й звон, будто из  бездны  моря
взывают, а у других перезвон вес„лый, л„гкий, будто свора собачонок тявкает.
Которые-то обрывистые, а котор ые протяжно-певучие - уже  отзвенели,  а  вс„
ещ„ воздух дрожит.
   На паперти Святой Софии монахи расставляли очередь нищих.  Все  они  были
чисто  умыты,  а  у  кого  лохмотья  были  уж  чересчур  отвратительны,  тех
отталкивали подальше с глаз долой. Эти нищие все были проверены,  добрые  ли
они христиане и нет ли среди них  какого-н  ибудь  разбойника  или  больного
проказой или чесоткой.
   И тут вдруг Ивашка увидел  Прокопа-Всех-Победишь.  Он  смиренно  стоял  в
конце очереди. Но тут к нему подскочил монах и, с  гневом  указывая  на  его
обезображенное шрамом лицо, пинком отогнал его прочь.
   - Дяденька Прокоп, дяденька! - закричал Ивашка.
   Но за перезвоном колоколов его голоса не было слышно. Однако же Прокоп не
уш„л совсем, а только  отош„л  подальше.  Ивашка  подскакивал  и  махал  ему
руками, а в кулаке у него была зажата  монетка,  которую  госпожа  Пульхерия
дала ему на свечи. Но, сколько он ни
   старался, Прокоп его не заметил за густой толпой.
   В это время показалась императорская  процессия.  Впереди  шли  монахи  и
громко пели приветственные гимны. А за ними, окруж„нная  свитой  своих  дам,
выступала императрица, прекрасная  Мария  Антиохийская.  Она  была  одета  в
пурпурные одежды,  отороченные  золотым  су  кном.  На  голове  у  не„  была
жемчужная диадема,  а  ножки  обуты  в  пурпурные  чулки  и  красные  туфли,
усыпанные драгоценными камнями.
   Придворные дамы были все в цветных  шелках  с  оторочками  из  пурпура  и
багрянца, что которой из них полагалось по е„ званию. Все они так и сверкали
драгоценными ожерельями и подвесками и шли, гордо подняв головы  в  рыжих  и
золотистых париках,  изумительно  зав  итых  и  закрученных,  со  множеством
локончиков, болтавшихся на лбу и затылке.
 
   - Бесстыдницы! - шепнула госпожа Агата. - Идут, не покрыв  головы,  будто
какие-нибудь актрисы или акробатки!
   Но госпожа Пульхерия ничего не ответила.  Мысленно  она  примеряла  такой
парик на собственной своей голове.
   Императрица шла вдоль ряда нищих, подавая каждому по серебряной монете. И
тут вдруг Прокоп снова высунулся,  но  один  из  телохранителей  ударил  его
наотмашь. Прокоп отлетел, поднялся и вдруг увидел Ивашку.
   Тотчас его нахмуренное лицо исказилось улыбкой - здоровый глаз подмигнул,
кончик носа зад„ргался. Он замахал Ивашке своей клешн„й, а другой рукой стал
проталкиваться впер„д. И в то время,  когда  императрица  со  своими  дамами
поднималась по лестнице на хоры , а толпа хлынула в храм,  Ивашка  осторожно
вытащил свою руку из крепко держащей е„  руки  господина  Гензериха  и  стал
продираться к Прокопу. Кто-то в толпе наступил  ему  на  босую  ногу,  чужие
одежды задевали его по лицу, но он широко расставил  локти  и  не  обра  щал
внимания на брань - вс„ равно он ни  слова  по-ихнему  не  понимал.  Наконец
добрался до Прокопа и с торжеством протянул ему свою монетку.
   Прокоп равнодушно принял е„ и сказал:
   - Ну, пошли искать Аннушку.
   Глава двадцать вторая
   ВСТРЕЧА
 
   Прокоп  со  звоном  бросил  на  стол  Ивашкину  монету  и  накинулся   на
принес„нную еду. А Ивашка, ожидая, когда он насытится, рассеянно  смотрел  в
открытую дверь харчевни.
