Евгений Бенилов. Тысяча девятьсот восемьдесят пятый

---------------------------------------------------------------
 © Copyright Евгений Бенилов
 Email: Eugene.Benilov@ul.ie
 Оригинал этого файла расположен на домашней странице автора
---------------------------------------------------------------



27 декабря


Он появлялся всегда в одном и том же обличье: учтивый человек
средних лет в сером костюме и белой рубашке с галстуком. Дверь, через которую он
входил, непременно открывалась внутрь. Он всегда начинал беседу пожеланием
доброго утра -- даже если была полночь. Затем делал паузу для ответного
пожелания и вдруг, указав на книгу в руках Эрика, произносил: "Что это у
вас такое?"
И Эрик замечал, что на обложке книги стоит дата 1971! Или,
может, 1953! А Человек В Сером Костюме доставал из серого кармана серую рацию и
шептал в неЈ серые невыразимые слова, делавшие возможным (и даже вероятным), что
через несколько минут придут сотрудники Комитета Политической Гигиены. Придут и
скажут Эрику: "Вы арестованы." Скажут без выражения, не вкладывая в
свои слова эмоций. Или наоборот -- трясясь от ненависти к стоящему перед ними
врагу людей. А может -- с чувстом удовлетворения от хорошо выполненной работы.
Или -- со смехом радости по поводу нежданно подвалившей удачи.
Люди из КПГ и их слова всегда бывали разными.
Лишь Человек В Сером Костюме и его серый костюм всегда
оставались одинаковыми.


* * *


Вздрогнув, Эрик раскрыл глаза и перевернулся на спину. Пружины
в недрах кровати отозвались болезненным звоном. В комнате было холодно и душно
-- сочетание, означавшее, что в кондиционере нужно менять фильтр. Ветер и снег
стучались в стекло окна, светать ещЈ не начинало. На дальнем конце постели
неясной тенью возник Кот и негромко мяукнул. "Один ты меня любишь." --
ответил Эрик. Сверкнув бездонно-зелЈными глазами, зверЈк свернулся на одеяле в
клубок и замурлыкал. С Садовой ровным потоком просачивался гул машин.
Эрик нашарил под подушкой будильник и поднЈс к глазам.
Фосфоресцирующие стрелки тускло светились в темноте -- до звонка оставалось
десять минут. Он положил будильник на кровать, медленно сел и спустил ноги на
пол. Холодно ... Гнусно ... Куда подевались очки? А-а, вот они ... Заранее
зажмурившись, он зажЈг бра над кроватью. Сделав щЈлочки в веках, встал. Где
одежда?... Эрик поЈжился от холода и побрЈл к стулу у окна ... рваная рубашка,
рваные тренировочные брюки ... Теперь что?... Он пошЈл на кухню и переключил
кондиционер на рециркуляцию воздуха. Поставил чайник на плиту и зажЈг под ним
конфорку. Намазал последний кусок хлеба последними крохами масла и положил
сверху последний ломтик сыра. Не дожидаясь чая, стал есть. Не забыть бы купить
хлеб, масло и сыр в обеденный перерыв ... и заодно мясо, овощи и фрукты ... и
рыбу для Кота ... и новые носки ... и запасной фильтр для кондиционера ...
ха-ха-ха ... а ещЈ сандалии на лето ...
Засвистел чайник. Эрик выключил газ.
Если он доживЈт до лета. А то ведь можно и не дожить. Ха. Ха.
Ха.
Не до конца задушенное радио шептало сводку о состоянии
Романова-старшего и здоровье Романова-младшего. Эрик плеснул сегодняшнего
кипятку во вчерашнюю заварку и налил чай -- в воздухе запахло веником.
