ом  всю
е„ досуха обт„р изнутри корочкой. Потом съел он лук  и  рыбу,  и,  когда  на
столе остались только кожура и кости, Прок оп снова взял обе рыбьи  головки,
внимательно осмотрел  их  здоровым  глазом  и  ещ„  раз  обсосал.  Затем  он
откинулся головой к стене, сыто вздохнул и сказал:
   - Ну, говори, по какому делу забрался  ты  так  далеко  от  своей  родной
страны.
   Тут Ивашка начал рассказывать, как украли Аннушку и как он бежал за кон„м
и вс„ дальше и дальше искал след и случайно узнал, что Аннушка в  Царь-граде
и теперь только осталось найти е„ здесь.
   - Да! - сказал Прокоп. - Это  дело  нел„гкое.  Если  она  набожна,  будем
искать е„ в храме Софии. Если она любит наряды, найд„м е„ на большом базаре.
Если она тоскует по родине, наверно, стоит она на пристани и смотрит вдаль.
   - Она тоскует! - воскликнул Ивашка.
   - Помолчи! - приказал Прокоп. - Ты мешаешь мне  думать.  Но  если  она...
Нет, это нел„гкое дело! Прид„тся нам ещ„ не раз  встретиться.  У  тебя  дома
есть ещ„ деньги?
   - Я попрошу, - сказал Ивашка.
   - Вот и хорошо. Завтра увидимся. И  Прокоп  уже  начал  подыматься  из-за
стола, когда Ивашка вскрикнул:
   - Дяденька, а как же я попаду домой?
   Прокоп вздохнул, опять опустился на скамью и пробормотал:
   - Ну, говори, как выглядит улица, где ты остановился. Нет  ли  поблизости
каких-нибудь заметных зданий?
 
   - Как вышел я из дома, повернул налево, а там невдалеке стояла на площади
белая каменная женщина.
   - Статуя Венеры, - пробормотал Прокоп. - А мы уж у самого Бычьего  рынка.
Далеко же ты забрался, дружок! Но не унывай. Эту каменную женщину и  квартал
около не„ я очень хорошо знаю. А нет ли у тебя  ещ„  какой-нибудь  завалящей
монетки? Очень хочется пить. У
   этого мошенника хозяина рыба уж очень солона.
   - Нет, - сказал Ивашка. - Но завтра я непременно достану.
   - Ну что же, прид„тся мне, видно, напиться  у  фонтана.  Вода  -  гусиное
вино, а гуси спасли Рим. Я тебя спасу, мой мальчик, и  твою  Аннушку  спасу.
Ну, ид„м, провожу тебя до  дому,  а  завтра  опять  встретимся.  Не  унывай,
Ивашка, всех победишь!
   Глава девятнадцатая
   ИВАШКА ПРИХОДИТ НИ С ЧЕМ
 
   Наутро Ивашка и сон ещ„ не ст„р с глаз, а уже подбежал к окну и  выглянул
наружу. Там на противоположной стороне улицы, прислонившись  к  стене  дома,
стоял Прокоп-Всех-Победишь и, казалось, смотрел прямо на его окно.
   У ног Прокопа лежала  собака,  длинная  и  худая,  с  откусанным  ухом  и
потр„панным хвостом. Она подняла морду и тоже посмотрела на окно.
   "Надо непременно, непременно достать монетку", - подумал Ивашка и побежал
искать господина Гензериха.
   О, Гензерих был прилежный человек! Он уже давно сидел,  поджав  под  себя
ноги, на столе и усердно шил. При виде Ивашки он нахмурился, по промолчал.
   - Господин Гензерих, будь добрый, - сказал Ивашка, - дай мне монетку.
   Тут господин Гензерих не выдержал, выплюнул изо рта  булавки  и  закричал
страшным голосом:
   - Ты  негодный  феркель,  свинкин  сын,  порося!  Тво„  сердце  не  знает
благодарности! Это я прив„з тебя сюда. Это ты должен мне давать деньги, а  я
не должен давать. Раус мит дир - пош„л вон!