   Эта харчевня была расположена на углу улицы, ведущей на базар, и  по  ней
проходило множество людей. Уж действительно, явились они сюда со всех концов
света. Были тут и белые, и ч„рные, и ж„лтые, и зеленоватые лица. И даже один
прош„л в широком синем плаще , и у него было синее лицо. Были тут  бритые  и
бородатые, а у некоторых бороды выкрашены в ярко-красный  цвет.  И  у  одних
волосы были подстрижены прямой чертой над бровями, а сзади свисали на спину,
а у других голова была наголо выбрита и обмотана затейливо сложенной  шалью.
Уж было на что посмотреть!
   Вдруг Ивашка вздрогнул и вытянул шею. Мимо дверей проехал верхом на  муле
пожилой грек, а за ним, держась за хвост мула, бежал  мальчишка  в  короткой
рубашонке без рукавов, какую носят рабы.
   Ивашка вскочил, подбежал к двери и закричал не своим голосом:
   - Ярмошка!
   Мальчик на бегу оглянулся, крикнул:
   - Подожди меня! - и опять побежал за своим хозяином.
   Тут уж Ивашка не мог успокоиться. И не сиделось ему, и не  стоялось  ему.
Он  забегал  взад  и  впер„д,  мешая   прислужникам   разносить   заказанное
посетителями кушанье. То и дело он высовывался в дверь посмотреть,  не  ид„т
ли наконец Ярмошка. Но Ярмошки не было.
   Между тем Прокоп отвалился от еды, распустил пошире пояс и сказал:
   - Пошли, что ли.
   - Подожди, дяденька Прокоп, - повторил Ивашка. - Сейчас ещ„ один  человек
прид„т.
   - Что за человек? - нахмурясь, спросил Прокоп.
   - Так, один мальчик.
   Прокоп снова опустился на скамью, но тут  к  нему  подош„л  прислужник  и
сказал, что если они больше ничего не хотят  заказывать,  то  освободили  бы
место. Пришлось Прокопу с Ивашкой выйти из харчевни.
   Здесь они присели на ступеньки и стали ждать.  Прокоп  подобрал  с  земли
щепочку, обт„р е„ о рукав и принялся  лениво  ковырять  в  зубах,  а  Ивашка
вертелся, всматривался в прохожих - в приходящих и в уходящих, - не  Ярмошка
ли ид„т. Нет, не Ярмошка.
   И вдруг кто-то как стукнул его по спине и закричал:
   - Ивашенька, здравствуй!
   - Ярмошенька! - прошептал Ивашка.
   И тут они обнялись и троекратно облобызались, будто в светлый праздник.
   - Ярмошка, как же ты? - начал Ивашка.
   Но Ярмошка перебил его:
   - Говори скорей, а то мой такой-сякой хозяин меня хватится и  отлупит.  И
что во мне такое, что всех тянет выдрать меня?
   - Ты очень хороший, - сказал Ивашка. - Это хороших всегда бьют. Вот  меня
никто никогда пальцем не тронул.
   На это Ярмошка махнул рукой и сказал:
   - Слушай, я наш„л твою Аннушку.
   Ивашка ахнул, а Ярмошка продолжал говорить:
   - Меня те морские разбойники как украли, так  продали  сюда,  а  у  моего
хозяина ткацкая мастерская. В эту мастерскую никому постороннему  ходу  нет,
не подсмотрели бы, каким способом там ткут узоры. А  меня  хозяин  один  раз
взял. Надо было чего-то там нести за
   ним. И  я  увидел  у  одной  ткачихи  косы  длинные,  до  полу,  и  собой
молоденькая, лет пятнадцати девочка. Дай, думаю,  спрошу,  за  это  меня  не
убьют. Я ей крикнул: "Эй, девушка, как тебя по имени зовут?" А она отвечает:
"Аннушка я, из села Малого, со Смоленщины" .
   - Ax! - сказал Ивашка. В глазах у него вс„  покачнулось,  и  он  покрепче
схватился за Ярмошкино плечо.
