смеясь и пожимая плечами, сели за стол, загремели
ложками по пустым тарелкам.

Лида, поднося ложку ко рту, внимательно смотрела на утят. Все занимались
своим делом: кто хлюпал клювом в поилке, кто спал под навесом, кто ловил
мух.

- Ну и опыт! - нервно захихикал Овсиенко. - Они и внимания не обращают.

Дина поднялась и, делая вид, что режет мясо, стала стучать ножом по
тарелке. Среди утят произошло едва заметное движение. Один из них, самый
крупный, крякнул, насторожђнно поднял голову, за ним и другие утята тоже
подняли головы, стали прислушиваться.

- Ну давай, Динка, давай, чего тянешь! - нетерпеливо зашептала Лида. -
Видишь - головы подняли!

Дина, заикаясь от волнения, сказала громко:

- Надо пойти угостить Крякину шайку, что ли! И тут случилось непонятное:
крупный утђнок подпрыгнул на месте, закричал и, расталкивая встречных,
бросился бежать к столу, за ним хвостом потянулась свита из шести утят.

Дина стояла, широко раскрыв глаза. Это был тот самый - большой и смелый
утђнок. Подбежав, он вытянул шею и, топчась на месте, поднял такой крик,
что взбудоражил всђ стадо.

- А ну-ка, ну-ка! - Лида нагнулась, схватила утђнка и, зацепив ногтями
болтающийся у него на затылке лохмоток, потянула.

Все ахнули от изумления - лохмоток легко отделился, и перед зрителями
появился лысый, со шрамом на голове сам Кряка.

- Так, - сказал Дима, - понятно. Вот почему, значит, когда я искал
Овсиенко, его там не было. Зато в яме, где сидели утята, я нашђл вот это!

И он протянул опешившему Павлу Андреевичу небольшой пузырђк с клеем,
маленькие ножницы и кисточку.

Павел Андреевич смущђнно поправил очки на но су. Лицо его покрылось
красными пятнами.

- Серђжа, - не поворачивая головы, сказал он, - ну-ка, объясни нам, что всђ
это значит?.. Ответа не последовало. Овсиенко исчез.

НА ЛИМАНЕ

На лиман перебирались целый день. В помощь ребятам дед Моисеич прислал
работниц из колхозных птицеферм и счетовода - принимать утят.

Овсиенко ни на шаг не отходил от щуплого, остроносого, с маленькими
бегающими глазками человека. Вставая на цыпочки, тянулся из-за плеча, чтобы
проверить запись.

- И що ты тут подсматриваешь? - хмуря белђсые брови, с одесским выговором
спрашивал счетовод. - Що я тебе, шарамыжник какой, что ли? Иди, детка, иди,
не мешай!

Но Овсиенко не отходил. Его тут поставили, тут он и будет стоять. После той
злополучной истории с Крякой, когда Серђжу чуть не исключили из бригады, он
стал особенно исполнительным. А тут ещђ его личное желание - добиться во
что бы то ни стало девяноста шести процентов сохранности утят. У него уже
было подсчитано, сколько он получит денег. Если к этой сумме да прибавить
премию, то как раз получится мотовелосипед. Ну как тут было не стараться!

Результаты подсчђта превзошли все ожидания. Сохранилось девяносто восемь с
половиной процентов. А у девочек - девяносто девять. Обидно немножко,
почему у девочек больше. Ну да ладно! Уж и это хорошо. На лимане уток
сохранить проще, так что всђ в порядке.

Базы были одинаковые, но всђ же, чтобы не было никому обидно, Павел
Андреевич написал две записки, скрутил их в трубочку и дал Елизавете
Петровне тянуть. Мальчикам достался баз ‘ 2, девочкам - ‘ 1. Так и
расселились они в двух километрах друг от друга.

