дя в лицо, свое бывшее лицо. Моя партнерша, а теперь еще и обитатель моего тела, кивнула. Растерянно глядя в ее... в свое... лицо, я заметил, что плоховато выбрился утром. И что на лбу у меня назревает мелкий красный прыщик.

     -- Спокойно, -- повторил... нет, повторила Ольга. -- Я тоже впервые делаю рокировку.

     Я глубоко вздохнул странно колыхнувшейся грудью, затем попытался разглядеть себя, то поднимая к лицу руки, то ловя отражение в стеклах стеллажей.

     -- Ну, освоился? -- сдавленным голосом спросил шеф.

     -- Пошли, -- Ольга потянула меня за руку. -- Ой, минутку... Движения у нее были такими же неуверенными, как и у меня. -- Свет и Тьма, да как вы, мужики, ходите? -- внезапно воскликнула она.

     Вот тогда я захохотал, осознав идиотизм ситуации. Меня, об®ект провокации Темных, спрятали, укрыли в женском теле! Причем упаковали в тело любовницы шефа, такой же древней, как и собор Парижской Богоматери!

     Ольга затолкала меня в ванную, нагнула над раковиной. И пустила в лицо струю холодной воды. Отфыркиваясь, я вырвался из ее рук. Едва подавил желание залепить Ольге -- или все-таки себе самому? -- оплеуху. Похоже, моторные навыки чужого тела начинали просыпаться.

     -- У меня не истерика, -- зло сказал я. -- Это действительно смешно.

     -- Точно? -- Ольга, прищурившись, смотрела на меня. Неужели это и впрямь мой взгляд -- когда я стараюсь выразить доброжелательность пополам с Сомнением?

     -- Совершенно точно.

     -- Тогда посмотри вот сюда.

     Подойдя к зеркалу -- столь же большому и роскошному, как и все в этой потайной ванной комнате, я уставился в него.

     Результат был странным. Разглядывая свое новое обличье, я совершенно успокоился. Наверное, окажись я в ином, но мужском теле -- шок был бы сильнее. А так -- ничего, кроме ощущения начавшегося маскарада.

     -- Ты на меня не воздействуешь? -- спросил я. -- Ты или шеф?

     Нет.

     -- Значит, это у меня крепкие нервы. Или у тебя...

     -- У тебя помада размазалась, -- хихикнула Ольга. -- Давай научу красить губы! Кстати, тебе еще повезло, Антон. Еще неделя -- и пришлось бы учить тебя пользоваться тампонами.

     -- Как любой нормальный мужчина, смотрящий телевизор, я умею это делать в совершенстве, -- с достоинством ответил я. -- Тампон надо облить ядовито-синей жидкостью, а потом сильно сжать в кулаке.

     Глава 2

     Я вышел из кабинета и остановился, борясь с искушением вернуться. Разумеется, в любой момент можно отказаться от безумной затеи шефа. Стоит лишь вернуться, сказать пару слов -- и мы с Ольгой возвратимся в свои тела. Вот только за последние полчаса я узнал о таких угрожающих обстоятельствах дела, что теперь был уверен: смена тел -- единственный правильный ответ на провокацию Темных.

     В конце концов, нелепо ведь отказываться от спасительного лечения, ссылаясь на болезненность уколов...

     Ключи от Ольгиной квартиры лежали у меня в сумочке. Там же -- деньги и кредитка в маленьком кошельке, косметичка, платочек, начатая упаковка конфеток "тик-так", расческа, россыпь мелочи на дне, зеркальце, крошечный мобильник...

     А вот пустые карманы джинсов вызывали неприятное ощущение потери. Я секунду рылся в них, пытаясь найти хотя бы завалявшуюся монетку, но убедился лишь в том, что, подобно большинству женщин, Ольга все носила в сумочке.

     Казалось бы, пустые карманы -- далеко не самая большая моя потеря за сегодняшний день. И все-таки эта деталь вызывала раздражение. Я переложил в карман из сумочки несколько банкнот и почувствовал себя увереннее.

     -- Привет, -- ко мне подошел Гарик. -- Шеф свободен?

     -- Он... он с Антоном... -- ответил я.

     -- Что-то случилось, Оля? -- Гарик внимательно смотрел на меня. Не знаю, что он почувствовал -- чужие интонации, неуверенные движения, новую ауру. Но если даже оперативник, с которым ни я, ни Ольга особо не общались, ощущает подмену -- грош цена такой рокировке!

