно?  --  Чугунов,  ища  подтверждения,  взглянул  на
Воробьева.
     -- Я согласен, чумное место другой участи не  заслуживает. Сеня, далеко
у тебя канистра с бензином?
     -- В багажнике нашей "девятки", только оставьте что-нибудь про запас.
     Борис  открыл  багажник  и,  подхватив  из  него  черную  пластмассовую
канистру,  направился с  ней  в дом. Но  вскоре,  пятясь,  вышел  из дверей,
поливая  из канистры  крыльцо  и  стены дома...Передав  канистру Семену,  он
вжикнул газовой зажигалкой и, не раздумывая, бросил ее в  парящее бензиновое
озерцо. Пламя потекло по крыльцу, перекинулось через порог и стало ластиться
к стенам, мебели, быстро взбираться по лестнице...
     Они  еще не проехали и пяти километров, как над садами взвился огромный
стог огня, не оставляющего сомнений в  том, что огненная стихия доведет дело
до конца...




Глава шестая


     Арефьев пребывал в трауре. Погибших телохранителей Рюмку  и Заполошного
похоронили   на   Химкинском   кладбище.   Буханца   положили   в   частную,
полуподпольную,  клинику,  где  после  сделанной  операции  он  уже  шел  на
поправку.  Там  же  два  дня  лежал  Чугунов.  Ему повезло:  пуля, задев  по
касательной брюшную полость, прошла сквозь карман, в котором лежала запасная
обойма от пистолета.
     Воробьев лечился, что называется, в амбулаторных условиях.
     В  дороге, когда  они  возвращались  из Хлебниково, состояние  Вахитова
стало  угрожающим. Пульс почти не  прощупывался,  и  Голощеков велел  Борису
отвезти его в ближайшую больницу.  Однако через пару  километров стало ясно,
что до больницы он не дотянет: Борис по  мобильнику вызвал "скорую помощь" в
район метро Таганская... Однако сердце Вахитова перестало  биться за полторы
минуты  до прибытия неотложки...Борис вынес тело из машины и, положив его на
скамейку, уехал...
     Труп  Полоза, который привезли в Опалиху, оставили на ночь в гараже  --
на  дощатом настиле,  положенном на сдвинутые капоты двух машин. В первую же
ночь,  Арефьев, взяв фонарик,  спустился  во двор.  К нему подошел  охранник
Борис, но хозяин жестом дал понять, чтобы его оставили одного.
     Он зашел в гараж  и включил свет. Долгое, плоское тело Полоза  казалось
отчужденно беспомощным.  Кто-то  из  охраны  в  его  сложенные на груди руки
вставил сигарету. Арефьев, сочтя  это издевательством  над мертвым, выдернул
сигарету и бросил ее под машину.
     Постояв несколько минут  над  трупом,  и, не получив от свидания  с ним
успокоения, он  отвел взгляд от  заострившегося,  объятого желтизной  лица и
пошел на выход. Злата ждала его  на крыльце. Он обнял ее за  плечи и  увел в
дом. В постели долго ворочался, отчего растревожил бок и ему пришлось встать
и принять лекарство.
     Прошедший  день  он считал позорным. Утром состоялся "разбор  полетов".
Воробьев, с рукой на перевязи, рассказал о том, что  произошло в Хлебниково.
Выслушав доклад, Арефьев, по очереди оглядев присутствовавших, неопределенно
сказал:
     -- Смерть не есть зло...Дело в другом.
     И он завел речь  о деньгах. При этом Арефьев  выразительно посмотрел на
финансиста  Коркина. Тот, не заглядывая  в лежащий перед  ним  лист  бумаги,
назвал цифру -- 700 тысяч долларов.
     -- Это  все, что нам удастся наскрести, -- сказал  он. -- Вы же знаете,
наш груз  задержан на таможне  Украины, а это не много,  не мало, три тысячи
тонн спирта.
     --  Я знаю, --  сухо перебил финансиста Арефьев. -- А кредит, о котором
мы с тобой говорили? Я имею в виду "Альфа-банк"...
     -- Там  слишком высокие  ставки...В банке  "Столичный",  где приемлемые
проценты, мы уже взяли кредит,  другие  наши  средства  брошены в Тюмень, на
разработку новых нефтяных полей...Кроме  этого, до первого  числа мы  должны
произвести выплату акционерам  общества  "Северное  сияние"...Это  последний
срок, после чего к нам могут быть применены солидные штрафные санкции...