Под кручей, на пологом берегу, огорожен проволочной сеткой загон с дощатым
забором со стороны лимана. В заборе - разъђмный проход. Тут же стоит новая
палатка на десять человек, рядом - врытый в землю стол, две скамьи и
приспособленный под кухонный шкаф ящик с дверкой на ремђнных петлях. Вдоль
проволочной сетки - ящики с фуражом, бочки для месива. У берега - две
плоскодонные лодки, в лодках - шесты, отталкиваться.

Лиман раскинулся километров на тридцать. Воздух свеж и прозрачен. Далеко
слева сквозь нежно-голубую дымку белеют стены свинотоварной фермы соседнего
колхоза. Рядом с фермой, словно гриб боровик, застыла в задумчивой позе
силосная башня с красной черепичной крышей. Километрах в семи, на
противоположном берегу, тонули в зелени садов белые хаты станицы Ильинской.
Справа, под крутым глинистым обрывом, уходил вдаль заросший чаканом и
камышом пологий берег. Где-то там, в двух километрах, - баз мальчиков.

Дед Моисеич, уезжая, предупредил девочек:

- За утятами следите строго. Слева в трђх километрах - утиный баз соседнего
колхоза. Смешаются - беда! Позор на всю Кубань. Учтите.

Наступал вечер. В теплом влажном воздухе звенели комары. Утята, вытягивая
шеи, кричали, толпились у дощатого забора, заглядывали в щђлки на
поблђскивающую рядом воду. В ответ из лимана, будто предчувствуя недоброе,
надрываясь, кричали лягушки.

Девочки сидели у костра, ђжились, поводили плечами, хлопали ладонями по
щекам - давили комаров. Комары в станице не редкость - кругом вода, лиманы.
Но здесь - рта открыть невозможно! Дина, дуя на горячий чай, забывшись,
потянула в себя воздух и тут же поперхнулась комарами. Аня Титаренко,
словно в наказание за насмешливые глаза, была ужалена в веко. Глаз вздулся
и заплыл.

- Ну вот, - засмеялась Аня, разглядывая себя в зеркальце, - как в сказке у
Пушкина. Теперь я Повариха.

Не ложились долго - мешали комары, да и не хотелось лезть в душную палатку.
А под утро, едва заснули, - суматошный крик в загоне.

Выскочившая первая Вера Бирюк увидела испуганно сбившихся в кучу утят и
вдоль проволочной сетки тени двух каких-то бегущих животных, похожих на
крыс, только крупных.

Вера взвизгнула, и ноги сами понесли еђ в палатку. Нырнула с разгона,
налетела на Аню, и они пребольно стукнулись лбами.

Тревога так же быстро улеглась, как и поднялась. В наступившей тишине было
слышно, как Вера и Аня, охая, растирали ушибленные лбы.

- Слушай, Вера! - сердито спросила Аня. - У тебя по зоологии какая отметка?

- П-пять, - чувствуя подвох, неуверенно ответила Бирюк. - А что?

- Я бы на месте учителя двойку тебе пожалела бы. Ондатры испугалась.

- Ну, теперь она хорошо запомнит ондатру! - засмеялась Елизавета Петровна.
- Давайте спать, девочки, а то скоро вставать.

Утром поднялись измученные, вялые. У Ани - распухший глаз, у Жени - губа, у
Дины на лбу, между завитушками каштановых волос, - шишки от комариных
укусов.

Елизавета Петровна, сидя на раскладушке, торопливо расчђсывала светлые,
коротко подстриженные волосы.

- Аня, сегодня ты дежурная, - : сказала она.

- Да, да, я знаю, - ответила Титаренко. - Сегодня мне распоряжаться.

Надела тапочки, накинула косынку на голову, вышла из палатки. И тут же
возглас:

- Ой, девочки, как тут хорошо-то! Выходите скорее!

Лиман спал. Никем не потревоженная ровная гладь воды, словно в зеркале,
отражала розоватое небо, стволы камышей, зелђные пучки чакана. Солнца ещђ
не было, но первые лучи его уже нанесли позолоту на далђкий горизонт, на
прибрежные холмы, на макушки деревьев.

