не будете учить меня?
     Ларе уже в продолжение нескольких дней учил Брике  играть  в  теннис.
Она  оказалась  очень  способной  ученицей.  Но  Ларе  знал   тайну   этой
способности больше, чем  сама  Брике:  она  обладала  тренированным  телом
Анжелики, которая была прекрасной теннисисткой. Когда-то  она  сама  учила
Ларе  некоторым  ударам.  И  теперь  Ларе  оставалось  только  привести  в
соответствие уже тренированное тело Гай  с  еще  не  тренированным  мозгом
Брике - закрепить в ее мозгу  привычные  движения  тела.  Иногда  движения
Брике были неуверенные, угловатые. Но часто неожиданно для себя она делала
необычайно ловкие движения. Она, например, чрезвычайно удивила Ларе, когда
стала подавать "резаные мячи", - ее никто не учил этому. А этот  ловкий  и
трудный прием был своего рода гордостью Анжелики.  И,  глядя  на  движения
Брике, Ларе иногда забывал, что играет не с  Анжеликой.  Именно  во  время
игры в теннис у Ларе возникло нежное чувство  к  "возрожденной  Анжелике",
как иногда называл он Брике. Правда,  это  чувство  было  далеко  от  того
обожания и преклонения, которых он был преисполнен к Анжелике.
     Брике стояла возле Ларе, заслонившись ракеткой от заходящего  солнца,
- один из жестов Анжелики.
     - Сегодня мы не будем играть.
     - Как жалко! А я бы не прочь  поиграть,  хотя  у  меня  сильней,  чем
обычно, болит нога, - сказала Брике.
     - Идемте со мной. Мы едем в Париж.
     - Сейчас?
     - Немедленно.
     - Но мне же необходимо хоть переодеться и захватить кое-какие вещи.
     - Хорошо. Даю вам на сборы сорок минут, и ни минуты больше. Мы заедем
за вами в автомобиле. Идите же скорее укладываться.
     "Она  действительно  прихрамывает",  -  подумал  Ларе,  глядя   вслед
удаляющейся Брике.
     По пути в Париж нога у Брике разболелась не на шутку. Брике лежала  в
своем купе и тихо стонала. Ларе успокаивал ее как  умел.  Это  путешествие
еще больше сблизило их. Правда, он ухаживал с такой заботливостью, как ему
казалось, не за Брике, а за Анжеликой Гай. Но Брике относила  заботы  Ларе
целиком к себе. Это внимание очень трогало ее.
     - Вы такой добрый, - сказала она сентиментально. - Там, на  яхте,  вы
напугали  меня.  Но  теперь  я  не  боюсь  вас.  -  И  она  улыбалась  так
очаровательно, что Ларе не мог не улыбнуться в ответ. Эта ответная  улыбка
уже всецело принадлежала голове: ведь улыбалась голова Брике.  Она  делала
успехи, сама не замечая того.
     А  недалеко  от  Парижа  случилось  маленькое  событие,  еще   больше
обрадовавшее Брике и удивившее самого виновника этого  события.  Во  время
особенно сильного приступа боли Брике протянула руку и сказала:
     - Если бы вы знали, как я страдаю...
     Ларе невольно взял протянутую руку и поцеловал ее. Брике  покраснела,
а Ларе смутился.
     "Черт возьми, - думал он, - я, кажется, поцеловал  ее.  Но  ведь  это
была только рука-рука Анжелики. Однако ведь боль чувствует голова, значит,
поцеловав руку, я пожалел голову. Но голова  чувствует  боль  потому,  что
болит нога Анжелики, но боль Анжелики чувствует голова Брике..." Он совсем
запутался и смутился еще больше.
     - Чем вы об®яснили ваш внезапный  от®езд  вашей  подруге?  -  спросил
Ларе, чтобы скорее покончить с неловкостью.
