бой
дикое зрелище.
     - Я согласен улететь обратно, - сказал Володя, спускаясь за  мной,  -
такой жары я не встречал даже в Каракумах.
     - Неправда, - сказал я, не оборачиваясь. -  Там  было  жарче.  Только
суше. Здесь влажность большая.
     Мы шли вслед за офицером через поле к спасительной  прохладе  и  тени
аэропорта. Навстречу нам  широко  шагал  низенький  коренастый  мужчина  в
мокрой голубой рубашке, в походке и прическе которого все  выдавало  моего
соотечественника.
     - Вы из Дели? - спросил мужчина по-английски. Он  не  отличался  моей
проницательностью.
     - Да, - ответил я по-русски. - Вы нас встречаете?
     - Товарищ Котрикадзе?
     - Да. У нас груз...
     - Не беспокойтесь. Вон там, под навесом, стоит товарищ  Вспольный  из
СОДа. А я - представитель Аэрофлота. Спешу выручать  пассажиров,  пока  не
изжарились. Никто сегодня не хочет брать на себя ответственность. Аэродром
закрыт, чтобы кто-нибудь не воспользовался... Вы знаете, что у нас здесь?
     Над самыми головами пронесся реактивный самолет. Когда я  оторвал  от
него  взгляд,  представитель  Аэрофлота  уже  разговаривал  с  офицером  в
пятнистом комбинезоне.
     В тени у здания  аэропорта  таился  товарищ  Вспольный  из  СОДа.  По
крайней мере, больше там никого не было. Вспольный, из солидарности с нами
или из любви к этикету, жарился в пиджаке, его мягкое невыразительное лицо
казалось распаренным, желтые волосы прилипли к черепу и  лишь  на  висках,
над ушами,  завились  тугими  колечками.  Он  прицелился  в  нас  светлыми
глазками под толстыми стеклами круглых очков в тонкой оправе,  сделал  шаг
навстречу и замер, будто  не  был  уверен,  нас  ли  должен  встречать.  Я
протянул  руку,  он  прикоснулся  к  ней  теплой,  влажной  ладонью  и   с
облегчением сказал:
     - С приездом. Пройдем в зал, а то здесь крайне жарко.
     Мы расселись на скользких низких креслах в зале, напоминавшем рай для
правоверных мусульман. Правда, в этом прохладном раю были закрыты киоски и
отсутствовали гурии -  мы  были  его  единственными  обитателями.  Я  было
заговорил о багаже, но Вспольный остановил  меня  и  сказал  негромко,  но
значительно:
     - Ситуация изменилась. Сегодня ночью имел место  переворот,  значение
которого мне лично еще не во всех деталях ясно.
     -  Знаем,  -  сказал  Володя,  разглядывая  фрески  и  разрушая  этим
таинственную атмосферу, навеянную тоном Вспольного.
     - И как это отразится на нас? - спросил я.
     - На вас? Ваша командировка в  горы  будет  отложена,  -  ответил  он
убежденно. - До лучших времен.
     Я заподозрил, что он не знает, зачем мы приехали.
     - Исключено, - сказал Володя. - Лучших времен не будет.
     Вспольный ответил мне, а не Володе:
     - Не беспокойтесь, Отар Давидович. Все будет улажено. Иван  Федорович
направил меня специально для того, чтобы вы  не  беспокоились.  Сейчас  мы
оформим документы,  получим  багаж  и  поедем  в  гостиницу.  У  вас  есть
переводчик?
     При этих словах он посмотрел на Володю. Володя покраснел -  он  легко
краснеет - и ответил:
     - Я не переводчик. Я геофизик.
     - Ну что ж, тогда, раз  представитель  Аэрофлота...  Дайте  мне  ваши
паспорта  и  квитанции  на  багаж.  Вообще-то  вас  должен  был  встретить
представитель лигонской стороны, но в свете...
     Мы отдали ему паспорта и прочие бумаги.
     - Вы посидите, - сказал Вспольный.  -  Боюсь,  что  даже  носильщиков
сегодня нет...
     С этими словами он вытащил свое мягкое тело  из  кресла  и  побрел  к
двери. В зал на последнем издыхании ввалились пассажиры  нашего  самолета.
Они бросались к креслам, как верблюды к источнику. Замыкая процессию,  бок
о бок шли  офицер  в  пятнистом  комбинезоне  и  представитель  Аэрофлота,
довольные собой, по-отечески добрые к спасенным пассажирам.
     Откуда-то возник изможденный индус и начал быстро распаковывать киоск
с сувенирами. Сверху по лестнице сбежал официант  в  малиновой  ливрее,  с
подносом, уставленным бутылками кока-колы. Нам с Володей тоже досталось по
бутылке. Незаметно подошедший худой офицер остановился у  наших  кресел  и
спросил:
     - Господин Котрикадзе? Господин Ли?
     Я обвел глазами зал в поисках представителя Аэрофлота, но тот куда-то
исчез. Бабушки в цветочных шляпках смотрели на нас с сочувствием.  Мы  уже
не были выскочками. Мы попали в плен, а жалкая судьба пленников вызывает у
зрителей сочувствие.



