изменяет дальнейшие судьбы цивилизации, - признается экспоненциальный рост научной информации. Обзор попыток преодоления этого "информационного барьера" приводит нас к концепции "выращивания информации" - биотехническому мероприятию большого масштаба - и, наконец, к "космогоническому конструированию", в частности к тем его - особо интересным ввиду изложенного выше - вариантам, которые астрономически ненаблюдаемы. Книга заканчивается наброском перспектив беспредельного технологического созидания, то есть успешного соперничества цивилизации с Природой на поприще ее "конструкторских" достижений. С другой стороны, на фоне этой "экспансии" нашей цивилизации в материальное окружение изображена как бы "встречная" тенденция - тенденция вторжения технологии в человеческое тело; речь идет о возможных вариантах биологической автоэволюции человека. Очерченную выше схему, отражающую логический "скелет" книги, можно, конечно, подвергнуть критике. Можно, например, считать, что развитие каждой цивилизации делится на два периода: период "утробного развития", который приводит к ее "космическому рождению", и период "зрелости". В первый период разумная деятельность ограничена пределами материнской планеты. Преодолев некий "технологический порог", данная цивилизация получает возможность вступить в космическую связь с другими цивилизациями (согласно этой гипотезе, подобные "зрелые цивилизации" существуют и давно уже активно действуют в Космосе, и только мы, в нашей "утробной фазе", не в состоянии заметить их и опознать). Такая точка зрения, требующая каких-то дополнительных предположений, не принимается нами во внимание, - так же как и множество других, об®являющих преждевременными всякие попытки создания "космической социологии". Я ограничился лишь тем, что допустимо с точки зрения научной методологии или, точнее, ее требований, и потому полагаю, что изложил все же совокупность гипотез, а не фантастических вымыслов. Что отличает гипотезу от вымысла? Можно, например, вообразить, что вся видимая Вселенная - это местное возмущение, возникшее в результате схватки космических титанов, секунды и миллиметры которых соответствуют миллиардам лет нашего времени и парсекам нашего пространства. Тогда доступная нашим наблюдениям Метагалактика - это место локального взрыва с разлетающимися во все стороны туманностями, обломками и осколками звезд; мы же, микроскопические созданьица, оказались в центре этой катастрофы благодаря чистой случайности. Вот такого рода допущения и есть вымысел, и не потому, что они "удивительны", "необычны", "невероятны", а потому, что они противоречат основам науки, отрицающей какую-либо исключительность судеб Земли и ее космического окружения. Воображаемая картина "Космоса как поля брани" есть вымысел, а не гипотеза, потому что в ней наше положение в Космосе определенным образом выделяется. Напротив, следуя науке, мы считаем все существующее на Земле и на небе статистически заурядным, средним, нормальным, одним словом - о_б_ы_ч_н_ы_м. Именно отказ принять концепции, постулирующие исключительность нашего существования, и есть исходный пункт представленных читателю размышлений. Краков, декабрь 1963 г.


*  И.С.Шкловский, Вселенная , жизнь, разум, изд. 2-е, "Наука", 1965.




 [  Титульный лист  ]
[  Содержание ]
 <=  Предисловие автора к русскому изданию ]
[  Предисловие ко второму изданию  =>











Станислав ЛЕМ

СУММА ТЕХНОЛОГИИ





[  Титульный лист ]
[  Содержание ]
 <=  Предисловие к первому изданию ]
[  Глава первая  =>



ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ Три года, прошедшие со времени написания "Суммы", позволили мне лучше разобраться в ее недостатках. Первый из них неизбежен и состоит в том, что подобную книгу можно п_и_с_а_т_ь, но нельзя н_а_п_и_с_а_т_ь, то есть окончательно завершить. Все остальные ее недостатки - лишь следствия этого принципиального из®яна. Дополняя текст несколькими не связанными между собой параграфами, я не слишком заботился о том, чтобы они помогли мне угнаться за ходом открытий: подобная гонка безнадежна. Небольшое добавление, посвященное "Иным в Космосе", имеет тем не менее информационную ценность, поскольку уже после опубликования моей книги состоялись научные конференции по этой проблеме, а в СССР при Научном совете по комплексной проблеме "Радиоастрономия" Академии наук создана даже секция "Поиски космических радиосигналов искусственного происхождения". Новое заключение отведено разбору некоторых эпистемологических вопросов, связанных с языковыми проблемами, ибо вопросы языка, ныне столь существенные, были обойдены в книге полным молчанием. Разумеется, введение новых материалов в главу об интеллектронике и нового раздела в главу седьмую, в котором рассматривается "машинный" вариант "гностического конструирования", не означает, будто тем самым удалось охватить все то новое, что появилось за эти три года в кибернетике. Вина за пробелы, относящиеся к структурной лингвистике, социологии с ее кибернетическим будущим и, наконец, к сфере взаимоотношений этики и технологии, частично ложится на меня как недостаточно компетентного обозревателя, частично же она связана с ускорением научного развития. Новые работы появляются в таком количестве, что не только я - в конечном счете всего лишь любитель, - но и специалист ощущает затруднения, если хочет быть в курсе всего существенного, что происходит на фронтах исследований. В частности, кибернетика, которая, как надеялись многие, должна способствовать интеграции разветвленного знания и специальных наук, сама испытывает ускоренную дифференциацию. Помимо вероятностного, возникли алгоритмический и комбинаторный подходы в теории информации; в развитии находятся также те разделы математики (прежде всего конечной), которые необходимы для кибернетического конструирования, а вместе с тем, к сожалению, исчезает первоначальная прозрачность всей кибернетики. Вдобавок - о чем в книге упоминается лишь мельком - кибернетика не только рассеивает мрак, обнаруженный во владениях других наук, но и сама довольно часто создает проблемы, нуждающиеся в разрешении; многие вопросы, о которых на заре кибернетики думали, что они вот-вот будут разрешены (например, проблема автоматизации перевода), оказались задачами, над которыми будут биться, быть может, многие поколения исследователей. По вполне понятным психологическим причинам умами некоторых специалистов понемногу овладело чувство разочарования, даже брюзгливой обиды, адресованной великим создателям кибернетики (в том числе и умершим, таким, как Н. Винер и Дж. фон Нейман); поэтому я решил представить "образчик" подобного скептического настроения, выбрав для этого довольно показательное выступление Мортимера Таубе, хотя после его книги 1 появились уже и другие, более свежие. Однако принципиальная архитектоника "Суммы" не подверглась изменениям. Книге был оказан в общем благосклонный прием, хотя - что меня удивило - ни один из рецензентов даже не попытался сформулировать свое отношение к идейному стержню ее тематики (к лейтмотиву - "Догнать и перегнать Природу!"). Таким образом, я и в самом