глубине туннеля мерцание
багрово-красных глаз ... мерцание глаз и отблеск саблевидных клыков ... мерцание
глаз, блеск клыков и сверкание острых, как кинжалы, когтей ... по его спине
побежали мурашки. "Они уже здесь. -- Звук аннетиного голоса чуть не
заставил Эрика подпрыгнуть на месте, -- Бегут, не останавливаясь." --
девица четко и спокойно выговаривала слова с будничной интонацией каждодневной
беседы за обеденным столом. Тум-м ... пауза ... тум-м ... пауза ... тум-м ... --
шаги зверя стали слышны опять, несколько тише ... теперь они, вроде бы,
удалялись. Мимо Эрика промчалась первая крыса, потом еще четыре --
распластавшись на полном скаку, как призовые рысаки ... затем они понеслись
сплошным потоком, наводнением, лавиной -- как буденновская конница в фильмах о
Гражданской войне. Они с размаху налетали на эриковы сапоги, падали, подминаемые
своими соратницами, вскакивали, мчались дальше ... Животные, бежавшие по краю
дорожки, иногда обрывались в канаву ... через несколько секунд выбирались
обратно, стряхивали с голых тел черную дымящуюся жидкость и опять вливались в
поток. Это была большая стая, намного больше двух предыдущих -- когда последние
крысы пробегали мимо ног Эрика, передние уже скрылись за чертой, разделявшей
свет его фонаря и темноту туннеля. Наконец, дорожка опустела.
Эрик выждал для верности несколько секунд, потом повернулся, чтоб
посмотреть, что делают его спутники. Те застыли, не шевелясь, спиной к нему --
лишь пятно света от аннетиного фонаря дрожало на мокрой поверхности цемента.
Эрик раскрыл рот, чтобы окликнуть их ... как вдруг позади него раздался дикий
рев ... нет, крик! -- крик боли разрываемого на части живого существа. Низкий
вибрирующий вопль проникал внутрь тела, раздирал барабанные перепонки, диафрагму
и желудок -- так, что хотелось сесть на корточки, сжаться в комок и закрыть уши
руками. Эрик нашел регулировку чувствительности микрофонов на рукаве своего
комбинезона и скрутил ее до нуля ... но легче не стало -- крик проникал сквозь
тонкий материал шлема. Он посмотрел на своих спутников -- Аннета прижалась к
груди атлета, закрыв уши руками, милиционер возился с регулировкой своих
микрофонов. Вдруг из канавы на дорожку вылезла крыса ... Эрик застыл, как
вкопанный, -- однако атлет, ничего не замечая, продолжал возиться с пультом
аудио-управления. Несколько длинных мгновений животное водило по сторонам
слепыми белыми глазами, потом отряхнулось ... еще помедлило ... и наконец
галопом понеслось по следам своих товарок. В этот момент крик неведомого зверя
стих.
Эрик включил свой микрофон и две-три секунды слушал гулкую, пустую тишину.
Держа наготове пистолет, он подошел к атлету и Аннете, и похлопал
милиционера по плечу. Тот включил свой микрофон. "Быстро уходим. -- сказал
Эрик, -- Шагайте, как можно, тише -- крысы, видимо, чувствуют сотрясение
почвы." После того, как зверь умолк, тишина в туннеле казалась абсолютной.
"Дискуссию о ключах я считаю законченной. -- Эрик сделал паузу в ожидании
возражений, но милиционер промолчал, -- Через полтора часа, если все будет
нормально, я вас отпущу." Атлет стоял, молча глядя перед собой, кулаки его
были сжаты. "Но если не все будет нормально, -- Эрик почувствовал, что его
щеки вспыхнули, а кровь застучала в висках, -- я отдам вам ключи, а, когда вы
отомкнете наручники, застрелю вас." -- он замолчал и глубоко вздохнул,
стараясь успокоиться. "Сереженька, пошли! -- Аннета умоляюще положила руку
на атлетов рукав и попыталась заглянуть милиционеру в глаза, -- Полтора часа
роли не играют." Атлет молча повернулся и быстро зашагал по коридору,
увлекая за собой девицу. Эрик последовал за ними на расстоянии четырех-пяти
метров.


