сать колесами в  воздухе.  Я
не стал об®яснять шоферу, что люблю тихую и размеренную езду.
     И тут машина резко затормозила.
     В этом месте дорога делала крутой  поворот.  На  повороте,  чудом  не
улетев в пропасть, упершись смятым радиатором в дерево, стояла только  что
разбившаяся машина.
     Ее передняя дверь была открыта, и из нее вывалился,  головой  вперед,
мой старый знакомец Матур. Видно, его прижало рулем,  так  как  он  только
простирал руки в нашу сторону.
     - Стой! - крикнул я шоферу, который игнорировал катастрофу. Я  бросил
портфель с моими расчетами и лентами датчиков на заднее сиденье и на  ходу
выскочил наружу.
     - Спасите... - призывал Матур слабым голосом. - Я погиб!..
     - Погодите, - постарался успокоить его я, подбираясь так, чтобы взять
его под мышки. - Сейчас все обойдется.
     Подозреваю, что  часть  текста  я  выдавал  по-русски,  но  это  было
непринципиально.
     Когда я потянул  Матура  на  себя,  он  вдруг  взвыл  таким  страшным
голосом, что я с перепугу его отпустил.
     - Мои ноги! - закричал Матур. - У меня сломаны ноги!..
     - Да помогите же мне! - крикнул я водителю, который стоял у  "джипа",
не принимая участия в спасательных работах.
     Матур присоединился к моему призыву по-лигонски.
     Водитель поглядел на нас, петом наверх, не идет ли  какая-нибудь  еще
машина, протянул руку внутрь,  взял  с  заднего  сиденья  автомат,  словно
выполняя  неизвестные  мне  статьи  устава  лигонской  армии,  требовавшие
обязательного применения автомата при выволакивании из машины пострадавших
на горных дорогах.
     Мы начали тянуть Матура  вдвоем.  Матур  криками  выражал  страдания.
Пришлось мне открыть заднюю дверцу и влезть в машину,  так,  чтобы  обойти
Матура с тыла. Прямо подо мной открывался выразительный вид на стометровую
пропасть, подстеленную мягкими на вид вершинами деревьев, растущих на дне.
Мне показалось, что машина опасно покачивается. Но отступать было  некуда,
и я продолжал продвижение вперед, чтобы высвободить ноги господина Матура.
Мало ему было авиационной катастрофы, мало ему было пленения  бандитами  -
нет, он еще умудрился покалечиться на горной дороге.
     Несмотря  на  сопротивление,  мы  извлекли  господина  из  машины  и,
запыхавшись, как после восхождения на  Эверест,  уложили  на  траву.  Мимо
промчался очередной автобус, с корзинами, полными мандаринов  на  крыше  и
его пассажиры сердито запричитали, полагая, что мы -  виновники  несчастья
Матура.
     - Как ноги? - спросил я Матура, ощупывая их,  в  страхе  натолкнуться
ладонью на торчащую кость.
     - Очень больно, - информировал меня Матур. - Я в шоке.
     Он закатил глаза и ушел в глубокий обморок.
     - Придется везти его на нашем "джипе" в город, - сказал  я  шоферу  и
подкрепил слова пантомимой.
     Шоферу такая перспектива  не  понравилась.  Он  ответил  мне  длинной
тирадой, но я  был  тверд.  Однако,  когда  мы  попробовали  было  поднять
грузного, килограммов на четыреста  живого  веса,  господина  Матура,  тот
вдруг открыл глаза и сообщил, что ему уже лучше. Он сказал:
     - Я останусь здесь и буду ждать грузовика, который вытянет машину  на
дорогу и отбуксирует наверх.
     - Я предпочел бы отвезти вас в госпиталь.
     - Ни в коем случае. Я уже почти пришел в себя.
     В доказательство этого  Матур  притопнул  и  готов  был  пуститься  в
присядку. Я удержал его. Все-таки человек в шоке.
     - Если я уеду от машины, какой-нибудь хулиган наверняка  столкнет  ее
вниз. Вы совершенно не знаете местных дикарей. Я попрошу вашего шофера,  и
он вызовет грузовик.
     Матур обратился к шоферу со страстной  речью,  всовывая  ему  в  руку
какую-то  купюру.  Шофер  отказывался.  Я  отвернулся,  чтобы  не  смущать
собеседников. Когда я вновь взглянул  на  них,  шофер  был  уже  совращен,
купюра исчезла, а Матур оперся о свою покореженную машину и  поднял  руку,
благословляя меня в путь.
     - Я буду ждать, мой друг, - сказал он с  чувством.  -  Я  никогда  не
забуду бескорыстной помощи советского гражданина.
     Забираясь в машину, я посмотрел на часы. Была половина  девятого.  Мы
потеряли на спасательных операциях около получаса.
     - Поехали, - сказал я шоферу и обернулся  к  заднему  сиденью,  чтобы
забрать портфель. Но портфеля не было.



