Александр Ольбик.
    Бой на Мертвом поле


     © Copyright Александр Ольбик
     Email: olbik@solutions.lv
     Date: 20 Sep 2001





                      Посвящается памяти моей жены Эллы.




Глава первая


     У хозяина строения No  9 Германа Арефьева возникли серьезные проблемы с
мочеиспусканием. Два  года  назад  прострелянный мочеточник  дал осложнения.
Проведенное в  клинике Склифосовского обследование показало:  правая  почка,
из-за постоянного воспалительного  процесса, превратилась в трухлявый  гриб,
который никуда, кроме, пожалуй, мусорного ведра, не годится.
     Постояв впустую над унитазом, Арефьев застегнул молнию и спустил  воду.
Этот шумовой жест предназначался для  ушей жены  Златы,  которая  болезненно
переживала, когда ему не удавалось без проблем сходить по маленькому.
     Он  прошел  на  кухню  -- просторную,  светлую,  стены  которой  обшиты
кедровым тесом -- и с порога объявил, что у него все о"кэй...
     Злата --  маленького  росточка,  хорошо  сложенная,  с  синими  глазами
еврейка, недоверчиво улыбнулась, откинув  со  лба смоляную  прядь волос. Она
чистила  овощи,   собираясь  приготовить   его  любимое   блюдо  --  кабачки
фаршированные.
     Арефьев взял из вазы нектарин  и надкусил. Врачи рекомендовали ему есть
все, что источает сок и  содержит мочегонные компоненты. Однако фрукт ему не
понравился -- несочный, что делало его совершенно безвкусным.
     В  колени  ему ткнулся широкой  мордой  черный ротвеллер -- молодая,  с
желтыми  подпалинами сука по  имени Ронда. Потрепав ее  по лоснящемуся боку,
хозяин  снял с полки металлический  молоток для  обработки мяса и, подойдя к
огромному  морозильному  шкафу,  вынул оттуда целлофановый пакет с  отборной
телятиной.
     -- Отбей,  пожалуйста,  два  кусочка,  -- попросил он жену,  -- сделаем
сегодня разгрузочный день.
     -- Не часто ли ты стал разгружаться?  --  Злата бросила мясо  в мойку и
открыла горячую воду.
     На  кухню бесшумно  вошел начальник  внутренней  охраны Руслан Чугунов,
тоже  под  два  метра  ростом,  с  немного  припухшим  лицом.  В  глазах  --
телохранительская  невозмутимость,   однако   смешанная   с  едва   уловимым
беспокойством.  Дальше  порога  он не  пошел,  что  означало  -- разговор  с
хозяином должен быть тет-а-тет.
     Арефьев дотронулся  до  плеча  Златы  и  вышел  из кухни. Когда  они  с
Чугуновым оказались в коридоре, охранник сказал:
     --  Может, я  зря вас, Герман Олегович, беспокою, но дело в том, что на
опушке  торчат  две  машины  -- микроавтобус  "фольксваген  " и  темно-синяя
"хонда". Подъехали и стоят, никто не выходит...
     -- Это, что -- из ряда вон выходящее событие?
     -- Не в этом дело. Такое  ощущение,  что  кто-то  следит за  домом.  Во
всяком случае,  в  бинокль  хорошо видно,  как  из "хонды" ведется съемка  с
помощью видеокамеры.
     -- Принеси бинокль.
     -- Одну  минутку, -- охранник бегом  устремился по  лестнице на  третий
этаж.
     Арефьев вышел  на веранду,  на  окнах  которой  были приспущены жалюзи.
Когда Чугунов  вновь  появился,  хозяин дома  взял  у  него большой  морской
бинокль,  приставил  его к глазам и  направил  в  сторону  сгруппировавшихся
молодых сосенок,  росших на песчаном  откосе. Однако, кроме  пасущихся коз и
сидящего на пеньке их хозяина Петра Раздрыкина, никого на опушке не было.
     --  Извини, Руслан,  но никаких  машин я там  не  вижу.  Ты,  наверное,
Петькиных коз принял за них...
     -- Не может  этого быть! -- воскликнул  охранник, как будто от  того --
есть там чужие машины или нет, зависела его жизнь.
     -- Взгляни сам, -- Арефьев протянул бинокль Чугунову.
     -- Неужели уже слиняли?
     -- Какие-нибудь отдыхающие...Ты номера записал?
     -- Только "фольксвагена", передок "хонды" скрывала трава.
     --  Так  узнай,  чья это  машина...Впрочем, если они по нашу душу, то и
номера у них, естественно, фальшивые.
