, где повар шлепнул им в  тарелки
по горсти салата, а мальчишки-на-побегушках положили на  блюдца  по  ложке
цветочной кашки.
     Взяв свои  порции,  пленники  отыскали  свободные  места  за  длинным
столом. Могильщик принюхался к пище и сказал:
     - Как у нас на кладбище!
     - Вы тоже так едите? - удивился Удалов.
     - Нет, только нюхаем, а венки потом выкидываем.
     Удалов покачал  головой,  внутренне  осуждая  черный  юмор,  а  потом
посмотрел на соседа по столу. Им оказался небритый молодой человек с тупым
взглядом, в пиджаке задом наперед.  Ел  он  размеренно  и  тихонько  ухал.
Напротив Удалова питалась старуха в скатерти, накинутой на  плечи.  Удалов
протер грязную ложку носовым платком, зачерпнул салата и осторожно  поднес
ко рту. Как он и опасался, салат из лепестков оказался горьковатым.
     - Нет, - вздохнул Удалов. - Так не пойдет. Хоть бы подсахарили.
     - Не нравится? - враждебно спросила старуха в скатерти. -  Вы  только
посмотрите - ему нектар не нравится.
     - А вам нравится? - удивился Удалов.
     - Вздор, - рявкнула старуха. - Всем нравится.
     - Я не  спорю,  -  смутился  Удалов.  -  Красиво,  элегантно,  пахнет
приятно. Но ведь это чтобы нюхать, а не чтобы жевать.
     - А эфирные масла? - строго спросил молодой человек в пиджаке.
     - Эфирные масла для одеколона и для бабочек, - не согласился  Удалов.
- Хотя с чужими обычаями спорить не буду.
     - Странно, - не успокоилась старуха.  -  Господам  нравится,  а  ему,
видите ли, не нравится? Так что же тебе, любезный, подавать прикажешь?
     - Хлебушка бы, - признался Удалов.
     - Он  хочет  хлеба!  -  воскликнула  старуха,  не  двигая  губами.  -
Мерзавец!
     Но при этом глаза старой женщины увлажнились, а молодой  человек  так
шумно и судорожно проглотил слюну, что Удалову стало ясно - от  хлеба  они
бы не отказались.
     Наступила тишина. Будто кто-то невидимый, но властный  приказал  всем
замолчать. И тут же люди, словно забыв о еде, стали подниматься  со  своих
мест, выстраиваться в колонну по  два  и  пустились  по  залу,  скандируя,
сначала робко и разрозненно, а потом все громче и горячее:
     - Да здравствует цветочный салат! Да славятся  эфирные  масла!  Долой
хлеб и ненавистные эскалопы!
     - Долой! -  катилось  по  залу.  Звенела  посуда.  Повара,  помощники
поваров и мальчишки-на-побегушках аплодировали  и  кричали  оскорбления  в
адрес белков и углеводов.
     Правда, губы у всех двигались невпопад.
     Приплясывая, охваченные энтузиазмом  люди  продвигались  к  дверям  и
исчезали. Наконец последний из  них  покинул  столовую,  и  остались  лишь
обслуживающий персонал, солдат и пленники. Солдат как ни в чем  не  бывало
продолжал уплетать цветочную кашу.
     Кузнечик презрительно поглядел на него и сказал:
     - Они себя заживо губят.
     - Исхудали, - согласился с ним  могильщик.  -  Готовый  материал  для
меня. Не планета, а золотые прииски.
     - Если вы их переживете на этой диете, - заметил Удалов.
     - Не переживет, - криво усмехнулся кузнечик. -  Всех  вас  психически
уничтожат.
     - А тебя?
     - Меня нет. Я подлец, а законченные подлецы дефицитны. Я  иногда  сам
себе поражаюсь. Феноменальная атрофия совести - всех готов продать.
     - Удалов, - предупредил могильщик. - Надо было нам его  ликвидировать
на корабле. Похоронили бы давно и никаких забот.