Потрескавшийся линолеум пола неприятно холодил правую ступню сквозь дырку в
носке. Радио на стене перешло к самочувствию Романова-внука и настроению
Романова-правнука. Неслышно ступая подушечками лап, в кухню вошЈл Кот. Снег и
ветер кружились за окном в тщетном желании проникнуть внутрь. Чаинки кружились в
жЈлтой металлической кружке с обколотой эмалью. Кот печально смотрел в свою
пустую миску. "Тебе утром не полагается, серый. -- напомнил Эрик, -- Да и
рыбы всЈ равно нет." Выражение лица у зверька стало укоризненным, но он
промолчал. Негромко гудел кондиционер, воздух в квартире стал чище и теплее.
Было слышно, как в спальне надрывается оживший будильник. Радио на стене перешло
к прогнозу загрязнения атмосферы в столице и пригородах. Вытащив из сумки
вчерашний номер "Коммунистического Спорта", Эрик пошЈл в туалет. Затем
в душ.
Горячие струи били в плечи. Громко гудел кран холодной воды.
Мыло выскальзывало из мокрых пальцев. Зеркало над умывальником покрылось
туманом.
Эрик вылез из-под душа и надел махровый халат. Вытер полотенцем
волосы. Побрился. Бросил трусы в стиральную машину, а рваные носки -- в мусорный
бак под кухонной раковиной. Радио на стене шептало программу телевидения на
сегодня, 27 декабря 1985 года.
Теперь что? Убрать постель. Одеться. Отнести халат в ванную.
Собрать черновики вычислений, принесЈнные вчера с работы, и положить в сумку.
Вставить свежий фильтр в респиратор. Что ещЈ?
Выбросить мусор.
Эрик вытащил из под раковины бак -- Кот увидал его
приготовления и подошЈл поближе. Эрик завязал узлом горловину мусорного мешка --
зверь принял охотничью позу: лапы полусогнуты, шерсть дыбом, хвост трубой.
"Готов?" -- спросил Эрик и, резко открыв дверцу мусоропровода, бросил
мешок внутрь. Бух ... бух ... бух ... -- было слышно, как мешок ударяется о
стенки ... бух-х-х! -- эхо пробежало по всем двенадцати этажам дома от подвала
до чердака. Пока Кот расправлялся с двумя успевшими выскочить тараканами, Эрик
загерметизировал мусоропровод липкой лентой. Потом замЈл на совок тараканьи
трупы, отнЈс в туалет и бросил в унитаз. "Не забудь помыть лапы." --
напомнил он Коту, и тот послушно начал вылизываться.
Утренние дела закончены -- можно уходить на работу.
Эрик надел ботинки и шубу. Переключил кондиционер на малый
забор внешнего воздуха и приоткрыл дверь в туалет (для Кота). Взял, но не надел,
респиратор (в под®ездах их дома имелись кондиционеры) и вышел на лестничную
клетку. Кабина лифта пришла почти сразу -- он вошЈл внутрь, нажал кнопку первого
этажа и стал читать последний антиникотинный плакат старика Бромберга из
квартиры номер 5:

Дым отечества нам сладок и приятен,
А дым курильщика -- нет, НЕ сладок, НЕ приятен.

Скрепя больным механизмом, кабина остановилась.
"Пожалуйста, не хлопайте дверью лифта." -- попросила вахтЈрша, когда
Эрик хлопнул дверью лифта; "Хорошо, не буду." -- легко согласился
Эрик. Он достал из почтового ящика свежий номер "Коммунистического
Спорта" и, совсем уже было закрыв дверцу, заметил небольшой белый
прямоугольник -- письмо. Картинки на конверте не было, марка -- стандартный
портрет Романова-внука, адреса отправителя не имелось, адрес получателя -- три
ровные печатные строчки.
Помедлив несколько секунд, Эрик сунул письмо во внутренний
карман шубы, надел респиратор, поправил на голове шапку и вышел на улицу.