Тут и там, словно пробуя горло, робко вскрикивали лягушки. Утята, задрав
головы, топтались у проволочной сетки, просили есть.

- Ути! Ути! - закричала Аня. - Сейчас, сейчас накормим! - и тут же
распорядилась: - Всем! Всем! Всем! Кормить и поить утят! Вера, Дина, Женя,
несите воды, остальные - корм!

Сто двадцать наполненных кормушек опустели в пять минут. Наевшись, утята
отходили в сторону, ложились, наводили порядок в свођм нехитром туалете.
Кому мало досталось, всђ ещђ бегали от кормушек к поилкам, стуча носами и
хлюпая.

Больше всех трудился Кряка со своей шайкой. Набив себе зобы, они, толкаясь,
бесцеремонно пробились к дощатой перегородке и принялись громче всех
кричать, чтобы выпустили к воде.

Выпускать утят собрались все. Девочки волновались не меньше своих питомцев.
Такой торжественный момент!

- Прямо хоть оркестр выписывай, - сказала Аня, поднимая доски.

Утята качнулись, загалдели и всей массой ринулись в широкий проход.
Началась давка. Мутный водоворот из жђлтых утиных носов, чђрных бусинок
глаз, грязного клочкастого пуха забурлил, закричал. Слабые были тут же
опрокинуты, смяты, сильные лезли по головам, топча своих товарищей.

Елизавета Петровна выронила ведро из рук:

- Ой, потопчат, потопчат! Загораживайте скорее!

Лида и Вера, перепрыгнув через загородку, закричали, замахали косынками,
стали теснить возбуждђнное стадо. Дина с Женей подбежали к выходу, присели,
перегородили руками. Поток уменьшился. Поверженные, грязные, с выпученными
глазами, утята поднялись, раскрыли рты, бросились к воде.

Порядок был восстановлен. В проходе, мелькая клювами, неслась, извиваясь,
всклокоченная узкая лента. Вбегая в воду, утята принимались сразу же
плескаться. Становясь на дыбки, смешно махали кривыми отростками крыльев.

Держались утята дружно, плотным стадом. Плавая среди чакана, ныряли в
мелководье, далеко не от плывали. Девочки едва успели привести в порядок
палатку, приготовить мешанину для утят, завтрак для себя, как ровно к
девяти часам, точно по привычному графику, у база раздалось: "Пи-и! Пи-и!"
- пришли покушать.

Увидев утят, девочки ахнули: чистые, белые-белые, пушистые и даже важные.

Второй завтрак был куда вкуснее. Густая мешанина из отрубей, комбикорма и
костной муки.

- Кушайте, уточки, кушайте! - раскладывая корм, приговаривала Юля Марьина.

- Растите, уточки, растите на два пуда! - смеялась Дина.

Поели утята и опять ушли: бултыхаться у берега, ловить лягушат, доставать с
илистого дна червячков. Через три часа пришли снова.

Девочки встречали их с радостью. Они очень гордились, что приучили утят к
дисциплине.

- Какие вы умненькие, хорошие! - умилялась Юля. - С вами ни забот, ни
хлопот!

- Оказывается, совсем нетрудно утят на лимане выращивать, - сказала Дина. -
Правда ведь, Лида?

- Правда, правда! - согласилась Лида, взяла

Кряку на руки, прижалась к нему щекой.

Кряка вытянул шею и закричал: "Кря-кря!.." Дина захлопала от радости в
ладоши, подбежала,

затормошила утђнка:

- А ну ещђ!

"Кря-кря!.." - прозвучало в ответ.

- Урра-а-а! - закричала Дина. - Наш Кряка будет уткой!

Известие это обрадовало всех. Девочки брали по очереди Кряку на руки и,
смеясь от удовольствия, слушали еђ "кря-кря". Ну конечно, это утка! Селезни
кричат совсем по-другому.