     - Вот видишь, Тори, - сказал Удалов. - Могильщик может быть и прав. А
если еще не поздно?
     - Поздно, - хихикнул кузнечик, показав выпуклыми глазками на солдата.
     Солдат вылизал тарелку, потом понюхал ее,  слизнул  упавший  на  стол
лепесток, встал, подошел к пленникам и сказал:
     - Пора, потенциальные!
     Последующий час пленники провели в бывшей комнате матери  и  ребенка,
переделанной в изолятор с помощью решеток на окнах.
     В изоляторе было пыльно и зябко. Здесь хранились мешки  с  цветочными
семенами. Могильщик храбрился и говорил, что профессионально  наслаждается
в атмосфере кладбищенского склепа, Удалов быстро ходил, перешагивая  через
детские стульчики и ломаные игрушки. Вдруг кузнечик воскликнул:
     - Ты плохой товарищ, Удалов. Ты эгоист!
     - Почему? - удивился Корнелий.
     - Коробочка со скорпиончиком где? В кармане?
     - Я совсем забыл. Прости, - сказал Удалов.
     Он вынул из кармана скорпиончнка. Скорпиончик принюхался к  холодному
воздуху  и  тут  же  создал  вокруг  нормальную  атмосферу.  В   изоляторе
потеплело, запахло розами, и узники сбились в кучу, чтобы на всех  хватило
тепла.
     - Странная планета, - сказал Удалов, когда согрелся. - Глаза  у  всех
пустые, едят цветочки, говорят, что хлеба им не нужно, эскалопы,  говорят,
долой, и вообще вид неопрятный.
     - Это об®яснимо, - сказал кузнечик. - Весь цивилизованный мир  бьется
над тайной планеты Кэ, все считают их больными загадочной болезнью. А дело
просто - планета попала в плен.
     - Так что же ты раньше не сказал? - удивился Удалов. -  Давно  бы  уж
меры приняли.
     - А ты забыл, что я им продался? - спросил кузнечик.
     - Не очень выгодно продался, - заметил могильщик.
     - Я уже от них отрекся.  Поэтому  и  сообщаю  страшную  тайну.  Тебе,
Удалов, первому.
     - Ну, рассказывай.
     - Рассказывать недолго. Забрели как-то на эту планету микробы. То  ли
забрели, то ли сами вывелись - в общем, неважно. Отличаются эти микробы от
обыкновенных тем, что они мыслящие. Казалось бы, что  такого  -  занимайся
созидательным трудом, участвуй в общем братстве Галактики.  Так  нет,  они
сами созидать не хотят, а паразитируют в других существах...
     - Значит, паразиты! - воскликнул Удалов.
     - Ничего подобного, - раздался голос, и дверь в изолятор открылась.
     Неопрятный толстяк, который встретил пленных  на  космодроме,  вошел,
тяжело ступая по куклам и погремушкам.
     - Ничего подобного, - повторил толстяк.  -  Никакие  не  паразиты,  а
глубокоуважаемые господа микроорганизмы.
     - А я так и сказал, - поспешил исправиться кузнечик. - Так  именно  и
сказал. Глубокоуважаемые и милостивые господа благородные микроорганизмы.
     Что-то  внутри  толстяка  треснуло  и  заверещало.  Толстяк  стоял  с
открытым ртом и покорно ждал, пока эти звуки прекратятся.
     - Мы смеемся, - сказал он, когда все смолкло. - А ты, продажный Тори,
продолжай. Секретов здесь нет. От нас еще никто не уходил  таким  же,  как
пришел. Говори!
