тко ответил я.

     --Что?...

     -- Вы этого еще не проходили.

     Тогда ты об®ясни!

     -- Понимаешь... -- я гнал машину все быстрее и быстрее, это, наверное, включились рефлексы чужого тела. -- Ты  понимаешь, когда он шел к тебе домой первый раз...

     -- Я знаю, что подверглась внушению. Он рассказал, -- отрезала Светлана.

     -- Дело не в этом. Внушение было снято, когда, тебе рассказали правду. Но когда ты научишься видеть судьбу... а ты непременно научишься и гораздо лучше меня... ты поймешь.

     -- Нам говорили, что судьба изменчива.    (

     -- Судьба поливариантна. Идя к тебе, Антон знал, что в случае удачи он полюбит тебя.

     Светлана помолчала. Мне показалось, что у нее слегка порозовели щеки, но, может быть, это было от прорывающегося в открытый кузов ветра.

     Ну и что?

     -- Ты знаешь, что это такое? Быть приговоренным к любви?

     -- Но разве так происходит не всегда? -- Светлана даже вздрогнула от негодования. -- Когда люди любят друг друга, когда находят среди тысяч, миллионов... Это же всегда--судьба!

     И я снова почувствовал в ней ту, уже начинающую исчезать, бесконечно наивную .девушку, что даже ненавидеть могла лишь себя саму...

     -- Нет. Света, ты слышала такую аналогию... любовь -- это цветок?

     --Да.

     -- Цветок можно вырастить, Света. А можно купить. Или его подарят.

     -- Антон -- купил?

     -- Нет, -- сказал я, слишком поспешно, пожалуй, сказал... -- Получил в подарок. От судьбы.

     -- И что с того? Если это -- любовь?

     -- Света, срезанные цветы красивы. Но они живут недолго. Они обречены умереть -- даже заботливо поставленные в хрустальную вазу со свежей водой.

     -- Он боится меня любить, -- задумчиво сказала Светлана. -- Так? Я не боялась, потому что не знала этого...

     Я под®ехал к дому, лавируя между припаркованными машинами. В основном -- "Жигули" и "москвичи". Непрестижный район.

     --Зачем я тебе все это говорила? -- спросила Светлана. -- Зачем допытывалась ответов? И почему они тебе известны, Ольга? Только потому, что тебе четыреста сорок три года?

     Я вздрогнул, услышав цифру. Да, богатый жизненный опыт. Весьма богатый. Стало быть, на следующий год у Ольги намечается своеобразный юбилей.

     Хотелось бы верить, что мое собственное тело, пусть даже в четверть этого возраста, останется в столь прекрасной физической форме.

     -- Пойдем.

     Машину я бросил с опущенными стеклами. Все равно ни одному человеческому существу даже и в голову не придет украсть ее -- охранные заклятия надежнее любой сигнализации. Мы со Светланой молча поднялись по лестнице, вошли в ее квартиру.

     Тут кое-что изменилось, конечно. С работы Светлана ушла, зато ее стипендия и "под®емные", выплачиваемые каждому Иному при инициации, куда как превосходили скромные доходы врача. Телевизор она сменила, непонятно лишь, когда находит время его смотреть. Роскошный, широкоэкранный, слишком большой для ее квартиры. Забавно было наблюдать эту неожиданно проснувшуюся тягу к красивой жизни. Вначале она появляется у всех, вероятно -- как защитная реакция. Когда мир вокруг рушится, когда прежние страхи и опасения уходят, а их место занимают другие, не совсем понятные и смутные, каждый начинает осуществлять какие-то мечты прежней жизни, еще недавно казавшиеся нереальными. Кто-то кутит в ресторанах, кто-то покупает дорогой автомобиль, кто-то одевается "от кутюр". Это длится недолго, и не потому даже, что миллионером в Дозоре не станешь:

     Сами потребности, еще вчера бывшие такими желанными, начинают отмирать, уходить в прошлое. Навсегда.

     -- Ольга?

     Светлана смотрела мне в глаза.

     Я вздохнул, собираясь с силами:

     -- Я не Ольга. Молчание.

     -- Я... не мог сказать раньше. Только здесь. Твоя квартира защищена от наблюдения Темных.

     -- Не мог?

     Суть она ухватила сразу.

     -- Не мог, -- повторил я. -- Перед тобой лишь тело Ольги

     -- Антон?