С этого дня Кряку стали ещђ больше баловать:

кормить из рук, угощать всякими вкусными лакомствами. Вечером, во время
ужина, Кряке разрешалось ходить возле стола, выпрашивать кусочки. И, когда
ей вместо обещанного мяса, которое она очень любила, давали горелую
корочку, Кряка злилась и норовила ущипнуть за голую ногу. Она была большой
и важной, и на голове у неђ рос хохолок. Как-то, в одно из своих посещений,
дед Моисеич, прикинув Кряку на руке, сказал:

- Два кило будет, не меньше. Хорошая, очень хорошая утка, породистая!
Берегите еђ на племя. И шайку еђ тоже берегите. На выставку пойдут...

Приехавший как-то к девочкам на лодке с уловом рыбы Серђжа чуть не лопнул
от зависти.

- Конечно, - сказал он, - с такими утками на любую выставку возьмут! - и
зло посмотрел на Кряку.

"Противная утка! - подумал он. - Встретить бы где-нибудь в камышах да
голову свернуть! Прославила на всю станицу. Только об этом и говорят. Хоть
глаз не показывай".

Наверное, Кряка взгляд Овсиенки оценила по-своему.

"Кажется, он хочет чем-то меня угостить!" - подумала она и, дав сигнал
своей свите, поплыла вслед удалявшемуся челноку.

Серђжа, толкаясь шестом, смотрел вперђд и не заметил, как за ним,
пробираясь среди редкого камыша, тянулась белая верђвочка из утят.

Путь был непривычно большой. Так далеко Кряка ещђ не заплывала, и поэтому
она очень обрадовалась, когда увидела среди тђмно-зелђного чакана других
уток.

Поклонившись несколько раз и сказав скороговоркой: "Кя-кя-кя-кя!" - Кряка
принялась знакомиться. Свита еђ - сорок девять утят подплыли и тоже стали
знакомиться. Со всех сторон доносилось оживлђнное:

"Кя-кя-кя-кя" (это кричали уточки), и что-то вроде звонкого шипения молодых
селезней: "Кря-а-а-а! Кря-а-а-а!.."

Но хозяева не очень-то были расположены к пустым разговорам. Они, словно по
команде, перевернулись вниз головой и замахали в воздухе лапками.

Кряка покрутила головой налево, направо, хотела обидеться", но передумала и
только было примерилась нырнуть сама, как вдруг услышала свођ имя.

Кто-то, ахнув, сказал:

- Кря-а-ка!..

Кряка повернула голову: на челне с шестом в руках стоял Овсиенко. Выражение
лица его было не очень-то добрым, поэтому Кряка, сделав предупреждающий
знак своей шайке, отплыла на всякий случай в сторону.

Серђжа задыхался от негодования. Два километра толкался он до девчачьего
база да два обратно. Устал, натђр мозоли на ладонях, и вот - пожалуйста -
чужие утки да ещђ эта вредная Кряка, из-за которой он уже пострадал.

Всђ сводилось к тому, чтобы гнать их обратно. Это значит - к четырђм
проделанным километрам прибавить ещђ четыре. Да и гнать их как-то неудобно.
А если кто увидит? Сразу же подумает, что здесь дело нечисто. Опять шум,
опять скандал - и пропал тогда на веки веков мотовелосипед!

У Серђжи от злости даже слезы на глазах навернулись.

- Противная, вредная утка! - застонал он, сжимая одеревеневшими пальцами
шест. - Дать бы тебе сейчас по башке!..

Кряка насторожђнно закрутила головой.

Крикнув тревожно: "Спасайся!" - она изо всех сил заработала перепончатыми
лапками. Все сорок девять утят, мгновенно развернувшись, сразу же бросились
удирать вслед за Крякой.