     Между тем Гарик неуверенно, робко улыбнулся. Это было совсем неожиданно -- я никогда не замечал, чтобы Гарик пытался заигрывать с сотрудницами Дозора. Ему даже с обычными женщинами трудно знакомиться, он потрясающе невезуч в любовных делах.

     -- Ничего. Поспорили немного, -- я развернулся и, не прощаясь, пошел к лестнице.

     Это была версия для Ночного Дозора, на тот маловероятный случай, если среди нас окажется их агент. Насколько я знаю, такое случалось всего раз или два за всю историю Дозора, но мало ли... Пусть все считают, что Борис Игнатьевич повздорил со своей старой боевой подругой.

     Ведь и повод есть, и повод немалый. Столетнее заточение в его кабинете, невозможность принять человеческий облик, частичная реабилитация -- но с потерей большинства магических способностей. Вполне понятные основания для хорошо выдержанной обиды. По крайней мере, я избавлен от необходимости изображать подругу шефа. Это было бы слишком...

     Размышляя так, я спустился до третьего этажа. Стоило признать, что Ольга максимально облегчила мне жизнь. Сегодня она надела джинсы, а не обычный юбочный костюм или платье, на ногах были кроссовки, а не туфли на высоком каблуке. Даже легкий запах духов не казался одуряющим.

     Да здравствует мода "унисекс"!

     Я знал, что мне сейчас следует делать, знал, как следует себя вести. И все-таки это было трудно. Свернуть -- не к выходу, а в боковой коридор, неприметный и тихий.

     И окунуться в прошлое.

     Говорят -- у больниц есть свой незабываемый запах. Конечно. И это неудивительно -- странно было бы не иметь запаха хлорке и боли, автоклавам и ранам, казенному белью и омерзительной пище. Но откуда, скажите на милость, свой запах у школ и институтов?

     В самом помещении Дозора обучают лишь базовым предметам, ну, в общем, всякой теории. Но кое-какие знания сподручнее постигать в морге, по ночам -- там у нас есть свои люди. Кое-чему обучают на местности. Порой эта местность оказывается за рубежом, тогда "туристические поездки" оплачивает Дозор. Когда я проходил полный курс наук, то побывал и на Гаити, и в Анголе, и в Штатах, и в Испании.

     Но все-таки для некоторых лекций подходит лишь территория Дозора -- здание, от фундамента до крыши закрытое магией и охранными заклятиями. Тридцать лет назад, когда Дозор переехал в это помещение, здесь оборудовали три аудитории, каждая на пятнадцать человек. Я до сих пор не понимаю, чего больше в этом размахе -- оптимизма сотрудников или избытка площади. Даже когда я проходил обучение, а это был очень удачный, плодотворный год, нам хватало одной аудитории, да и та наполовину оставалась пустой.

     Сейчас в Дозоре обучалось четверо Иных. И то лишь в отношении Светланы была твердая уверенность, что она войдет в наши ряды, а не предпочтет обычную человеческую жизнь. Остальные были неплохи, весьма неплохи, но любой мог сломаться...

     Пусто здесь было, пусто и тихо. Я медленно шел по коридору, заглядывая в аудитории, увидев которые удавился бы от зависти ректор самого обеспеченного и преуспевающего университета. За каждым столом -- ноутбук, в каждой комнате -- огромный проекционный телевизор, шкафы ломятся от книг и коробок с 0\Т)-дисками. Да если бы эти книги увидел историк, нормальный историк, а не спекулянт от науки, висел бы рядом с этим ректором!

     Никогда им этого не увидеть!

     В некоторых книгах слишком много правды. В других -- слишком мало лжи. Людям такого читать не стоит, причем для их же собственного спокойствия. Пусть живут с той историей, к которой привыкли.

     Конец коридора заканчивался огромным зеркалом, закрывающим всю торцовую стену. "Я искоса глянул в него -- по коридору вышагивала, покачивая бедрами, молодая, красивая женщина...

     Запнувшись, я едва не полетел на пол. Хотя Ольга и сделала все возможное, чтобы облегчить мне жизнь, но центр тяжести тела она изменить не могла. Когда удавалось забыть о своем облике, все шло более или менее нормально, работали моторные навыки. А вот стоило посмотреть на себя со стороны -- и начинались сбои. Даже дыхание становилось чужим, как-то не так входил в легкие воздух.

