ивалась от окна к двери. Из  коридора  послышались
крадущиеся шаги. У нее забилось сердце. Забилось и замерло, -  она  узнала
шаги дежурной сиделки,  которая  подходила  к  двери,  чтобы  заглянуть  в
волчок. Двухсотсвечовая лампа не гасла в комнате всю ночь.  "Это  помогает
бессоннице", - решил доктор Равино. Лоран поспешно, не раздеваясь, легла в
кровать, прикрывшись одеялом и притворилась  спящей.  И  с  ней  случилось
необычное: она, не спавшая  в  продолжение  многих  ночей,  сразу  уснула,
утомленная до последней степени всем пережитым. Она спала всего  несколько
минут, но ей показалось, что прошла целая  ночь.  Испуганно  вскочив,  она
подбежала к двери и вдруг столкнулась с входящим Артуром  Доуэлем.  Он  не
обманул. Она едва удержалась, чтобы не вскрикнуть.
     - Скорей, - шептал он. - Сиделка в западном коридоре. Идем.
     Он схватил ее за руку и осторожно повел за собой. Их шаги заглушались
стонами и криками больных,  страдающих  бессонницей.  Бесконечный  коридор
кончился. Вот, наконец, и выход из дома.
     - В парке дежурят сторожа, но мы прокрадемся  мимо  них...  -  быстро
шептал Доуэль, увлекая Лоран в глубину парка.
     - Но собаки...
     - Я все время кормил их остатками от обеда, и они знают меня. Я здесь
уже несколько дней, но избегал вас, чтобы не навлечь подозрения.
     Парк тонул во мраке. Но у каменной стены на некотором расстоянии друг
от друга, как вокруг тюрьмы, были расставлены горящие фонари.
     - Вот там есть заросли... Туда.
     Внезапно Доуэль лег на траву и дернул за руку Лоран. Она  последовала
его примеру. Один из сторожей близко прошел мимо  беглецов.  Когда  сторож
удалился, они начали пробираться к стене.
     Где-то заворчала собака, подбежала к ним и завиляла  хвостом,  увидев
Доуэля. Он бросил ей кусок хлеба.
     - Вот видите, - прошептал Артур, - самое главное сделано. Теперь  нам
осталось перебраться через стену. Я помогу вам.
     - А вы? - спросила с тревогой Лоран.
     - Не беспокойтесь, я за вами, - ответил Доуэль.
     - Но что же я буду делать за стеной?
     - Там нас ждут мои друзья. Все приготовлено. Ну, прошу  вас,  немного
гимнастики.
     Доуэль прислонился к стене и одной рукой помог  Лоран  взобраться  на
гребень.
     Но в этот момент  один  из  сторожей  увидел  ее  и  поднял  тревогу.
Внезапно весь сад осветился фонарями. Сторожа, сзывая друг друга и  собак,
приближались к беглецам.
     - Прыгайте! - приказал Доуэль.
     - А вы? - испуганно воскликнула Лоран.
     - Да прыгайте же! - уже закричал он, и Лоран  прыгнула.  Чьи-то  руки
подхватили ее.
     Артур Доуэль подпрыгнул,  уцепился  руками  за  верх  стены  и  начал
подтягиваться. Но два санитара схватили его за ноги. Доуэль был так силен,
что почти приподнял их на мускулах рук. Однако  рука  соскользнули,  и  он
упал вниз, подмяв под себя санитаров.
     За стеной послышался шум заведенного автомобильного  мотора.  Друзья,
очевидно, ожидали Доуэля.
     - Уезжайте скорее. Полный ход! - крикнул он, борясь с санитарами.
     Автомобиль ответно прогудел, и слышно было, как он умчался.
     -  Пустите  меня,  я   сам   пойду,   -   сказал   Доуэль,   перестав
сопротивляться.
     Однако санитары не отпустили его. Крепко сжав ему руки, они вели  его
к дому. У дверей стоял доктор Равино в халате, попыхивая папироской.
     - В изоляционную камеру. Смирительную рубашку! - сказал он санитарам.
     Доуэля привели в небольшую комнату без окон, все стены и пол  которой
были обиты матрацами. Сюда помещали во  время  припадков  буйных  больных.
Санитары бросили Доуэля на пол. Вслед за ними в камеру  вошел  Равино.  Он
уже не курил. С руками, заложенными в карманы халата,  он  наклонился  над
Доуэлем и начал рассматривать его в упор своими круглыми  глазами.  Доуэль
выдержал этот взгляд. Потом Равино кивнул головой санитарам, и они вышли.
     - Вы неплохой симулянт, - обратился Равино к Доуэлю, - но меня трудно
обмануть. Я разгадал вас в первый же день вашего появления здесь и  следил
за вами, но, признаюсь, не угадал  ваших  намерений.  Вы  и  Лоран  дорого
поплатитесь за эту проделку.