Если бы их движение было направлено в сторону своего база, то Серђже
осталось бы только шлђпнуть шестом по воде раза два, присвистнуть вдогонку,
и всђ бы обошлось без лишних волнений. Но тут, увидев, что Крякина стайка
мчится в самую середину его стада, Овсиенко, желая еђ опередить, сильно
оттолкнулся шестом. Раз! Два! Три!.. Чђлн полетел как стрела, аж в ушах
засвистело.

И уж так водится у уток: им непременно хочется быть там, где их не ждут.
Увидев погоню, Кряка нажала ещђ сильнее. Серђжа, пытаясь прибавить
скорости, яростно ткнул шестом в дно и вдруг почувствовал, как чђлн, словно
взбесившаяся лошадь, мчится вперђд, ускользает из-под ног, а шест,
застрявший в илистом дне, тянет назад. Серђжа и глазом не успел моргнуть,
как бултыхнулся в воду. Освобождђнный чђлн, звонко хлюпая днищем, помчался
вперђд, пересек Кряке дорогу и, уткнувшись носом в заросли чакана,
остановился.

Выдђргивая шест, Серђжа видел, как Кряка, резко изменив направление, повела
свою стаю домой. Серђжа погрозил ей вслед кулаком:

- Ну погоди ж ты у меня! Мы ещђ с тобой встретимся!..

КАК ЖЕНЯ ЛАПШУ ВАРИЛА

У лимана уток обслуживать легче, поэтому дед Моисеич предложил разделить
бригады на два звена, по пять человек. Дежурить по три дня, потом
сменяться. Все с радостью согласились, особенно девочки.

Хорошая Елизавета Петровна, очень хорошая! Она вместе с ними лазила по
камышам, загоняла уток, замешивала корм, мыла утиную посуду, делила радости
и невзгоды, но всђ же она была старшая. А девочкам так хотелось
самостоятельности.

Елизавета Петровна не возражала.

- И правда, - сказала она, - пора вам, девочки, всђ уметь делать самим. И
распорядок дня соблюдать, и обед вкусно сварить, и всђ в чистоте держать.

Назначила учительница старшей первого звена Аню Титаренко, забрала особой
четырђх девочек и ушла.

Проводив учительницу, Аня сразу же собрала подруг.

- Девочки, давайте сделаем, так, чтобы у нас в палатке было чисто-чисто!

- И красиво, - добавила Дина. - Чтобы как дома: вышивки были, на стенах
картинки.

- Пол мы выровняем, утрамбуем, обмажем, - подсказала Лида. - Я умею.

- Ну, тогда за работу! - загорелась Аня. - Лида, тебе придђтся съездить на
велосипеде в станицу. Сейчас мы составим список, чего привезти.

- Ниток для вышивания, - попросила Люба. - Разных.

- А мне книжки, - сказала Женя. - Я сейчас напишу какие.

Лида очень любила выполнять такие поручения:

ездить в станицу на велосипеде. Поэтому она поспешно переоделась: надела
лђгкие шаровары, кофточку, повязала голову белой косынкой, вывела
велосипед, попробовала пальцем шины:

- Ну, давайте список. Я готова!

Лида уехала. Аня с Любой уплыли на лодках за утками, а Дине с Женей нужно
было готовить обед:

суп-лапшу с тушђнкой и компот. Но Жене не хотелось. Она сидела за столом
перед старой, истрђпанной книжкой и, придерживая ладонью от ветра листы,
тряслась в весђлом смехе над проделками Братца Кролика'.

- Женя, давай разжигай костђр, а я пойду за водой, - сказала Дина,
повязывая фартук.

Женя, прервав смех, недовольно повела плечом.

- Ну вот ещђ! - возразила она. - Чего это ты вдруг взялась командовать? А
может, я за водой хочу пойти!

Дина развела руками:

- Пожалуйста! Можешь идти за водой, а я костђр разожгу.