   Ивашка поспешно выбежал и опять выглянул в  окно.  Там,  прислонившись  к
стене, стоял Прокоп-Всех-Победишь, и у его ног лежала собака. Оба, казалось,
смотрели прямо в рот Ивашке.
   Тогда он побежал к госпоже Пульхерии. Две служанки хлопотали вокруг  не„,
помогая ей одеваться.
   -  Госпожа  Пульхерия,  будь  добрая,  -  крикнул  Ивашка,  -  дай   мне,
пожалуйста, поскорей монетку!
   - Я только вчера дала тебе, - сказала госпожа. - На что ты е„ потратил?
   - На суш„ные рыбки, - ответил Ивашка.
   - Фу, какая гадость! - воскликнула госпожа. - Можно  подумать,  что  тебя
здесь не кормят. Рыбки! Суш„ные!
   Служанки захихикали, и одна из них сказала:
   - А он вчера и не приш„л к обеду. Ходит неизвестно где.
   - Я замешкался, - пробормотал Ивашка.
   Но госпожа не стала слушать и строго сказала:
   - Чтоб это было в последний раз. Я не потерплю беспорядка. Уходи.
   И Ивашка уш„л ни с чем.
   Совсем смущ„нный, он нерешительно высунул нос во входную дверь, и  тотчас
Прокоп отделился от стены и, широко улыбаясь, пош„л  ему  навстречу.  Собака
тоже поднялась и, виляя хвостом, последовала за ним.
   - Вот, Ивашка, познакомься, - весело заговорил Прокоп, - это  мой  верный
п„с, друг и слуга - Махмут.
   Махмут тихонько взвизгнул.
   - Умный п„с. Слышишь, пода„т голос. Жд„т угощенья.
   - А чем ты его кормишь? - спросил Ивашка.
   - По правде сказать, я его не часто  кормлю.  Он  чаще  сам  кормится,  -
ответил Прокоп и выжидательно посмотрел на Ивашку. При этом его рука  слегка
д„рнулась, будто хотела протянуться ладонью кверху.
   - Это хорошо, - жалобно сказал Ивашка. - Хорошо, что сам. Сегодня, знаешь
ли, не дали мне денег. Может, завтра дадут.
   Но Прокоп не рассердился, не повернулся, не  уш„л.  Совсем  напротив!  Он
даже принялся утешать Ивашку:
   - Эх, не унывай! Уж завтра дадут. К тому же сегодня постный  день.  А  во
время моих походов я и в  пост,  и  в  праздник  привык  бросаться  в  битву
натощак, и это не мешало совершать мне великие подвиги.
   Ивашка обрадовался перемене разговора и поскорее спросил:
   - Ты совершал подвиги?
   - И мои раны тому свидетели! - воскликнул Прокоп.
   Они медленно шли по улице и уже вышли  на  площадку  со  статуей  Венеры.
Здесь Прокоп сел на скамью, глубоко вздохнул и сказал:
   - Но не ужасайся, услышав мой рассказ.
   - Я не ужаснусь, - быстро ответил Ивашка.
   - Ужасн„шься! - громовым голосом вскричал  Прокоп  и  ударил  кулаком  по
скамье. - Бесчисленные полчища убитых мной врагов и те ужасались. Так слушай
же!
   - А разве мы сегодня не пойд„м искать Аннушку? - спросил Ивашка.
   - Сегодня уж не пойд„м. Может быть, завтра.  Сегодня  что-то  я  чувствую
слабость. Эх, глоток бы вина, и вс„ бы  прошло.  Так,  говоришь,  не  достал
денег? Эх, не унывай! У меня полон  город  друзей,  и  приятелей,  и  добрых
знакомых. Уже я всем рассказал про тво„ д ело, и  они  теперь  повсюду  ищут
твою Аннушку. Надо надеяться, к завтрему найдут. К тому же Махмут. Если б ты
знал, что за нюх у этого пса! Дать ему понюхать старый Аннушкин башмак,  или
хотя бы говяжью кость, или хоть ч„рствую корку, и он тотчас пойд„т по
   следу. Умный п„с!