     Кузнечик отошел от своих товарищей, неловко поклонился и сказал:
     - В общем,  остальное  понятно.  Господа  микроорганизмы  по  просьбе
жителей планеты Кэ поселились здесь, и тогда жители планеты Кэ  обратились
с просьбой к уважаемым микроорганизмам, чтобы для большего единения  между
населением планеты  и  уважаемыми  микроорганизмами  последние  внедрились
внутрь жителей планеты Кэ. С тех пор в каждом жителе  планеты  Кэ  обитает
уважаемый микроорганизм и подсказывает ничтожному жителю планеты Кэ ценные
мысли. Я правильно излагаю?
     - Нет,  конечно,  -  ответил  неопрятный  толстяк.  -  Какое  уж  тут
единение! Мы, микроорганизмы, или паразиты, как сказал дорогой Удалов,  да
не простится ему это хамство, - хозяева. Мы приказываем, а люди слушаются.
И никакого равноправия. Все делается так, как удобно нам, кхе,  паразитам.
Это мы, кхе-кхе, паразиты, любим эфирные масла  душистых  цветов.  Поэтому
все на планете любят только эфирные масла, разводят цветы, нюхают цветы  и
жуют цветы. Мы никогда не убиваем пленных. Зачем? Каждый новый  человек  -
домик для одного из нас. Ведь мы быстро размножаемся. У нас уже очередь на
новые тела. Вот теперь и в вас вселимся.
     - Только не в меня, - сказал  быстро  кузнечик.  -  Я  добровольно  и
сознательно служу благородному делу.
     - А почему не в тебя? Будет в тебе жить мой брат или внук, будет, как
ты сам сказал, с тобой в единении, будете  вы  дружить  и  будет  он  тебе
подсказывать, как думать, о чем  думать,  о  чем  не  думать,  когда  чего
говорить, а  когда  лучше  промолчать.  Твоя  же  цена  как  агента  втрое
повысится. Радуйся, дурак!
     - Я, конечно, радуюсь...
     - Радуйся молча. И ты, могильщик,  нам  пригодишься.  Нам  могильщики
нужны. Мы  все  время  распространяемся,  а  наши  человеческие  тела  так
несовершенны! Живут мало, дохнут как мухи. Работы тебе хватит.
     - Спасибо, - сказал могильщик с чувством.  -  Мне  все  эти  споры  о
единении и подчинении чужды, я аполитичен. Мне нужен созидательный труд  и
заслуженное вознаграждение.
     - А вот о вознаграждении забудь, - сказал неопрятный толстяк.  А  так
как губы толстяка были  неподвижны,  Удалов  уже  сообразил,  что  говорит
хозяин толстяка - уважаемый микроорганизм. И понятно стало Удалову, почему
люди здесь так плохо одеты, небриты и немыты. Зачем?  Микроорганизмам  это
неинтересно. Они-то голые.
     - Я не могу забыть о выгоде. Я деловой человек, - сказал могильщик.
     - А вот вселится в тебя мой  дядя,  и  станет  тебе  безразлично,  за
деньги ты копаешь могилы или  для  собственного  удовольствия.  Вставайте,
пора.
     - Куда? - спросил Удалов.
     - Во дворец. Там нас ждет  Его  Необозримость  Верховный  микроб.  Он
лично намерен вселиться в тебя, Удалов. В торжественной обстановке. Тело у
него хоть и почетное, но старое, малоценное. А твое нам подходит. Особенно
ввиду твоей будущей роли в Галактике.
     - Моя роль самая скромная, - сказал Удалов. - Не вижу причин обращать
на меня особое внимание. К тому же должен вас официально предупредить, что
я не какой-нибудь бродяга без рода и племени, а  представитель  Земли.  За
мной стоят шесть миллиардов земляков, которые никогда  не  дадут  в  обиду
своего товарища. Так что, поднимая руку на  меня,  учтите,  вы  поднимаете
руку на свободолюбивую Землю!
     Удалов говорил громко и торжественно. Он даже пожалел, что рядом  нет
Коли Белосельского и  товарищей  по  работе,  которые  бы  смогли  оценить
правильность и убедительность речи.