     - Ничем. Она привыкла к моим неожиданным поступкам.  Впрочем,  она  с
мужем тоже скоро приедет в Париж... Я хочу ее  видеть...  Вы,  пожалуйста,
пригласите ее ко мне. - И Брике дала адрес Рыжей Марты.
     Ларе и Артур Доуэль решили  поместить  Брике  в  небольшом  пустующем
доме, принадлежащем отцу Ларе, в конце авеню до Мэн.
     - Рядом с кладбищем! - суеверно воскликнула Брике,  когда  автомобиль
провозил ее мимо кладбища Монпарнас.
     - Значит, долго жить будете, - успокоил ее Ларе.
     - Разве есть такая примета? - спросила суеверная Брике.
     - Вернейшая.
     И Брике успокоилась.
     Больную уложили в  довольно  уютной  комнате  на  огромной  старинной
кровати под балдахином.
     Брике вздохнула, откидываясь на горку подушек.
     - Вам необходимо пригласить врача и сиделку, - сказал Ларе. Но  Брике
решительно возражала. Она боялась, что новые люди донесут на нее.
     С большим  трудом  Ларе  уговорил  ее  показать  ногу  своему  другу,
молодому врачу, и пригласить в сиделки дочь консьержа.
     - Этот консьерж служит у нас двадцать лет. На  него  и  на  его  дочь
вполне можно положиться.
     Приглашенный врач осмотрел  распухшую  и  сильно  покрасневшую  ногу,
предписал делать компрессы,  успокоил  Брике  и  вышел  с  Ларе  в  другую
комнату.
     - Ну, как? - спросил не без волнения Ларе.
     - Пока серьезного ничего нет, но следить надо.  Я  буду  навещать  ее
через день. Больная должна соблюдать абсолютный покой.
     Ларе каждое утро навещал Брике. Однажды  он  тихо  вошел  в  комнату.
Сиделки не было. Брике дремала или лежала с  закрытыми  глазами.  Странное
дело, ее лицо, казалось, все более молодело. Теперь Брике можно было  дать
не более двадцати лет. Черты лица как-то смягчились, стали нежнее.
     Ларе на цыпочках подошел к кровати, нагнулся, долго  смотрел  на  это
лицо и... вдруг нежно поцеловал в лоб. На этот раз Ларе  не  анализировал,
целует ли он "останки" Анжелики, голову Брике или всю Брике.
     Брике медленно подняла веки и  посмотрела  на  Ларе,  бледная  улыбка
мелькнула на ее губах.
     - Как вы себя чувствуете? - спросил Ларе. - Я не разбудил вас?
     - Нет, я не спала. Благодарю вас, я чувствую себя хорошо. Если бы  не
эта боль...
     - Доктор говорит, что ничего серьезного. Лежите спокойно, и скоро  вы
поправитесь...
     Вошла сиделка. Ларе кивнул  головой  и  вышел.  Брике  проводила  его
нежным взглядом.  В  жизнь  ее  вошло  что-то  новое.  Она  хотела  скорее
поправиться.  Кабаре,  танцы,  шансонетки,   веселые   пьяные   посетители
"Ша-нуар" - все это ушло куда-то далеко, потеряло смысл и цену.  В  сердце
ее рождались новые мечты о счастье. Быть может,  это  было  самое  большое
чудо "перевоплощения", о котором не подозревала она сама, не подозревал  и
Ларе! Чистое, девственное тело Анжелики Гай  не  только  омолодило  голову
Брике,  но  и  изменило  ход  ее  мыслей.  Развязная  певица   из   кабаре
превращалась в скромную девушку.



        ЖЕРТВА КЕРНА


     В то время как Ларе был всецело  поглощен  заботами  о  Брике,  Артур
Доуэль собирал сведения  о  доме  Керна.  От  времени  до  времени  друзья
совещались с Брике, которая сообщила им все, что знала  о  доме  и  людях,
населявших его.