     Арефьев вернулся  на  кухню  и  сказал жене,  чтобы она налила  воды  в
формочки для льда. Затем он направился к  себе в  кабинет и вытащил из сейфа
недавно  купленный  пистолет  "грач"  усиленной  модификации.  Таким оружием
оснащаются  сотрудники ФСБ -- дальность  прицельной стрельбы  200 метров, но
при этом со 100 метров "грач" легко пробивает серийный армейский бронежилет.
     Он  вынул обойму  и  вылущил  один патрон. Потер  им по свитеру и снова
вложил  в  обойму. Отжал предохранитель,  условно  прицелился в  стоящую  на
секретере статуэтку,  после  чего  засунул  пистолет в  задний  карман брюк.
Однако пистолет оттягивал карман и мешал сидеть. Арефьев  подошел к рабочему
столу и кинул  оружие на ворох бумаг, лежащих в  верхнем  ящике. Взглянул на
большие напольные часы и пожалел об этом: время подходило к обеду, а желание
есть -- нулевое. Ему даже  показалось, что  при  упоминании  о еде, во рту у
него началось противное слюноотделение, заныло в правом боку.
     Чтобы отвлечься от неприятных ощущений, он спустился вниз, в подвальный
этаж,  где  располагались  бильярдная с кегельбаном  и  где  находился  штаб
телохранителей. Охрана  не дремала -- все четыре "волкодава", как он называл
телохранителей, исправно берегли его покой и безопасность.
     Арефьев  подошел  к  Буханцу и  предложил  ему  сигарету. Это  был  уже
немолодой  человек,  побывавший  в  серьезных  переделках  и отдавший  более
двадцати лет безупречной службе в погранвойсках.
     -- Кто сегодня еще дежурит? -- спросил Арефьев.
     -- Борис, Рюмка и Заполошный.  Да все  нормально, Герман  Олегович, зря
беспокоитесь.
     --  Да я особенно не беспокоюсь, мне вас жаль -- в такую погоду торчать
без дела. От этой жары можно с ума сойти.
     -- А мы к этому привыкли в Чечне. Особенно, когда сидишь в раздолбанном
гранатометами   укрытии   и   ждешь    последней   вспышки.   Помню,    была
заморочка...Патроны  кончились,  о  сигаретах  вообще  не  говорю,  а  рядом
Пентюхин...мой кореш, с  оторванной  ногой просит  пристрелить...А здесь,  у
вас, практически, дом отдыха, реабилитационное отделение...
     -- Ладно,  особенно не расслабляйтесь и  будьте повнимательнее, сегодня
тут какие-то деятели брали нас в окуляры...
     Буханец, натянув на  лицо  маску беспристрастности, отошел к монитору и
стал смотреть на экран, куда передавалась информация с внешних телекамер.
     Арефьев  уже был у  себя в кабинете, когда уловил  звук  автомобильного
движка. По селектору услышал  голос Чугунова:  "Приехал  доктор Камчадалов".
"Впустите!" -- приказал Арефьев и направился вниз.
     Во  двор  въехал  "мерседес-280",   из  которого  вышел  седовласый,  в
добротном  костюме  человек.  Его  проводили  до  дверей, и там его переняла
внутренняя охрана.
     --  Добрый  день,  Дмитрий  Константинович,  --  хозяин  дома  встретил
Камчадалова в дверях. Последовала череда ничего не значащих фраз, после чего
они прогулочным шагом направились в просторную гостиную.
     На стеклянном столе, опорой  которого служила  бронзовая  русалка,  уже
стояли бутылки фанты, фужеры и серебряные тарелочки с бутербродами.
     -- Садитесь, Дмитрий Константинович, и чувствуйте себя как дома.
     -- А  как  вы себя чувствуете?  -- врач разгладил  свои седые кустистые
брови. Его лицо излучало приветливость.
     -- Да  как  вам  сказать,  доктор...Вчера  два  раза пытался  сходить в
туалет,  а  сегодня  ни разу,  хотя казалось,  что  созрел...Позывы есть,  а
выжимаю из себя лишь пару капель, причем с дикой болью...
     -- Это, к сожалению, неизбежно. Морфий продолжаете колоть?
     -- Куда же  деваться?  Но прежняя доза уже не спасает, а увеличивать не
хочется...  Как  там мои  анализы? --  чтобы  скрыть  волнение,  он принялся
разливать по фужерам фанту.
     -- Давайте по порядку. Особых изменений, слава Богу, пока  нет. Никаких
новообразований, все  по-старому...Единственное,  что  меня смущает  --  это
некоторый рост лейкоцитов в крови и моче. Я советовался со специалистам...Ну
что они могут сказать нового -- операция...Я тоже склонен к этому.