Декабрьская вьюга гуляла по пустынному двору. Вдоль тротуаров
высились сугробы. Сквозь пелену бледно-зелЈного снега тускло светили жЈлтые
фонари. Раздувшиеся от пассажиров троллейбусы с усилием ползли по заснеженной
Садовой. Верхушка четырЈхсотметровой башни, пристроенной в прошлом году к
Лефортовской тюрьме, терялась в мутных небесах.
Через три минуты Эрик входил в метро. Очки немедленно запотели.
Натыкаясь на прохожих, он спустился по лестнице. Достал жетон и опустил в
турникет. На середине эскалатора сдвинул респиратор под подбородок -- дефицитные
фильтры следовало экономить. На рукаве шубы таяли зелЈные снежинки. Очки
постепенно распотевали. Эрик вытащил из внутреннего кармана конверт и опять
помедлил, разглядывая ... это было первое полученное им неслужебное письмо за
последние пять или шесть лет. Наконец, он распечатал конверт -- внутри лежал
сложенный вчетверо листок бумаги с одной фразой, напечатанной в самом
центре:


    Всевидящее око Комитета следит за тобой!!!


Эрик вздрогнул, скомкал листок вместе с конвертом и, сойдя с
эскалатора, бросил в урну. Очевидно, это была чья-то шутка.
Станция блистала металлическими панелями и мозаиками ранней
докоммунистической эпохи. Эрик отсчитал шестнадцатую колонну, дождался поезда и
втиснулся в четвЈртую дверь четвЈртого вагона. До начала обязательной Утренней
Программы оставалось одиннадцать минут -- телевизоры, подвешенные под потолком,
смотрели на пассажиров слепо отсвечивавшими экранами. Эрик достал из висевшей
через плечо сумки "Коммунистический Спорт" и, толкая соседей локтями,
стал искать отчЈт о вчерашнем матче ЦСКА -- Спартак. Справа от него пожилой дядя
в очках читал "Утреннюю Правду", слева от него хихикали две девчонки
старшего школьного возраста. "Осторожно, двери закрываются. -- сказала
механическая женщина из репродуктора, -- Следующая станция -- Горьковская."
"Болельщики Спартака ждали этого матча с нетерпением." -- прочитал
Эрик. "Не толкайся." -- недовольно пробурчал дядя в очках. "А он
что?" -- спросила одна девчонка у другой. "Следующая станция --
Площадь Свердлова." -- настаивала женщина. "Отвечай, баран, когда тебе
делает замечание пожилой и заслуженный человек." -- настаивал дядя.
"Свенсон открыл счЈт на тринадцатой минуте." -- настаивал Эрик.
"А я ему говорю (хи-хи-хи!), что с дураками не танцую ..." --
настаивала девчонка. "Когда ты, сукин сын, ещЈ в мамины пелЈнки срал, то я
уже в Афганистане сражался и кровь за Родину проливал ..." "Осторожно,
двери закрываются. Следующая станция Новокузнецкая." "Второй период
обе команды начали в неполных составах ..." "Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!
Хи-хи-хи-хи-хи-хи!"
Пересадка.