     - Не дороже, чем вы, - ответил Доуэль.
     Равино зашевелил своими тараканьими усами:
     - Угроза?
     - На угрозу, - лаконически бросил Доуэль.
     - Со мною трудно бороться, -  сказал  Равино.  -  Я  ломал  не  таких
молокососов, как вы. Жаловаться властям? Не поможет, мой друг.  Притом  вы
можете исчезнуть прежде, чем нагрянут власти. От вас не  останется  следа.
Кстати, как ваша настоящая фамилия? Дюбарри - ведь это выдумка.
     - Артур Доуэль, сын профессора Доуэля.
     Равино был явно удивлен.
     - Очень приятно познакомиться, - сказал он, желая скрыть за насмешкой
свое смущение. - Я имел честь быть знакомым с вашим почтенным папашей.
     - Благодарите бога, что у меня связаны  руки,  -  отвечал  Доуэль,  -
иначе вам плохо пришлось бы. И не смейте упоминать о моем отце... негодяй!
     - Очень благодарю бога за то, что вы крепко связаны  и  надолго,  мой
дорогой гость!
     Равино круто повернулся и вышел. Звонко щелкнул замок. Доуэль остался
один.
     Он не очень беспокоился о себе. Друзья не оставят  его  и  вырвут  из
этой темницы. Но все же он сознавал  опасность  своего  положения.  Равино
должен был прекрасно понимать, что от исхода борьбы между  ним  и  Доуэлем
может зависеть  судьба  всего  его  предприятия.  Недаром  Равино  оборвал
разговор и неожиданно ушел из камеры. Хороший психолог, он сразу разгадал,
с кем имеет дело, и даже не пытался применять свои инквизиторские таланты.
С Артуром Доуэлем приходилось  бороться  не  психологией,  не  словами,  а
только решительными действиями.



        МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ


     Артур ослабил узлы, связывавшие его. Это  ему  удалось,  потому  что,
когда его связывали смирительной рубашкой, он  умышленно  напружинил  свои
мышцы. Медленно начал  он  освобождаться  из  своих  пеленок.  Но  за  ним
следили. И едва он  сделал  попытку  вынуть  руку,  замок  щелкнул,  дверь
открылась, вошли два санитара и перевязали его заново, на этот раз наложив
поверх  смирительной  рубашки  еще  несколько   ремней.   Санитары   грубо
обращались  с  ним  и  угрожали  побить,  если   он   возобновит   попытки
освободиться. Доуэль не отвечал. Туго перевязав его, санитары ушли.
     Так как  в  камере  окон  не  было  и  освещалась  она  электрической
лампочкой на потолке, Доуэль не знал, наступило  ли  утро.  Часы  тянулись
медленно. Равино пока ничего не предпринимал и не являлся. Доуэлю хотелось
пить. Скоро он почувствовал приступы голода. Но  никто  не  входил  в  его
камеру и не приносил еды и питья.
     "Неужели он хочет уморить меня  голодом?"  -  подумал  Доуэль.  Голод
мучил его все больше, но он не просил есть. Если Равино решил уморить  его
голодом, то незачем унижать себя просьбой.
     Доуэль не знал, что  Равино  испытывает  силу  его  характера.  И,  к
неудовольствию Равино, Доуэль выдержал этот экзамен.
     Несмотря на голод и жажду, Доуэль, долгое время  проведший  без  сна,
незаметно для себя уснул. Он спал безмятежно и крепко, не подозревая,  что
этим самым доставит Равино новую неприятность. Ни  яркий  свет  лампы,  ни
музыкальные  эксперименты  Равино  не  производили  на   Доуэля   никакого
впечатления. Тогда Равино прибегнул к более сильным средствам воздействия,
которые он применял к крепким натурам. В соседней комнате санитары  начали
бить  деревянными  молотами  по  железным  листам  и  трещать  на   особых
трещотках. При этом адском грохоте обычно просыпались самые крепкие люди и
в ужасе  осматривались  по  сторонам.  Но  Доуэль,  очевидно,  был  крепче
крепких. Он спал  как  младенец.  Этот  необычайный  случай  поразил  даже
Равино.
     "Поразительно, - удивлялся Равино, - и ведь этот человек  знает,  что
жизнь его висит на волоске. Его не разбудят и трубы архангелов".
     - Довольно! - крикнул он санитарам, и адская музыка прекратилась.
     Равино не знал, что  невероятный  грохот  пробудил  Доуэля.  Но,  как
человек большой воли, он овладел собой при первых проблесках сознания и ни
одним вздохом, ни одним движением не обнаружил, что он уже не спит.