        ЮРИЙ СИДОРОВИЧ ВСПОЛЬНЫЙ

     Проводив Володю, я собрался в  горы.  Я  должен  был  снять  ленты  с
датчика в сосновой роще, затем вернуться на остров и проделать  там  такую
же операцию. Более того, я должен был лично проглядеть ленты и, если  пики
на них пересекут красную линию,  дозвониться  в  город  и  сообщить  Отару
Давидовичу.
     Утро было прекрасное, свежее, правда, меня  смущали  тяжелые  облака,
вновь нависшие над хребтом. Двухдневная  поросль  на  щеках  зудела,  и  я
некоторое время обдумывал, не сбрить ли мне щетину,  однако  отказался  от
этой мысли, потому  что  надеялся  на  защиту  дополнительного  волосяного
покрова от докучавших мне комаров.
     - Я пойду в гору, - сказал я новому лейтенанту.
     - Подождите, сэр, -  ответил  мне  лейтенант,  который  уже  допросил
старосту и нескольких поселян и ничего от них  не  добился.  -  Сейчас  мы
починим "джип" и отвезем вас.
     Я посмотрел на шофера  нашего  старого  "джипа",  который  с  помощью
сержанта Лаво, отстраненного от командования, латал камеры. На мой взгляд,
они лишь приступили к работе я не завершат ее раньше обеда.
     - Благодарю за внимание, - сказал я лейтенанту. -  Я  пройду  пешком.
Это недалеко, три мили, а утро очень хорошее.
     - Слушаюсь, сэр, - сказал лейтенант, но когда я прошел десять  шагов,
то услышал топот. Это был сержант Лаво. Я понял, что без  эскорта  мне  не
обойтись, и послушно пошел рядом с  сержантом,  пользуясь  случаем,  чтобы
попрактиковаться в лигонском языке.
     Минут  пятнадцать  мы  шли  деревней  и  садом,  пока,  наконец,   не
поравнялись с оградой  монастыря.  Я  вспомнил  о  своем  обещании  Володе
навестить Лами и узнать, как она живет. Но в монастыре было пустынно, лишь
из-за деревьев доносился нестройный речитатив монахов, распевавших  сутры.
Я не стал нарушать их дневной распорядок, отложив визит на возвращение.



        КНЯЗЬ УРАО КАО

     Я отправил мать в летний  дом.  Мать  настаивала  на  том,  чтобы  ее
сопровождал отец Фредерик. Но тот наотрез отказался,  потому  что  считал,
что в случае землетрясения его помощь может понадобиться. При миссии  была
небольшая начальная школа.
     Проводив мать, я стал  рассуждать  о  последовательности  необходимых
действий.
     Главное  -  сделать  так,  чтобы  русские   не   смогли   предсказать
землетрясение. К этому было  два  пути:  первый  -  вывести  из  строя  их
приборы. Путь наиболее простой и логичный.  К  сожалению,  перестаравшийся
идиот Па Пуо закрыл этот путь. Повредив "джип", он взбесил майора, и  тот,
чтобы спасти лицо, окружил датчики такой стеной охраны, что для  выведения
их из строя пришлось бы начать небольшую войну, которая не входила  в  мои
планы. Второй путь заключался в том, чтобы лишить русских  документов,  на
основании которых они делают свои расчеты. В этом мне помог капитан  Боро.
Я знал и о карте, и о том, что они утром с озера  повезут  необходимые  им
данные.
     С картой ничего не вышло. Зато Матур, который понимает, что, если  им
удастся эвакуировать  предприятия,  наша  страховка  улетучится  как  дым,
постарался на славу.  Он  так  сыграл  роль  погибающего  в  автомобильной
катастрофе, что русский геолог и его шофер оставили машину без  присмотра,
и унести оттуда портфель было делом несложным. Спасибо отважному Матуру  -
и назовем его отважным, ибо отвага свойственна лишь робкому сердцу. Что за
цена храбрости, если носитель ее не осознает опасностей, связанных  с  его
поступком. Воспоем же славу трусливому Матуру!
     Поистине во мне погиб полководец. Я люблю и  умею  представлять  мир,
как поле боя, людей, как  солдат,  обыденные  действия  -  разведку  боем.
Облачившись в  привезенный  из  Лондона  халат,  взяв  в  зубы  трубку  из
шотландского вереска, я планирую бои, тем более что  противник  мой  также
военный, но не по призванию, а по долгу службы.
     Итак, мы выиграли время. Майор не сможет рапортовать в Лигон.  Лигон,
который  завалил  его  телеграммами,  потому  что  для  них  этот   вопрос
престижный, не даст санкции на эвакуацию.
     Я строю свой расчет на том, что чиновник  остается  чиновником,  даже
если он одет в мундир. Чиновнику нужны письменные основания для  действий.
Представляю, как сейчас  буйствует  Тильви,  как  растерянны  его  русские
советники.  Небольшая  тактическая  вылазка  с  моей  стороны  лишила   их
возможности дать лигонскому чиновнику в руки бумажку с точной датой.
     Подумаем, каковы резервы у противника. Чем он может ответить  на  мой
удар? Об®явить эвакуацию собственной властью майор не в силах.  Он  сейчас
разрывается на части. Я знаю, что подполковник Кенг, командующий  колонной
грузовиков, многим мне обязан, и потому он забыл взять  запасные  бочки  с
горючим. Я знаю, что капитан Боро, хоть и страшно боится разоблачения, еще
с  ночи  отправил  два  взвода  на  своих  машинах   на   рубиновые   копи
(оправдательную телеграмму мы ему сделали), на которые якобы  напал  вождь
Вао.  Этим  он  обескровил  маленький  гарнизон  Танги.  Пускай  же  майор
останется  без  людей,  без  помощи  из  Лигона.   Я   не   позволю   себе
насильственных действий - оставим их на крайний случай. Я буду действовать
осторожно и разумно, не привлекая к себе внимания...



