самоочевидный",  как поистине
своему Богу.  Уверенность  в  ожидаемом,  таким образом, не  нуждается ни  в
основании, ни в поддержке. Напротив, для  автора Послания к Евреям  (один из
толкователей(20) которого полагает, что это  справедливо и для  всего Нового
Завета) бытие Бога "не есть нечто  само собой разумеющееся, но предмет веры;
близость Бога не испытывают, в нее верят".
     Более  того,  ветхозаветному  человеку чуждо,  как  уже  указывалось, и
понятие  "невидимых  вещей"  в смысле  абсолютной  невоспринимаемости  всего
вечного.  Понятное  дело,  Бог  незрим,  но  без  всякого  урона  для  своей
незримости "Он дает себя  видеть", а именно в манифестациях, границы которых
Он  сам трансцендирует,  переступает  и  все-таки дает как свое проявление в
мире,  и  ветхозаветный человек испытывает как такие манифестации, -  именно
испытывает,  а  не  истолковывает,  -  и  исторические  события, и природные
феномены,  затрагивающие  его душу. Верующий,  принадлежащий  миру  Израиля,
отличается  от  "язычника"  не  спиритуалистическими воззрениями на  природу
божества, но исключительностью отношения к своему Богу и соотнесением всякой
вещи с Богом. Ему не  нужно удостоверяться в бытии того, чего  он не  видит:
то, что он видит, он видит, веруя в  незримое. Но и разверзающиеся небеса во
время  очищения  в   Иордане  в  описаниях  синоптиков  (этот  эпизод   тоже
отсутствует  у  Иоанна)  следует рассматривать все еще в  той  же  традиции,
которой  принадлежит  и  описанное  в  Исходе  созерцание старейшинами  Бога
Израиля на вершине Синая,  - в  то время как, по Иоанну,  только  сам  Иисус
может  узреть Бога  (Ин. 12:44; 14:9).  Не  нужно  только понимать  подобные
тексты "рационалистически".  Напротив, их  следует понимать, скорее,  как  в
высшем  смысле  реалистические.  Христианское   и  более  позднее  еврейское
утверждение истины бытия Бога в форме высказывания ("верю, что") относится к
другому образу веры.
     В  Евангелии  Иоанна  вера, выразившаяся  в словах  "Мы  обрели веру  и
познание", подчинена заповеди  и суду. В этом Евангелии рассказывается (6:28
и  сл.) о  том, как  после  насыщения пяти  тысяч народ, следуя  за Иисусом,
переправляется в лодках  через  Генисаретское озеро и спрашивает его, что им
нужно  делать,  "чтобы творить дела Божий" и таким образом исполнять в своей
жизни волю Бога.  Иисус отвечает  им:  "Вот дело Божие,  чтобы вы веровали в
того, Кого Он послал". "Тот, кто  верит в Него,  не  будет  осужден, кто  не
верит - уже осужден", - говорится в другом месте (3:18). Наиболее глубокое и
проницательное истолкование этих  слов, известное  мне(21), указывает, что в
решении вопроса  о  выборе веры или  неверия обнаруживается, каков на  самом
деле человек есть и  каким  он  всегда  был,  но  обнаруживается  это  таким
образом,  что решение принимается  только  сейчас  и тем совершается великое
разделение между  светом и тьмой. В мире Израиля для  выбора между  верой  и
неверием  отсутствуют предпосылки, равно как и место, потому что мир Израиля
развился из  союза, заключенного  с Богом.  Разделение, о котором  возвещает
Священное Писание Израиля, не может проходить между верующими и неверующими,
потому что в этом мире не существует проблемы выбора между верой и неверием.
Разделение,  которое  здесь  подразумевается,  совершается между  теми,  кто
осуществляет свою  веру в мире,  и  теми,  кто свою  веру  не  осуществляет.
Осуществление  веры  происходит не  в  одночасье,  когда  человек  принимает
решение, которое имеет решающее значение для принимающего это решение, но во
всецелой жизни всецелого человека,  следовательно, в актуальной целокупности
его отношения, - и не только к Богу, но и к  отведенной ему области мира и к
себе самому. В соответствии с этим человек исполняет дела Божий  в той мере,
в какой его вера становится действенной  во  всей его жизни.  Для  Израиля -
сообразно его  образу  веры  - все может зависеть  только от того, чтобы его
вера осуществлялась как живое доверие к Богу. Можно "верить, что Бог есть" и
жить,  таясь  от  Него; но тот,  кто доверяет Ему,  живет  перед  Его лицом.