        ТИЛЬВИ КУМТАТОН

     Предыдущую  ночь  я  провел  в  штабе  бригадира  Шосве.  Командующий
использовал меня для связи с военными округами. Затем я  попал  на  первое
заседание Революционного комитета. В 13:30 мне пришлось  с  двумя  танками
блокировать полицейский участок у порта,  потому  что  тамошний  начальник
решил сохранить верность правительству. Моим танкистам не пришлось сделать
ни одного выстрела. При виде  танков  полицейские  скрутили  начальника  и
сдались. В 4:30  началось  совещание  бригадира  с  лидерами  политических
партий, а через сорок минут мне пришлось покинуть совещание и вылететь  на
истребителе в Калабам  с  приказом  бригадира  об  отстранении  полковника
Синве. Когда я добрался до пыльного Калабама, полковник Синве уже бежал  к
таиландской границе, и мой визит оказался пустой формальностью. В 9:20 мой
самолет вновь опустился  в  Лигоне.  Мне  хотелось  спать.  Я  вернулся  в
президентский дворец. Кабинет бригадира Шосве находился в бывшей  парадной
столовой президента, гурмана и чревоугодника. На белом овальном столе были
расстелены карты. Фен под потолком гонял  воздух,  и  бригадир,  чтобы  не
разлетелись листы, прижимал их по краям ладонями.
     - Все в порядке, Тильви? - спросил бригадир.
     - Все в порядке, бригадир, - сказал я.
     - Отлично. У нас для  тебя  новое  задание.  Выспишься  потом,  когда
победим. Полетишь сегодня в Танги. Там только  одна  рота.  Полковник  Ван
подготовил тебе документы.
     Я мог гордиться поручением революции. Хотя это была не прогулка.  Там
хозяин - князь Урао. А в  городе  много  его  сторонников.  И  сторонников
свергнутого правительства.
     - С этой минуты ты - комиссар Революционного комитета в округе  Танги
в чине майора.
     - Я - капитан.
     - Преимущество революции заключается в том, что ее участники могут  в
случае победы рассчитывать на повышение в чине. В случае  поражения  -  на
веревку. Ясно?
     Бригадир не улыбался.
     В дверь заглянул автоматчик.
     - Пришли, - сказал он.
     В столовую вошли только что освобожденные из тюрьмы лидеры  Народного
фронта. Одного или двух я  знал  по  фотографиям.  Некоторые  еще  были  в
тюремной одежде.
     - До свидания, - сказал мне бригадир и поспешил вокруг  стола,  чтобы
встретить освобожденных. Вдруг он остановился и сказал:
     - Не удивляйся, когда полковник Ван скажет тебе о  двух  иностранцах,
профессорах. Это мой приказ.
     Кабинет начальника оперативной  части  полковника  Вана  помещался  в
музыкальной  гостиной,  где   президент   хранил   коллекцию   музыкальных
инструментов. У стен стояли высокие старинные барабаны,  над  ними  висели
лютни, бамбуковые  дудки,  колокольчики,  а  посреди  торчал  рояль  цвета
слоновой кости.
     - Можно поздравить с повышением? - спросил меня Ван. Он тоже давно не
спал. На его плечах лежала писанина,  а  помощников  было  мало,  никто  в
революцию не хочет заниматься писаниной.
     - Надо достать звездочки, -  сказал  я.  -  В  документах,  наверное,
указано, что я майор.
     - О, мальчишеское тщеславие! - воскликнул Ван.  -  Не  зазнавайся.  Я
тебе открою тайну: ты получил майора, потому что  и  начальник  полиции  и
комендант Танги - капитаны.
     - А что еще за иностранцы? - я счел за лучшее перевести  разговор  на
другую тему.
     - Слушай по порядку. Ты полетишь в  Танги  специальным  самолетом.  С
тобой автоматчики.  Возьмешь  медикаменты,  оружие,  газеты,  листовки.  И
русских геологов с грузом. Это личный приказ  бригадира.  И  ты,  капитан,
отвечаешь  головой  за  их  безопасность.  Вот  их  мандаты  на  свободное
передвижение по округу. И третий, незаполненный.
     - Зачем?
     - Русские наверняка пошлют с  ними  кого-нибудь  из  посольства.  Кто
знает язык. Они прилетают из Дели в двенадцать двадцать.
     На прощание он  сделал  мне  хороший  подарок.  Он  достал  новенькие
майорские погоны и сказал:
     - В машине нацепишь. В штабе этим не занимайся.
     К прилету русского самолета я опоздал. Он уже полчаса как прилетел. В
транзитном  зале  толкалось  десятка  три  пассажиров  с  этого  самолета.
Аэропорт закрыт, чтобы  желающие  бежать  за  границу  не  воспользовались
оказией.
     Я увидел лейтенанта в камуфляжном комбинезоне.
     - Послушай, брат, - спросил я его, - кто сходит в Лигоне?
     Лейтенант показал на двух человек,  сидевших  в  креслах  и  тянувших
через соломинки кока-колу. У меня отлегло от сердца. Я не хотел обременять
себя штатскими, тем более иностранцами, но приказ есть приказ. Если бы они
уехали в город, моя задача бы осложнилась.
     Один  из  русских  геологов  оказался  стройным,  подтянутым,   сухим
мужчиной лет сорока, у него был крупный,  как  у  индийца,  нос  и  густые
брови. Он сидел спокойно, положив руки на колени.  Я  заглянул  в  мандат,
выданный Ваном.
     - Господин Котрикадзе? -  спросил  я.  И  удивился,  что  у  русского
фамилия похожа на японскую.
     Старший из них поднялся.
     Я прочитал вторую фамилию. Господин Ли оказался не старше меня.  Лицо
у него было широкое, скуластое, он был похож  на  горца.  В  России  живет
много национальностей. Возможно, что и наши родственники.
     Я предложил им следовать за мной. Времени было в обрез. Пока  мы  шли
через зал,  я  об®яснил,  что  встречаю  их  по  поручению  Революционного
комитета. Я спросил, где их документы.
     - Их взял представитель посольства. Он должен быть  где-то  здесь,  -
сказал Котрикадзе. Он хорошо говорил по-английски.
     - Тогда покажите мне его, - сказал я.  -  Ваш  груз  и  документы  не
должны проходить таможню. Вы - гости Революционного комитета.  Мы  спешим,
нам некогда. Мы вылетаем в Танги.