     Я подошел к последней двери. Осторожно заглянул через стекло.

     Занятие как раз заканчивалось. На стене висела старая потрескавшаяся доска из кипариса, на которой потемневшими буквами были вырезаны слова, которые мы заучивали наизусть в первые дни обучения:

     Мы -- Иные

     Мы сложим разным силам

     Но в Сумраке нет разницы

     Между отсутствием Тьмы и отсутствием Света

     Наша борьба способна уничтожить мир

     Мы заключаем Великий Договор о перемирии

     Каждая сторона будет жить по своим законам

     Каждая сторона будет иметь свои права

     Мы ограничиваем свои права и свои законы

     Мы -- Иные

     Мы создаем Ночной Дозор

     Чтобы силы Света следили за силами Тьмы

     Мы -- Иные

     Мы создаем Дневной Дозор

     Чтобы силы Тьмы следили за силами Света

     Время -- решит за нас

     Сегодня они изучали бытовую магию, я понял это, едва увидел у демонстрационного стенда Полину Васильевну. Она одна из самых старых сотрудниц Дозора -- внешне, а не по метрике. Ее обнаружили и инициировали в возрасте шестидесяти трех лет. Ну кто мог предположить, что старушка, подрабатывающая в лихие послевоенные годы карточным гаданием, и впрямь обладает какими-то способностями? Причем весьма изрядными, хотя и узконаправленными.

     -- И теперь, если вам понадобится спешно привести одежду в порядок, -- наставительно говорила Полина Васильевна, -- вы сможете это сделать в считанные минуты. Только не забудьте заранее проверить, насколько хватит силенок. Иначе конфуз выйдет.

     -- А когда часы ударят двенадцать, твоя карета превратится в тыкву, -- громко сказал молодой парень, сидящий рядом со Светланой.

     -- Именно! -- с восторгом заявила Полина, сталкивающаяся с подобным остроумием на каждой партии учеников. -- Сказки врут не меньше, чем статистика! Но иногда в них можно найти капельку правды.

     Она взяла со стола тщательно выглаженный элегантный смокинг. В таком, наверное, блистал в высшем обществе Бонд. Джеймс Бонд.

     -- Когда он снова станет тряпьем? -- деловито спросила Светлана.

     -- Через два часа, -- ответила Полина. -- Я экономила силы. Она повесила смокинг на плечики, вернула его на стенд.

     -- А сколько вы можете удерживать его в таком виде?

     -- Около суток.

     Светлана кивнула и неожиданно посмотрела в мою сторону. Почувствовала. Улыбнулась, махнула рукой. Теперь меня заметили все.

     -- Прошу вас, госпожа, -- Полина склонила голову. -- Большая честь для нас.

     Да, она знала об Ольге что-то, не известное мне. Все мы знали о ней лишь часть правды; только шеф, наверное, знал все. Или почти все.

     Я вошел, отчаянно пытаясь не вилять бедрами или чем там еще виляют. Не помогло. И парень, сидевший рядом со Светланой, и парнишка лет пятнадцати, который уже полгода топтался на начальном курсе магии, и высокий тощий кореец, которому могло быть и тридцать, и сорок, и сто сорок лет, -- все они смотрели на меня. Весьма заинтересованно. Атмосфера тайны, что окружала Ольгу, слухи и недомолвки о ее связи с шефом -- все это вызывало у мужской части Дозора вполне определенную реакцию.

     -- Здравствуйте, -- сказал я. -- Я не помешала?

     Сосредоточившись на правильном употреблении родов, я не следил за тоном. В результате банальный вопрос вышел томно-загадочным и будто обращенным к каждому из присутствующих персонально. Прыщавый мальчишка впился в меня взглядом; парень сглотнул; лишь только кореец сохранил некоторое подобие хладнокровия.

     -- Ольга, хотите что-то об®явить студентам? -- поинтересовалась Полина.

     -- Мне надо поговорить со Светой.

     -- Все свободны, -- об®явила старушка. -- Ольга, может, как-нибудь заглянете в учебное время, проведете практическое занятие?

     -- Обязательно, -- щедро пообещал я. -- Как только выпадет случай. Дня через три.