Через десять минут (в половине четвертого) они добрались до "их"
выхода на поверхность. Эрик бросил атлету ключи -- тот переставил наручники --
Эрик поднялся по лестнице наверх -- милиционер с Аннетой последовали за ним. От
пронизывающего холода розовая влага на их комбинезонах немедленно превратилась в
лед. Было уже почти совсем темно. По низкому небу неслись темно-серые неровные
облака. Микроавтобус, сиротливо стоявший там, где был оставлен, доказывал, что в
мире еще остались незыблимые истины. Эрик бросил атлету ключи, тот переставил
наручники и вернул ключи Эрику. Хлеставший изо всех подворотен ветер гонял по
кругу рои мелкого снега. В привычной атмосфере городских джунглей дикие события
последних трех часов немедленно подернулись дымкой нереальности. Действительно
ли Эрик слышал шаги неведомого зверя -- или они ему просто померещились?...
Видел ли он полчища мутантных крыс -- или это был оптический обман, навеянный
усталостью, жарой, жаждой, голодом, головной болью и случившимися с ним
уголовными ужасами?... (А может, наоборот, уголовные ужасы являлись изощренной
галлюцинацией, навеянной фантастическими приключениями в подземелье?!...) Эрик
отпер микроавтобус -- Аннета с атлетом собрали барьеры, которыми был огорожен
канализационный люк, и погрузили их в багажное отделение -- Эрик водворил крышку
люка на место. От движения тел розовая пленка льда на их комбинезонах
потрескалась и отвалилась. Подгоняемые ветром, как куски черной оберточной
бумаги, через двор пролетели три мутантные летучие мыши, сделали круг над
головами людей и скрылись в окнах одного из заброшенных домов. "Водить
умеете?" -- спросил Эрик; "Да." -- коротко ответил атлет. Эрик
бросил ему ключи от микроавтобуса -- скованные наручниками, милиционер и Аннета
неловко залезли в кабину. "Если сделаете что-нибудь не то, стреляю без
предупреждения. -- сказал Эрик, садясь позади атлета, -- Мне терять
нечего."
Милиционер завел мотор, плавно стронулся с места, вырулил на Садовую и
поехал по направлению к Парку Культуры. Кондиционер работал на полную мощность,
и через три минуты они откинули забрала своих шлемов -- Эрик с наслаждением
вытер лицо тыльной стороной ладони. Движение в этот час было довольно густым,
ехать приходилось медленно -- атлет заметно нервничал. Метель бросала на
ветровое стекло пригоршни зеленого снега, смазывая очертания окружавшего их
мира. Как это всегда бывает, исподволь накопившиеся признаки наступающего Нового
Года в какой-то момент достигли критической массы и стали очевидны. На бульваре
там и сям торчали обмотанные гирляндами лампочек елки, по тротуару шел
отдувавшийся от сознания собственной важности и спотыкавшийся от бесчисленных
стопариков Дед Мороз. Витрины магазинов сверкали роскошью елочных игрушек, на
Цветном бульваре толстая тетка в огромных валенках и белом фартуке продавала
связанные в зеленые торпеды облезлые елки. Суетливые, как муравьи, прохожие
волокли гигантские авоськи, набитые шампанским и водкой, из "Даров
Моря" на Смоленке торчал чудовищный хвост очереди за чем-то сногсшибательно
вкусным ... копченой латимерией?... варено-мороженными головунами?... икрой
минтая?... Привычные видения готовившейся к Новому Году Москвы задвинули ужасы
последних часов в самый дальний уголок сознания Эрика. Он непроизвольно
облизнулся, вспомив прошлый Новый Год, когда Ленка Вишневецкая приготовила три
разных -- но в равной степени потрясающих -- салата из одной двусотграммовой
банки лосося в собственном соку ... Когда слабый по части выпивки Шура Лысов
упал лицом -- как в анекдоте -- в только что поданное на стол блюдо с заливной
рыбой и безмятежно захрапел ... Когда Мишка Бабошин стал вязаться к извечной
возмутительнице спокойствия жен Лелечке Голубевой, а Тонька -- мишкина жена --
влепила им обоим по пощечине ... и тут же получила две пощечины сдачи ... Когда
Женька Вишневецкий сыграл на пианино странно-тревожную и до боли в вестибулярном
аппарате синкопированную пьесу собственного сочинения, а потом долго плакался,
что никак не может понять, чем хочет заниматься -- музыкой или наукой ... Когда
Лялька Макаронова, вспомнив свои занятия современным танцем в ансамбле
"Терпсихора", станцевала -- под женькин виртуозный аккомпанемент --
индийский танец плотской любви, повергнув мужскую половину аудитории (за
исключением Шурки Лысова) в состояние сексуального ступора ... Господи, каким
счастливым и безмятежным все это казалось теперь!...