Поднявшись с толпой по ступеням и спустившись по эскалатору,
Эрик оказался на Калужско-Рижской линии. Поезд подошЈл сразу -- он втиснулся в
последнюю дверь последнего вагона. Стоявшая сзади тощая измождЈнная жещина
вонзила в эрикову спину острый костлявый локоть, спереди Јрзал низкорослый
толстяк средних лет в нелепых солнечных очках. До начала обязательной Утренней
Программы оставались считанные секунды -- Эрик торопливо сложил
"Спорт" отчЈтом о хоккейном матче вверх. И вовремя: экраны телевизоров
под потолком вагона озарились ярко-голубой заставкой телестудии
"Останкино": часы с секундной стрелкой, подползающей к числу 12. Три,
два, один ... фанфары. Все пассажиры, включая Эрика, подняли глаза. Раздалась
воодушевляющая музыка и замелькали ободряющие кадры: крестьяне, сеящие хлеб;
рабочие, кующие метал; учЈные, доказывающие теорему; врачи, анализирующие
анализ. "Здравствуйте, товарищи! -- сказал лощЈный диктор, источая твЈрдую
убеждЈнность в успехе идей, -- Мы начинаем передачу репортажем из
реанимационного оделения КремлЈвской больницы. Последними новостями о состоянии
Генерального Секретаря ЦК КПЕС, товарища Григория Васильевича Романова поделится
Родион Свинарчук." В левой половине экрана появился молодой человек в
чЈрном костюме и розовом лице, стоявший в фойе КремлЈвки. "Что нового,
Родион?" -- спросил диктор, сместившийся на правую половину. "Хорошие
новости! -- лучился Свинарчук, -- Лавинное отмирание нейронов в центральной зоне
левого полушария удалось остановить!" "А ослабление деятельности
гипофиза?" "Гипофизом занимается группа академика Ватикяна --
результат обещают не позже послезавтра." "Отлично! -- обрадовался
диктор, снова появляясь во весь кадр. -- А теперь -- новости из
геронтологического отделения КремлЈвки, где наблюдается Первый Заместитель
Генерального Секретаря ЦК КПЕС, товарищ Василий Григорьевич Романов."
Украдкой скосив глаза, Эрик опустил взгляд на зажатую в руке
газету: "На четвЈртой минуте второго периода спартаковцы, наконец, вышли
вперЈд и под сводами Дворца Спорта раздался клич ..."
"... Молодцы геронтологи! А теперь -- краткий обзор
почечной недостаточности Второго и вялотекущей шизофрении Третьего Заместителей
Генерального Секретаря ЦК КПЕС, товарищей Григория Васильевича и Василия
Григорьевича Романовых."
"Осторожно, двери закрываются. Следующая станция --
Шаболовская."
"... наш спецкор в Кабуле Мулдыкхан Размулдыев ознакомит
нас с достижениями Афганского Республиканского Комитета Политической Гигиены.
Раскрыт крупный антикоммунистический заговор!... Арестованы шестнадцать лиц
голландской национальности!... Из®яты десятки книг, изданных до 1985 года!...
Обнаружены сотни листовок, прославляющих великодержавный
нидерландизм!..."
"Осторожно, двери закрываются. Следующая станция --
Ленинский Проспект."
"Что ж, молодцы гигиенисты ... Передаю слово спортивному
комментатору Владимиру Тараторину ... Здравствуйте товарищи. Болельщики Спартака
ждали этого матча с нетерпением ..."
"Осторожно, двери закрываются. Следующая станция --
Академическая."
"... и заменили вратаря шестым полевым игроком, однако
счЈт остался прежним."
"... и заменили вратаря шестым полевым игроком, однако
счЈт остался прежним." -- дочитав отчЈт, Эрик поднял глаза и стал
слушать.
"В заключение, погода. Кислотность снега 0.5%, диоксин в
Москве-реке -- 0.2%. Нервно-паралитическая компонента воздуха варьируется от
0.03% внутри Садового Кольца до 0.01% в районе Измайловского Парка. Аммиак --
0.5%. Жителям северо-западных районов столицы синоптики рекомендуют сегодня
носить защитные очки из-за повышенной концентрации в воздухе летучих цианидов.
-- диктор испустил прощальную улыбку, -- Желаю вам хорошо поработать, дорогие
товарищи."
"Следующая станция -- Профсоюзная." -- вмешалась
механическая женщина.
Сунув газету в карман, Эрик стал пробираться к выходу. Над
дверью вагона висел плакат No 4 из серии "Товарищ, бди! Антипартиец может
оказаться твоим папой!" (пухлый румяный мальчик в клетчатых шортах
указывает пальцем на худого мужчину с подлым извилистым лицом).