     Я кивнул.

     Как нелепо мы сейчас выглядим!

     Как хорошо, что Светлана уже привыкла к нелепостям.

     Поверила она сразу.

     -- Негодяй!

     Сказано было с той интонацией, которая, скорее, пошла бы аристократке Ольге. И пощечина, которую я получил, была из той же оперы.

     Не больно, но обидно.

     -- За что? -- спросил я.

     -- За то, что подслушивал чужой разговор! -- выпалила Светлана. Сформулировано было второпях, но я понял. Тем временем Света

     занесла другую руку, и я, вопреки известной заповеди, увернулся от

     второй пощечины.

     -- Света, я обещал беречь это тело!

     -- А я нет!

     Светлана глубоко дышала, кусала губы, глаза горели. В такой ярости я ее не видел.

     -- Ты что это так разгорячилась?

     -- Значит, боишься любить срезанные цветы? -- Светлана медленно наступала на меня. -- Вот оно что, да? До меня дошло. Не сразу, правда.

     -- Убирайся! Убирайся вон!

     Я пятился и уже уткнулся спиной в дверь. Но стоило мне остановиться, как остановилась и Светлана. Качнула головой, выпалила:

     -- Ты в этом теле и оставайся! Оно тебе больше подходит... ты не мужик, тряпка!

     Я молчал. Молчал, потому что уже видел, как все будет дальше. Видел, как раскручиваются перед нами линии вероятностей, как плетет свои дороги насмешливая судьба.

     И когда Светлана заплакала, разом утратив весь боевой пыл, закрыв лицо руками, когда я обнял ее за плечи и она с готовностью разрыдалась на моем плече, внутри у меня было пусто и холодно. Пронзительно холодно, будто я вновь стоял на заснеженной крыше, под порывами зимнего ветра.

     Светлана еще человек. В ней слишком мало от Иного, она не понимает, не видит, как уходит вдаль дорога, по которой нам суждено идти. И уж тем более не видит, как эта дорога расходится в разные стороны.

     Любовь -- счастье, но лишь когда веришь, что она будет вечной. И пусть это каждый раз оказывается ложью, но только вера дает любви силу и радость.

     А Светлана всхлипывала на моем плече.

     Многие знания -- многие печали. Как бы я хотел не знать неизбежного будущего! Не знать -- и любить без оглядки, как простой смертный человек.

     ...Но все-таки, как обидно, что я сейчас не в своем теле.

     Со стороны могло бы показаться, что две закадычные подруги решили провести тихий вечерок за просмотром телевизора, чаем с вареньем, бутылочкой сухого вина и разговорами на три вечные темы:

     мужики -- сволочи, носить -- нечего, а самое главное -- как похудеть.

     -- Ты разве любишь булочки? -- удивленно спросила Светлана.

     -- Люблю. С маслом и вареньем, -- мрачно отозвался я.

     -- По-моему, кто-то обещал беречь это тело.

     -- А что плохого я ему делаю? Можешь поверить, организм в полном восторге.

     -- Ну-ну, -- неопределенно отозвалась Светлана. -- Потом поинтересуйся у Ольги, как она бережет фигуру.

     Я заколебался, но все-таки разрезал очередную булочку на половинки и щедро намазал вареньем.

     -- А кому пришла в голову эта гениальная идея спрятать тебя в женском теле?

     -- Кажется, шефу.

     -- Не сомневалась.

     -- Ольга его поддержала.

     -- Ну еще бы... Борис Игнатьевич для нее царь и бог. В этом я слегка сомневался, однако промолчал. Светлана встала, пошла к шкафу. Открыла, задумчиво посмотрела на вешалку.

     -- Халатик наденешь?

     -- Чего? -- я поперхнулся булочкой.

     -- Так и будешь ходить по дому? Эти джинсы на тебе лопаются. Неудобно же.

     -- А какой-нибудь спортивный костюм найдется? -- жалобно спросил я.

     Светлана насмешливо глянула на меня, потом смилостивилась:

     -- Найдется.

     Честно говоря, подобный костюм я предпочел бы увидеть на ком-нибудь другом. На Светлане, например. Коротенькие белые шорты и блузка. То ли в теннис играть, то ли трусцой бегать.

     -- Переодевайся.

     -- Света... Я не думаю, что мы проведем весь вечер в квартире.