   - Ну, и вс„, - сказал  Ярмошка.  -  К  ней  сейчас  же  эти  надсмотрщицы
подскочили, начали браниться, чего она такое не  по-ихнему  сказала.  Ну,  а
меня за то, что я с ткачихой заговорил, конечно, выдрали.  Здорово  всыпали,
такие-сякие, по сю пору чешется. Никогда меня раньше  так  больно  не  били.
Думал, калекой останусь.
   - Как же нам е„ оттуда достать? - спросил Ивашка.
   Прокоп внимательно прислушивался к их разговору и теперь вмешался.
   - Это дело нел„гкое, - сказал он. - Ткацкие мастерские хорошо охраняют, и
выкрасть оттуда девушку трудней, чем увести  монашку  из  монастыря  Святого
Бартимея.
   - Правильно, - сказал  Ярмошка.  -  Выкрасть  никак  нельзя.  Там  вокруг
высокие стены, а у калитки привратник и злая собака  и  внутри  тоже  всякие
сторожа и надсмотрщики. Ну, я побегу, а то меня хозяин хватится.
   - Постой, погоди! - крикнул Ивашка. - А где тебя найти?
   - А в Влахерне, неподал„ку от Лаврентьева  госпиталя,  у  самых  у  почти
Влахернских ворот, пониже Юстинианова моста. В дом  ход  с  улицы,  а  стена
мастерской выходит в переулок. Сразу узнаешь, такой глухой переулок.  Ну,  я
побежал.  Ты  приходи  к  нашему  дому,  мож  ет,  мне  удастся   выскочить,
повидаться.
   - Увидишь Аннушку, скажи, что я здесь! - крикнул Ивашка ему вслед.
   Ярмошка на бегу обернулся, крикнул:
   - Уж не знаю, удастся ли! - и скрылся в толпе. Прокоп встал, бросил  свою
щепочку на землю и сказал:
   - Больше нам здесь делать нечего. Иди домой, Ивашка.
   - А как же мы выкрадем Аннушку? - спросил Ивашка.
   - Это не твоего ума дело, - ответил  Прокоп.  -  Это  надо  быть  опытным
воином и стратегом. Надо обследовать местность, надо  выяснить  силы  врага,
надо обдумать военную хитрость. Я вс„ это сделаю  и,  когда  выработаю  план
кампании, сообщу тебе. А ты каждый полд ень и каждый вечер смотри в окно  и,
как увидишь меня,  сейчас  же  выходи,  и  тут  я  тебе  объясню,  как  надо
действовать. Найд„шь один дорогу домой или проводить тебя?
   - Спасибо, не надо, - сказал Ивашка. - Как-нибудь дойду.
   Глава двадцать третья
   ВОЕННАЯ ХИТРОСТЬ
 
   Прокоповы слова показались Ивашке очень обидны.
   "Не моего ума дело! Да что я, всех, что ли, глупей? Меня  Аннушка  всегда
очень хвалила, что я хорошо  выдумываю.  И  т„тка  Любаша  тоже  хвалила.  И
Ярмошка слушал. Неужто я сам, без  дяденьки  Прокопа,  военную  хитрость  не
выдумаю, Аннушку не добуду? Сколько я за не„ всего натерпелся.  И  за  кон„м
бежал, и в плену был, и Данилу Богатого  обувал-разувал,  а  за  Кобякичевой
козой по камням карабкался. Больше терпел, меньше осталось!"
   Вот он стал выдумывать хитрость, а ничего в голову не ид„т. От  этого  он
ещ„ больше огорчился, домой повеся голову приш„л,  смирн„хонько  забрался  с
ногами на стол, вдевает нитку в иглу. А у самого  глаза  мокрые,  он  сквозь
этот туман и ушко не разглядит, мим о тычет.
   "Эх, туговат я думать! Мешковат я. И вправду без добрых, без  злых  людей
мне бы сюда вовек не добраться. А теперь здесь я, а на столе сижу. Сижу я на
столе, и Аннушка близко, а мне е„ не добыть".
   Вот день проходит, и другой, и третий. Ивашка сидит, поджав ноги, шь„т  и
порет, порет и шь„т. Уж господин Гензерих его  прилежанию  удивляется,  стал
ласков, обещает научить, как петли пром„тывать - о, это хитрое искусство, не
каждому дано.