      КАНЦЕЛЯРИЯ ПРЕЗИДЕНТА РЕСПУБЛИКИ ЛИГОН
                                           (зачеркнуто).
      КАНЦЕЛЯРИЯ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ РЕВОЛЮЦИОННОГО
      КОМИТЕТА РЕСПУБЛИКИ ЛИГОН.
                                             10 марта.

       ВСЕМ, КОГО ЭТО МОЖЕТ КАСАТЬСЯ

     Пред®явитель  сего,  профессор  Отар  Котрикадзе,  выполняет  задание
Революционного комитета, имеющее  особое  значение  для  блага  лигонского
народа. Профессору Котрикадзе дозволен проезд  любым  видом  транспорта  в
пределах округа Танги и Горных княжеств. Местные власти, а также  старосты
деревень и вожди племен  обязаны  оказывать  ему  содействие  транспортом,
жильем и любой помощью. Не исполнивший этого указа Революционного комитета
будет наказан по законам военного времени.
     Председатель Временного  революционного  комитета  бригадный  генерал
Шосве Кам. Лигон.



        ВЛАДИМИР КИМОВИЧ ЛИ

     Вот и обошлось. А мы волновались.  Правда,  я  еще  утром  предвкушал
вечер в экзотическом Лигоне, шумные восточные улицы и огни  реклам.  А  мы
улетаем через час. Но могло быть и хуже.
     Пока Вспольный бегал куда-то утрясать и согласовывать, майор об®яснил
шефу ситуацию. Регулярное сообщение у  них  прервано.  Но  в  Танги  летит
спецрейс, который захватит нас.
     Видно, майор не сомневался, что мы согласимся лететь. Он  прав.  Отар
делает вид, что иной встречи не ожидал. Можно  подумать,  что  его  всегда
встречают мрачные майоры. Мои слоники и браслетики бряцали в сумке.  Зачем
только я их накупил?
     Майор передал нас солдату, который провел нас наверх, на галерею, где
вдоль стеклянной стены располагалось кафе. Солдат указал на столик у окна.
Официант в малиновом костюмчике в мгновение ока накрыл стол на троих. Я не
был голоден, но Отар велел мне поесть - неизвестно, когда это  случится  в
следующий раз. На взлетном поле  одиноко  стоял  наш  "Ил".  В  кафе  было
прохладно и пусто, если не считать одинокой девушки через два  столика  от
нас. Черные прямые волосы девушки были собраны в тяжелый пук на затылке  и
украшены белым цветком. Перед девушкой стоял бокал с лимонадом.
     - Володя, погляди, не ищет ли нас Вспольный, - сказал Отар.
     Я подошел к перилам галереи и заглянул  вниз.  Отар  прав.  Вспольный
стоял посреди пустого зала и сверкал очками. Он поднял голову, увидел меня
и обрадовался.
     - Идет, - сказал я Отару, возвращаясь на свое место. Я поглядел,  тут
ли девушка. Она так же сидела у нетронутого бокала. Мне  ее  стало  жалко.
Мне всегда жалко неустроенных людей.
     Вспольный был взволнован.
     - Ума не приложу, - сказал он  Отару.  Он  предпочитал  беседовать  с
Отаром. - Такая ситуация, и все на мою ответственность.
     К девушке за соседним столиком подошла пожилая  массивная  женщина  с
напудренным смуглым лицом. Женщина была в национальной  одежде  -  длинной
юбке и белой блузке с широкими, пышными рукавами. Она начала что-то быстро
говорить.
     - Значит, так... - Вспольный снял очки  и  протер  их  платком.  -  Я
связался с посольством и имел беседу с Иваном Федоровичем. Ему уже звонили
из Революционного  комитета  и  сказали,  что  лигонская  сторона  обещает
выполнить обязательства предыдущего правительства.
     - Ну и хорошо, - сказал Отар.
     - Да, - вздохнул Вспольный,  -  за  исключением  того,  что  в  горах
сложная обстановка,  а  мы  должны  вылетать.  Иван  Федорович  специально
обратил мое внимание на это и просил довести до вашего сведения. Вы можете
отказаться от поездки.