     -- А как насчет протеза? -- перебил врача Арефьев.
     --  Вот тут  у нас  больших побед пока нет. В  институте трансплантации
почек жуткая очередь. И знаете, кто среди первоочередников?
     -- Если  честно, мне на это наплевать. Но легко представить, какие  там
фигурируют шишки на ровном месте.
     --  Могу  сказать...Фидель  Кастро,  один  из   родственников  Каддафи,
заместитель  главы администрации  президента,  трое  депутатов  Госдумы, два
губернатора  и так  далее. Всего двадцать  восемь человек. И  все хотят быть
первыми.
     У Арефьева затекла нога, противно заныло в боку.
     -- А в Штатах, в Европе тоже в порядке живой очереди?
     Врач  пригубил  фужер  с   фантой  и  как  как-то  неловко  взялся   за
пластмассовую вилочку, воткнутую в крошечный бутерброд. Она вдруг  выскочила
и хлеб с красной икрой полетел на пол.  Икринки,  словно оранжевые  бусинки,
запрыгали по ковру.
     -- В США тоже очередь, только  из  миллиардеров.  Все расписано до 2004
года.  То же  самое в Европе.  Болезнь почек  --  результат  перегруженности
ядовитыми веществами окружающей среды...
     -- Значит,  остается  ждать летального исхода?  Как вы думаете, Дмитрий
Константинович, какого цвета гроб мне заказывать?
     В гостиную  вошла  Злата  с  подносом в руках. В керамических горшочках
дымились фаршированные кабачки с зеленью.
     --  Здравствуйте, доктор, --  женщина  опустила  поднос  на  стеклянную
столешницу.
     -- Добрый день, Злата. У вас, наверное, не курят?
     -- У нас все можно, -- улыбнулась хозяйка, -- единственное, чего нельзя
-- говорить во время обеда о Макашове.
     Арефьев  потускнел.  Он  ощутил  безнадежность.  Когда  жена  вышла, он
напрямую спросил Камчадалова:
     -- Что нужно, чтобы ни  от кого не  зависеть? Ни от миллиардеров, ни от
Кастро, ни от депутатов?
     -- Найдите донора и возьмите от него расписку...
     -- И что -- вы сразу же сделаете мне пересадку?
     -- Положим  в  клинику и  там сделают. Очередь  у  нас не  потому,  что
хирурги не успевают делать пересадку, а только потому, что нет протезов.
     -- Значит, если завтра я вам такой протез представлю...
     -- Купите на Тишинском рынке? -- Камчадалов опустил к тарелке глаза. --
Вы, Герман Олегович, не обижайтесь, но ситуация, мягко  говоря, в самом деле
серьезная. Спрос на протезы опережает предложение...
     --  Именно куплю!  Или вырву из груди какого-нибудь  придурка вот этими
руками, -- Арефьев  поднял  руки  и сделал  пальцами  такое движение, словно
собирался играть  на  рояле.  --  Но  вы  должны  мне  помочь  все  оформить
надлежащим образом. Что для этого нужно -- сертификат?
     Хозяин поднялся  и подошел к бару. Откуда-то из-за  бутылок с напитками
вытащил продолговатый конверт и, возвратившись, положил его на стол.
     --  Надеюсь, этого хватит, чтобы  с  вашими  консультантами решить  мою
проблему положительно. Сколько по-вашему может стоить почка?
     -- Если от бомжа -- пару бутылок водки,  у безработного, который  готов
продать себя по частям, можно сторговать за полторы-три тысячи долларов...На
международном  рынке  за почку возьмут не  менее ста тысяч долларов...Однако
наши наблюдения говорят о том, что люди со своими органами расстаются крайне
редко. Может, один из ста тысяч...
     --  Будем этого  одного  искать, --  Арефьев  подвинул конверт  ближе к
Камчадалову. -- Берите, у меня нет больше терпежа сносить эту боль...
     Когда  они  вышли  на  улицу,  Арефьев   подошел  к  водителю  голубого
"мерседеса" и  угостил его сигаретой.  Машина  подала багажником в  открытые
ворота и вскоре вместе с гостем выехала на улицу.



Глава вторая.


     Злату он  застал в спальне. Она стояла возле трюмо и вытирала глаза. Он
обнял ее, прижал к себе.
     -- Что сказал врач? -- спросила женщина.
     -- Взял, но ничего нового не сказал.
     И Арефьев передал ей разговор с доктором.