     -- Ничего. Все равно пригодится -- значит, надо проверить, подходит ли размер. Одевайся, я пока схожу чай подогрею.

     Светлана вышла, а я торопливо стянул джинсы. Начал расстегивать блузку, путаясь в незнакомых, слишком тугих пуговицах, потом с ненавистью посмотрел на себя в зеркало.

     Симпатичная девушка, что ни говори. Прямо хоть на фото для журнала мягкой эротики. Торопливо переодевшись, я уселся на диван. По телевизору шла мыльная опера -- поразительно, что Светлана включила этот канал. Впрочем, по остальным, скорее всего, то же самое...

     -- Прекрасно выглядишь.

     -- Света, ну не надо! -- попросил я. -- И без того тошно.

     -- Ладно, прости, -- легко согласилась она, усаживаясь рядом. -- Так что нам необходимо делать?

     -- Нам? -- с легким нажимом повторил я.

     -- Ты же не зря пришел ко мне.

     -- Я должен был рассказать тебе о своих неприятностях.

     -- Ничего себе -- неприятности! Ну ладно, раз шеф... -- слово "шеф" Светлана ухитрилась произнести чрезвычайно вкусно, и с уважением, и с иронией одновременно, -- позволил тебе ввести меня в курс дела, значит, предполагается, что я должна тебе помочь. Хотя бы по велению судьбы... -- не удержалась она.

     Я сдался.

     -- Мне нельзя оставаться одному. Ни на минуту. Весь план строится на том, что Темные сознательно жертвуют своими пешками, либо уничтожая их, либо позволяя умереть.

     И если эта провокация направлена против меня, то должно произойти еще одно убийство. В тот момент, когда у меня... ну, по их мнению, конечно... не будет алиби.

     Светлана смотрела на меня, подпирая подбородок руками. Медленно покачала головой:

     , -- И тогда, Антон, ты выскочишь из этого тела, как чертик из шкатулки. Окажется, что ты никак не мог быть этим самым преступником. Враг посрамлен. Но если больше не будет убийств? Если они уже насытились?

     -- Вряд ли. Темные не знают меры, если уж делают что, так подстраховываются неоднократно.

     -- Ты извини... Я ведь совсем недолго в Дозоре, может быть, чего-то не понимаю...

     Я насторожился. А Светлана, замявшись на секунду, продолжила:

     -- Вот... когда все случилось со мной... Ведь как тогда было? Меня пытались инициировать Темные. Они знали, что Ночной Дозор заметит это, и даже выяснили, что ты можешь вмешаться и помочь.

     --Да.

     -- Поэтому была разыграна комбинация с жертвой нескольких фигур, с созданием нескольких ложных центров силы. И Ночной Дозор поначалу пошел у них на поводу. Если бы шеф не затеял свою контригру, если бы ты не стал действовать, не обращая ни на что внимания...

     -- Ты была бы сейчас моим врагом, -- сказал я. -- Училась бы в Дневном Дозоре.

     -- Я благодарна тебе, всему Дозору благодарна, но тебе -- в первую очередь... Только я сейчас не о том. Ты пойми, то, что ты рассказал, столь же правдоподобно, как и та история. Ведь как все четко складывалось? Парочка вампиров-браконьеров. Мальчик с высокими способностями Иного. Девушка с сильным проклятием. Глобальная угроза для города.

     Я не нашелся, что ответить. Смотрел на нее и чувствовал, как щеки заливает краска. Девушка, которая и треть курса-то еще не прошла, новичок в наших делах, раскладывает мне ситуацию, тогда как все это должен был сделать я...

     -- Что сейчас происходит? -- Светлана моих терзаний не заметила. -- Психопат, уничтожающий Темных. Ты почему-то оказываешься в списке подозреваемых. Шеф немедленно делает хитрый ход, и вы с Ольгой меняетесь телами. Да, но насколько этот ход хитрый? Я так понимаю, практика обмена телами весьма распространена, тем более что Борис Игнатьевич не так давно ее уже проводил. Разве он когда-нибудь использовал один и тот же прием два раза подряд? Против одного и того же противника?

     -- Не знаю. Деталей операций мне не сообщают. Это не в моей компетенции...

     -- Подожди! Да неужели Завулон такой мелкий мстительный истерик? Ему ведь сотни лет, точно? Он Дневным Дозором руководит давным-давно. Если этот маньяк...