     Артур  Доуэль  решил   действовать   очень   осторожно.   С   момента
исчезновения Брике Керн должен быть настороже. Застать его  врасплох  едва
ли удастся. Необходимо вести дело так, чтобы до последнего момента Керн не
подозревал, что на него уже ведется атака.
     - Мы будем действовать как можно хитрей, - сказал он Ларе.  -  Прежде
всего нужно узнать, где живет мадемуазель Лоран.  Если  она  не  заодно  с
Керном, то во многом нам поможет, - гораздо больше, чем Брике.
     Разузнать адрес Лоран не представляло большого труда. Но когда Доуэль
посетил квартиру, его ждало разочарование. Вместо Лоран он  застал  только
ее   мать,   чистенько   одетую   благообразную   старушку,   заплаканную,
недоверчивую, убитую горем.
     - Могу я видеть мадемуазель Лоран? - спросил он.
     Старуха с недоумением посмотрела на него:
     - Мою дочь? Разве вы ее знаете?.. А с кем я  имею  честь  говорить  и
зачем вам нужна моя дочь?
     - Если разрешите...
     - Прошу вас. - И мать Лоран впустила посетителя в маленькую гостиную,
уставленную мягкой старинной мебелью в белых чехлах с кружевными накидками
на спинках. На стене большой  портрет.  "Интересная  девушка",  -  подумал
Артур.
     - Моя фамилия Радье, - сказал он.  -  Я  медик  из  провинции,  вчера
только приехал из  Тулона.  Когда-то  я  был  знаком  с  одной  из  подруг
мадемуазель Лоран  по  университету.  Уже  здесь,  в  Париже,  я  случайно
встретил эту подругу и узнал от нее,  что  мадемуазель  Лоран  работает  у
профессора Керна.
     - А как фамилия университетской подруги моей дочери?
     - Фамилия? Риш!
     - Риш! Риш!.. Не слыхала такой,  -  заметила  Лоран  и  уже  с  явным
недоверием спросила: - А вы не от Керна?
     - Нет, я не от Керна, - с улыбкой ответил Артур. - Но очень хотел  бы
познакомиться с ним. Дело в том, что он работает в той области, которой  я
очень интересуюсь. Мне известно, что ряд опытов, и  самых  интересных,  он
производит на дому. Но он очень  замкнутый  человек  и  никого  не  желает
пускать в свое святая святых.
     Старушка Лоран решила, что это похоже на правду: поступив на работу к
профессору Керну, дочь говорила, что он живет очень замкнуто и  никого  не
принимает. "Чем же он занимается?" - спросила  она  у  дочери  и  получила
неопределенный ответ: "Всякими научными опытами".
     - И вот, - продолжал  Доуэль,  -  я  решил  познакомиться  сначала  с
мадемуазель Лоран и посоветоваться с нею, как мне вернее достигнуть  цели.
Она могла бы подготовить почву, предварительно  поговорить  с  профессором
Керном, познакомить меня с ним и ввести в дом.
     Вид молодого человека располагал к доверию, но все, что было  связано
с именем Керна,  возбуждало  в  душе  мадам  Лоран  такое  беспокойство  и
тревогу, что она не знала, как вести дальше разговор. Она тяжело вздохнула
и, сдерживая себя, чтобы не заплакать, сказала:
     - Моей дочери нет дома. Она в больнице.
     - В больнице? В какой больнице?
     Мадам Лоран не стерпела. Она слишком долго оставалась одна  со  своим
горем и теперь, забыв о всякой осторожности, рассказала своему гостю  все:
как ее дочь неожиданно прислала письмо о том,  что  работа  заставляет  ее
остаться некоторое время в доме Керна для  ухода  за  тяжелобольными;  как
она, мать, делала бесплодные попытки повидаться с дочерью  в  доме  Керна;
как волновалась; как, наконец  Керн  сообщил  ей,  что  ее  дочь  заболела
нервным расстройством и отвезена в больницу для душевнобольных.