Доверие  вообще  может  существовать  только  в  полной  актуальности  "vita
humana"(22)*. Естественно,  имеются различные степени этой "vita humana", но
никакой  "vita humana" нет, если для своего осуществления ей потребен только
мир души, а не вся  сфера  человеческой жизни. Доверие  по  сути  своей есть
подтверждение  и  проверка на деле такого  доверия к  Богу в  полноте жизни,
вопреки   переменчивости  земной   судьбы,   которую   испытывает   человек.
Ветхозаветную парадигму этого являет собой Иов: он ощущает - и выражает свое
чувство  прямо  и откровенно  - видимую обезбоженность  мира,  земного  хода
событий, и сетует на Бога, но при этом видимая обезбоженность мира нисколько
не умаляет  доверия Иова к  Богу. И вот,  вопреки тому, что Бог сам скрывает
"Свое лицо" от него и Своею рукою "совлек  правду" с человеческого существа,
Своего  создания, Иов нетерпеливо надеется  узреть Бога во плоти (именно так
следует  понимать   19:26),  когда  жестокая  видимость  обезбоженного  мира
сокрушается  и  побеждается  Богом,  открывающим  Себя  и  позволяющим  Себя
увидеть. Так и происходит (42:5).
     Нельзя,  конечно,  обойти  вниманием  то обстоятельство,  что  передача
вопроса о  вере  (и  вроде бы в  том самом "христианском"  значении веры как
признания истинности какого-либо утверждения, а неверия -  как отрицания его
истинности) на  суд Бога не была чужда уже раннеталмудическому еврейству. Об
этом свиде-


     20 Michel О. Der Brief an die Hebraer (1936). S. 165.
     21 Bultmann. Das Johannesevangelium (1939). S. 115.
     22 * Человеческая жизнь (лат.). - Примеч. пер.

     тельствует знаменитое положение Мишны (Санхедрин 10), согласно которому
три разряда  грешников  лишены доли в "будущем мире", т. е. в вечной  жизни:
те,  кто   отрицает  воскресение   мертвых;   те,   кто  отрицает   небесное
происхождение Торы, а также "эпикурейцы" - те, кто, согласно учению Эпикура,
отказывает Богу  как совершенному  Существу во  всякой  заинтересованности в
земных делах. Но  это  положение,  по  всей вероятности относящееся к  эпохе
формирования христианской общины,  примечательным образом  затрагивает вовсе
не  веру  или неверие  в  бытие Бога или в  бытие какой-либо трансцендентной
сущности;  тот  факт,  что три разряда отрицателей осуждаются,  объясняется,
очевидно, тем, что эти три отрицания могут мешать и расстраивать все доверие
человека   к  Богу,   которому   веруют.   Третье   отрицание   -  отрицание
"эпикурейцами"  вмешательства  Бога в  земные дела  - имеет  наиболее  общее
значение  и  касается  самых основ  веры: ведь только  тот,  кто знает,  что
Бог-Творец,  Бог всего  сущего,  заботится  о  нем, -  только  тот может Ему
доверять.  Это попечение Бога о  человеке явственнейшим образом выражается в
двух  свершениях, одно  из  которых - в  прошлом, но  прямо воздействует  на
настоящее доверяющего человека;  это  откровение Израилю, благодаря которому
он понимает, как можно исполнять волю Бога; а второе свершение  - в будущем,
но и  оно воздействует на  доверяющего подобным  же образом; это воскресение
мертвых,  обетование  которого  порукой  верующему  в  том, что даже смерть-
мнимый конец  его бытия - не в состоянии положить конец участию Бога в нем и
его  участию  в Боге.  Тот,  кто  оспаривает эти  три положения: воскресение
мертвых, божественное происхождение Торы и участие Бога в земных делах,  сам
уничтожает свою связь с Богом, вне  которой нет для человека жизни вечной, -
вот смысл приведенного положения Мишны.