   - Аннушка башмаков не носила, - сказал Ивашка, и слезы выступили  у  пего
на глазах, - она босиком ходила. Она... Ох, скоро год, как я е„ ищу!
   - Найд„шь, найд„шь! Я е„ завтра непременно найду. Это дело нел„гкое, но я
и не такое свершал. Да ты садись! Устанешь стоять, слушая меня, а у меня вс„
равно сегодня никаких дел пет. Махмут,  ложись.  Нечего  обнюхивать  фонтан.
Ничего съедобного там нет и  не  бывало.  Наши  хозяйки  бережливые.  Будешь
бережлив, когда нету денег. Да, для старого солдата и медной монетки нет,  а
вот в Италии проливали  мы  реки  золота.  Заново  отстроили  стены  Милана,
укрепили Анкону. На подкупы  и  подкопы  есть  деньги...  Махмут,  ложись  ,
сколько раз тебе говорить! И крестоносцы, голодная орда, саранча ненасытная,
объели нас. Правда, в хлеб мы им подмешивали известь и всякую дрянь,  а  вс„
же сколько это стоило.
   Тут он вскочил, ударил себя  в  грудь  и  опять  бессильно  опустился  на
скамью.
   -  Вот  сравнивают  нашего  государя  Мануила  Комнина  и  с  Александром
Македонским, и с Геркулесом, и с Ахиллом.  Да  если  он  Ахилл,  так  я  уже
наверно Патрокл. Хорош бы он был без меня! Посмотрел бы я, что бы он  делал,
не будь меня рядом! Да я... Махмут, ложись! Будешь ты меня слушать,  Ивашка?
Перестань гладить пса. Слушай!
 
   Глава двадцатая
   ПОДВИГИ ПРОКОПА
   Даже сама знаменитая женщина-историк принцесса  Анна  Комнина,  известная
всему миру своей великой уч„ностью и  цветистым  слогом  своих  писаний,  не
могла бы поведать о воинских подвигах своего племянника, императора Мануила,
с большим увлечением и преувеличен ием, чем сделал это Прокоп-Всех-Победишь.
Ничего удивительного в этом нет. Ведь  она-то  спокойно  сидела  на  золотом
кресле в мраморном дворце, а он-то  вс„  вынес  на  собственной  шкуре.  Да,
случись с ней хоть сотая, хоть тысячная часть того, что ему пришлось
   испытать, уж она не стала бы макать перо в чернильницу, а поскорее удрала
бы куда-нибудь подальше, спряталась бы в самом глухом монастыре. Так-то!
   Прокоп говорил уже больше часа, и п„с Махмут  давно  заснул,  свернувшись
калачиком у ног хозяина.  А  Ивашка  сидел  выпрямившись,  не  мог  оторвать
зачарованных глаз от губ Прокопа. Уж так наглядно он рассказывал - от  ужаса
даже мурашки бегали по спине.
   - Где только не воевал наш император, - говорил Прокоп, - где  только  не
гибли его верные солдаты - и  на  равнинах  Венгрии,  на  берегах  Италии  и
Египта, на морях Сицилии и Греции. Вот в Венгрии случилось однажды, что  шли
мы весь день, устали, как собаки, ос тановились на берегу реки в виду  моста
и повалились спать. Как полагается, выставили  часовых.  Но  они  ведь  тоже
люди, а не кто-нибудь. У них тоже глаза смыкаются, и винить  их  нельзя,  уж
очень все притомились. Одним словом, просыпаемся мы утром, а на том б  ерегу
несч„тное венгерское войско. Так и валят полчища одно за другим.  Прямо  как
мухи на столе в харчевне. Вс„ от них черным-черно и гул по всей местности. А
между ними и нами один только узкий мост.
   Все, конечно, спросонья ужаснулись, а наш император говорит:
   "Вы, мои храбрые войска, отступайте-ка к тому вон лесочку и не бойтесь. Я
этих безбожных венгров через мост ни за что не пущу. Мне  такой  подвиг  раз
плюнуть".