     Неопрятный толстяк терпеливо  дождался,  пока  Удалов  кончит,  потом
криво усмехнулся и сказал:
     - Хорошо излагаешь. Нас  не  обманули.  Верховный  микроб  будет  рад
поселиться в твоем теле. А что касается шести миллиардов жителей Земли, то
нам приятно слышать о таком количестве носителей.  Какие  перспективы  для
нашего размножения! Так что Землю мы тоже  покорим.  Может  быть,  даже  с
твоей, Удалов, помощью.



        13. УДАЛОВ ВСТРЕЧАЕТСЯ С ЕГО НЕОБОЗРИМОСТЬЮ
        ВЕРХОВНЫМ МИКРОБОМ И С ДЕВУШКОЙ ТУЛИЕЙ

     - Перед  Его  Необозримостью  вести  себя  культурно,  -  предупредил
неопрятный толстяк, ведя пленников по коридорам  космопорта  к  выходу  на
улицу. Сзади топали солдаты. - Его Необозримость не выносит хамства.
     - А почему вы его называете Необозримостью? - спросил Удалов.
     - Во-первых, из уважения к его уму и талантам, - ответил толстяк. - А
во-вторых, он воистину огромен. Ты  не  поверишь,  но  Верховного  микроба
можно разглядеть невооруженным глазом.
     - Не может быть! - подобострастно воскликнул кузнечик.
     - И он продолжает расти, - добавил толстяк.
     Полдороги они проехали в старом, открытом автомобиле, но на одном  из
поворотов двигатель заглох, и завести его не удалось. Шофер лениво копался
в моторе, потом задремал на дороге, а когда солдаты принялись его  лупить,
микроб, который жил в шофере, потребовал прекратить избиение, что от этого
в теле шофера возникала неприятная для микроба вибрация.
     Пришлось вылезать из машины и идти дальше пешком  что  было  нелегко,
так как с улиц давно уж никто  не  убирал  сор  и  отбросы.  На  одном  из
перекрестков  пришлось   остановиться.   По   улице   медленно   двигалась
демонстрация. Демонстрация состояла из нескольких  сот  кое-как  одетых  и
полуодетых женщин в цветочных венках и  гирляндах,  которые  несли  коряво
написанные плакаты и лозунги. Кое-какие из них Удалов запомнил:
     "Мой микроб всегда со мной". "Ни шагу без микроба". "Порадуем  хозяев
повышенной рождаемостью!". Многие несли круглые щиты с тремя буквами  "П".
Буквы по-разному располагались на щитах.
     - Что это значит? - спросил Удалов у неопрятного толстяка.
     - Послушание-Прилежание-Простота. Наш главный лозунг. Нравится?
     - Не нравится, - честно сказал Удалов.
     - А мне нравится! - сказал кузнечик. - Я просто счастлив видеть такую
стройную организацию населения, такое единодушие, такую любовь к микробам!
     - Попробовали бы они иначе, - заметил толстяк. Потом он поднял руку и
закричал:
     - Старайтесь, дорогие женщины! Мы с вами!
     - Ура! - закричали нестройно женщины.
     Как только демонстрация  миновала,  толстяк  поспешил  через  дорогу.
Солдаты  лениво  семенили  сзади,  нюхая  розочки,  вставленные   в   дула
автоматов.
     Дворец бывшего президента планеты Кэ, как нетрудно догадаться, был  в
плачевном состоянии. Штукатурка осыпалась, некоторые колонны  рухнули,  их
обломки загораживали под®езд ко дворцу, отчего туда проходили по  вьющейся
тропинке, поглядывая наверх, не свалится ли еще что-нибудь.
     Никто не охранял входа, да, видно, на той планете в  охране  не  было
смысла, потому что в каждом преступнике сидел бдительный наблюдатель, а  к
борьбе за власть между собой микробы еще не приступили.