     - Я ненавижу этого Керна, - говорила старушка, вытирая платком слезы.
- Это он довел мою дочь до сумасшествия. Я не знаю, что она видела в  доме
Керна и чем занималась, - об этом она даже мне не говорила, -  но  я  знаю
одно,  что  как  только  Мари  поступила  на  эту  работу,  так  и  начала
нервничать. Я не узнавала ее. Она приходила  бледная,  взволнованная,  она
лишилась аппетита и сна. По ночам ее  душили  кошмары.  Она  вскакивала  и
говорила сквозь  сон,  что  голова  какого-то  профессора  Доуэля  и  Керн
преследуют ее... Керн присылает мне по почте  заработанную  плату  дочери,
довольно значительную сумму, присылает до сих пор. Но я  не  прикасаюсь  к
деньгам. Здоровья не приобретешь ни за какие деньги... Я потеряла  дочь...
- И старушка залилась слезами.
     "Нет, в этом доме не может быть сообщников Керна",  -  подумал  Артур
Доуэль. Он решил больше не скрывать истинной цели своего прихода.
     - Сударыня, - сказал он, - я теперь откровенно признаюсь, что имею не
меньше оснований ненавидеть Керна. Мне нужна была ваша дочь, чтобы  свести
с Керном кое-какие счеты и... обнаружить его преступления.
     Мадам Лоран вскрикнула.
     - О, не беспокойтесь, ваша дочь не замешана в этих преступлениях.
     - Моя дочь скорее умрет, чем совершит преступление, - гордо  ответила
Лоран.
     - Я хотел воспользоваться услугами мадемуазель Лоран, но теперь вижу,
что ей самой необходимо оказать услугу. Я имею основания предполагать, что
ваша дочь не сошла с  ума,  а  заключена  в  сумасшедший  дом  профессором
Керном.
     - Но почему? За что?
     -  Именно  потому,  что  ваша  дочь  скорее   умрет,   чем   совершит
преступление, как изволили вы  сказать.  Очевидно,  она  была  опасна  для
Керна.
     - Но о каких преступлениях вы говорите?
     Артур Доуэль еще недостаточно знал Лоран и  опасался  ее  старушечьей
болтливости, а потому решил не раскрывать всего.
     - Керн делал незаконные  операции.  Будьте  добры  сказать,  в  какую
больницу отправлена Керном ваша дочь?
     Взволнованная Лоран едва собралась с силами, чтобы продолжать  связно
говорить. Прерывая свои слова рыданиями, она ответила:
     - Керн долго не хотел мне этого сообщить. К себе в дом он  не  пускал
меня. Приходилось  писать  ему  письма.  Он  отвечал  уклончиво,  старался
успокоить меня и уверить, что моя дочь поправляется и  скоро  вернется  ко
мне. Когда мое терпение истощилось, я написала ему,  что  напишу  на  него
жалобу, если он сейчас же не ответит, где моя дочь.  И  тогда  он  сообщил
адрес больницы. Она находится  в  окрестностях  Парижа,  в  Ско.  Больница
принадлежит частному врачу Равино. Ох, я ездила  туда!  Но  меня  даже  не
пустили во двор. Это настоящая тюрьма, обнесенная  каменной  стеной...  "У
нас такие порядки, - ответил мне привратник, - что  родных  мы  никого  не
пускаем, хотя бы и родную мать". Я вызвала дежурного врача, но он  ответил
мне то же. "Сударыня, - сказал  он,  -  посещение  родственниками  больных
всегда волнует и ухудшает их душевное состояние. Могу вам только сообщить,
что вашей дочери лучше". И он захлопнул передо мной ворота.
     - Я все же постараюсь повидаться с вашей  дочерью.  Может  быть,  мне
удастся и освободить ее.
     Артур тщательно записал адрес и откланялся.