     "Доуэля можно уничтожить  только  физически"  -  таков  был  приговор
Равино.
     А Доуэль, когда  грохот  прекратился,  вновь  уснул  по-настоящему  и
проспал до вечера. Проснулся он свежим и бодрым. Голод  уже  меньше  мучил
его. Он лежал с открытыми глазами и, улыбаясь, смотрел  на  волчок  двери.
Там виднелся чей-то круглый глаз, внимательно наблюдавший за ним.
     Артур, чтобы подразнить своего врага, начал напевать веселую песенку.
Это было слишком даже для Равино. Первый раз в жизни он почувствовал,  что
не в состоянии овладеть чужой волей. Связанный, беспомощно лежащий на полу
человек издевался над ним. За  дверью  раздалось  какое-то  шипение.  Глаз
исчез.
     Доуэль продолжал  петь  все  громче,  но  вдруг  поперхнулся.  Что-то
раздражало его горло. Доуэль потянул носом и почувствовал запах. В горле и
носоглотке щекотало, скоро присоединилась к этому режущая боль  в  глазах.
Запах усиливался.
     Доуэль похолодел. Он понял,  что  настал  его  смертный  час.  Равино
отравил его хлором. Доуэль знал, что он  не  в  силах  вырваться  из  туго
связывавших его ремней и смирительной рубашки.  Но  в  этот  раз  инстинкт
самосохранения был сильнее доводов разума. Доуэль начал делать невероятные
попытки освободиться. Он извивался  всем  телом,  как  червяк,  выгибался,
скручивался, катался от стены к стене. Но он не кричал, не молил о помощи,
он молчал, крепко стиснув  зубы.  Омраченное  сознание  уже  не  управляло
телом, и оно защищалось инстинктивно.
     Затем свет погас, и Доуэль словно куда-то провалился. Очнулся  он  от
свежего ветра, который трепал его  волосы.  Необычайным  усилием  воли  он
постарался  раскрыть  глаза:  на  мгновение  перед  ним  мелькнуло  чье-то
знакомое лицо, как будто Ларе, но в полицейском костюме.  До  слуха  дошел
шум автомобильного мотора. Голова трещала от боли. "Бред,  но  я,  значит,
еще жив", - подумал Доуэль. Веки его опять сомкнулись, но тотчас открылись
вновь. В глаза больно  ударил  дневной  свет.  Артур  прищурился  и  вдруг
услышал женский голос:
     - Как вы себя чувствуете?
     По воспаленным векам Доуэля провели влажным куском ваты. Окончательно
открыв глаза, Артур увидел склонившуюся над ним Лоран. Он улыбнулся ей  и,
осмотревшись, увидел, что лежит в той самой  спальне,  в  которой  некогда
лежала Брике.
     - Значит, я не умер? - тихо спросил Доуэль.
     - К счастью, не умерли, но вы были на волоске от  смерти,  -  сказала
Лоран.
     В соседней комнате послышались быстрые шаги, и Артур увидел Ларе.  Он
размахивал руками и кричал:
     - Слышу разговор! Значит, ожил.  Здравствуйте,  мой  друг!  Как  себя
чувствуете?
     - Благодарю вас, - ответил  Доуэль  и,  почувствовав  боль  в  груди,
сказал: - Голова болит... и грудь...
     - Много не говорите, - предупредил  его  Ларе,  -  вам  вредно.  Этот
висельник Равино едва не отравил вас газом, как крысу в трюме корабля. Но,
Доуэль, как мы великолепно провели его!
     И Ларе начал смеяться так, что Лоран посмотрела на него с  укоризной,
опасаясь, как бы его слишком шумная радость не потревожила больного.
     - Не буду, не буду, - ответил  он,  поймав  ее  взгляд.  -  Я  сейчас
расскажу вам все по порядку. Похитив мадемуазель Лоран и немного подождав,
мы поняли, что вам не удалось последовать за нею...
     - Вы... слышали мой крик? - спросил Артур.
     - Слышали. Молчите! И поспешили укатить,  прежде  чем  Равино  вышлет
погоню. Возня с вами задержала его свору, и  этим  вы  очень  помогли  нам
скрыться незамеченными. Мы прекрасно знали, что вам там  не  поздоровится.
Игра в открытую. Мы, то есть я и Шауб, хотели возможно скорее прийти к вам
на помощь. Однако необходимо было сначала устроить мадемуазель Лоран, а уж
затем придумать и привести в исполнение план вашего  спасения.  Ведь  ваше
пленение было непредвиденным... Теперь и нам надо было во  что  бы  то  ни
стало проникнуть за каменную ограду, а это,  вы  сами  знаете,  не  легкое
дело. Тогда мы решили поступить так: я и  Шауб  достали  себе  полицейские
костюмы, под®ехали на автомобиле и заявили, что мы явились для санитарного
осмотра. Шауб изобразил даже мандат со всеми печатями. На наше счастье,  у
ворот  стоял  не  постоянный  привратник,  а  простой  санитар,   который,
очевидно, не был знаком с инструкцией Равино, требовавшей при впуске  кого
бы то ни было предварительно созвониться с ним  по  телефону.  Мы  держали
себя на высоте положения и...