Двери с шипением раздвинулись, Эрик вышел на платформу. В
ноздри ему ударил резкий запах аммиака -- он надвинул на лицо респиратор (дышать
незащищЈнными лЈгкими на неглубоко расположенных станциях не стоило). Чудной
толстяк в чЈрных очках выкатился из вагона вслед за Эриком и, переваливаясь на
ходу, стал карабкаться по ступенькам к выходу из метро. Они вместе поднялись по
лестнице, прошли по подземному переходу и вышли на поверхность. По Профсоюзной
улице мела позЈмка. Угрюмые люди в тяжЈлых шубах роились около автобусных
остановок. Утопая по щиколотку в снегу, Эрик свернул на улицу имени античного
революционера Красикова и поплЈлся в направлении маячившего вдали серого куба
института п/я 534ц. Вдруг (повинуясь внезапному импульсу) он обернулся --
толстяк в солнечных очках тащился позади. Смешанный с ветром снег делал
очертания пешеходов расплывчатыми. Мимо тЈк, протискиваясь по извилистым кишкам
города, поток заляпанных грязью и из®еденных коррозией машин. Москва задыхалась
в зловонии собственного дыхания -- низкая пелена туч душила еЈ, как подушка на
лице. Через четыре минуты Эрик вошЈл, преодолевая встречный поток воздуха, в
фойе института. Толстяк в очках куда-то делся. Эрик снял шубу и повесил на
вешалку в гардеробе (шапка, шарф и респиратор засунуты в рукав). Переложил
черновики с вычислениями из сумки во внутренний карман пиджака и встал в очередь
на проходную. Сзади пристроились два сотрудника отдела обеспечения.
"Товарищу Товсторукову -- пламенный привет!" --
"Здорово, Разгребаев."
"Следующий!"
"Как дела?" -- "Не жалуюсь." -- "Про
Кеонджанишвили слыхал?" -- "Нет."
"Следующий!"
"Говорят, сняли его." -- "За что?" --
"Не знаю. Я думал ...
"Следующий!"
... ты знаешь." -- "Не знаю."
"Следующий!"
Подойдя к перегородке, отделявшей вахтЈрскую от остального
мира, Эрик нажал кнопку против своего номера. Бамс! -- было слышно, как его
пропуск, вытолкнутый из ячейки, упал по ту сторону перегородки на стол. Из
окошка, звеня медалями за победу в Афганистане, высунулось обрюзгшее тело Ивана
Ильича. "Товарищ Иванов Э.К., -- с гнусной ухмылкой сказал вахтЈр, --
позвольте сумочку вашу проверить -- не несЈте ли опять секретных бумаг без
разрешения Первого Отдела!" Эрик молча раскрыл пустую сумку -- на лице
вахтЈра отразилось сначала недоумение, потом мышление и наконец прорыв. "В
карман переложил! -- догадался Иван Ильич, -- А ну, покажь карманы, тебе
говорят!" "Не имеете права. -- скучным голосом отвечал Эрик, --
Согласно приказу No 778 от 15-го августа 1985-го года, только в присутствии
замдиректора по режиму." Лицо вахтЈра искривилось от ненависти: "Ишь
грамотный какой ... все крючки-закорючки знает! Спасу от вашей нации нет!... --
Эрик молча ждал. -- Тебя как по батюшке-то величать -- Клаасович?" "Вы
будете звать замдиректора, или я могу идти?" Ощерившись, вахтЈр сунул ему
пропуск.
"Следующий!"
Эрик поднялся на 68 ступенек по пыльной боковой лестнице,
прошагал 26 шагов по коридору и отпер дверь комнаты номер 452. Внутри было темно
и душно -- он включил свет и кондиционер. Сел за свой стол у окна (оказавшись к
остальной части комнаты спиной), выложил из кармана черновики и разложил их по
порядку. Позади хлопала дверь, шаркали ноги и звучали утренние приветствия.
