под  действием  серых
пилюль. Скажите ей что хотите, только добавьте, что это кончилось.  Она  вам
поверит. Она с радостью все это выслушает.
     - Я подумаю, - сказал  мистер  Пинфолд.  Он  подумал.  Сделка  казалась
чрезвычайно выгодной. Но можно  ли  доверять  Ангелу?  Сейчас  он  перепуган
возможными неприятностями с Би-би-си.
     - Не с Би-би-си, милый, - сказала Маргарет. - Совсем не  из-за  них  он
тревожится. Там знают о его эксперементах. Он тревожится из-за Реджи Грейвз-
Аптона. Вот он  ничего  не  должен  знать.  Он  нам,  знаете,  что-то  вроде
родственника, и он все расскажет тетке, родителям и вообще  всем  на  свете.
Могут быть самые страшные неприятности. Гилберт, обещайте, что вы никому  не
скажете, в особенности кузену Реджи.
     - Что же, и вы, Мег, - сказал мистер Пинфолд  поддразнивающим,  не  без
теплоты голосом, - и вы собираетесь меня покинуть?
     - Ах, Гилберт, не надо шутить такими  вещами,  милый.  Какое  это  было
счастье - быть с вами. Я буду скучать по вас, как ни по кому еще в жизни.  Я
никогда вас не забуду. Если брат отключит систему, для меня это будет  почти
что смерть. Но я знаю, что мне положено страдать. Буду держаться. Вы  должны
принять это предложение, Гилберт.
     - Я дам вам знать, когда подлетим к Лондону, - сказал мистер Пинфолд.
     Скоро они летели над Англией.
     - Итак, - сказал Ангел, - каким будет ваш ответ?
     - Я сказал: Лондон.
     Вот и лондонский аэропорт. - Пристегните ремни, пожалуйста. Не курите.
     - Прилетели, - сказал Ангел. - Теперь высказывайтесь.  Состоялась  наша
сделка?
     - Какой же это Лондон, - сказал мистер Пинфолд.
     Из Рима он телеграфировал жене, что прямо  проедет  в  отель,  где  они
обычно останавливались. Он не  стал  ждать,  когда  все  пассажиры  заполнят
автобус. Он нанял такси. До самого Актона он не отвечал Ангелу.  Наконец  он
сказал:
     - На наш вопрос я отвечаю: нет.
     - Как же так можно? - непритворно ужаснулся  Ангел.  -  Почему,  мистер
Пинфолд, сэр? Почему?
     - Во-первых, потому что я не  верю  вашему  честному  слову.  Вы  слова
такого не знаете: честь. Во-вторых, мне глубоко  противны  вы  сами  и  ваша
омерзительная жена. Вы вели себя безобразно по отношению ко мне, и я намерен
заставить вас поплатиться за это. В-третьих, ваши планы,  эту  вашу  работу,
как вы ее называете, я нахожу в высшей степени опасными. Одного человека  вы
уже довели до самоубийства и, возможно, других,  про  которых  я  ничего  не
знаю. Вы и меня пытались довести до ручки. Бог  ведает,  что  вы  сделали  с
Роджером Стиллингфлитом. Бог ведает, кто еще подвернется вам  под  руку.  Не
говоря о личной обиде, я вижу в вас общественное  зло,  с  которым  надлежит
разделаться.
     - Ладно, Гилберт, если вы так решили...
     - Не смейте называть меня Гилбертом и  не  стройте  из  себя  киношного
гангстера.
     -  Ладно-ладно,  Гилберт.  Вы  ответите  за  это.  Однако  его   угрозы
прозвучали неуверенно. Ангел был повержен и понимал это.
     - Миссис Пинфолд прибыла час назад, - сказал ему консьерж. -  Она  ждет
вас в вашем номере.
     Мистер Пинфолд вошел в лифт, прошел по коридору и открыл дверь, с обеих
сторон  осаждаемый  хрипами  Гонерильи  и  Ангела.  В  присутствии  жены  он
растерялся.
     - А выглядишь ты хорошо, - сказала она.
     - У меня все хорошо. Неприятности, что я тебе писал,  остались,  но,  я
надеюсь, с ними можно будет разобраться. Извини, что  я  тебя  встречаю  без
особой теплоты, но неудобно, знаешь, когда трое людей слушают  все,  что  ты
скажешь.
     - Еще бы, - сказала мисс Пинфолд, - я тебя понимаю. Ты ел?
     - Много часов назад, в Париже. Хотя один час разницы можно отнять.
     - Я не ела. Я что-нибудь закажу.
     - Как ты ее ненавидишь, Гилберт!  Как  она  докучает  тебе!  -  сказала
Гонерилья.
     - Не верьте ни единому слову, - сказал Ангел.
     - Она очень милая, - признала Маргарет, - и такая  добрая.  Но  она  не
стоит вас. Вы, конечно, подумаете, что я ревную. Правильно, я ревную.