     В половине  седьмого  охрана  доложила,  что у  ворот  просит о встрече
пастух Раздрыкин. Обычно он приносит бидончик козьего молока и оставляет его
охране. Но это по  утрам.  В другое время Арефьев вряд ли бы дал согласие на
такой необязательный визит, однако, пребывая в хандре, он коротко бросил:
     -- Впустите его во двор, я сейчас спущусь.
     С  каким-то  внутренним противоречием он шел на встречу с этим  немного
странным  козьим  хозяином. Безработный,  здоровенный,  лет сорока  человек,
целыми днями болтался со  своим  стадом в окрестностях Опалихи. И всякий мог
видеть  следы выпаса парнокопытных -- повсеместно обглоданные кусты сирени и
акаций.
     Петр  был одет в  брезентовую,  до  белизны  выгоревшую  безрукавку,  с
большими кнопками на груди.  Штаны  тоже полинявшие  и вытертые до  дыр.  На
босых ногах, давно просящие каши, кеды. Из одной  из  них  торчал большой, с
пожелтевшим   ногтем,  палец.   У   него  красное  от   загара  лицо,  живые
зелено-янтарные глаза.
     -- Заходи, -- пригласил гостя Арефьев и повел его за собой.
     Они обогнули дом  и  вошли в тень раскинувшихся кустов  жасмина,  среди
которых  притаилась беседка  с  разноцветными стеклами. Когда они уселись за
ромбовидный  стол,  Раздрыкин  положил  на  него газету "Пульс  Опалихи"  --
разворотом к Арефьеву.
     -- Смотрите, Герман Олегович, как они меня кинули мордой в грязь.
     Арефьев не без интереса прочитал, на три колонки, крупный заголовок: "И
у  нас   есть  свои  зоофилы?".   Материал  сопровождала  обильная  подборка
фотографий, на которых был изображен сам пастух и его стадо. Среди  животных
особенно  выделялась коза Табуретка -- старая, с большими  рогами и молочным
выменем.  И  по  мере того  как  Арефьев  вчитывался в текст и вглядывался в
снимки, глаза его хищно сужались, на щеках заходили желваки.
     --  Тебя,  Петро,  действительно  грязно  кинули,  --  тихо  проговорил
Арефьев. -- Но в чем правда?
     -- Да  какая к черту  правда, Герман Олегович! Тут одна черная клевета.
Смотрите,  что мерзавцы придумали...  Журналист задает вопрос сексопатологу,
затем председателю  комиссии  по охране животных и даже  директору зоопарка,
дескать, как они смотрят на такой экземпляр, как я?
     -- Успокойся, парень, я не суд и не следователь. Если ты ко мне пришел,
говори -- да или нет. Все! Я жду...
     -- Клянусь детьми,  нет, нет  и  нет! Я  же пятерых детишек  настругал,
зачем же мне еще козы?
     --  А кто  этот  прокуда,  с  чьей  подачи  написано  все  это  дерьмо?
Получается, что как будто кто-то лично видел, как ты трахал козу Табуретку?
     -- Вот в том-то и дело -- кто он? Я пошел в редакцию, но мне эта курва,
редакторша, сказала, что не может назвать источник, поскольку по закону  она
не обязана  этого  делать. Значит, меня можно прилюдно полоскать в позоре, а
назвать гада, который  меня до смерти  опоганил, нельзя. Как я буду смотреть
детям в глаза? И как они пойдут в школу?
     Крупные  слезы   полились  по  загорелым,   рано  проморщининым   щекам
Раздрыкина.
     -- Хорошо, Петро,  а чем, собственно, я могу тебе помочь? -- у Арефьева
даже боль в спине поубавилась. Он подумал о пистолете в столе.
     -- Если можете,  одолжите  мне деньжат, я пойду  с ними судиться. После
такой  рекламы   я  теперь  не  смогу  продавать  молоко.  Все  соседи  враз
отказались, а я ведь за счет этого только и перебивался...
     --  Я,  разумеется,  тебе  дам  денег, но ты, Петро, должен сказать всю
правду.
     -- Да какая, к хрену, правда! -- пастух явно заводился.
     -- Подожди, парень, не штампуй ахинею. Я тебя о другом спрашиваю: из-за
чего они тебя так облажали? Ведь без причины ничего не бывает. Верно?
     -- Хорошо, скажу, -- Раздрыкин нервно отстегивал и застегивал кнопку на
безрукавке. -- Во время выборов нашего мэра я создал комитет...Ну, какой там
комитет,  одна  видимость...Собралось нас шесть мужиков  и  решили  мы этого
каплуна прокатить...