   Каждый полдень и ещ„ раз ввечеру смотрит Ивашка  в  окно,  не  приш„л  ли
Прокоп. А Прокопа нету. Вон человек прош„л, а за ним лохматая собака  бежит,
прихрамывает. Не Прокоп ли с Махмуткой? Нет, чужие, и у собаки два уха  целы
торчат. Ещ„ погожу, до  десяти  пос  читаю,  может,  прид„т.  Семь,  восемь,
де-вять, де-де-десять! Нет, не прид„т, приходится до завтрего ждать.
   А на четв„ртое утро, ещ„ до полдня далеко, глянул Ивашка в окно -  а  там
стоит Прокоп и Махмутка с ним. Увидал их Ивашка, так обрадовался.  Со  стола
скатился кувырком, платье недошитое бросил на пол - и фьють, нет его!
   - Вас ист дас? Что такое?  -  кричит  господин  Гензерих,  поскорей  свою
работу сложил, побежал за Ивашкой.
   Он выскочил в дверь, видит - вдали Ивашка с чужим  человеком,  с  собакой
куда-то поспешно уходит. И так ему стало любопытно, куда же это они идут, по
какому делу спешат, что решил он их выследить, за ними пош„л.
   Ох,  нехорошо  это  быть  любопытным!  От  этого   большие   неприятности
случаются.
   Ивашка руку Прокопу в руку сунул, спрашивает:
   - Ты придумал?
   - Блестящий план, - говорит Прокоп. - Сам Александр Македонский лучше  не
сумел бы выдумать. Передовой отряд, мои  друзья-приятели,  ид„т  на  приступ
крепости. К месту  боя  стягиваются  вспомогательные  войска.  Впер„д,  всех
победишь!
   - А Ярмошка знает?
   - Твой друг Ярмошка оповещ„н. К сожалению, ему не  удалось  проникнуть  в
мастерскую - предупредить Аннушку. Но это пустяк и  не  помешает  выполнению
плана.
   Больше Прокоп ничего не желал говорить, был занят своими мыслями.  Ивашка
смотрит снизу ему в лицо, восхищается, такое это лицо геройское  -  глаза  у
Прокопа горят,  шрам  кровью  налился,  ноздри,  как  у  копя,  раздуваются,
пламенем пышут.
   Вот они пришли во Влахерну, мимо  Лаврентьева  госпиталя,  сворачивают  в
тихий переулок. По одну сторону - высокая стена, а в  ней  ворота.  У  ворот
сидит привратник и злая собака зубы скалит. По другую - два-три  домишка,  в
окно какой-то человек лениво смотрит .
   Тут они остановились, Прокоп пробормотал:
   - Трубы нет! - сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул.
   И, откуда ни возьмись, в переулке по одному,  по  двое  стали  появляться
Прокоповы приятели. Одни будто моряки, а немного и на разбойников смахивают.
Другие, похоже, вроде мастеровые, рабочего фартука не сняли, у одного в руке
молоток, у другого - сапожная
   колодка. Ещ„  трое  пришли  -  гуляки,  молодые  господа,  богато  одеты.
Собралось их человек двадцать, немного поболе.
   Они между собой пересмеиваются, друг друга подталкивают. Один  выковырнул
булыжник из  мостовой,  на  руке  его  взвешивает,  рукав  засучил,  швырнул
булыжник в стену. За ним и другие стали камни выворачивать и кидать в стену.
Сами хохочут, грозными голосами кри чат: "Долой!", "Громи их!"
   Сперва будто лениво кричали, а там разошлись, орут что есть силы.
   Тут человек, который в окошко глядел, не  выдержал.  Выскочил  в  окно  с
тяж„лой табуреткой в руках, стал ею в ворота колотить. А за ним и  другие  к
воротам кинулись. Привратник ужас как перепугался, шмыгнул в ворота, изнутри
заперся. Так торопился, своей зло й собаке хвост прищемил.
   А уж переулок полным-полон людей, толпа  человек  сто.  Это,  кто  улицей
проходил и шум услышал, сбежались посмотреть, что тут такое за происшествие.