     Пусть Ольга отдувается. Это ей за помаду и за тампоны. Вместе со Светланой мы пошли к выходу. Три пары жадных глаз буравили мою спину... точнее, не совсем спину.

     Я знал, что у Ольги и Светланы теплые отношения -- с той ночи, когда мы вдвоем об®ясняли ей правду о мире, об Иных, о Светлых и Темных, о Дозорах, о Сумраке, с того рассветного часа, когда она, держась за наши руки, прошла сквозь закрытую дверь в помещение оперативного штаба Ночного Дозора. Да, меня со Светланой связывала мистическая нить, наши судьбы были переплетены. Но я знал, слишком хорошо знал, что это ненадолго. Светлана уйдет далеко вперед, туда, куда мне не добраться, стань я даже магом первого уровня. Нас держала вместе судьба, держала крепко, но лишь до поры до времени. А вот с Ольгой Светлана просто дружила, как бы скептически я ни относился к женской дружбе. Их не сводил вместе рок. Они были свободны.

     -- Оля, мне нужно дождаться Антона... -- Светлана взяла меня за руку.

     Это не было движение младшей сестры, хватающейся за старшую в поисках поддержки и самоутверждения. Жест равного человека. И если Ольга позволяет Светлане вести себя на равных -- значит, не зря ей прочат великое будущее.

     -- Не стоит, -- сказал я. -- Света, не стоит.

     Опять что-то было не так в построении фразы или в тоне. Теперь на меня недоуменно глядела Светлана, но взгляд был точь-в-точь как у Гарика.

     -- Я тебе все об®ясню, -- сказал я. -- Но не сейчас и не здесь - у тебя дома.

     Защиту на ее квартиру ставили на совесть, уж слишком много сил вложил Дозор в новую сотрудницу. Шеф даже не стал спорить со мной, могу ли я открыться Светлане, настоял лишь на одном -- это должно произойти у нее дома.

     -- Хорошо, -- удивление в глазах Светланы не исчезло, но она согласно кивнула. -- Ты уверена, что Антона не стоит ждать?

     -- Абсолютно, -- сказал я, ни капельки не лукавя. -- Возьмем машину?

     -- А что с твоей?

     Дурак! Напрочь забыл, что Ольга всем видам транспорта предпочитает подаренный шефом спортивный автомобиль.

     -- Так я о том и говорю... -- пробормотал я, понимая, что выгляжу идиотом. Нет, хуже -- идиоткой!

     Недоумение в глазах Светланы все росло и росло.

     Хорошо хоть, что я умею водить. Никогда не испытывал тяги к сомнительной радости иметь машину в мегаполисе с отвратительными дорогами, но курс нашего обучения включал многое. Кое-чему учат обычным образом, кое-что -- вколачивают в сознание магией. Водить машину меня учили как простого человека, а вот если случай зашвырнет в кабину вертолета или самолета, то тут включатся навыки, о которых я и не помню в обычном состоянии. Во всяком случае, в теории -- должны включиться.

     Ключи от машины я отыскал в сумочке. Оранжевый автомобиль ждал на стоянке перед зданием, под бдительным оком охраны. Дверцы были закрыты, что, учитывая опущенный верх машины, выглядело просто смешно.

     -- -Ты поведешь? -- спросила Светлана. Я молча кивнул. Уселся за руль, завел мотор. Ольга, помнится, срывается с места, как пуля, но я так не умею.

     -- Слушай, с тобой что-то не так, -- Светлана наконец-то решилась озвучить свои мысли.

     Выезжая на Ленинградский, я кивнул:

     -- Света, все разговоры -- когда приедем к тебе.

     Она замолчала.

     Водитель из меня неважный. Ехали мы долго, куда дольше, чем следовало. Но Светлана больше ничего не спрашивала, сидела, откинувшись, глядя прямо перед собой. То ли медитировала, то ли пыталась смотреть сквозь Сумрак. В пробках со мной пару раз пытались заговаривать из соседних машин -- причем непременно из самых дорогих. Видимо, и наш вид, и наша машина устанавливали незримую дистанцию, которую решался перешагнуть не каждый. Опускались стекла, высовывались коротко стриженные головы, иногда, как неизменный атрибут, добавлялась рука с мобильником... Вначале мне было просто неприятно. Потом стало смешно. А под конец я перестал реагировать на происходящее, точно так же, как не реагировала Светлана.