- Ну я сейчас, - снова поворачиваясь к книжке, сказала Женя. - Дочитаю вот,
тут мне немного осталось.

- Ну и читай! - обиженно выкрикнула Дина. - Хоть до вечера! А я вышивать
пойду.

Сорвала фартук, бросила на стол и ушла в палатку.

Женя вскочила, с треском захлопнула книгу:

- Подумаешь, и слова сказать нельзя! Чуть что - обижается. Повариха какая
нашлась! И без тебя сварю!

Схватила висевшее на деревянной рогатине ведро, побежала к роднику за водой.

Женя была очень недовольна собой. Зря обидела подругу. Ну ни за что! Нет,
всђ-таки с учительницей было лучше. Что скажет, то они и делают. Скажет
кому-нибудь: "Разожги костђр!" - сразу же разжигают. "Принеси воды!" -
принесут. "Засыпай макароны!" - засыплют и слова лишнего не молвят. А тут
поссорились.

Конечно, обидно немного: чего это она вдруг командовать принялась? Фартук
надела. Главным коком хотела быть.

В тени, под кручей, возле выкопанного родника, сидели лягушки, лупили
глаза, ловили мух. Увидев Женю, пригнулись, подобрали ноги и - вжик-вжик! -
полетели в заросшее тђмно-зелђной плесенью болотце. Плесень раздалась и тут
же сомкнулась.

Женя опустилась на колено и, придерживаясь левой рукой за врубленную в
родник деревянную коробку, правой зачерпнула прозрачной, дышащей холодом
воды. Вытащив ведро, поставила его и стала смотреть, как из-под зелђной
плђнки осторожно высовываются любопытные лягушачьи глаза.

Женя топнула ногой:

- Вот я вас!

Но любопытство сильнее страха. Зелђная плђночка в болотце покрылась
кочечками. Раздвигая лапками плесень, лягушки высовывали свои широкоротые
головы.

- Ах, вы так?! - сказала Женя.

Нагнулась, отломила от подножия кручи кусок влажной глины, отщипнула
крошечку, скатала шариком и бросила в лягушку. Лягушка выставилась до
половины, начала ворочать глазами. Женя бросила ещђ. Лягушка - хлоп! -
подскочила, шлђпнула ртом, поймала ловко и тут же с брезгливой миной стала
выплђвывать глину. Глупая лягушка! Она думала, что это муха.

Женя расхохоталась, хотела бросить ещђ, но, вспомнив, что нужно готовить
обед, швырнула глину в болотце, схватила ведро и побежала, расплђскивая
воду.

Разжигая костђр, Женя, чтобы привлечь внимание Дины, нарочно громко запела
песню. Но Дина не появлялась. Тогда Женя начала сердиться, ворчать,
громыхать посудой: "Что я, в самом деле, одна всђ должна делать? И костђр
разжигать, и картошку чистить?"

А Дина в это время в палатке чистила картошку. Дочистила последнюю,
положила в тарелку, понесла.

Костђр уже горел. И Женя, поставив на огонь кастрюлю с водой, сыпала на неђ
лапшу.

Дина подошла сзади, посмотрела. Что-то уж очень быстро! Неужели вода
закипела?. Но кастрюля была холодная - на закопчђнных боках висели
прозрачные капельки воды.

- Зачем же ты сыплешь? - спросила Дина. - Вода-то не закипела!

Женя сердито тряхнула косичками:

- А тебя не спросили! Сказала - сама буду готовить, ну и сготовлю!

У Дины на глазах навернулись слезы. Хотела помочь, а она... Поставила на
скамейку тарелку с картошкой и ушла бродить вдоль берега.

Женя покосилась на тарелку: "Ну вот, опять зря обидела! И чего я сегодня -
не с той ноги встала, что ли? - Прикусив губу, почесала за ухом: - Что она
насчђт воды-то сказала?.. Ну, подумать только, ведь не один раз с
Елизаветой Петровной обед готовила, а как лапшу вари