Микроавтобус свернул на Комсомольский проспект -- движение стало не таким
густым. Через две минуты они остановились у под®езда аннетиного дома.
"Иванов! -- вдруг обернулся атлет, -- Последний раз прошу, отпусти. --
его арийское лицо исказилось, -- Не отпустишь -- жизнь положу, а найду тебя ...
и тогда берегись!..." -- он захлебнулся никогда не испытанной до этого
злобой бессилия. "Я вас отпустить не могу." -- невыразительно отвечал
Эрик. "Сволочь!" -- не вполне владея своим голосом, прохрипел
милиционер. "Сергей, перестань! -- вмешалась Аннета, -- Будь мужчиной ...
ты теряешь сейчас и свое лицо, и свое время!" По плохо освещенной улице за
окном микроавтобуса спешили редкие прохожие. Метель гнала вдоль тротуара столбы
зеленого снега. "И ты, с-сука?!..." -- атлет занес кулак над аннетиной
головой. "Прекратите! -- Эрик ткнул пистолетом милиционеру в шею, -- Если
вы ударите ее или как-нибудь еще привлечете внимание прохожих, я стреляю."
Замороженным движением атлет опустил руку -- казалось, он вот-вот взорвется от
ненависти. "Ладно, мандавошка французская, -- сказал он сдавленным голосом,
-- я с тобой потом разберусь!"
"Выходите наружу. -- приказал Эрик, -- Желательно, не демонстрируя
наручников." Он задвинул забрало своего шлема, расстегнул молнию на груди и
сунул руку с пистолетом за пазуху.


Они заперли микроавтобус, поднялись по лестнице на пятый этаж, Аннета
отперла дверь, они зашли внутрь. "Идите на кухню." -- приказал Эрик.
Волоча за собой спотыкающуюся девицу, атлет перешагнул через кухонный порог и
облокотился на посудный шкаф. "Подойдите к стене." -- сказал Эрик.
Милиционер подчинился. Гексафоническое радио на стене кухни шептало что-то
убедительно-неразборчивое. Лампочки на передней панели кулинарного комбайна
мигали, складываясь в радующие глаз узоры. Эрик достал ключи и бросил их атлету:
"Пропустите наручники между вон той трубой и стеной, замкните их опять и
верните мне ключи." Одновременно со щелчком замка наручников Аннета
опустилась на пол, откинулась спиной к батарее и закрыла глаза. Милиционер сел
рядом. Радио на стене перестало шептать и заиграло какую-то музыку ... Эрик
узнал "Марш Реалистов" Стинкевича. "У вас есть мужская
одежда?" -- спросил он. "В шкафу в спальне напротив." -- ответила
девица, не открывая глаз. Атлет уставился прямо перед собой, лицо его застыло в
ничего не выражавшей маске. Эрик повернулся, пересек коридор и вошел в спальню.
Стоявший у окна декопроектор разбрасывал тонкие разноцветные лучи по углам
комнаты. Широкая двуспальная кровать под кисейным балдахином манила в свои
об®ятия. Теплый ароматизириванный воздух из отделанного красным деревом
кондиционера ласкал нос. Роскошь и чистота аннетиной квартиры делали
воспоминания о подземеле еще более нереальными. Вьюга уютно ударяла в отмытые до
кристальной прозрачности окна бирюзовыми снежинками. В левом (меньшем) отделении
шкафа висело несколько рубашек и дорогой костюм из материи "с
отливом"; на полках лежало чистое белье, два шерстяных свитера и две пары
джинсов. Если все это принадлежало татуированному, то размер должен быть
подходящим -- Эрик выбрал себе одежду и пошел в ванную комнату. Тяжелые
крысозащитные сапоги громко топали по лакированному паркету.
Он свалил чистую одежду на пол в наиболее удаленном от ванны углу комнаты,
быстро разделся и залез под душ. На крючке висела щетка на длинной ручке -- Эрик
намылил ее и, сдерживая стоны наслаждения, стал тереть себе спину. Он тщательно
выскреб все тело, вымыл шампунем волосы и вылез из ванны. На полке над раковиной
лежали чьи-то бритвенные принадлежности -- он побрился. Преодолев порыв еще раз
залезть под душ, Эрик вытерся висевшим на хромированной батарее полотенцем и
стал одеваться. Автоматически включившийся вентилятор высасывал из ванной
последние молекулы пара. Висевшая под потолком лампа инфракрасного света грела
тело невидимыми лучами.