     - Ты прости, что из меня слова не вытянуть, - сказал мистер Пинфолд.  -
Понимаешь, эти негодяи продолжают лезть ко мне с разговорами.
     - Так можно сойти с ума, - сказала миссис Пинфолд.
     - Можно.
     Вошел коридорный с подносом. Когда он вышел, миссис Пинфолд сказала:  -
Знаешь, ты все напутал с  этим  мистером  Ангелом.  Когда  я  получила  твое
письмо, я сразу позвонила Артуру на Би-би-си, навела справки.  Ангел  был  в
Англии все это время.
     - Не слушайте ее. Она лжет.
     Мистер Пинфолд был ошеломлен.
     - Ты в этом совершенно уверена?
     - Спроси сам.
     Мистер Пинфолд прошел к телефону. В редакции радиобесед начальником был
его друг, некто Артур.
     - Артур, тот парень, что приезжал ко мне летом брать интервью, Ангел...
Ты не посылал его в Аден? Не посылал?.. Он сейчас в Англии?.. Нет,  говорить
мне с ним не о чем. Просто я встретил на пароходе похожего  человека....  До
свидания... М-да, - сказал он жене, - не знаю, что и подумать.
     - Я тоже могу открыть вам глаза, - сказал Ангел. - Мы никогда и не были
на том пароходе. Мы наладили все это из студии в Англии.
     - Должно быть, они наладили все это из студии в Англии, - сказал мистер
Пинфолд.
     - Горе ты мое, - сказала миссис Пинфолд, - никто ничего  не  налаживал.
Ты все это вообразил. Ты назвал в письме отца Уэстмакотта, и я для  верности
его спросила. Он говорит, что все это совершенно  невозможная  вещь.  Ничего
подобного не изобретали ни в гестапо, ни на Би-би-си,  ни  экзистенциалисты,
ни психоаналитики - ничего  такого,  во  всяком  случае,  как  ты  себе  это
представляешь.
     - И Ящик не при чем?
     - Не при чем.
     - Не верь ей. Она врет. Она врет, - сказала Гонерилья, с каждым  словом
слабея голосом,  словно  между  ними  вдруг  пролегло  огромное  расстояние.
Последнее ее слово было чуть различимее слабого грифельного чирка.
     - Ты хочешь сказать, что все, что я слышал, я говорил  самому  себе?  В
голове не укладывается.
     - Все это именно так, милый, - сказала Маргарет. - У  меня  никогда  не
было ни брата, ни невестки, не было отца и матери - ничего этого не  было...
Я не существую, Гилберт. Меня нет, нигде нет... но я вас люблю,  Гилберт.  Я
не существую, но я люблю... До свидания... люблю... - Ее голос тоже  истаял,
изошел в шепот, вздох, в шорох подушки; и настала тишина.
     Мистер Пинфолд сидел, об®ятый тишиной. Он знал по прошлому  опыту,  что
освобождение бывало призрачным. На сей раз оно было полным и  окончательным.
Он был наедине со своей женой.
     -  Они  ушли,  -  сказал  он  наконец.  -  В  эту  самую  минуту.  Ушли
окончательно.
     - Надеюсь, что это так.  Что  мы  сейчас  будем  делать?  Я  ничего  не
планировала,  пока  не  увижу,  в  каком  ты  состоянии.   Отец   Уэстмакотт
порекомендовал мне человека, которому мы можем довериться.
     - Психического врача?
     - Психолога, но он католик, так что с ним все должно быть в порядке.
     - Нет, - сказал мистер Пинфолд. -  Хватит  с  меня  психологии.  Может,
уедем дневным поездом?
     Миссис Пинфолд помешкала в  нерешительности.  Она  приехала  в  Лондон,
готовая вести мужа в лечебницу.  -  Ты  уверен,  что  тебе  никому  не  надо
показаться? - спросила она.
     - Я могу показаться Дрейку, - сказал мистер Пинфолд.
     Так они поехали на Паддингтон и прошли в вагон-ресторан. Там было полно
соседей, приезжавших за покупками. Они ели подрумяненные булочки, за слепыми
от тумана окнами тянулся невидимый в темноте знакомый пейзаж.
     - Мы слышали, вы ездили в тропики, Гилберт.
     - Только что оттуда.
     - Недолго вы там пробыли. Скучно?
     - Нет,  -  сказал  мистер  Пинфолд,  -  ни  в  малейшей  степени.  Было
чрезвычайно интересно. Но хорошенького понемногу.
     Соседи держали мистера Пинфолда за человека со странностями.
     - Нет, это действительно было интересно, - сказал мистер  Пинфолд  жене
уже в автомобиле, увозившем их домой. - За всю жизнь со мной не приключалось
ничего  более  интересного,  -  и  в  последующие  дни  он  припоминал   все
подробности своего затянувшегося испытания.