     Ясно, что здесь произошло какое-то серьезное и значительное изменение в
понимании  веры  по  сравнению с  ветхозаветным  миром  веры.  Речь  идет  о
перемене,   совершившейся  под   влиянием  иранских  религиозных  учений   и
греческого  образа мысли.  Но нельзя не признать того факта,  что и  в  этой
позиции все еще сильна органическая связь  с первоначальным  состоянием веры
Израиля. Дальнейшее развитие,  стоящее под знаком полемики с христианством и
исламом, шло от формулы  к формуле и  привело к настоящему исповеданию веры,
включавшему  некоторое  количество членов. По  существу, это развитие уже не
принадлежит   самой  живой  религии,   а   относится  к  ее  интеллектуально
оформленной периферии - теологии и религиозной философии.

     5

     Известное  положение из Послания  к Евреям  (11:6)  о человеке, который
приходит  к  Богу,  читается   полностью  так:  "А  без  веры  угодить  Богу
невозможно;  ибо  приходящий  к Богу должен веровать,  что Он существует,  а
ищущим Его Бог воздает" Здесь признание бытия Бога и ветхозаветное доверие к
Нему,  порожденное  самой  принадлежностью  к  общине Союза,  сплавляются  в
одну-единственную  "веру",  но  так,  что  второй элемент - доверие к Богу -
становится  частью  структуры  суждения   "Верю,  что".  В  этом   отношении
приведенная цитата  из  Послания  к Евреям вроде бы сближается  с положением
Мишны  о  трех разрядах богоотрицателей,  но это  только кажущаяся близость.
Вышеназванное  положение  Мишны  не   касается  основополагающего  характера
доверия:  перечеканивается  в  исповедание  веры  (в  бытие Бога) отнюдь  не
доверие, - это недостаток  доверия  превращается в отречение  от  Бога, что,
соответственно смыслу сказанного,  значит: можно исповедовать веру  в  бытие
Бога  без  настоящего  доверия  к  Нему,  в то  время как отречение  от Бога
означает безусловный  недостаток  доверия. Однако,  как уже говорилось, духу
Мишны  совершенно чуждо  превращение  первичной,  изначальной  несомненности
присутствия Бога, без которой угодить Богу  невозможно, как угодил Ему  Енох
(Евр.  11:5), в составную часть суждения  веры  со  структурой  "Верю, что".
Однако в свидетели этой веры призываются "древние" (ст. 2), т. е.  люди веры
Ветхого Завета,  - хотя, конечно, ни о ком  из них нельзя сказать  (в смысле
внутреннего или внешнего акта исповедания веры):  он  "верил, что Бог есть".
Странным образом среди приводимых в Евр. проявлений веры Авраама отсутствует
событие,  являющееся  средоточием  семи  откровений,   данных   Аврааму,   и
занимающее  срединное положение между ними в  повествовании книги Бытия. Это
единственное  место,  где  о праотце  Израиля сообщается,  что  он, согласно
распространенному  переводу,  поверил  Богу,  или, в  соответствии  с точным
смыслом текста, Ему  доверился  (Быт 15:6). Это  место в Евр. не приводится,
хотя вскоре  (11:12) цитируется  предыдущий стих этой  же главы книги  Бытия
(15:5).   Однако  Павел,  которого   мы  можем  считать  настоящим   творцом
христианской концепции веры, предварив автора Послания  к Евреям, основал на
этом событии свое изображение  Авраама как отца и прототипа  верующего  (Рим
4).
     В рассказе из  книги Бытия, о котором мы говорим,  Бог, рывший  Аврааму
"щитом" в битвах,  ночью "в видении" (Быт 15:1) выводит Авраама из шатра под
звездное  небо  Ханаана, чтобы тот, если  сможет, сосчитал звезды, "и сказал
ему:  столько будет у тебя потомков". Затем (15:6) об Аврааме говорится, что
он "и  дальше доверял"  Богу (этот  смысл выражен  особой глагольной  формой
heemin), а  о Боге сообщается,  что Он счел  это  за  испытание  Аврааму. Мы
должны  попытаться  понять,  что  этим хотел  сказать повествователь,  чтобы
оценить всю  разницу  между рассказом из книги Бытия  и толкованием этого не
только переведенного  на греческий язык,  но  и  поистине  эллинизированного
повествования,  с которым Павел был знаком с детства и  которое  глубочайшим
образом повлияло на его  понимание оригинала. Об  Аврааме говорится,  что он
обладал непоколебимым постоян-

     ством. Употребление  глагольной  формы  heemin  в  книге  Бытия  (15:6)
заставляет  вспомнить об употреблении однокоренного имени emuna в рассказе о
битве  израильтян с амаликитянами  (Исх. 17:12), где  говорится о  том,  что
воздетая  с жезлом  вождя правая  рука Моисея(23) пребывала в  "постоянстве"
(emuna),  т.  е.  оставалась постоянно твердой. Что же  касается  глагольной
формы в Быт 15:6, то ее значение здесь точнее всего  можно передать  так: "И
он пребывал постоянным по  отношению  к YHWH". Тут имеется в  виду не особый
акт,  а  лишь  укрепление  уже  наличного сущностного  отношения,  в котором
заключены  одновременно  доверие  и  верность(24). Перед  лицом  обетования,
которому  Авраам  способен поверить лишь  из  своего сущностного отношения к
Богу, патриарх  еще  более углубляет это  отношение благодаря своей  великой
преданности.   И  теперь   Бог  засчитывает  ему   это   как  доказательство
испытанности*. Слово "цедек" подразумевает положительное оценочное суждение.