     --  Не много ли этих санкций? -- Арефьев взглянул  на часы. -- С минуты
на минуту должен звонить Расколов -- что мы ему скажем?
     --  Может, пока  не  стоит ставить его в  известность?  --  предположил
Голощеков.
     -- Не будем наивничать, ему уже наверняка все известно.
     --  Но  есть  другой  вариант,  --  Воробьев  отпил  из  своего  фужера
минеральной воды. -- Бортинженер умер  и мы в конце концов можем все списать
на него. Я  понимаю, это не по правилам, но надо  учитывать,  что нас кинули
именно по его наводке.
     Арефьев взглядом остановил Воробьева.
     -- Кто кого кинул еще неизвестно, а за доставку валюты целиком отвечаем
мы. Но  это для нас не только вопрос чести, но и вопрос выживания. Я не хочу
пугать вас, но не исключается крупная разборка. Возможно, даже с применением
оружия  и  взрывчатки...Поэтому  Воробьеву  и  Голощекову  надо  подумать  о
безопасности  нашей фирмы. Как вы думаете заменить  вышедших из строя людей?
-- обратился он к Воробьеву.
     --  Мы уже давно  работаем  с охранной фирмой  "Вердикт"...Вот  и Борис
оттуда и Буханец, так что...
     ...В   половине  одиннадцатого   утра   телекамеры  наружного  слежения
зафиксировали человека,  который подошел  к калитке.  В  руках  у  него была
двухлитровая стеклянная  банка  с содержимым  белого  цвета. Охрана впустила
козьего пастуха. Как  будто погода его  не касалась:  он  по-прежнему был  в
дырявых,  на  босу  ногу,  кедах  и  в своей  потерявшей  первоначальный вид
выгоревшей безрукавке. Подошедший Борис завел с ним разговор.
     -- Хозяин сейчас обедает, -- сказал он Раздрыкину. -- Что ему передать?
     Пастух протянул охраннику банку с молоком.
     -- Передайте  вот это, жена только что подоила, -- он собрался уходить,
но что-то передумав, обратился к Борису. -- Передайте Герману Олеговичу, что
справедливость все же восторжествовала. Он поймет, о чем идет речь...
     --  Обязательно  передам,  --  улыбнулся  Борис, --  и,  я  думаю,  это
понравится ему.
     Не успела  калитка  захлопнуться за пастухом, как у ворот строения No 9
остановилась  серая  "волга". Из  машины  вышел  довольно  высокий,  средней
комплекции,  человек в форме подполковника милиции. Не  спеша  он  подошел к
воротам, и нажал  на  звонок. Это  был  Коризно,  начальник  отдела  милиции
Опалихи. Его встретили  с почтением. Сам Арефьев провел его в свой кабинет и
открыл  бар.  Однако  Коризно  от  выпивки отказался, лишь заметив: "Если не
сложно, то чайку бы я стаканчик выпил ..."
     -- В газетах  пишут  о  покушении  на редакторшу,  --  сказал  Арефьев,
наливая  в фужеры  минеральной воды. -- Наверное, недостатка в версиях у вас
нет?
     -- Основные две: разбой с целью похищения автомашины и вторая версия --
заурядная месть. Вы же знаете,  что наши СМИ  за последние годы стали своего
рода киллерами и...в ответ получают по полной программе.
     -- А куда денешься, издержки демократии. А кому мог помешать наш мэр?
     -- С ним сложнее...Но пока  ничего определенного сказать не могу...-- Я
вам  принес  документы, --  подполковник достал из папки и  положил на  стол
официальные   бумаги.  Это  разрешение   на  хранение   и  пользование  двух
гладкоствольных ружей. Прошу...
     Речь шла о  шестизарядном "ремингтоне" двенадцатого калибра и о "тулке"
шестнадцатого калибра...
     Арефьев взял в руки важные для него бумаги.
     -- Исполнение  просто  классическое,  -- сказал он  и протянул  Коризно
руку. Они обменялись рукопожатием.
     -- Что  вы  хотите,  компьютерное  оформление,  чистописание...Хороший,
между прочим, у вас чай, наверное, цейлонский, -- сказал подполковник.
     -- Честно  говоря, я  в  этом не разбираюсь.  Обычно я  пью шиповник  в
пакетиках, крепкий чай мне пока нельзя...
     Помолчали.  Это были абсолютно  разные  люди, без  каких бы то  ни было
точек соприкосновения. Взглянув на хозяина дома и, видимо,  уловив  какой-то
свой момент, Коризно сказал:
     -- В прошлый раз мы  разговаривали с  вами насчет  моих сотрудников...Я
посоветовался   с   начальством   и    оно   в    принципе    не   возражает
против...спонсорской поддержки. Только чтобы это особо не рекламировалось...