     Интересно, а Ольгу подобные попытки знакомиться забавляли?

     Наверное, да. После десятилетий в нечеловеческом теле, после заточения в стеклянной витрине...

     -- Оля, почему ты увела меня? Почему мы не дождались Антона?

     Я пожал плечами. Искушение ответить: "Потому что он здесь, рядом с тобой" -- было велико. Да и шансов, что за нами следят, в общем-то, немного. Машина тоже закрыта заклятиями безопасности, часть из них я ощущал, часть была выше моих способностей.

     Но я удержался.

     Светлана еще не проходила курс информационной безопасности, он начинается через три месяца обучения. На мой взгляд, стоило бы проводить его пораньше, но для каждого Иного приходится вырабатывать собственную программу, а это требует времени.

     Вот когда Светлана пройдет через горнило этого испытания, она научится и молчать, и говорить. Это одновременно и самый легкий, и самый тяжелый курс обучения. Тебе просто начинают давать информацию -- строго дозировано, в определенной последовательности. Часть услышанного будет правдой, часть -- ложью. Кое-что тебе скажут открыто и непринужденно, кое-что поведают под страшным секретом, а кое-что узнаешь "случайно", подслушаешь, подсмотришь...

     И все, все, что ты узнаешь, будет бродить в тебе, отдаваясь болью и страхом, рваться наружу, разрывая сердце, требовать реакции -- немедленной и безрассудной. А на лекциях тебе будут говорить всякую чушь, которая, в общем-то, и не нужна для жизни Иного. Ибо главное испытание и обучение ведется в твоей душе.

     По-настоящему здесь ломаются редко. Все-таки это обучение, а не экзамен. И перед каждым будет поставлена лишь та высота, которую он может преодолеть -- при полном напряжении сил, оставляя клочья шкуры и брызги крови на барьере, сплетенном из колючей проволоки.

     Но когда этот курс проходят те, кто и впрямь дорог или хотя бы





     просто симпатичен, тебя начнет корежить и разрывать на куски. Ты поймаешь странный взгляд в свою сторону и станешь гадать, что же узнал в рамках курса твой друг? Какую правду? Какую ложь?

     И что обучаемый узнает о себе самом, о мире вокруг, о своих родителях и друзьях?

     И будет желание -- страшное, невыносимое. Желание помочь. Об®яснить, намекнуть, подсказать. Вот только никто из прошедших курс не дает этому желанию волю. Потому что именно этому учатся, своей болью постигая, что и когда можно и нужно сказать.

     В общем-то, сказать можно и нужно все; Надо, лишь правильно выбрать время, иначе правда станет хуже лжи.

     - Оля?

     -- Ты поймешь, -- сказал я. -- Только подожди.

     Глянув сквозь Сумрак, я бросил машину вперед, вписываясь между неуклюжим джипом и громоздким военным грузовиком. Щелкнуло, сложившись, зеркало, задевшее за край грузовика -- мне было все равно. Первой преодолев перекресток, прошипев шинами на повороте, машина вырвалась на Шоссе Энтузиастов.

     -- Он любит меня? -- вдруг спросила Светлана. -- Все-таки да или нет? Ты ведь знаешь, наверное...

     Я вздрогнул, машина вильнула, но Светлана не обратила на это внимания. Она задала вопрос не в первый раз, чувствую. Уже был между ней и Ольгой разговор, явно тяжелый и неоконченный.

     -- Или он любит тебя?

     Все. Сейчас я не .смогу молчать.

     -- Антон очень хорошо относится... к Ольге, я говорил и о себе, и о хозяйке своего тела в третьем лице; это нарочито, но выглядит просто как сухая отстраненная вежливость. -- Строгая дружба. Не более того.

     Если она задаст Ольге вопрос, как та относится ко мне, то обойтись без лжи будет труднее.

     Но Светлана промолчала. А через минуту на миг коснулась моей  руки, будто прося прощения.

     Теперь от вопроса не удержался я:

     -- Почему ты спрашиваешь?

     Она ответила легко, без колебаний:

     -- Я не понимаю. Антон очень странно себя ведет. Иногда кажется, что он без ума от меня. А иногда -- что я для него одна из сотни а знакомых Иных. Боевой товарищ.

     -- Узел судьбы, -- коро