Карандаш и резинка лежали там, где были оставлены, -- в правом углу стола.
"Кто будет пить желудин? -- раздался пискливый голос Оли Рюмкиной, --
Поднимите руки ... раз, два, три, четыре ..." Эрик подточил карандаш,
придвинул к себе последний лист вычислений и приписал в самом конце уравнение,
следовавшее из предыдущего уравнения (следовавшего, в свою очередь, из
предыдущего уравнения; следовавшего, в свою очередь, из предыдущего уравнения
...). "А я тебе говорил, что Спартак выиграет! -- голос Коли Хренова
источал жизнеутверждающую силу, -- Не могли они не выиграть при такой ситуации в
турнирной таблице." Эрик приписал ещЈ одно уравнение, но, не
удовлетворившись тем, как написана альфа в первом и третьем членах (хвостик
загнулся), стЈр всЈ резинкой. "А если б Мотовилов на последний минуте
забил? -- возразил Толя Редькин, -- Что бы ты тогда сказал?" Эрик переписал
уравнение наново и стал обдумывать следующую строчку. "Куда ему забить ...
-- отвечал Коля Толе, -- когда у него забивалка такая маленькая! Ха-ха-ха! Пусть
он еЈ маленько поддрочит!... Ха-ха-ха-ха-ха!" Эрик стал каллиграфически
выводить очередную формулу. "Мальчики, не пошлите!" -- кокетливо
сказала армянская красавица Марина, временно носившая девичью фамилию Погосян
(по первому мужу -- Морозова, по второму -- Жарова).
Время шло.


Звонок на обеденный перерыв застал Эрика в конце четвЈртого
листа вычислений. С сожалением вырвавшись из потока мыслей, он встал и вышел из
комнаты. Сбежал бегом по лестнице, отстоял очередь на сдачу пропусков (Иван
Ильич наградил его обжигающим взглядом), торопливо оделся. На улице ярилась
метель, низкое серое небо прижимало город к заснеженным тротуарам. Продуктовый
магазин располагался рядом с институтом, и через три минуты Эрик уже стоял в
очереди в рыбный отдел, притиснутый чьей-то бабушкой к чьей-то жене. Толпы людей
-- прижатых друг к другу, как кильки в банке, и столь же покорных -- одетых в
тяжЈлую, неудобную, тЈмных тонов одежду -- вдыхали сквозь респираторы затхлый
холодный воздух. Под закоптевшим потолком висела угрюмая тишина, нарушаемая лишь
воплями продавщиц -- микрофоны, вделанные в их респираторы, делали голоса
резкими, как крик павлина. Эрик постоял минут пять, потом отпросился у стоявшей
позади бабушки сходить в молочный отдел (плюс литр молока, плюс полкило сыра,
плюс полкило масла, минус четыре молочно-колбасных талона). Вьюга ударяла в
широкие окна пригоршнями нежно-зелЈного снега. Разводы грязи на оконном стекле
переплетались в сложный геометрический узор. Оценив опытным глазом длину
очереди, Эрик успел сбегать за хлебом. И наконец рыба: спинки минтая -- на два
рыбных талона, тушки кальмара -- на три. Помимо даров моря, в рыбном отделе
почему-то продавалось шампанское (три ликЈро-водочных талона) -- что позволяло
сэкономить время на винном магазине. С трудом преодолевая встречное течение
стремящихся внутрь покупателей, Эрик вышел наружу и быстрым шагом направился к
институту. Вдруг он ощутил на затылке чей-то взгляд и обернулся -- раздувая
круглые румяные щЈки, позади торопился давешний толстяк в солнечных очках. С
чувством (почему-то) неприятного удивления, Эрик ускорил шаг.
Он вернулся в институт за шесть минут до официального окончания
перерыва. Разгрузил добычу в стоявший в 452-ой комнате холодильник. Спустился в
кафетерий и встал в очередь. Очередь была коротк