деле не знаю, была ли эта идея сочтена слишком рискованной выдумкой или, напротив, трюизмом, не стоящим упоминания. Я с благодарностью отмечаю внимание специалистов к рассмотренным в "Сумме" близким им вопросам. Мне хотелось бы также поблагодарить участников обсуждения книги в редакции журнала "Studia filozoficzne", равно как и всех тех, кто, подметив мои ляпсусы и фактические ошибки, помог устранить их во втором издании. Уместно, пожалуй, добавить следующее. В этой книге имеется в виду определенный - максимально рационалистический - тип человека и культуры. Книга подразумевает такой ход исторического развития, при котором этот тип человека и культуры будет все более преобладать. На этом основан оптимизм, проявлением которого служит "Сумма". Без такого направления развития оказалась бы неосуществимой оптимизация усилий, а также максимальный темп самого развития и наилучший с точки зрения интересов общества выбор из имеющихся возможностей. Эти предпосылки не были высказаны explicite 2 - читатель может до них лишь додуматься. Общества и личности, известные нам из истории, ведут себя столь совершенно лишь в порядке исключения. В книге это исключение возводится в норму - шаг смелый, но, полагаю, не вполне утопический. Человечество не похоже на многообещающего, благородного и умного юношу, честного в своих поступках; скорее это старый грешник, который тайком смакует всякие мерзости, а наготове держит ворох лицемерных фраз. И все же этот грешник, уже тронутый параличом, хочет лечиться, исправляться, испытывает - хотя бы временами - приступы благоразумия, особенно после серьезных кровопусканий. Надо же дать ему какой-то шанс, несмотря на рецидивы болезни, тем более что все мы в этом лично заинтересованы, а плохой прогноз означал бы, что всякие меры, кроме непосредственно связанных с поддержанием жизненных функций, не стоят усилий. Если же пользоваться "неантропоцентрическими" терминами, то человечество представляет собой исторически сформировавшийся конгломерат подсистем, сгруппированных в два антагонистических лагеря; действия этих лагерей связаны друг с другом обратной связью, как положительной, так и отрицательной 3, положительные обратные связи вызывают цепные реакции ("эскалации"), которые в свою очередь "гасятся" корректирующим влиянием отрицательных. В этой книге предполагается, что вся эта система подверглась радикальному преобразованию. Эту предпосылку, далекую от нынешнего положения вещей, я делаю не потому, что закрываю глаза на современную ситуацию, а потому, что ищу ответ на вопрос: "Что произойдет, если будут достигнуты оптимальные исходные позиции?" Ведь, разумеется, всепланетное об®единение будет началом новой эпохи. Хотя сегодня мы и не представляем себе, какие конкретные события способны привести к такой стабилизации и притом наиболее безболезненным для человечества образом, и хотя мне не чужды тревоги ядерного века, я все же полагаю, что "Сумма" имеет по меньшей мере такое же право появиться на свет, как и те книги, которые - опираясь на обширную специальную литературу - разворачивают перед читателями богатый ассортимент всевозможных "концов света"; своего рода "Суммой" (или, лучше сказать, "анти-Суммой") этого уточненного апокалипсиса являются произведения Кана и прежде всего его "Термоядерная война" 4. Если так много творческого труда тратится на предсказание нашей коллективной с_м_е_р_т_и, то я не вижу причин, почему хотя бы часть аналогичных усилий не посвятить размышлениям о будущем нашей - тоже ведь еще имеющей кой-какие шансы - ж_и_з_н_и. Закопане, июнь 1966 г.