Когда он натягивал рубашку, сквозь закрытую дверь ванной донесся
приглушенный звук -- будто кто-то вскрикнул. Эрик торопливо застегнул джинсы и,
не одевая носок, приотворил дверь. Было тихо, лишь неразборчивое бормотание
радио доносилось из кухни. На стене коридора неслышно тикали сделанные в виде
серебряного месяца часы. Привычное чувство опасности запульсировало у Эрика в
висках ... что-то произошло. Неслышно переступая босыми ногами, он попятился
назад и вытащил из кармана лежавшего на полу комбинезона пистолет (со все еще
навернутым на дуло глушителем). Из плохо закрученного душа упала капля и со
звоном разбилась об эмалевое покрытие ванны. Выполнивший свою задачу и
автоматически выключившийся вентилятор по инерции вращал лопастями в
вентиляционном отверстии. В обойме оставалось восемь патронов -- Эрик снял
пистолет с предохранителя и взвел затвор. Из ванной был виден длинный коридор,
ведущий к входной двери, и квадрат света на полу от кухонной люстры. На стене
коридора висел ряд фосфоресцирующих техно-миниатюр художника Ротунова,
изображавших поэтапное преображение мира силами Добра -- последний писк моды,
доступный лишь большим начальникам и кассиршам ГУМа. Эрик прокрался вдоль стены
до полуоткрытой двери на кухню и остановился, не решаясь войти ... мокрые следы
его ног медленно сохли на лакированном полу. Сладко-голубые глаза и алые губки
Добра бессмысленно ухмылялись с ближайшей миниатюры. Держа наготове пистолет,
Эрик оторвал спину от прохладной стены коридора и шагнул в проем кухонной двери.

Первой ему бросилась в глаза опрокинутая табуретка (поднятые вверх ножки
напоминали рога африканской антилопы бейзы, виденной им в зоопарке). Потом
оказалось, что табуретка лежит в луже крови. И, наконец, Эрик обнаружил, что
место, где были прикованы Аннета и атлет, пустует ... Не веря своим глазам, он
шагнул вперед и застыл на месте: в узком пространстве между холодильником и
стеной был втиснут окровавленный труп девушки ... кто убил ее?... И куда делся
милиционер?... Эрик затаил дыхание и наклонился над бесформенной фигурой в
оранжевом комбинезоне -- аннетина голова была запрокинута назад, на шее синели
кровоподтеки, черные глаза невыразительно смотрели в потолок. Он взялся за ее
комбинезон и осторожно потащил тело на середину кухни -- позади остался широкий
кровавый след ... Эрик проследил глазами, откуда тот начинался, и похолодел -- в
углу за холодильником лежала оторванная кисть руки ... Волосы на его затылке
зашевелились, горло свела судорога отвращения ... держа пистолет перед собой, он
разогнулся и медленно попятился назад, потом повернулся, чтобы выйти из кухни, и
вдруг увидал перед собой окровавленную фигуру в оранжево-блестящем комбинезоне
-- атлет!...
Вжик!...
Эрик успел отпрянуть, и это спасло его: удар ножа, нацеленный по запястью
руки, пришелся по пистолетному дулу... Милиционер наклонился за упавшим на пол
макаровым ... скорее!... нужно что-то сделать!... Эрик пнул, больно ушибив босые
пальцы ноги, лежавший на полу пистолет -- и тот ускользил по паркету в дверь
спальни. Атлет дернулся вслед, Эрик шагнул за ним ... тогда милиционер
остановился, повернулся и выставил вперед нож -- кухонный тесак с широким
длинным лезвием. (Комбинезон атлета потемнел от крови -- особенно, на животе,
где отдельные пятна слились в огромную ржавую кляксу. На запястье правой руки
болтались из®язвленные багровыми разводами наручники. Лицо застыло в ничего не
выражавшей гримасе.) Вжик!... Вжик!... Эрик успел уклониться от обоих ударов, но
при этом оказался загнанным в угол рядом с входной дверью. Вжик!... Атлет
вытянулся в глубоком колющем выпаде ... на какое-то мгновение Эрику показалось,
что длинное широкое лезвие вонзится сейчас ему в живот (его поразила обыденность
и простота неминуемой смерти), но его тело, не дожидаясь команды мозга, плавно,
как в замедленной кинос®емке, отодвинулось в сторону. Бум-м!... Атлет попытался
ударить Эрика ногой, но тот опять отскочил -- и удар пришелся в стену ...