     В коридорах и холлах дворца слонялись тусклые люди,  человек,  одетый
только в ботинки, спал на ступеньках,  большой  бак  с  цветочным  отваром
стоял  на  лестничной  площадке,  лакей  в  рваной  ливрее  мрачно   жевал
гладиолус. При виде поднимающихся  по  лестнице  солдат  с  пленниками  он
вскочил, изобразил на лице радость и слишком громко закричал:
     - Не желаете ли нектара? Нет ничего вкуснее нектара!
     - Спасибо, на обратном пути, - вежливо ответил Удалов.
     Наконец они вошли в центральный зал, где  их  ожидал  предупрежденный
заранее Верховный микроб. Увидеть его невооруженным глазом Удалов не  мог,
потому что микроб был спрятан в теле немощного старика, бывшего Президента
планеты. Старик, хранивший в себе микроб, сидел на возвышении,  в  золотом
потертом кресле, а вокруг толпились сановники.
     Неопрятный толстяк,  обогнав  пленников,  прошел  прямо  к  креслу  и
об®явил:
     - Корнелий Удалов с Земли и  взятые  с  ним  лица  просят  разрешения
приблизиться.
     - Молодец,  молодец,  -  сказал  добрым  голосом  старик,  поглаживая
морщинистой рукой белоснежную жидкую бороду. - Значит, ты и будешь Удалов?
     Глазки старика уперлись в лицо Удалову, и  тому  показалось,  что  за
зрачками таится крупный микроб. Но, разумеется, это было не так.
     Удалову трудно было смириться с  мыслью,  что  старик  перед  ним  не
настоящий, а только оболочка. Он не удержался и задал неделикатный вопрос:
     - Простите, - сказал он.  -  А  вот  вы,  человек,  в  котором  сидит
паразит, как вы это ощущаете?
     И к его удивлению старик ответил совершенно другим голосом:
     - Погано... - И тут глаза его  остекленели,  губы  сжались,  и  через
ноздри прозвучало окончание фразы: - Я наслаждаюсь постоянным присутствием
Его Необозримости. Я счастлив быть оболочкой.
     - Понимаю, - вздохнул Удалов, - как же, понимаю.
     И только теперь до него дошел весь ужас  его  положения.  Раньше  все
было не очень реально. Ну, попал в плен, с кем не бывает, ну, привезли  во
дворец, понятно... Но когда он  увидел,  как  остекленели,  застыли  глаза
несчастного Президента, когда заговорил в нем микроб, Удалов сжался.  Даже
сердце застучало с перебоями...
     - Как доехали? - спросил Президент, подергивая бороду. -  Вас  хорошо
разместили?
     - Что? - спросил Удалов, почти не слыша. За него ответил кузнечик:
     - Мы отлично доехали и  удобно  устроились,  Ваша  Необозримость.  Мы
рады, что увидели лично вас!
     - Меня не  видно,  -  ответил  Президент.  -  Мне  говорили,  что  ты
продажный и неумный агент. Это так?
     - Не умен, - поспешил согласиться кузнечик.  -  Совершенно  недостоин
быть оболочкой уважаемого микроба.
     - А нам твой ум ни к чему, - раздался мелодичный женский голос.
     Сановники засмеялись.
     Удалов вздрогнул и обратил взор в направлении голоса.
     В толпе придворных, не замеченная раньше, стояла его возлюбленная.
     - Тулия! - закричал Удалов. - Дорогая! Мы встретились!  -  Он  сделал
неверный шаг к девушке и простер вперед руки.
     - Что с ним? - спросил Президент.
     - Он влюблен в меня, - ответила со смехом прекрасная Тулия. - Когда я
выполняла твое задание на Альдебаране  и  попыталась  выкрасть  Удалова  с
пересадочной станции, мне пришлось изобразить некоторую заинтересованность
в этом барашке. Вот он и попался.
     Сановники, сам Президент, солдаты и даже неопрятный толстяк  чуть  не
умерли от хохота. Оказалось,  что  и  у  микробов  бывает  чувство  юмора.