     Суровый мороз сменился туманом, временами шел мокрый снег. В доме  было
привычно холодно, но мистер Пинфолд неприхотливо жался к камину  и,  подобно
воину, стяжавшему трудную победу, переживал заново  свои  тяжкие  испытания,
невзгоды и выгоды. Ни единый звук не тревожил его из того полусвета, куда он
случайно забрел, однако в его  воспоминаниях  не  было  ничего  призрачного.
Воспоминания вставали в полный рост - ясные, четкие, весомые, как все бывшее
с ним в бодрствующей жизни. - Я вот чего не могу понять, - сказал он. - Если
я сам поставлял Ангелам всю информацию, почему же  я  наговорил  им  столько
чуши? Пойми, если я готовил против самого себя обвинение, я мог  бы  сделать
его куда страшнее и ближе к правде,  чем  это  получилось  у  них.  Не  могу
понять.
     Он и  не  поймет,  и  никто  другой  не  даст  ему  удовлетворительного
об®яснения.
     - Ты знаешь, - сказал он как-то вечером,  -  ведь  я  почти  был  готов
принять предложение Ангела. Если бы я его принял и голоса прекратились,  как
сейчас, я бы так и верил, что дьявольский Ящик существует. И всю  жизнь  жил
бы в страхе, что в любой момент  все  это  может  начаться  снова.  В  конце
концов, они могли просто слушать все  время,  ничего  не  говоря  при  этом.
Страшно даже вообразить.
     - Ты очень смело поступил, что отверг его предложение, - сказала миссис
Пинфолд.
     - Просто у меня было плохое настроение, - честно сказал мистер Пинфолд.
     - И все-таки, мне кажется, тебе нужно поговорить с врачом. Ведь было же
с тобою что-то не то.
     - Это пилюли, - сказал мистер Пинфолд. Он  цеплялся  за  эту  последнюю
надежду. Навестившему ему наконец доктору Дрейку мистер  Пинфолд  сказал:  -
Насчет тех серых пилюль, что вы мне дали: они чертовски сильные.
     - Похоже, они помогли, - сказал доктор Дрейк.
     - Я мог из-за них слышать голоса?
     - Боже правый, нет!
     - А если в связке с бромидом и хлоралом?
     - В моей микстуре не было хлорала.
     - Не было, но, если начистоту, у меня была своя бутылка.
     Признание не обескуражило доктора Дрейка. - Вечная история с  больными,
- сказал он. - Никогда не знаешь, что они принимают тайком. Я  знал  случаи,
когда люди вот так заболевали серьезнейшим образом.
     - Так я и был серьезнейшим образом болен. Я  слышал  голоса  почти  две
недели подряд.
     - А сейчас они умолкли?
     - Да.
     - И вы перестали пить бромид и хлорал?
     - Да.
     - Тогда нечего и гадать. На вашем месте я  бы  воздержался  и  от  моей
микстуры. Она вам вряд ли на пользу. Я пришлю что-нибудь  другое.  Это  были
мерзкие голоса, я полагаю?
     - До невозможности. Откуда вы знаете?
     - Они всегда такие. Многие время от времени слышат голоса, и они  почти
всегда мерзкие.
     - Вы не думаете, что ему нужно показаться психологу? - спросила  миссис
Пинфолд.
     - Можно, если хочется, только  на  мой  взгляд  это  простейший  случай
отравления.
     - Какое облегчение слышать это, - сказала  миссис  Пинфолд,  но  мистер
Пинфолд не спешил ухватиться за этот диагноз. Он  знал  то,  чего  не  знали
другие, даже его жена и  меньше  всего  его  медицинский  советчик:  что  он
претерпел  огромное  испытание  и  собственными   силами   вышел   из   него
победителем. Достославная победа, при том что насмешник-раб всегда  пребудет
с ним в его колеснице напоминанием о смертности.
     На следующий день было воскресенье. После мессы мистер Пинфолд сказал:
     - Знаешь, я не могу встречаться с Сундуком. Еще несколько недель  я  не
смогу заговорить с ним о его  Ящике.  Затопи  камин  в  библиотеке.  Я  хочу
немного поработать.
     Дрова  потрескивали,  слабое  тепло  потянулось  к  промерзшим  полкам.
Впервые после своего пятидесятилетия мистер Пинфолд сел за работу. Он  вынул
из ящика стола рукопись незавершенного романа и стал ее листать. Он  еще  не
забыл сюжет. Он знал, что нужно сделать.  Но  его  томила  более  неотложная
задача, нужно было немедля разобрать корзинку с новым, богатым опытом - пока
товар не выдохся. Он вернул рукопись в ящик, выложил перед собой лист бумаги
и четко, твердо вывел:

          Испытание Гилберта Пинфолда.
          Жанровая картина.
          Глава первая.
          Портрет художника в зрелые годы.