   И вот он хватает свой меч и даже щита не взял и становится  на  мосту.  А
венгры так и прут на него. И впереди у  них  два  великана,  родные  братья.
Ростом они на голову выше хорошего дуба, ручищи -  как  мельничные  жернова.
Ступают они на мост - будто гром загр емел, и бр„вна все погнулись. А наш-то
неустрашимый император как взмахнул мечом, как закрутит его над  головой,  и
меча-то уже не видать, а будто беспрерывно сверкают молнии.
   "Э, - думаю я, - храбрый какой наш„лся! И щита не взял. Трахнут  его  эти
великаны по голове, только мокро от него останется.  Кто  тогда  будет  мост
защищать? Нет, - думаю, - это не годится. Надо ему помочь".
   Вот хватаю я его щит, становлюсь за его спиной, так немножко сбоку, чтобы
мне свободней было сражаться, и жду, что будет.
   Тут этот первый великан устремляется прямо на него и сво„  длинное  копь„
впер„д выставил, А я выскочил сбоку, и копь„ прямо в мой щит ударилось и  от
этого могучего удара разлетелось в щепы, а великан  кувырк  -  через  перила
моста грохнулся в реку. Такая вол на поднялась, захлестнула мост.  Но  мы  с
императором стоим крепко. А  уж  второй  великан  на  нас  кинулся.  Да  так
быстренько, не рассчитал, прямо на императорский меч напоролся, а я его  тут
же трахнул щитом по голове. Он и испустил дух.
   У Ивашки дыхание сп„рло от восторга. Он едва смог прошептать:
   - А когда он такой страшно высокий, как ты достал до его головы?
   - А я подпрыгнул. Не перебивай. Да,  и,  когда  венгры  увидели,  как  мы
вдво„м разделались с их великанами, они тотчас повернули и бросились бежать.
Так сразу стало чисто, будто их метлой повымели.
   - Ах, какой ты удивительный герой! - воскликнул Ивашка.
   - Да уж какой есть, - ответил Прокоп и скромно пожал  плечами.  -  Только
это никому не известно. Все только  и  кричат,  что-де  неустрашимый  рыцарь
Мануил Комнин один защитил мост против целого венгерского войска. А про меня
ни слова. А я что? Мелкая сошка. Н о я за славой не гонюсь. Не надо мне этой
славы!.. А в другой раз, оставив сво„  войско  далеко  позади,  поскакал  он
впер„д в поисках рыцарских приключений. Были с ним только его брат и  верный
слуга Аксух. "Ну, думаю, маловато вас, меня не хватает", - и  тож  е  поехал
вслед, хотя, конечно, поодаль, чтобы он меня не увидел и не прогнал. И вдруг
нам навстречу восемнадцать сельджукских всадников. Это,  думаю,  пустяки,  с
ними он сам справится. И действительно, после  недолгого  сражения  все  они
разбежались. А за ним и-то ещ„ другие сельджуки наступают. Человек  пятьсот,
не меньше. А может, и пятьсот тысяч - кто их знает,  я  их  не  считал.  Нам
перед ними отступать неприлично. Не по-геройски это будет. И,  конечно,  наш
император бросается прямо на них, сеч„т мечом направо  и  налево,  пробивает
себе путь. Вот, думаю, теперь и мо„ время настало. Пришпорил я коня, рядом с
ним скачу и, как только какой-нибудь турок на него налетит, я сейчас же свой
щит подставлю, заслоню собою моего государя. Ну, понятно, он пробился сквозь
эт их сельджуков без всякой раны, а мне вот три пальца отрубили.
   - Наверно, была тебе за это большая награда? - спросил Ивашка.
   - Да, как же,  дожидайся!  Он  меня  и  не  заметил.  Думает,  сам  такой
неуязвимый да непобедимый. А по правде сказать, хоть он и храбрейший  герой,
а не хватает ему ни умения, ни осторожности настоящего полководца.  В  конце
концов потерял он всю  свою  армию  в  гор  ах  Писидии  и  сам  очутился  у
сельджуков в плену.
   - А ты? - шепнул Ивашка.
   - Ну, и я, конечно, с ним. Но тут я ему высказал вс„, что я о н„м  думаю.