1  М. Таубе, Вычислительные машины и здравый смысл. Миф о думающих машинах, изд-во "Прогресс", 1964. 2  В явной форме (лат.). 3  При положительной обратной связи малые отклонения от равновесия усиливаются, происходит "раскачка", при отрицательной - затухают. - Прим. ред. 4  Н. Kahn, Thermonuclear War, Princeton University Press, 1960.




 [  Титульный лист  ]
[  Содержание ]
 <=  Предисловие к первому изданию ]
[  Глава первая  =>











Станислав ЛЕМ

СУММА ТЕХНОЛОГИИ





[  Титульный лист  ]
[  Содержание ]
 <=  Предисловие ко второму изданию ]
[  Глава вторая (a)  =>



ГЛАВА ПЕРВАЯ

ДИЛЕММЫ


1. Нам предстоит разговор о будущем. Но рассуждать о будущих розах - не есть ли это занятие по меньшей мере неуместное для человека, затерянного в готовой вспыхнуть пожаром чаще современности? А исследовать шипы этих еще несуществующих роз, выискивать заботы праправнуков, когда мы не в силах управиться с изобилием сегодняшних, - не покажется ли все это попросту смешной схоластикой? Иметь хотя бы оправдание, будто ищешь нечто, вселяющее оптимизм, или движим любовью к истине, которая-де особенно отчетливо видна именно в грядущем, не ведающем бурь (даже в их буквальном смысле, если удастся овладеть климатом)! Но моим оправданием не может служить ни академическая страсть, ни невозмутимый оптимизм, обязывающий верить, что, как бы ни пошли дела, все кончится благополучно. Мое оправдание одновременно и проще, и гораздо прозаичнее, и, пожалуй, скромнее: берясь писать о завтрашнем дне, я просто делаю то, что умею и неважно даже, как это у меня получается, поскольку это мое умение - единственное. А коль скоро так, то моя работа будет излишней не больше и не меньше, чем любая другая; ведь всякая работа стоит на том, что мир существует и будет существовать и дальше. Удостоверившись, что замысел наш не является из ряда вон выходящим, поставим вопрос о границах темы и о методе. Нам предстоит разговор о различных мыслимых аспектах цивилизации, аспектах, которые можно вывести из предпосылок, известных уже сегодня, как бы ни мала была вероятность их осуществления. В свою очередь фундаментом наших гипотетических построений будут т_е_х_н_о_л_о_г_и_и, то есть о_б_у_с_л_о_в_л_е_н_н_ы_е с_о_с_т_о_я_н_и_е_м з_н_а_н_и_й и о_б_щ_е_с_т_в_е_н_н_о_й э_ф_ф_е_к_т_и_в_н_о_с_т_ь_ю с_п_о_с_о_б_ы д_о_с_т_и_ж_е_н_и_я ц_е_л_е_й, п_о_с_т_а_в_л_е_н_н_ы_х о_б_щ_е_с_т_в_о_м, в том числе и таких, которые, никто, приступая к делу, не имел в виду. Механизм действия различных технологий, как существующих, так и возможных, меня не интересует, и о нем можно было бы не говорить, если бы созидательная деятельность человека, подобно деятельности господа, была свободна от засорений: иначе говоря, если бы мы (сейчас или когда-либо) научились реализовывать свой замысел в чистом виде, достигнув методической точности Творения, если бы, сказав "Да будет свет!", получали в виде конечного продукта светозарность без всяких нежелательных примесей. Типичным, однако, является не только упомянутое "раздвоение" целей, но и подмена намеченных целей иными (и очень часто нежелательными!). Злопыхатели усматривают аналогичные недостатки даже и в твореньях господних, особенно после пуска головного экземпляра разумного существа и передачи этой модели Homo sapiens в серийное производство. Но оставим эти вопросы "теотехнологам". С нас достаточно и того, что человек, что бы он ни делал, почти никогда не знает, что именно он делает, во всяком случае, не знает до конца. Итак, технологии интересуют меня, так сказать, по необходимости: потому что всякая цивилизация включает и то, к чему общество стремилось, и то, чего никто не замышлял. Порой, и довольно часто, путь технологии открывал случай: искали же когда-то философский камень, а нашли фарфор. Однако роль намерения, роль сознательно поставленной цели в совокупности действий, приводящих к созданию технологии, растет по мере прогресса науки. Правда, случайности, становясь при этом все более редкими, могут достигать зато апокалиптических размеров. Технология обычно обоюдоостра, как видно на примере кос, которые хетты прикрепляли к колесам боевых колесниц, или пресловутых мечей, перековываемых на орала. Всякая технология, в сущности, просто продолжает естественное, врожденное стремление всего живого господствовать над окружающей средой или по крайней мере не подчиняться ей в борьбе за существование. Гомеостаз - так ученые называют стремление к равновесию, то есть к существованию вопреки изменениям, - создал известковые и хитиновые скелеты, противодействующие силе тяжести, обеспечил подвижность посредством ног, крыльев и плавников, облегчил пожирание с помощью клыков, рогов, челюстей и пищеварительных систем и в то же