        ЮРИЙ СИДОРОВИЧ ВСПОЛЬНЫЙ

     Я заглянул в палатку. Датчик работал. Нагнувшись, я услышал шорох. До
десяти, когда нужно сменить ленты, оставалось чуть больше часа. Мы  пришли
рано.
     Чайник закипел, один из  солдат  достал  банку  сгущенного  молока  и
примерился ножом, чтобы вспороть ее.
     Ощущение внутренней  тревоги  не  покидало  меня.  Час,  который  мне
предстояло провести здесь, казался бесконечным.  Я  представил,  как  Отар
Давидович  и  Володя  сейчас  уже  склонились  над  привезенными  лентами,
высчитывают дату. Сколько дней, часов, минут  отделяют  нас  от  трагедии?
Ответ таился в лентах, которые медленно перематываются в датчике...  Не  в
силах выдерживать напряжения, я медленно пошел вверх по склону, к отвесным
скалам.
     - Господин! - крикнул Лаво. - Сейчас будем пить чай.
     - Спасибо, - сказал я, - пейте. Я немного пройдусь.
     Лаво нехотя поднялся, чтобы следовать за мной, но я отмахнулся. Он  с
облегчением снова уселся у костра.
     Роща была прозрачная, я отошел далеко, но  дымок  костра  и  солдаты,
сидящие у него, были отлично видны. Я  посмотрел  на  часы.  Прошло  всего
десять минут.
     Роща незаметно  кончилась,  я  шел  по  открытому  лугу,  отделявшему
деревья от скал. Луг был крутой, кое-где по нему были разбросаны  каменные
глыбы, оторвавшиеся от скал. Я присмотрелся, стараясь  увидеть  пещеры,  о
которых говорил сержант Лаво, но  ничего  не  различил.  Я  решил  подойти
поближе.
     У скал трава лишь  кое-где  проглядывала  сквозь  каменные  осыпи.  К
счастью, я вышел на узкую тропинку, протоптанную охотниками или животными,
и пошел по ней вдоль скалистого обрыва.
     Я шел  медленно,  чтобы  убить  время,  меня  интриговали  пещеры,  и
хотелось  увидеть  хоть  одну  из  них.  Я  не  боялся  диких  зверей  или
разбойников - был день,  и  местность  была  открытой.  Поэтому,  когда  я
услышал впереди голоса, то не испугался, хотя отступил за  обломок  скалы.
Что мною руководило? Простая осторожность. Я был чужим  в  этих  краях.  Я
полагал, что увижу охотника или  крестьянина,  возвращающегося  с  горного
поля.
     Но человек, показавшийся из-за камня, рассеял мое мирное  настроение.
Я сразу узнал его, хотя он сбрил усы, и это повергло меня в страх.  Да,  я
не боюсь этого слова - при  виде  Па  Пуо,  бандита,  который  грозил  нам
смертью, я испугался. Я  поборол  внезапно  возникшее  паническое  желание
позвать солдат, которые казались мне лучшими,  надежными  друзьями,  но  я
понимал, что никакие солдаты не помогут, если Па Пуо меня увидит.
     И сразу стекла калейдоскопа моих подозрений встали на свои места. Вот
кто он, наш тайный недоброжелатель, вот кто проколол шины у "джипа".
     Па Пуо обернулся к тем, кто шли сзади, и прошипел по-лигонски:
     - Тише, здесь полно солдат.