Захихикал даже кузнечик,  и  мрачно,  не  поднимая  опущенных  углов  губ,
улыбнулся мухомор-могильщик.
     Удалов был готов провалиться  под  землю.  Он  опустил  руки,  и  они
плетьми повисли вдоль тела. Он чувствовал, как позорная алая краска залила
ему щеки. Он  судорожно  проглотил  слюну  и,  когда  смех  немного  стих,
произнес:
     - Тулия,  ваша  мама  не  имеет  от  вас  никаких  известий  и  очень
беспокоится.
     - Мама! - воскликнула девушка, но тут же  гнездящийся  в  ней  микроб
перехватил ее голос и сказал: - У меня нет  отца  и  нет  матери.  Мы  все
родственники Его Необозримости Верховного микроба.
     И Удалов понял, что больше ему разговаривать с  этой  девушкой  не  о
чем. И понял другое: если удастся ему, если повезет избавиться от  ужасной
угрозы стать оболочкой для микроба - он сделает  все,  что  в  его  силах,
чтобы спасти и вернуть к матери и к учебе в  университете  эту  несчастную
девушку. И, конечно, спасти остальных жителей планеты Кэ.



        14. УДАЛОВ ВСТУПАЕТ В НЕЧАЯННОЕ ЕДИНОБОРСТВО С ВЕРХОВНЫМ МИКРОБОМ

     - Ну что ж, начнем пожалуй, - сказал скрипучим голосом Президент.
     - С кого начнем? - спросил неопрятный толстяк.
     - Со второстепенных персонажей, сказал  старик.  Например,  с  вашего
неудачливого агента.
     - Я удачливый!  -  закричал  кузнечик.  -  Я  вам  доставил  Удалова!
Совершенно бесплатно, из идейных соображений. Меня можно отпустить.
     - Сейчас ты и получишь награду, - сказал Президент. - Высшую награду.
Ты возводишься в высокий чин носителя  моего  двоюродного  брата,  который
только вчера потерял предыдущее тело. Приступайте.
     Неопрятный толстяк с одним из солдат  прошел  в  угол  зала,  где  за
колоннами лежало нечто, покрытое коврами. Они приподняли  ковер  за  угол,
оттянули на себя, и под ковром обнаружилось несколько мертвых тел.
     - Какой из них ваш кузен? - спросил толстяк.
     - По-моему, первый справа, - сказал Президент.
     Вдруг к ужасу Удалова из второго слева мертвеца послышался голос:
     - Нет, я здесь.
     Толстяк вытащил из своего воротника иголочку и нагнулся  к  мертвецу.
Удалов  отвернулся,  чтобы  не  видеть  этого  зрелища.  Кузнечик  потерял
сознание и с хрустом упал на пол. Прекрасная Тулия мелодично смеялась.
     Неопрятный толстяк возвратился  к  пленникам,  осторожно  неся  перед
собой иголку и прикрывая ее ладонью, как огонек свечи. Удалов  зажмурился.
Раздался отчаянный крик Тори. Потом была  пауза.  Корнелий  открыл  глаза,
увидел, что кузнечик медленно поднимается с пола.
     Кузнечик  отряхнул  пыль  с  золотых  штанов,  потянулся,  его   лицо
исказилось неестественной улыбкой, и он сказал, почти не шевеля губами:
     - Спасибо, кузен, все в порядке, а то я за эти три дня соскучился без
движения.
     И, подчиняясь приказу своего  нового  хозяина,  кузнечик  пустился  в
пляс.
     Раздались аплодисменты сановников и солдат.
     - Тори! - воскликнул Удалов. - Тори, ты меня слышишь?
     - Слышу, - ответил Тори, не переставая плясать. - Я счастлив.  Теперь
я буду спокойно наслаждаться нектаром и ни о чем не думать.
     - Браво, - сказал Президент. - Сле