     - Я сделаю все, что  только  будет  возможно.  Поверьте  мне,  что  я
заинтересован в этом так же, как  если  бы  мадемуазель  Лоран  была  моей
сестрой.
     И, напутствуемый всяческими советами и  добрыми  пожеланиями,  Доуэль
вышел из комнаты.
     Артур решил немедленно повидаться с Ларе, его друг целые дни проводил
с Брике,  и  Доуэль  направился  на  авеню  дю  Мен.  Возле  домика  стоял
автомобиль Ларе.
     Доуэль быстро поднялся на второй этаж и вошел в гостиную.
     - Артур, какое несчастье, - встретил его  Ларе.  Он  был  чрезвычайно
расстроен, метался по комнате и ерошил свои черные курчавые волосы.
     - В чем дело. Ларе?
     - О!.. - простонал его друг. - Она бежала...
     - Кто?
     - Мадемуазель Брике, конечно!
     - Бежала? Но почему? Говорите же, наконец, толком!
     Но нелегко было  заставить  Ларе  говорить.  Он  продолжал  метаться,
вздыхать, стонать и  охать.  Прошло  не  менее  десяти  минут,  пока  Ларе
заговорил:
     - Вчера мадемуазель Брике с утра жаловалась на усиливающиеся  боли  в
ноге. Нога очень опухла и посинела. Я вызвал врача.  Он  осмотрел  ногу  и
сказал, что положение  резко  ухудшилось.  Началась  гангрена.  Необходима
операция. Врач не брался оперировать на дому и  настаивал  на  том,  чтобы
больную немедленно перевезли в больницу. Но мадемуазель Брике ни за что не
соглашалась. Она боялась, что в больнице обратят внимание на шрамы  на  ее
шее.  Она  плакала  и  говорила,  что  должна  вернуться  к  Керну.   Керн
предупреждал  ее,  что  ей  необходимо  остаться   у   него   до   полного
"выздоровления". Она не послушалась его и теперь жестоко наказана.  И  она
верит Керну как хирургу. "Если он сумел воскресить меня из мертвых и  дать
новое тело, то может вылечить и мою ногу. Для него это  пустяк".  Все  мои
уговоры не приводили ни к чему. Я не хотел отпускать ее к Керну. И я решил
применить хитрость. Я сказал, что сам отправлю  ее  к  Керну,  предполагая
перевезти в больницу. Но мне необходимо было принять меры  к  тому,  чтобы
тайна "воскрешения" Брике в самом деле не раскрылась ранее времени, - я не
забывал о вас, Артур. И я уехал на час, не  более,  чтобы  сговориться  со
знакомыми врачами. Я хотел перехитрить Брике, но она  перехитрила  меня  и
сиделку. Когда я приехал, ее уже не было. Все, что от нее осталось, -  вот
эта записка, лежавшая на столике возле ее кровати. Вот,  посмотрите.  -  И
Ларе подал  Артуру  листок  бумаги,  на  котором  карандашом  наспех  было
написано несколько слов:
     "Ларе, простите меня, я не  могу  поступить  иначе.  Я  возвращусь  к
Керну. Не навещайте меня. Керн поставит меня на ноги, как уже  сделал  это
раз. До скорого свидания, - эта мысль утешает меня".
     - Даже подписи нет.
     - Обратите внимание, - сказал Ларе, - на почерк. Это почерк Анжелики,
хотя несколько измененный. Так могла бы написать  Анжелика,  если  бы  она
писала в сумерки или у нее болела рука: более крупно, более размашисто.
     - Но все-таки как это произошло? Как она могла бежать?
     - Увы, она бежала от Керна, чтобы теперь  бежать  от  меня  к  Керну.
Когда я приехал сюда и  увидел,  что  клетка  опустела,  я  едва  не  убил
сиделку. Но она об®яснила, что сама была введена в заблуждение.  Брике,  с
трудом поднявшись, подошла к телефону и вызвала меня. Это  была  хитрость.