время защитил от пожирания панцирями и камуфляжами и дошел на этом пути освобождения от внешней среды до регуляции, обеспечивающей постоянную температуру тела. Так возникли островки уменьшающейся энтропии в мире ее всеобщего возрастания. Но биологическая эволюция этим не ограничивается. Из организмов, из различных типов, классов и видов животных и растений она строит в свою очередь еще более сложное целое - уже не "острова", а целые "континенты" гомеостаза, формируя поверхность и атмосферу всей планеты. Живая природа, или биосфера, - это одновременно и взаимное сотрудничество и взаимное пожирание; это союз, неотделимый от смертельной вражды, о чем свидетельствуют все исследованные экологические иерархии. Везде в биосфере, особенно в мире животных, мы видим гигантские "пирамиды", на вершине которых господствуют громадные хищники, пожирающие меньших животных, которые в свою очередь жрут тех, кто меньше, чем они. И только внизу, на самом дне биологического царства, действует вездесущий зеленый трансформатор, который превращает солнечную энергию в биохимическую и миллиардами своих невзрачных стебельков поддерживает материки жизни, преходящие, изменчивые в отдельных формах, но устойчивые, ибо они выживают как целое. Гомеостатическая деятельность человека, в которой он пользуется технологиями как своеобразными органами, сделала его хозяином Земли, могущественным, увы, лишь в глазах апологета, коим он сам и является. А перед лицом климатических катаклизмов, землетрясений и редкой, но реальной угрозы падения гигантских метеоритов человек, по существу, столь же беспомощен, как и в последнем ледниковом периоде. Бесспорно, он создал технику оказания помощи жертвам тех или иных стихийных бедствий. Некоторые из бедствий он умеет, хотя и неточно, предвидеть. Однако до гомеостаза в масштабах планеты ему еще далеко - не говоря уже о гомеостазе в звездных масштабах! В противоположность большинству животных человек не столько приспосабливает себя к окружающей среде, сколько преобразует эту среду в соответствии со своими потребностями. Станет ли это когда-нибудь возможным в отношении звезд? Может ли возникнуть, пусть в самом отдаленном будущем, технология управления внутризвездными процессами на расстоянии, при которой существа, несравнимо меньшие по размерам, чем Солнце, станут повелевать его миллиардолетним пожаром? Мне кажется, это возможно. Я говорю так не для восхваления человеческого гения - он и без меня достаточно прославляем, - а, наоборот, чтобы создать контраст. Ведь пока - за всю свою историю - человек не увеличился в размерах. Возросли лишь его возможности чинить другим добро или зло. Тому, кто сможет зажигать и гасить звезды, будет под силу уничтожить сразу целые населенные миры; из ветротехника он превратится в звездоубийцу, в преступника самого высокого, космического ранга. Если возможно первое, то в равной степени возможно и второе, как бы все это ни было маловероятно, исчезающе мало осуществимо. Я хочу сразу же дать необходимое пояснение. Я говорю о малой вероятности не потому, что убежден в неизбежном триумфе Ормузда над Ариманом. Я не верю клятвам или заверениям со ссылкой на так называемый гуманизм. Единственным оружием против одной технологии является другая технология. Сегодня человек знает о своих опасных наклонностях больше, чем знал сто лет назад, а еще через сто лет это знание станет еще более совершенным. Тогда он употребит его себе на пользу. 2. Ускорение темпов научно-технического развития стало столь очевидным, что не нужно быть специалистом, чтобы его заметить. Я полагаю, что быстрое изменение жизненных условий, вызванное этим ускорением, служит одним из факторов, отрицательно влияющих на формирование гомеостатической системы обычаев и норм в современном мире. Какие уроки и наставления может дать молодежи многоопытная старость, если весь комплекс жизни следующего поколения ничем не напоминает образ жизни родителей? Именно ускоренный рост знаний и возникновение новых технологий создают реальную возможность заниматься всерьез нашей основной темой. В том, что изменения происходят быстро и неожиданно, не сомневается никто. Каждого, кто сегодня изобразит двухтысячный год как точную копию нашего времени, осмеют немедленно. Раньше такая проекция (идеализированная) настоящего в будущее не представлялась современникам столь бессмысленной. Примером может служить утопия Беллами 1, который описал двухтысячные годы с точки зрения второй половины XIX века, причем, по-видимому, намеренно пренебрег какими бы то ни было новыми возможными, хотя и неизвестными его времени, открытиями. Правоверный гуманист, он считал, что изменения, вызванные техноэволюцией, не существенны ни для функционирования о