     -- Кого конкретно?
     --  Нынешнего  мэра, жириновца, наобещавшего  сделать из Опалихи  новые
Васюки. И став мэром, тут же,  за бесценок, продал лесопилку, но и этого ему
показалось  мало.  Ввел местные тарифы  на электроэнергию,  газ, словом, как
следует прижал свой электорат...А мы ведь людей предупреждали.
     -- Значит, тоже попортили ему крови?
     -- Да с него, как с гуся вода. Такого злопамятного питона я еще в своей
жизни не встречал. Вот он меня с помощью этой профурсетки из редакции живьем
на шампур и насадил.
     Арефьев, задумчиво глядя куда-то за  стены беседки,  равнодушно  изрек:
"Не прищеми да не будешь прищемлен". Он вытащил из кармана мобильный телефон
и набрал номер.
     -- Злата, я с Петром в беседке. Возьми мой портмоне...кажется, я его на
рояле оставил, и принеси его сюда...И прихвати что-нибудь выпить...
     Когда  Злата  пришла,  Арефьев  отсчитал  500  долларов  и  протянул их
Раздрыкину, однако пастух наотрез отказался брать деньги. Они ему показались
"слишком большими". И только после того, как пропустил рюмку-другую водки, с
оговорками, положил доллары в  карман затрапезной безрукавки.  Подняв кулак,
он с чувством проговорил:
     -- Теперь я этих сволочей обязательно посажу на скамью подсудимых...
     --  Э,  нет, Петро,  --  голос  Арефьева налился  металлом,  -- деньги,
которые я тебе дал, отнеси не продажному суду, а потрать на детей и жену.  А
все  остальное я отрихтую сам.  Иди  и утром возвращайся с  молоком, оно мне
очень нравится.
     Раздрыкин засуетился, не зная как выказать хозяину благодарность.
     --  Да  я  те,  Герман  Олегович,  чего  хочешь  сделаю.  Ты  меня  так
подвыручил, что я теперь могу послать их всех на хутор бабочек ловить...
     -- Я устал, иди и об этой ерунде больше не думай.
     Пастух тем не менее не унимался:
     -- И  главное, что мерзавцы  придумали...Дескать,  и  великие  люди  от
этого...как его, зоофильства тоже не были застрахованы. Например, Петр Ильич
Чайковский  или  этот  французский  актер...  забыл  фамилию...И  что  бойцы
Чингисхана в  поход  брали  овец,  чтобы вдали от жен было с  кем заниматься
сексом. Б-р-р, -- Петр пьяно передернулся и до боли сжал челюсти...
     После того, как проводил до ворот пастуха, Арефьев вернулся в беседку и
долго  сидел  в  одиночестве.  Солнечные  лучи,   проникая   через  кусты  и
разноцветные  стекла  беседки,  создавали вокруг прихотливые узоры.  На душе
было отрадно и  вместе с  тем  неспокойно.  И  он  понимал,  откуда  исходит
тревога:  от четкого  ощущения,  что в один прекрасный  день  все  истечет в
никуда.
     Боль,  словно  колючая  проволока,  накручивалась  и  накручивалась  на
позвонки.  Отдавала в  правую лопатку, стреляла  в  пах, крутилась  штопором
внутри тела.
     Он глянул на часы -- приближался обед и пора уже делать укол морфия. Но
когда он  собрался уходить, на столе засигналила трубка мобильного телефона.
Звонили из его офиса,  помощник Голощеков. И сначала он его не узнал  -- так
изменился голос и так невнятны были слова помощника.
     --  Да  прекрати  ты,  наконец,  валять дурака!  --  Арефьева  кольнуло
предчувствие беды. -- Говори внятно, как я тебя учил...
     Но то, что он услышал, потрясло его.  После затянувшейся  паузы Арефьев
сказал:
     -- Пока молчи. Информацию до моего приезда заблокировать и чтоб ни один
акционер об том не знал. Собери членов правления, я сейчас же выезжаю...
     Он пошел в дом и с порога окликнул  Злату. Начал  переодеваться. Темный
костюм до неузнаваемости изменил его, он превратился в еще более интересного
и уверенного в себе человека.
     Прихватив из ящика пистолет,  он решительным шагом вышел  на  крыльцо и
громко позвал охранника. Когда появился  Чугунов, Арефьев велел ему выводить
из гаража джип.
     -- Ты с Буханцом поедешь со мной в офис. У нас, кажется, ЧП.
     -- Как -- со стволами?
     -- Брать!
     Когда он уже был снова во дворе, его с балкона окликнула Злата.
     --