В этом сельджукском лагере захотелось ему пить. Он выпил  воды  из  фонтана,
поморщился и говорит: "Эта вода окрашена христианской  кровью".  Как  я  это
услышал, вс„ во мне закипело. Я ка к крикну: "А  не  впервой,  о  император,
пь„шь ты кровь своих христианских  подданных!"  Но,  на  мо„  счастье,  была
вокруг него густая толпа, так что не доискались, кто это крикнул. А не то бы
мне не сносить головы. Но я...
   Тут вдруг он вскочил и,  ни  слова  не  сказав  Ивашке,  перебежал  через
площадь и схватил своей клешн„й полу плаща какого-то прохожего. Правая  рука
Прокопа будто невольно д„рнулась, согнулась в  локте  и  протянулась  впер„д
ладонью кверху. Прохожий засмеялся, хл опнул его  по  плечу,  и  они  вместе
ушли. П„с Махмут встрепенулся и, прихрамывая, побежал вслед за хозяином.
   Ивашка ещ„ посидел  на  скамье,  дожидаясь  возвращения  Прокопа,  но  не
дождался и побр„л домой.
 
   Глава двадцать первая
   ПРАЗДНИЧНОЕ УТРО
   В субботу родственница госпожи Пульхерии сказала:
   - Завтра наша императрица будет  раздавать  милостыню  нищим  на  паперти
Святой Софии.
   Госпожа Пульхерия всплеснула руками и воскликнула:
   - Ах, милая Агата, я ещ„ никогда не видела нашу  милостивую  императрицу!
Как бы я хотела хоть одним глазком взглянуть на е„ великолепие!
   - Ничего нет проще, - снисходительно ответила  госпожа  Агата.  -  Только
прид„тся пораньше встать.
   Там будет огромная толпа, но если  мы  прид„м  рано,  мы  сможем  выбрать
место, откуда вс„ видно.
   Госпожа Пульхерия засмеялась от  удовольствия.  Но  Ивашка,  хоть  он  ни
словом не высказал своей радости, был, пожалуй, ещ„ больше доволен.
   Уже три дня никак не  удавалось  ему  высунуть  нос  на  улицу.  Господин
Гензерих ни на мгновение не отпускал его  от  себя  и  беспрерывно  бранился
по-немецки. То и дело гонял он Ивашку за утюгом, а то, посадив его с  ногами
на стол, приказывал выдернуть нам„тку и ли обметать  швы.  Надо  было  вдеть
нитку в иглу, а нитка не хотела лезть в ушко, выгибалась, будто живая.
   - О, думмер керль - глупый мальчик! -  ворчал  господин  Гензерих.  -  Ты
держишь крепко иглу, нитку не держишь крепко.  Не  надевай  иглу  на  нитку,
надевай нитку в иглу. Аллес феркерт - вс„ наоборот.
   Ещ„ утром в четверг Ивашка, выглянув в окно,  увидел  на  противоположной
стороне улицы Прокопа с Махмуткой. Оба ждали, смотрели на его  окно.  Ивашка
нарочно уронил иглу на пол, чтобы слезть  со  стола  и,  подойдя  к  окошку,
подать Прокопу знак. Но господин Генз ерих, ловко  изогнувшись,  сам  поднял
иглу и строго сказал:
   - Абер! Но! - и погрозил пальцем.
   Немного погодя Ивашка снова посмотрел в окно. Прокоп нетерпеливо топтался
на месте, два шага впер„д, два назад, а Махмут спал.  Когда  он  выглянул  в
третий раз, оба они исчезли.
   В пятницу утром их не было видно, и в субботу они тоже не пришли.
   Ивашка был в отчаянии.
   "Теперь Прокоп обиделся, и я его больше никогда не увижу, - думал  он.  -
Теперь вс„ пропало. Как я буду без него искать Аннушку, когда город чужой, а
люди говорят не по-нашему!"
   - Глупый башка! Думмкопф! - кричал господин Гензерих.  -  Ты  не  нам„тку
порол, ты мой красивый шов порол! - и стукал его нап„рстком по лбу.