А как увидели, что  ворота  ломают,  они  не  стали  расспрашивать,  а  тоже
бросились помогать.
   Ворота тяж„лые, из крепких досок шиты, окованы железом, не  поддаются.  А
толпа нажимает, кто чем в те ворота бьют, и грохот стоит такой, будто  земля
рушится. А за стеной слыхать женский визг, пронзительный, оглохнуть можно.
   Прокоп толкает Ивашку, кричит:
   - Отойди в сторонку, задавят!
   Но Ивашкой овладел воинский дух. Он рот раскрыл, вопит, у самого звенит в
ушах, лезет в самую гущу.
   Вдруг  ворота  поддались,  доски   треснули,   запоры   рухнули,   створы
распахнулись, и вся толпа хлынула внутрь. Они бы все от толчка попадали,  да
больно тесно, некуда падать. Ивашку с толпой внутрь двора внесло.  Его  ноги
едва касаются земли, будто волной его вп ер„д выбросило.
   "И впрямь задавят", - думает Ивашка, хочет выбраться, да где там!
   Двор невелик, а вс„ же посвободней, чем в воротах. Здесь уж  стало  можно
меж чужих локтей протиснуться. Рубаху на Ивашке изодрали, лицо  ссаднили,  а
вс„ же удалось ему пробраться  в  сторону.  Стоит,  тяжело  дышит.  По  одну
сторону двора склад, по другую - длин  ное  низкое  здание:  не  иначе,  это
мастерская и есть. Толпа к складу кинулась, стала  двери  ломать.  А  Ивашка
подбежал к мастерской, толкнул дверь, она не заперта.
 
   Он внутрь заходит, а там рядами станки и на  них  многоцветные  ткани,  а
людей не видать. Все со страху разбежались. Аннушка-то  не  предупрежд„нная.
Неужто и она сбежала? Где е„ теперь искать?
   - Аннушка, где ты? - кричит Ивашка. А не все разбежались, иные не успели,
за станками попрятались. Выглядывают из-за станков блестящие  глаза.  А  как
увидали Ивашку, что он мальчишка ещ„, не страшный, осмелели,  стали  девушки
понемногу показываться. И вдруг рядом с Ивашкой Ярмошка. Кричит:
   - А скорее, такой-сякой! Чего копаешься? Уж за городской стражей послали!
   - Аннушка! - кричит Ивашка.
   А она вот она - Аннушка. Она в корзину с шпульками схоронилась, сразу  не
сумела вылезти. Она кидается к Ивашке, да Ярмошка им  долго  здороваться  не
дал, схватил за руки, они поскорей выбежали вон.
   Во  дворе  столпотворение.  Склад  грабят.  Краем  глаза  увидел   Ивашка
господина Гензериха. Он одну штуку ш„лка зажал под мышкой, вторую у  другого
человека из рук выдирает, ор„т что-то по-своему.
   Ивашка с Ярмошкой, с Аннушкой жмутся к стене мастерской, обходят толпу, к
воротам пробираются. А к  ним  подбегает  Прокоп,  впереди  себя  их  гонит,
скорей, скорей. Они в переулок выбрались, бегом-бегом его  пробежали,  а  уж
вдали  слыхать  бряцанье  оружия,   тяж„л   ый   топот,   городская   стража
приближается.
   Тут уж они успели свернуть в другой переулок, пошли тихо, будто по своему
делу идут, никакие чужие дела их не касаются.
   Они-то уходят, а уже городская стража нагрянула во  двор  мастерской.  Из
Прокоповых приятелей никого не застали, они  все  вовремя  скрылись.  Стража
стала хватать тех, кто увл„кся грабежом и не успел убежать. Первым  схватили
господина Гензериха. У него в рука х две штуки ш„лка - с  поличным  поймали.
Связали его вер„вкой, потащили в тюрьму. А уж остался ли он там или  удалось
ему выбраться - это нам вс„ едино. Нам до него больше дела нет.
   Глава двадцать четв„ртая
   МОЛОДЕЦ, ИВАШКА!