Дзинь!... Изображавшие подвиги Добра миниатюры градом посыпались на пол,
покрывавшие их стекла брызнули осколками. Трах-х!... От следующего удара
тяжелого крысозащитного сапога дверь спальни слетела с петель и рухнула на
кровать, оборвав балдахин. Отколовшаяся от дверной рамы длинная острая щепка
торчала, как рог единорога. Вжик!... На этот раз Эрик уклониться не успевал ...
он каким-то чудом отбил нож в сторону, но потерял при этом равновесие и отлетел
назад, ударившись затылком о стену. Руки его разлетелись по сторонам, ноги
уехали далеко вперед ... Вжик!... И опять эриково тело среагировало само: колени
подогнулись, как подрубленные, спина с®ехала по стене вниз -- так, что
нацеленный в горло удар тесака просвистел над головой. Бах!... Ударившийся о
стену нож вывернулся из пальцев атлета и отлетел в сторону. Эрик оказался
сидящим в абсолютно беспомощном положении на полу -- ни пространства для
маневра, ни возможности защититься ... На долю секунды милиционер замешкался ...
видно, не мог решить -- то ли добивать врага ногами, то ли подбирать тесак. (И
снова Эрика удивила обыденность -- пожалуй, даже нестрашность --
подошедшей вплотную смерти.) Но тут он по какому-то наитию подсек атлету ноги, и
тот рухнул навзничь, со всего маху грохнувшись затылком о расположенную на той
стороне коридора батарею.
Бом-м!... -- загудела та равнодушным басом.
Эрика колотила дрожь, пальцы ходили ходуном. Переведя дыхание, он поднялся
на ноги. Из-под запрокинутой головы милиционера выползла тонкая струйка крови и,
слепо тыкаясь по сторонам, медленно зазмеилась по гладкому лакированному
паркету.
Секунд пять Эрик стоял неподвижно -- думал. Равномерно-неразборчивое
бормотание кухонного радио с трудом проникало сквозь громовые раскаты его
сердца.
Он быстро оттащил все еще бессознательного атлета в ванную, достал из своего
комбинезона ключи от наручников, разомкнул замок и приковал милиционера к
батарее. К концу процедуры атлет зашевелился и застонал ... не обращая внимания,
Эрик подобрал с пола носки и свитер, прошел по коридору в спальню и еще раз
осмотрел платяной шкаф ... где может лежать обувь?... Внизу, под плечиками с
рубашками, стояли три пары ботинок. Одна из пар казалась ненадеванной -- он
натянул носки, потом ботинки и убедился, что последние подходят ему по размеру.
(Что ж, он потерял дом, работу, друзей и его жизни угрожали многоразличные
опасности, но зато во всем остальном ему отчаянно везло!) Судорожные удары его
сердца постепенно замедлялись, дыхание успокаивалось.
Эрик опустился на четвереньки, выудил из-под кровати пистолет, поставил его
на предохранитель и вышел в коридор. Во встроенном стенном шкафу рядом с входной
дверью висело пять женских пальто, говядинская шинель и в самом углу -- мужская
дубленка. На крючках, расположенных на дверце шкафа, висело несколько
респираторов, в небольшом ящичке хранились запасные фильтры. Эрик свинтил с
пистолета глушитель, сунул и то, и другое во внутренний карман дубленки, затем
нашел свой (выданный в Лефортове) респиратор, заменил в нем фильтр и положил
оставшиеся фильтры в карман джинсов. Что еще?... Он переложил из шинели в
дубленку говядинский бумажник и подобрал себе шапку -- дорогую лисью ушанку.
Преодолевая неуместное чувство стыда, пошарил по карманам аннетиных пальто и
забрал все найденные там талоны. Еще что?... Он вспомнил об оставшемся в
комбинезоне диске с "Бегущей по волнам" и подошел к двери ванной.
Атлет сидел на полу, уставившись перед собой широко раскрытыми непонимающими
глазами. Эрик боком обошел его, достал из внутреннего кармана комбинезона диск,
уложил в нагрудный карман рубашки и вышел из ванной. Милиционер остался сидеть
на полу.
Эрик подошел к висевшему на стене телефону и набрал телефон справочной.
Гудок ... Гудок ... Гудок ... "Сто вторая слушает." -- "Девушка,
скажите мне, пожалуйста, код Громыкска." -- "Секундочку ... Громыкск