     - Мы уже об этом говорили, - сказал Отар. - И  летим.  Но  вы  можете
остаться.
     - Нет, - возразил Вспольный без энтузиазма. - Если вы летите, то и  я
лечу. Так Иван Федорович, кстати, сказал. А я даже собраться не успел,  не
переоделся...
     - Мы с вами поделимся, - сказал я.  -  А  зубную  щетку  и  полотенце
купим.
     Не  надо  было  мне  вмешиваться.  Вспольный  посмотрел  на  меня   с
укоризной. Я представил себе, какая буря бушует в сердце нашего  толстяка:
в горы, в глушь, в Саратов - и без зубной щетки! Но меня сам черт за  язык
тянул. Я сказал:
     - Я сейчас, одну минутку.
     - Володя, не дури, - сказал Отар. Он все понимал, он знает  меня  как
облупленного; но я уже бежал.
     Человек часто совершает двойные поступки. Так и я. Вроде бы спешу  за
зубной щеткой для сопровождающего лица, а при  том  хочу  взглянуть,  куда
пожилая женщина увела ту печальную девушку. В зале внутренних авиалиний ее
не  было.  Упустил.  Вся  жизнь,  должен  сказать,  соткана  из  встреч  и
расставаний.
     Киоск, торговавший всякой мелочью, был открыт. Возле него стоял  лишь
один покупатель, странно  выглядевший  в  теплом,  черном  пиджаке,  белой
тряпке, обмотанной наподобие кальсон вокруг ног,  и  черных,  замечательно
начищенных ботинках. Словно он торопился из дому и забыл  натянуть  брюки.
Толстяк держал в руке такой же грузный, как и  он  сам,  саквояж  (вещи  и
собаки часто похожи на своих хозяев), а перед ним на  стеклянном  прилавке
лежала груда лекарств в пачках, бутылочках и пакетиках. Я заподозрил,  что
он намеревается открыть частную аптеку. А может быть, он сильно  болен?  Я
пригляделся. Но на лице никаких следов близкой кончины. Профиль у него был
строгий, античный, как у  римского  кесаря  периода  упадка.  Если  убрать
лишние подбородки и облачить его в латы, то  не  стыдно  поставить  такого
героя во главе  победоносных  легионов.  Но  когда  он,  почувствовав  мой
взгляд,  обернулся,  оказалось,  что  фас  его  никак   не   соответствует
героическому профилю. Энергичный подбородок и линия носа терялись в  массе
обвислых щек.
     Я показал на зубную щетку и сказал по-английски "плиз", что  означает
"будьте любезны", затем отыскал глазами тюбик с  зубной  пастой,  надеясь,
что это не крем для бритья. Продавщица  информировала  меня  по-английски,
что все это обойдется мне в два вата.
     Я достал пятидолларовую бумажку.
     - Ноу, - сказала женщина, показав  на  курившего  метрах  в  двадцати
солдата. Все ясно: сегодня мы не имеем дела с иностранной валютой.
     - Я помогу вам, - сказал толстяк. - Банк закрыт.
     Чтобы я не заподозрил его в злых умыслах,  он  показал  на  окошко  с
английской надписью "обмен валюты,  чеки  путешественников".  Окошко  было
закрыто.
     Я не был уверен, что поступаю правильно, вступая в  валютные  сделки,
но зубная щетка была мне нужна.
     - Совершенно честно, по курсу, - сказал толстяк.
     На указательном пальце у него было два золотых  перстня.  Его  пальцы
двигались с  поразительной  быстротой,  и  губы  шевелились  в  такт  -  я
догадался, что он переводит доллары в ваты,  стараясь  меня  при  этом  не
обмануть.
     Не успел я опомниться, как у меня в руке было две  купюры  по  десять
ват и много мелочи. А доллары исчезли в пиджаке.
     - Спасибо, - сказал я толстяку. - Спасибо, - сказал я продавщице.
     Толстяк поспешил в дальний конец зала.  Там  обнаружился  наш  майор,
возле него пожилая дама и грустная девушка. Майор беседовал с женщинами, а
толстяк замер в пяти шагах, скособочившись под тяжестью саквояжа.