     Арефьев встал с кресла, подошел к сейфу и достал оттуда пачку долларов.
Отсчитав несколько купюр, вернул их обратно в сейф.
     -- Здесь четыре тысячи пятьсот...
     --  Огромные  деньги.  Я сейчас  напишу вам  расписку,  -- подполковник
покрылся  пунцовой  краской и лихорадочно стал обивать  себя по  карманам  в
поисках ручки.
     --  Прошу вас,  Михаил  Иванович, не делать  из  этого  бюрократической
канители. Ваши ребята хорошо  поработали  и общество обязано их  поощрить. А
эти деньги я заработал честным трудом и пусть ваша совесть будет спокойна..
     -- Ладно, я так, для проформы, --  Коризно встал. -- Ладно, -- повторил
он,  -- у меня  нет слов, чтобы выразить вам  свою признательность...  -- Он
извинялся,  долго  тряс  руку  Арефьеву и,  вытерев ладонью  вспотевший лоб,
раскланялся.  И что-то в  плечах Коризно  изменилось, они как будто стали на
вершок уже и согбеннее. У порога он зацепился ботинком за угол паласа и едва
не упал.
     -- Э,  черт!  --  тихо  выругался  подполковник  и  не  очень  уверенно
перешагнул порог.
     Шедший  позади  него Арефьев глянул на  часы -- до  приезда его старого
товарища Виктора Шедова оставалось чуть больше часа.
     -- Хорошая у  вас дорога, -- сказал Коризно, садясь в машину, -- только
фонарей маловато...
     Пока хозяин дома поднимался по ступеням крыльца, шел через прихожую, до
него доносились  телефонные  звонки. Однако он не  спешил к ним: в последнее
время  ничего хорошего они  не  приносили. Когда  снял трубку, услышал голос
Шедова, который звонил из своей машины на подъезде к Кольцевой дороге.
     Арефьев поспешил  в кабинет, откуда  позвонил Злате,  чтобы  она убрала
чайный прибор и принесла "чего-нибудь посолиднее".
     Шедов  приехал на  оранжевом "ниссане". Коренастый, лысеющий человек, с
румяным  свежим  лицом и  слегка надспущенными на глаза веками. На вид 45-50
лет. Не обошлось без объятий и поцелуев, после чего они вошли в дом.
     -- Если есть желание, можем немного вспрыснуть нашу встречу, -- Арефьев
не скрывал радости от встречи.
     --  Если  самую  малость.  У  меня  сегодня  с утра  что-то  пошаливает
сердечко,  --  гость  сидел  в кресле  и  рассматривал  богато  обставленную
гостиную.
     Однако  работающий  в углу  телевизор  напоминал о вещах  неприятных: о
правительственном кризисе, рухнувших банках и торге, который  начала Госдума
с президентом.
     -- Так всегда в России  было и так всегда будет, --  философски заметил
Шедов. -- Прошедший  год для меня тоже был  хуже не придумаешь. Сначала язва
открылась.   Потом  микроинфаркт,   а  в   декабре,  когда   стал  понемногу
оклемываться, взорвали машину...Наезд банды на племянников...
     -- А как сейчас?
     -- Как ни странно, все пока складывается до смешного удачно. Хотя порой
приходится надевать бронежилет...Но зато я бросил курить.
     -- А это? -- Арефьев посмотрел на стоящую на столе бутылку сухого вина.
     --  Это даже врачи  рекомендуют. Холестериновые  бляшки исчезают  да  и
стресс  как рукой...Когда  ты  мне позвонил, я понял  -- что-то  у  тебя  не
того...Рассказывай, может, совместными усилиями что-нибудь придумаем...
     Арефьев  по природе скрытный  человек, но обстоятельства...Да и доверял
он своему другу, как никому другому в жизни. Он  уложился  в десять минут  и
когда кончил, наступила долгая пауза.
     Шедов  смотрел  на  висевшую возле секции неброскую картину, на которой
доминировала голубая ваза, ярко-желтые цветы и темно-синяя драпировка.
     Арефьев взял из пачки сигарету, без нужды стал ее разминать.
     -- Что ты думаешь предпринять? -- спросил Шедов.
     --  А у  меня вариантов не так уж много...  Побыстрее собрать деньги  и
вернуть  их Расколову. Но сам видишь, в какой  переплет  попали банки.  Я не
могу получить от них собственные деньги. А та наличка, которую можно собрать
со своими компаньонами, Расколова, разумеется, не устроит.