 
   Вчетвером они спустились к набережной, и отсюда лодочник перев„з их через
Золотой Рог, в предместье Сикэ. Этот берег  высокий  и  холмистый,  и  белые
домики Сикэ карабкаются по нему, будто козочки.
   Но беглецы не стали взбираться вверх, а  пошли  берегом,  пока  последний
домик остался далеко позади. И тут Прокоп прив„л их в маленькую бухту.
   С берега е„ закрывали густые деревья и кусты,  с  моря  заслонял  высокий
круглый камень. Кто не знал бы, что здесь эта бухточка есть, хоть сто лет бы
искал, не наш„л бы е„.
   - Ложитесь, отдыхайте, - сказал Прокоп. - Мы здесь пробудем до вечера.  А
как стемнеет, приедет за нами ч„лн, отвез„т вас на морскую крутобокую ладью,
а та уж вас доставит до места. Да вы не опасайтесь. Люди на  той  ладье  мне
друзья и приятели, и им хорошо заплачено, чтобы вас довезти в сохранности.
   - А кто же им заплатил? - спрашивает Ярмошка.
   - Твой хозяин, Аннушка.
   Тут они все рассмеялись, и Ярмошка сказал:
   - Да он, такой-сякой, скорей лопнет, а ни с одной монеткой, пока жив,  не
расстанется.
   - А плачено не деньгами, а драгоценным ш„лком,  -  ответил  Прокоп.  -  И
хозяина не спрашивали, а сами со склада  унесли,  что  понравилось.  У  этих
людей такое уж ремесло. Пошлины с купцов  что  император,  что  ваши  князья
берут непомерно велики. С одного Царьград  а  боле  двадцати  тысяч  золотых
монет в день. Уж правда ли, ложь ли, а так говорят. И оттого товары  дороги.
А эти мои приятели пошлины не хотят платить, товар возят тайком, потайно его
доверенным людям сбывают зад„шево. И обмануть меня они не посмеют,  пото  му
что вся их жизнь на доверии держится. Сегодня я их на склад нав„л, а случись
с вами что, я на их след наведу чиновников,  сбирающих  пошлины,  отомщу  за
вас, и тут им казни не миновать. И  поэтому  ничего  не  бойтесь,  ложитесь,
поспите до вечера.
   И сам выбрал тенистое местечко, л„г и тотчас захрапел.
   Аннушка сидит вся бледная от пережитого страха  и  нечаянной  радости.  А
Ивашка ей говорит:
   - Ещ„ недолго потерпи. Месяца не пройд„т, будем дома.
   У Аннушки на глазах слезы, она горестно вопрошает:
   - А где у нас дом? И нету его! Наше  село  Малое  разрушили,  пожгли.  От
нашего дома, верно, одна печная труба осталась и та, поди, завалилась.
   - Нас другой дом жд„т, получше, - отвечает Ивашка. - В  богатом  селе,  в
Лодейницах, дяденька Мудрила с т„ткой Любашей нас к себе в  дети  принимают,
будут нам наместо родных батюшки с матушкой.
   Тут Ярмошка закручинился:
   - Хорошо вам у Мудрилы жить будет! А  меня  мой  дядька,  такой-сякой,  с
ремн„м в руках дожидается. Не успеем свидеться, отлупит меня. И оттого я  не
очень тороплюсь домой ворочаться.
   - Ты не печалься, - говорит Ивашка. - Ты у твоего дядьки лишний  рот,  он
тебя охотно отдаст. А мы Мудрилу попросим, он тебя возьм„т в ученики, будешь
с нами жить.
   На том и порешили. Все успокоились, полегли на травку в тени и задремали.
   Вот настал вечер, небо потемнело, прохладный ветерок подул, разбудил  их.
Вода в Золотом Роге тихо плещет. А то не вода,  то  в„сла  неслышно  гребут.
Приста„т к берегу ч„лн. Настало время прощаться.
   - Прощай, Прокоп-Всех-Победишь! - говорит Аннушка и низко ему  кланяется.
- Спасибо тебе, что спас меня, из злой неволи выручил. Такой ты добрый!
   - Не я один тебя выручал, - отвечает Прокоп. - И  добрые  лю