   О, какая тоска!
   В воскресенье утром все встали пораньше  и  принялись  наряжаться.  Такой
подняли переполох, будто на птичьем дворе, - и кричали, и пищали, и носились
из горницы в горницу, хлопая ворохом платьев, будто  крыльями.  Обе  госпожи
раскапризничались - и то худо, и
   это нехорошо. И платье не в платье, и башмаки не кобеднишние, а  хотелось
бы быть покрасивей. Наконец оделись. На  грудь  повесили  золотой  крест  на
цепочке. Волосы спрятали под покрывало - непристойно идти  в  божий  храм  с
непокрытой головой.
   Служанки нацепили медные запястья, господин Гензерих надел новый  кафтан,
который он сшил себе из обрезков. Одному Ивашке не пришлось принарядиться  -
у него не было переменки. До сих пор  ходил  в  старых  кожаных  Кобякичевых
штанах, которые ему ещ„ т„тка Пар аска пожаловала. Однако же он помыл лицо и
руки, а госпожа Пульхерия велела ноги тоже помыть. Вот они все  собрались  и
пошли. Мимо городской тюрьмы и общественной пекарни  они  вышли  на  площадь
Константина и пошли колоннадой серебряных дел мастеров. Дальше
   их путь лежал по главной улице, вдоль  северной  стены  ипподрома  с  его
двумя высокими башнями.
   -  С  этой  стороны  только  конюшни,  сараи  для  колесниц  и  служебные
помещения, - сказала госпожа Агата. - А вон там, на самом высоком  месте,  -
там императорская ложа и над ней золоч„ные статуи коней из Хиоса. Смотрите!
   Они остановились, посмотрели и поспешили дальше. Теперь по правую их руку
были бани Зевсиннуса с  их  красивой  колоннадой,  а  рядом  -  Медный  дом,
названный так потому, что его крыша была вся из медных пластин.
   - Видите там подальше высокий шат„р?  -  сказала  госпожа  Агата.  -  Это
Багряный дворец. Его стены из белого мрамора с багряными прожилками. В  этом
дворце  императрицы  рожают   детей   императору,   и   поэтому   их   зовут
Багрянородными. А сколько там ещ„ дворцов из  бе  лого,  зел„ного,  красного
мрамора - дворец Дафна, дворец Сигма, Порфирный дворец.
   - Хотелось бы посмотреть их поближе, - сказала, вздохнув от переполнявших
е„ чувств, госпожа Пульхерия.
   - Ах, милая, не выдумывай! - ответила госпожа Агата. - Там у  всех  ворот
вооруж„нная стража. Ид„м скорей, мы опаздываем.
   Они прибавили шагу и вышли на  площадь  Августа  с  его  конной  статуей,
позеленевшей от времени. Тут по левую руку был базар, ещ„ закрытый за ранним
временем, а направо - старое здание Сената.  Прямо  впереди  в  конце  улицы
виднелся собор Святой Софии, самый пр екрасный храм во вс„м мире.
   И хотя он был невероятно огромен и выше  всех  прочих  зданий,  так  что,
казалось, он высился над всем городом, ничего не было в н„м ни тяж„лого,  ни
грубого, ни угрожающего, с таким искусством были рассчитаны  его  пропорции.
Золотое полушарие главного купола
   было подобно сияющему солнцу, спустившемуся с небес, чтобы  увенчать  это
несравненное  творение.  И  бесчисленные   меньшие   купола   окружали   его
блистательным хороводом.
   Стены  собора  были  сооружены  из  драгоценных   мраморов,   порфира   и
ляпис-лазури, покрыты золотом - плодом побед над  народами  Азии,  Африки  и
Европы.
   По случаю императорской процессии улица была чисто подметена  и  из  всех
окон свешивались ковры и вышитые покрывала, у кого что было. И всюду  висели
гирлянды из ветвей мирта и ивы, из розмарина и полевых цветов.
   Тут по всему городу ударили медные била и загудели колокола, и  в  каждой
церкви они звучали по-разному. У одних глубоки