     -- Дикарь.

     -- Если Дикарю и впрямь несколько лет позволяют резвиться на улицах Москвы, жертвуя своими ради большой провокации, то станет ли начальник Дневного Дозора тратить силы на такую мелочь? Не обижайся, Антон, но ведь ты и впрямь не самая крупная цель.

     -- Какие там обиды, я все прекрасно понимаю. Мой уровень -- пятый... официально. Но шеф сказал, что на самом деле могу претендовать на третий.

     -- А что -- маг третьего уровня -- это такая большая фигура? Мы посмотрели друг другу в глаза, и я развел руками:

     -- Сдаюсь. Наверное, ты права. Но я выложил тебе все. Других вариантов не вижу, не знаю, не предполагаю.

     -- Значит, будешь подчиняться распоряжениям? Ходить в юбке, ни на минуту не оставаясь в одиночестве?

     -- Вступая в Дозор, я знал, что теряю часть свободы.

     -- Часть, -- Светлана фыркнула. -- Хорошо сказал. Ладно, тебе виднее... Значит, ночь проводим вместе? Я кивнул:

     -- Да. Но -- не здесь. Мне лучше все время быть на людях.

     -- А спать?

     -- Не спать несколько ночей -- ерунда, -- я пожал плечами. -- Тело Ольги тренировано не хуже моего, а может, и лучше: женщины выносливее мужиков.

     -- Но я-то эту технику еще не проходила. Когда спать мне?

     -- Днем. На занятиях.

     Она поморщилась. Я знал, что Светлана согласится, это было неизбежно. Характер просто не позволил бы ей отказать в помощи -- даже случайному человеку, а я все-таки случайным не был.

     -- Пойдем в "Магараджу"? -- предложил я. -- Индийский ресторан, очень приличный.

     -- Он работает до утра?

     -- Нет, к сожалению. Но мы придумаем, куда двинуться дальше. Светлана смотрела на меня так долго, что всей врожденной толстокожести не хватило. Что я опять сделал не так?

     -- Антон, спасибо тебе, -- с чувством сказала Светлана. -- Огромное. Наконец-то ты меня пригласил в ресторан. Я этого ждала уже месяца два.

     Она поднялась, подошла к шкафу, открыла, задумчиво посмотрела на развешанную одежду.

     -- А на твой размер я ничего приличного и не подберу, -- заметила она. -- Придется снова влезть в джинсы. Пустят в ресторан?

     -- Должны, -- не слишком уверенно сказал я. -- Если что, я немного их того...

     Действительно, в конце концов, можно ведь ради такого случая провести легкое воздействие на персонал.

     Светлана сняла с плечиков платье, приложила к телу, покачала головой. Достала бежевый юбочный костюм.

     -- Меня восхищает готовность Дозорных обосновать любое воздействие на реальность интересами Добра и Света.

     -- Вовсе не любое! -- возмутился я.

     -- Любое-любое. Надо будет -- и ограбление станет добрым делом, и убийство. Сколько раз тебе приходилось вторгаться в сознание людей? Вот даже наша встреча -- ты ведь заставил меня поверить, что мы старые знакомые. Часто пользуешься своими особыми способностями?

     -- Как придется, -- я пожал плечами. Новичков недолго мучают эти вопросы. Правда, Светлана новичок особый, и ее сомнения были мне небезразличны.

     -- Представь, ты идешь по улице. У тебя на глазах взрослый человек бьет ребенка. Что ты сделаешь?

     -- Если остался лимит на вмешательство... -- я опять пожал плечами. -- Проведу реморализацию, разумеется.

     -- Не раздумывая, не вникая? А если ребенка наказывают за дело? Если наказание спасет его в будущем от больших неприятностей, а теперь он вырастет убийцей и бандитом? А ты -- реморализация...

     -- Вот тут ты ошибаешься. Если у меня даже будет исчерпана квота на парапсихологическое воздействие -- я ведь все равно не пройду мимо. Кем вырастет ребенок -- дело будущего. А в этот момент я пресекаю конкретное, а не виртуальное зло.

     Светлана фыркнула:

     -- Где грань?

     -- Грань каждый определяет самостоятельно. Это приходит со временем и зависит не от знаний.

     Она задумчиво посмотрела на меня:

     -- Антон, а ведь, наверное, такие вопросы задает каждый новичок?