Это указание на соответствие  между высказыванием или действием  человека  и
реальностью, а тем самым - оценка этого высказывания или действия. Точно так
же "цедака" обнаруживает и удостоверяет соответствие между делом и  замыслом
в   личной   жизни(25)   человека,   "цедака"   -   это   "испытание"   (или
"испытанность").  Затем  это  понятие применяется и  к  Богу,  обозначая его
благоволение, проявляющее себя в действии. Какому действию в  конечном итоге
можно  приписать характер доказательства верности  и доверия, не в состоянии
решить  ни  отдельный  человек,  ни  община,  которой  он   принадлежит,  но
единственно  Бог в своем  "усмотрении",  где  все человеческое открывается в
подлинном  своем  виде. Употребленный  в Быт.  15:6  глагол  хашаб,  который
позднее получает и отвлеченное значение "думать", скорее всего происходит из
технической сферы, где он значил "придумывать, планировать"; в судебный язык
этот глагол, означая юридическое "вменение", не проник глубоко, хотя  слегка
и   затронул   его.  Главным   же  значением  глагола  стало   "раздумывать,
размышлять",  а  именно  -  значение либо  обдумывания,  планирования,  либо
оценки,  установления   стоимости,  рассмотрения.  Разумеется,  люди   могут
оценивать и устанавливать стоимость и значение  лишь отдельных феноменов как
таковых(26),  Бог  же  происходящее в человеке  и  исходящее  от  него может
вменить  ему  в  полное  доказательство человеческой  верности,  признать за
совершенную реализацию сущностного отношения к божеству. Ибо в этот  момент,
в  этом движении  своей целостности личность восходит  к  такому  состоянию,
которое служит мерилом  ее ценности;  сущность  сотворенного достигла бытия,
задуманного творением, и даже чрезвычайное  "искушение" может лишь выявить и
актуализировать то, что установилось тогда.
     То, что  нашел на этом месте Павел в своей греческой Библии, (погружено
в другую атмосферу. Авраам здесь  верит  не "в" Бога - в  смысле  постоянной
преданности Ему; здесь Авраам верит Богу, а это вовсе не обязательно значит,
что  он  слову Бога внимал  с верой (так приглаживать это место,  видимо, не
входило  в  намерения  переводчика),  но  тогда,  в  тот  момент,  о котором
рассказывается,  автор  все-таки  описывает именно  душевное  движение.  Еще
важнее то, что из божественного помышления, смотрения,  узаконения  возникло
"вменение" - категория судебного взвешивания  и  соразмерения пунктов вины и
невиновности и  в  этой  же  связи (из  доказательства,  проверки  верности)
возникла категория  праведности,  законосообразности человеческого поведения
перед лицом Бога. Обеим категориям, "вменению" и  "праведности", свойственны
узость, оскудение изначальной жизненной  полноты, общие  александрийскому  и
современному  ему раввинистическому  иудаизму.  А в результате  деятельности
Павла, перенявшего  эти категории,  данное  положение  оказалось проникнутым
принципами его учения  о  вере  и оправдании верой и преобразовалось в своем
содержании: вера  как действие Бога в  человеке влечет  за  собой  состояние
праведности,  к которому  не могут привести одни только человеческие "дела",
одно только простое  исполнение "закона". Простая  данность встречи "лицом к
лицу" человека и Бога в повествовании из книги Бытия замещается происходящим
в  вере,  и  только  в  ней  одной, взаимопроникновением Бога и человека,  -
диалогическая  ситуация  замещается мистической, но  последняя  ситуация  не
имеет  завершения  в  самой себе,  а, как почти  всегда  бывает  в  мистике,
постигается и истолковывается скорее  как ситуация, которая одна  лишь может
перенести  человека в  то состояние, где  он оказывается  способным выстоять
перед судом Бога. Даруя человеку состояние веры, Бог как бы дает Себе Самому
возможность быть милостивым, не умаляя  при этом  своей справедливости. Тот,
кто   читает  этот  текст  сначала  в  оригинале,  а  затем  в  Септуагинте,
переносится  с высокого плато, где  Бог принимает  позицию веры Авраама, его
постоянство как доказательство его верности и отвечает на это  своим обетом,
- в глубокую долину,  где  в  книгу суда заносится акт веры, засчитывающийся
как решающее обстоятельство в пользу


     23 Слово  "рука" должно  находиться в  единственном числе, соотносясь с
предыдущим  стихом; о событии в целом см. главу "Битва" ("Die  Schlacht")  в
моей книге "Moses" (Werke. Bd. 2.).