     -- К сожалению, я тебе тоже не могу как следует помочь. Та же история с
банками,  доллар  взбесился, поставщики отказываются  везти сюда товар. Ужас
что творится, пришлось все три магазина закрыть на переучет...Конечно, тысяч
сто-сто пятьдесят могу наскрести, во всяком случае до весны...
     Арефьев положил руку на плечо друга.
     -- Я не к  тому  говорю, чтобы попросить  у тебя бабок.  Мне, возможно,
потребуется  от  тебя другая  помощь. Ты  ведь знаешь,  я  потерял  шестерых
человек,  а  прибегать   к  помощи  охранной  фирмы,  во-первых,  начетисто,
во-вторых, не знаешь, кого себе в дом приведешь...А теми  силами,  которые у
меня есть, семейный очаг не защитишь...
     -- Если, Гера, ты имеешь в виду Расколова, то числом против него ничего
не  сделаешь. Насколько  мне  известно,  на  него работают  человек  100-120
накаченных  мерзавцев.   Это  настоящий  спрут...Говорят,   после   убийства
авторитета Муфлона, царицынская группировка тоже  переходит под его крыло, а
это  еще  полста  рыл...Вообще  тут  нужна  не  позиционная защита, а мощный
упредительный удар. Чтобы мозги во все стороны...
     Шедов пододвинул  к  себе фужер с  вином,  однако  сразу пить не  стал.
Подняв фужер, долго рассматривал вино на просвет.
     -- Если  я это  сделаю, значит, объявлю тем самым Расколову войну, а  у
меня Злата  на  шестом месяце  беременности  и сам  я  в любой  момент  могу
загреметь в больницу...
     -- Тогда смирись и возврати ему долг.
     -- Я  могу его  вернуть только по частям, а это его  не устраивает.  Он
берет  меня за горло.  Если  бы не  кризис, может, я что-нибудь придумал, но
сейчас это мне не по силам.
     --  Тогда  попытайся  провести  с ним  переговоры,  потяни время.  Там,
смотришь, начнется еще одна  пролетарская революция,  которая спишет со всех
все долги,  --  Шедов  улыбнулся,  обнажив  золотые коронки.  -- Но  в любом
случае, ты должен иметь в виду,  что  эти деньги, которые Расколов отправлял
через  тебя за рубеж, принадлежат нескольким бандам. Общак.  Если  ты их  не
вернешь ему, братва его замочит в одну секунду и он  это прекрасно понимает.
И  потому,  не  получив быстро  назад гроши, он будет на тебя  наезжать  как
танк...
     Они  умолкли. Видимо, лежащая у ног  Арефьева Ронда, тоже  почувствовав
напряженность,  встала и положила морду на  колени хозяина. Он  ее погладил,
дал со стола кусочек ветчины и собака с подарком снова улеглась у кресла.
     -- Значит, по существу у меня нет выхода?  -- Лицо Арефьева при этом не
выражало и тени отчаянья. Он поднял фужер и предложил выпить за удачу. -- Я,
конечно, пойду  на компромисс  -- верну  какую-то  сумму,  остальные  деньги
пообещаю  отдать  в  течение  года.  Если  это  общак  братвы,  он  на  это,
разумеется, не пойдет, но если он хотел их переправить на личный счет, тогда
будет ждать. Поерепенится, посулит завернуть меня в асфальтовое одеяло, но в
конце концов смирится. Ему ведь лучше держать в руках наличный миллион и еще
один иметь в уме, нежели видеть мой обезображенный тротилом труп...
     -- Это хорошо, что ты юморишь, значит,  не все фишки еще израсходованы.
Давай, Гера,  дерзай, но при этом не  забывай, что имеешь дело с отъявленным
подонком, для  которого  твоя логика  не подходит. В  этом случае о логике и
порядочности вообще забудь. Что касается моей помощи... Я могу отдать в твое
распоряжение двух прекрасных мальчуганов. Близнецы, мои племянники...
     -- Спецназовцы?
     -- Бронька  чемпион западной зоны по  биатлону, второй -- Димка, бывший
шеф-повар ресторана "Анютины глазки". Фанаты... Я могу  хоть сейчас их  тебе
представить, они в машине играют в нарды...
     -- В чем заключается их фанатизм?