     -- Это уж точно, -- я улыбнулся.

     -- И все уже немного устали на них отвечать, а? Есть набор готовых ответов, отработанных софизмов, хорошие примеры из истории, аналогии...

     -- Нет, Света. Не в этом дело. Просто Темные таких вопросов вообще не задают.

     -- Откуда знаешь?

     -- Темный маг может исцелять, светлый маг может убивать, -- сказал я. -- Это правда. Знаешь, в чем все отличие между Светом и Тьмой?

     -- Не знаю. Этому нас не учат... почему-то. Трудно сформулировать, вероятно?

     -- Ерунда! Совсем нетрудно. Если ты думаешь, в первую очередь, о себе, о своих интересах -- твой путь во Тьме. Если думаешь о других -- твоя дорога к Свету.

     -- И долго туда придется идти? К Свету?

     -- Всегда.

     -- Но это только слова, Антон. Что говорит опытный Темный новичку? Может, такие же красивые и правильные слова?

     -- Что ты! Еще красивее! Он говорит о свободе. О том, что каждый занимает в жизни то место, которое заслуживает. О том, что любая жалость унижает, о том, что подлинная любовь слепа, о том, что настоящая доброта беспомощна, о том, что истинная свобода -- свобода от всех.

     -- Это неправда?

     -- Нет, -- я кивнул. ~ Это тоже часть правды. Света, нам не дано знать абсолютной истины. Ее нет или же она двулика. Выбирай, если думаешь, что есть из чего выбирать! Все, что мы имеем -- право отказаться от той лжи, которая более неприятна. Знаешь, что я первый раз говорю новичкам о Сумраке? Мы входим в него, чтобы получить силы. И плата за вход -- отказ от части правды, которую мы не хотим принимать. Людям -- проще. В миллион раз проще, со всеми их бедами, проблемами, заботами, которых для Иных вообще не существует. Перед людьми не вставал выбор -- они могут быть и добрыми, и злыми, все зависит от минуты, от окружения, от прочитанной накануне книги, от с®еденного на обед бифштекса. Вот почему ими так просто управлять -- даже самого злобного негодяя легко повернуть к Свету, а самого доброго и благородного человека подтолкнуть во Тьму. Мы же -- сделали выбор.

     -- Я ведь тоже его сделала, Антон. Я уже входила в Сумрак. И я знакома с концепцией меньшего зла. Но я все равно не понимаю, где грань, в чем отличие между мной и какой-нибудь ведьмой, практикующей черные мессы? Почему я сомневаюсь, почему задаю эти вопросы?

     -- Ты всегда будешь их задавать. Вначале -- вслух. Потом -- про себя. Это не пройдет никогда. Если ты хочешь избавиться от мучительных вопросов -- ты выбрала не ту сторону.

     -- Я выбрала то, что хотела.

     -- Знаю. И потому -- терпи.

     Глава 3

     Рестораны Максим не любил. Опять же -- из-за характера. Куда веселее и комфортнее он чувствовал себя в барах и клубах -- порой даже более дорогих, но зато менее чопорных. Конечно; некоторые и в самом роскошном ресторане ведут себя, как красные комиссары на переговорах с буржуями. Но к чему уподобляться новым русским из анекдотов?

     Однако вчерашнюю ночь требовалось загладить. Жена либо поверила в "важную деловую встречу", либо сделала вид, что поверила. Но легкие угрызения совести все равно оставались. Конечно... если бы она знала... Если бы она только могла предположить, кто он на самом деле и чем занимается! Максим не мог ничего сказать. Приходилось заглаживать ночные исчезновения теми методами, к которым любой порядочный мужчина прибегает после очередной славной интрижки. Дорогие подарки, особое внимание, выход в свет. Например, в хороший, чинный ресторан с изысканной экзотической кухней, иностранной прислугой, изящным интерьером, необ®ятной винной картой...

     Интересно, Елена действительно считает, что накануне он ей изменил? Вопрос занимал Максима, но все-таки не до той степени, чтобы задать его вслух. Всегда надо оставлять что-то не договоренным. Возможно, когда-нибудь она узнает правду. Узнает -- и, возможно, будет гордиться им.

     Напрасные надежды, скорее всего. Он это понимал. В мире, полном порождений злобы и Тьмы, он был единственным светлым рыцарем, бесконечно од