        КАПИТАН ВАСУНЧОК

     - Ну, что будем теперь делать? - спросил майор Тильви, присаживаясь у
моей кровати. Рука его беспокоила. Он непроизвольно поглаживал ее здоровой
рукой. Он рассказал мне о новой беде.
     Я посоветовал ему отпустить Матура - ничего его задержание  не  даст.
Он к портфелю не прикасался.
     - Я его отпустил, - сказал Тильви.
     - Что обещают русские? - спросил я.
     - Профессор сказал, что его помощник помнит основные цифры.
     - Когда они дадут ответ?
     - До обеда.
     - Но теперь они могут ошибиться.
     - На озере остался советник из посольства. Он прочтет записи, которые
приборы сделали за сегодняшнее утро, и через час передаст их сюда.
     Мы помолчали. Тильви уже  несколько  раз  связывался  с  Лигоном,  но
бригадир Шосве вылетел на юг, где еще держались сторонники Джа  Ролака,  а
его молодые помощники были настолько заняты политикой, что землетрясение в
далеком горном районе казалось им не стоящим внимания, которое уделял  ему
бригадир. Чиновники постарше, оставшиеся от старого режима, тем  более  не
были склонны к решениям. Им нужен был точный срок. Но все-таки колеса  уже
начали поворачиваться.
     - Полчаса назад приземлился транспортный самолет  с  двумя  саперными
взводами из первой  гвардейской  дивизии,  -  сказал  майор.  Это  солдаты
получше, чем гарнизон Боро. Я служил в этой дивизии, я знаю.
     Я решился. Мне ведь нужен всего один день...
     - Значит, у тебя есть люди... Ты не дашь мне на день десять человек?
     - Откуда у меня... - И тут же он рассмеялся: - А зачем?
     - Ты знаешь, с севера через округ Танги  идет  опиум.  Контрабандисты
имеют сильных покровителей, и мы не можем обратиться к  людям  в  горах  с
просьбой о помощи:  некоторые  из  них  сами  вовлечены  в  эту  торговлю,
большинство боятся рот раскрыть - здесь такой  клубок  денег,  политики  и
опасных интриг...
     - Я понимаю, - сказал Тильви. - И знаю, почему ты, дядя,  оказался  в
госпитале.
     - Так вот, - сказал я. - У меня есть сведения, что известный тебе  Па
Пуо жив, что он служит князю Урао и груз, спрятанный у озера  Линили,  был
причиной гибели твоего самолета...


     "Приказ по гарнизону округа Танги. 14 марта. 10:10.
     Коменданту города капитану Боро.
     Приказываю Вам немедленно проследовать в район сосновой рощи  в  трех
милях южнее монастыря Пяти золотых будд, взяв с собой отделение  прибывших
из Лигона солдат 1-й гвардейской дивизии, а также группу полицейских.
     В пещерах за сосновой рощей Вы должны захватить и доставить  в  Лигон
находящийся там груз опиума, задержать лиц, охраняющих груз,  и  в  первую
очередь  известного  бандита  Па  Пуо.  Желательно  взять  Па  Пуо  и  его
сообщников живыми.
     Операцию проводить по мере сил скрытно. В случае необходимости можете
воспользоваться поддержкой группы, охраняющей приборы  геологов  на  озере
Линили.
     Транспорт  предоставляется   полицейским   управлением.   В   составе
полицейской группы будет проводник.
     Исполнение приказа немедленно по  получении.  Комиссар  округа  Танги
Тильви Кумтатон".