     -- Ну  как  тебе  сказать...У Броньки глаз-ватерпас, с дистанции  в 100
метров расстреливает наперсток. Во-вторых, он, несмотря на молодость, тертый
калач.  Уже  понюхал  пороху...я, по-моему, тебе уже рассказывал  о  наездах
банды Кривозуба на него и его друзей. Кстати, сейчас этот Кривозуб,  если не
ошибаюсь, обслуживает Расколова...
     -- Не ошибаешься, его шестерка...
     -- Так вот, мои хлопцы на этого лютого Клыка имеют серьезный зуб...
     --   С  одной  стороны  это  неплохо,   больше   злости  будет,  но   с
другой...Чтобы  в  горячке  твои  ребята  не  наломали  дров...А что  второй
близнец?
     --  Димка  помешен  на  восточных  единоборствах,  умеет  также неплохо
стрелять и обращаться со взрывчаткой.
     -- Самородок?
     -- Я его кое-чему научил, жизнь заставляет. Ты ведь знаешь, моя военная
учетная специальность  -- подрывник...  А у  них  дела...Ресторан  закрылся,
команду по  биатлону некому  содержать,  спонсор из-за  бесконечных  наездов
рэкета  обанкротился.  До  денег близнецы не жадные,  на  карманные  расходы
ребятам чего-нибудь подкинешь...
     Шедов говорил  горячо  и Арефьев  ему  поверил,  но  со  знакомством  с
"фанатами" спешить не стал.
     --  У меня тоже  неплохие орлы служат и тоже кое-чего умеют, -- Арефьев
почувствовал подступающую в спине боль. -- Я тебе, Виктор,  дам знать, когда
мне понадобится твоя помощь.
     -- Смотри, не промедли. Иногда события опережают нас.
     -- Я знаю. Сегодня я больше  всего  хотел бы  вернуться на наш завод, в
моторный цех.
     Лет  пятнадцать  назад они  работали  на  авиационном  военном  заводе.
Арефьев с бригадой  ремонтировал ротор, Шедов -- фронтальное устройство, был
асом аргонодуговой сварки.  Их портреты висели  на  доске почета. С приходом
перестройки оба перевоплотились...
     -- А что, может, и в самом деле нам уже пора возвращаться на родину, а?
-- вдруг спросил Арефьев и по лицу его прошла судорога.
     -- Я "за"! -- по-пионерски бойко откликнулся Шедов.  -- Только не знаю,
где  эта дверь...В меня  дважды стреляли  и один  раз взрывали в собственном
доме...В каком страшном сне могло это тогда приснится?
     Арефьев поднялся с кресла.
     -- Извини, брат, я сейчас вернусь...
     Он не хотел при Шедове делать укол, а потому направился  в спальню, где
в тумбочке находился приготовленный  шприц с порцией морфия. Трясущимися  от
боли руками  он взял  шприц и,  не закатывая рукава,  через  рубашку, сделал
инъекцию. Сел на кровать, опустил голову в колени. Он знал: через пару минут
наркотик взбодрит кровь.  Расслабит утомленные нервы, освободит от железного
обруча сердце.
     И  действительно, очень  скоро  он уже был в состоянии функционировать.
Когда вернулся  в  кабинет, услышал как  Шедов разговаривает  по  мобильному
телефону. Очевидно, под  впечатлением  обволакивающей каждую клетку теплоты,
Арефьеву хотелось говорить, действовать...
     -- Пойдем посмотрим твоих фанатиков, -- предложил он Шедову.
     -- Один момент. Только допью вино. Кстати, где ты его покупаешь?
     -- В Столешниковом переулке, в винной лавочке. Понравилось?
     -- Приятное послевкусье и в меру терпкое. Пьешь и еще хочется.
     -- Это любимое вино Клинтона -- "Калифорнийское Бургундское".
     Когда они вышли во двор, Шедов вытащил мобильник, набрал номер.
     -- Пусть твои люди откроют ворота, -- сказал он.
     На  территорию  строения No 9 въехал представительный  "джип-вагон-4" с
темными стеклами.  Шедов  открыл дверцу  и с  кем-то перекинулся несколькими
словами. Первым из машины вылез смуглолицый, с усиками молодой  человек.  Он
был в кроссовках, темных джинсах и в кожаной безрукавке.
     -- Подойди сюда, Броня, -- позвал парня Шедов. -- Познакомься -- Герман
Олегович, мой стары кореш, не  один пуд соли  съели вместе  с  ним и не одну
цистерну выпили вина...
     Арефьеву  понравился   прямой  взгляд  и  сильное  рукопожатие.  Парень
поздоровался  и скромно отступ