        ЮРИЙ СИДОРОВИЧ ВСПОЛЬНЫЙ

     С уходом  Владимира  Ли  возникла  тягостная  пауза.  Отар  Давидович
тщательно пережевывал салат, а у меня не было аппетита. Пожалуй, на  месте
Ивана  Федоровича  я  бы  настоял  на  том,  чтобы  дать  отдохнуть  нашим
товарищам, прежде чем кидать их в тревожный и отдаленный район.  Однако  я
тут же изгнал эту мысль из головы, ибо Иван Федорович знает, что делает. Я
был легко одет, а в горах вечерами температура падает ниже  нуля.  В  моем
распоряжении  находилась  лишь  небольшая  сумма  денег,   оказавшаяся   в
бумажнике. Правда, Иван Федорович  обещал,  что  деньги  будут  немедленно
переведены в Танги...
     - Простите, - отвлек меня голос Отара Давидовича, - но хочу  заверить
вас, что Володя не хотел вас обидеть. Он очень отзывчивый молодой человек.
     - Я сам могу о себе позаботиться,  -  отрезал  я.  Потом  спросил:  -
Сколько мы там пробудем?
     - По нашим расчетам, недели две. Может, месяц.
     Ответ меня удивил. Оформление заграничной командировки требует знания
сроков.   Это   связано   с   валютными   расходами   и   переговорами   с
соответствующими зарубежными организациями.
     - Тогда я уточню вопрос: на какой срок командировка?
     - Без срока.
     Я откашлялся. Зачем таиться от меня? Если лигонская сторона в  курсе,
то я, как ответственный работник...
     - Не поймите меня превратно,  -  сказал  Котрикадзе.  -  Я  не  шучу.
Длительность нашей командировки зависит от бога. Точнее, от  Плутона.  Вы,
видно, не успели ознакомиться с деталями?
     - Меня подключили лишь за час до вашего прилета.
     - Мы с Володей работаем  в  лаборатории  по  прогнозированию  сильных
землетрясений, и нам удалось добиться некоторых  успехов.  Особым  образом
измеряя напряжения в различных участках земной коры, мы  можем  определить
очаг будущего стихийного бедствия и даже его сроки.
     К столику подошел Володя  Ли.  Он  держал  в  руке  пакетик,  который
положил на стол у моей руки. Затем как ни в чем не бывало уселся на  место
и набросился на салат. Я развернул бумагу. Там была зубная щетка и крем от
перхоти.
     - Спасибо, - сказал я холодно. Меня раздражают мальчишеские  выходки.
- Сколько я вам должен?
     - Потом сочтемся.
     - Володя, не устраивай купеческих представлений, - сказал Котрикадзе.
- Юрий Сидорович их не любит.
     - Два вата за все, - сказал Ли. - За щетку и зубную пасту.
     Я молча передал молодому человеку деньги.  Отар  Давидович  крутил  в
пальцах тюбик с кремом.
     - Так и знал, - сказал он. - Тебе еще учиться и учиться. Это же  крем
от перхоти.
     - Ужас! Я забыл, как по-английски зубная паст