     "Записка. Князю Урао Као.
     Пишу в спешке. Только что меня вызвал Тильви Кумтатон. Дает отделение
солдат и посылает с  полицейскими  к  пещере  за  монастырем.  Он  получил
сведения от полицейского капитана, что в пещере груз.  Выезжаю  немедленно
на полицейских машинах. Особый приказ поймать живьем Па Пуо, который,  как
они думают, скрывается в пещере. Майор сердит за то, что я отправил солдат
на рубиновые копи. К нему только что пришел самолет с  двумя  взводами  из
первой дивизии. Вечером будут еще самолеты. В ближайшие дни нам  лучше  не
встречаться".
     (Без подписи)



        КНЯЗЬ УРАО КАО

     Что же, в ответ на мои  вылазки  враг  предпринял  меры.  Я  сидел  в
библиотеке и держал в руке донесение Боро.
     Слуга сказал, что меня хочет видеть отец Фредерик.
     Отец  Фредерик  мог  входить  ко  мне  без  предупреждения,   но   не
пользовался этим правом, и каждый раз мы  разыгрывали  небольшую  светскую
комедию.
     - Что привело вас ко мне, мой наставник? - спросил я.
     - Вряд ли я имею право считаться твоим наставником, - ответил  старый
миссионер. - Наставник тот, кто может похвалиться плодами своего труда,  -
я же не имел возможности уделять внимание твоему образованию,  Као.  И  не
таким я хотел тебя видеть.
     - Лучше?
     - Это суб®ективный вопрос. Для кого лучше? Наверное, если бы  я  мог,
то создал бы из тебя человека, не годного  к  реальной  роли,  которую  ты
играешь в горах.
     - Поясните, отец.
     - Понятия добра  и  зла  невероятно  разнятся.  Ты  -  смешение  двух
культур. Твой отец - буддист, он не знал греха и не знал бога, его  жизнью
руководила карма, накапливавшая сумму деяний  для  последующего  рождения.
Твоя мать - христианка, вечно одержимая страхом перед богом,  для  которой
грех очевиден и наказание за него конкретно. Твои подданные буддисты...
     - Среди них немало анимистов, - перебил я Фредерика.
     - Что бы дало тебе мое воспитание? Груз  христианского  страха  перед
богом? Вернее всего - лицемерие.
     - Но почему так пессимистично? Я знаю немало случаев...
     - Ты забыл о власти и богатстве. Я верю, что ты  мог  стать  неплохим
правителем для своего народа, не вторгнись западный мир в твои горы. Но ты
не сможешь быть им, потому что ты забыл о буддийском равнодушии к  деньгам
и власти...
     - Много вы знаете буддистов, которые отвечают идеалу?
     - Я говорю о психологии вообще. А знаешь ли ты собственный народ? Эти
люди для тебя - лишь средство к достижению земных  целей.  И  нет  у  тебя
бога, страх перед которым удерживал бы тебя.
     Я видел, что старик взволнован. Его серые щеки порозовели, мешки  под
глазами, темные от лихорадки, набухли, и я подумал, как близок он к  концу
своего существования. Старик пытался совратить наш народ в чужую для  него
веру, и хотя успехи его были невелики, даже то, что удалось, обернулось  в
конце концов против него самого. Я в более выгодном положении.  Я  знаю  и
понимаю белых людей,  я  умею  повелевать  моими  соотечественниками.  Мне
удалось потерять на этом пути иллюзии, которые старик называет  моральными
достоинствами.
     - Я хотел сказать о твоей контрабанде наркотиками.
     - Что?
     - Если бы это была контрабанда, скажем, золотыми часами, я не стал бы
вмешиваться - не потому, что я аморален. Я знаю, насколько трудно изменить
обычаи гор.  Границы  здесь  условны,  и  многие  племена  поделены  между
соседними странами. Контрабанда извечна. Но контрабанда наркотиками особое
дело.
     - Почему?
     - Потому что этим ты несешь смерть тысячам  молодых  людей  в  других
странах, ты отравляешь их, бросаешь на дно человеческой жизни ради  денег,
которых у тебя и без того довольно.
     Старик распалялся и являл собой жалкое зрелище. Я не хотел, чтобы его
хватил удар в моей библиотеке.
     - Слушайте, - сказал я  сдержанно,  -  во-первых,  мне  нет  дела  до
подонков, которые травят себя. Во-вторых, если я не буду заниматься  этим,
найдется другой - вы не можете пресечь торговлю наркотиками... И третье  -
мне мало денег. Мне нужны деньги для освобождения моего народа  от  власти
лигонцев...
     - Ах, чепуха... - сказал старик и этим  так  разгневал  меня,  что  я
встал и вышел из комнаты, чтобы не видеть этого дряхлого моралиста.
     И, выйдя, я вспомнил, что побудило меня к этому. Нет,  не  старик.  Я
должен был