Меня она не вызывала. Поговорив по телефону, Брике заявила сиделке, что  я
как будто все устроил и прошу ее немедленно  ехать  в  больницу.  И  Брике
попросила сиделку вызвать автомобиль, затем  с  ее  помощью  добралась  до
автомобиля и укатила, отказавшись от услуг сиделки. "Это недалеко,  а  там
меня снимут санитары", - сказала она. И сиделка была в полной уверенности,
что все делается по моему распоряжению и с моего ведома.  Артур!  -  вдруг
крикнул Ларе, вновь приходя в волнение. - Я еду к Керну немедленно.  Я  не
могу ее оставить там. Я уже вызвал по телефону  мой  автомобиль.  Едем  со
мною, Артур!
     Артур прошелся по комнате.  Какое  неожиданное  осложнение!  Положим,
Брике уже сообщила все, что знала о доме Керна. Но все же ее  советы  были
бы необходимы в дальнейшем, не говоря о том, что она сама являлась  уликой
против Керна. И этот обезумевший Ларе. Теперь он плохой помощник.
     - Послушайте, мой  друг,  -  сказал  Артур,  опустив  руки  на  плечи
художника. - Сейчас больше чем когда-либо нам необходимо крепко взять себя
в руки и воздержаться от опрометчивых поступков.  Дело  сделано.  Брике  у
Керна. Следует ли нам тревожить прежде времени зверя в его берлоге? Как вы
полагаете, расскажет ли Брике Керну обо всем, что произошло с  нею  с  тех
пор, как она бежала от него, о нашем знакомстве с нею  и  о  том,  что  мы
многое узнали о Керне?
     - Могу поручиться, что она ничего  не  скажет,  -  убежденно  ответил
Ларе. - Она дала мне слово там, на яхте,  и  неоднократно  повторяла,  что
сохранит тайну. Теперь она выполнит это не только под влиянием страха,  но
и... по другим мотивам.
     Артуру были понятны эти  мотивы.  Он  уже  давно  заметил,  что  Ларе
проявлял все большее внимание к Брике.
     "Несчастный романтик, - подумал Доуэль, - везет  ему  на  трагическую
любовь. На этот раз он теряет не только Анжелику, но и вновь зарождающуюся
любовь. Однако еще не все потеряно".
     - Будьте терпеливы. Ларе, - сказал он. - Наши цели сходятся. Соединим
наши усилия и будем вести осторожную игру. У нас  два  пути:  или  нанести
Керну немедленный удар, или же постараться сначала окольными путями узнать
о судьбе головы моего отца и о Брике. После  того  как  Брике  убежала  от
него, Керн должен держаться настороже. Если он  еще  не  уничтожил  голову
моего отца, то, вероятно, хорошо скрыл ее. Уничтожить же  голову  можно  в
несколько минут. Если только полиция начнет  стучаться  в  его  дверь,  он
уничтожит все следы преступления прежде, чем откроет дверь. И мы ничего не
найдем. Не забудьте. Ларе,  что  Брике  тоже  "следы  преступления".  Керн
совершал незаконные  операции.  Мало  этого:  он  незаконно  похитил  тело
Анжелики. А Керн-человек,  который  не  остановится  ни  перед  чем.  Ведь
осмелился же он тайно от всех оживить голову моего отца. Я знаю, что  отец
разрешил в завещании анатомировать его тело, но я никогда не слыхал, чтобы
он соглашался на опыт с оживлением своей головы. Почему Керн  скрывает  от
всех, даже от меня, существование головы? Для чего она нужна  ему?  И  для
чего нужна ему Брике? Быть может, он занимается вивисекцией над  людьми  и
Брике для него сыграла роль кролика?
     - Тем более ее надо скорее спасти, - горячо возразил Ларе.
     - Да, спаст