     24 По мнению Вайзера  (Weiser),  выраженному в статье Glauben  im Alten
Testament: Festschrift Georg Beer (1933). S. 91, этот глагол  в породе Hifil
там, где  она используется  для описания отношения  человека к Богу, обладал
декларативным  значением:  "познать  отношение,   в  которое  входит  Бог  с
человеком,  и признать  это таким образом, что  человек  сам себя приводит в
подобное отношение". Однако позицию Авраама (Быт 15:6) нельзя понять, исходя
из этого определения; он не приводит  себя в какое-либо  отношение,  он  уже
пребывает в нем. Но и в других местах эта глагольная форма (например, в Исх.
4:31;  14:31) выражает упрочение эмуны,  а не обращение к ней; впервые же об
обращении к вере  при употреблении  такой глагольной формы говорится в одном
из  поздних  текстов (Иона 3:5), принадлежащем  уже эпохе  начала  еврейской
миссии.
     *    Словом   "Bewuhrung"   (испытание,   исптанность,    провеенность,
доказательство) Бубер  переводит употребленное в Быт.  15:6  слово "цедака".
Ср. выше:  "счел это  за  испвтание".  Обычно  в переводах  Библии  "цедака"
передается как "спрведливость" или  "праведность".  Ср.  Быт. 15:6 в русском
синоидальном  издании:  "Авраам  поверил  Господу, и  Он  вмени  ему  это  в
праведность". Слово "цедек" близко по значению к слову "цедака".
     25 Buber und Rosenzweig. Die  Schrift  und ihre Verdeutschung.  S. 156;
Werke. Bd,2.
     26  Поэтому   размышлять   о   чьих-либо  прегрешениях,  обдумывать   и
припоминать их  возможно  не  только для Бога  (Пс. 31:2), но и для людей (2
Цар. 19:20).

     человека,  которому  выносится  приговор.   Если  читать  его  затем  в
контексте  посланий  Павла - переносишься на  острую  скалистую вершину, где
безраздельно царит внутренняя  божественная диалектика. Основоположения этой
диалектической  концепции  веры  можно  отыскать  и в  иудаизме, а именно  в
раннеталмудическом  иудаизме,  но образ связи между божественными свойствами
суровости  и  милосердия(27)   превращается  здесь  в  подлинный   острейший
парадокс, на котором  и держится у Павла (здесь мы вынуждены на миг забежать
вперед,  обгоняя ход  нашего исследования) великая  и  невыразимая  тема его
веры, его христологии: жертвуя Своим Сыном, спасая этот мир, Бог освобождает
Себя от необходимости соблюдать Свою справедливость, которая должна  была бы
осудить этот мир.
     Быть может,  происшедшее  у  Павла преобразование воззрений  Израиля на
веру  станет еще  определеннее  и  яснее  благодаря  другой  цитате  из  его
посланий.  В Послании  к Галатам (3:6) он прежде всего повторно ссылается на
Авраама: все верующие участвуют в  дарованном им  Богом  благословении, в то
время как исполняющие дела закона "находятся под проклятием" - далеко идущая
логия,  котор