     - Значит, это был не бред... - перебил  Артур.  -  Я  вспоминаю,  что
видел вас в форме полицейского и слышал шум автомобиля.
     - Да, да, на автомобиле вас обдул свежий ветер, и вы пришли  в  себя,
но потом впали в беспамятство. Так слушайте  дальше.  Санитар  открыл  нам
ворота, мы вошли. Остальное сделать было нетрудно, хотя и  не  так  легко,
как мы предполагали. Я потребовал, чтобы нас провели в кабинет Равино.  Но
второй санитар, к которому мы обратились, был, очевидно, опытный  человек.
Он подозрительно оглядел нас, сказал, что доложит, и вошел  в  дом.  Через
несколько минут к нам вышел какой-то горбоносый человек в белом халате,  с
черепаховыми очками на носу...
     - Ассистент Равино, доктор Буш.
     Ларе кивнул головою и продолжал:
     - Он об®явил нам, что доктор Равино занят и что мы можем переговорить
с ним, Бушем. Я настаивал на том, что нам необходимо видеть самого Равино.
Буш повторял, что сейчас  это  невозможно,  так  как  Равино  находится  у
тяжелобольного. Тогда Шауб, не долго думая, взял Буша за руку вот  так,  -
Ларе правой рукой взял за запястье своей левой  руки,  -  и  повернул  вот
этак. Буш вскрикнул от боли, а мы прошли мимо него и  вошли  в  дом.  Черт
возьми, мы не знали, где находится Равино, и были в  большом  затруднении.
По счастью, он сам в это время шел по  коридору.  Я  узнал  его,  так  как
виделся с ним, когда привозил вас в качестве моего душевнобольного  друга.
"Что вам угодно?" - резко спросил Равино. Мы поняли, что нам нечего больше
разыгрывать комедию, и, приблизившись к Равино, быстро вынули револьверы и
направили их ему в лоб. Но в это время носатый Буш, - кто бы  мог  ожидать
от этой развалины такой прыти! - ударил по руке Шауба, причем так сильно и
неожиданно, что выбил револьвер,  а  Равино  схватил  меня  за  руку.  Тут
началась потеха, о которой, пожалуй, трудно и рассказать связно. На помощь
к Равино и Бушу уже бежали со всех сторон санитары. Их было много, и  они,
конечно, быстро справились бы с нами. Но, на наше счастье, многих  смутила
полицейская форма. Они знали о тяжелом наказании за сопротивление полиции,
а  тем  более,  если  оно  сопряжено  с  насильственными  действиями   над
представителями власти. Как Равино ни кричал, что наши полицейские костюмы
- маскарад, большинство санитаров предпочитало роль наблюдателей, и только
немногие  осмелились  положить  руки  на  священный   и   неприкосновенный
полицейский  мундир.  Вторым  нашим  козырем  было  огнестрельное  оружие,
которого не было у санитаров. Ну и, пожалуй, не меньшим козырем была  наша
сила, ловкость и отчаянность. Это и уравняло силы. Один санитар  насел  на
Шауба, наклонившегося, чтобы  поднять  упавший  револьвер.  Шауб  оказался
большим мастером по части всяческих приемов борьбы.  Он  стряхнул  с  себя
врага и, нанося ловкие удары, отбросил ногою  револьвер,  за  которым  уже
протянулась чья-то рука. Надо отдать  ему  справедливость,  он  боролся  с
чрезвычайным хладнокровием и самообладанием. На моих плечах  тоже  повисли
два санитара. И неизвестно, чем окончилось бы  это  сражение,  если  б  не
Шауб. Он оказался молодцом. Ему  удалось-таки  поднять  револьвер,  и,  не
долго думая, он пустил его в ход. Несколько выстрелов сразу  охладили  пыл
санитаров.  После  того  как  один  из  них  заорал,  хватаясь   за   свое
окровавленное плечо, остальные мигом ретировались. Но Равино не  сдавался.
Несмотря на то что  мы  приставили  к  обоим  его  вискам  револьверы,  он
крикнул: "У меня тоже найдется оружие. Я прикажу своим  людям  стрелять  в
вас, если вы сейчас не уйдете  отсюда!"  Тогда  Шауб,  не  говоря  лишнего
слова, стал выворачивать Равино руку. Этот прием вызывает такую чертовскую
боль, что даже здоровенные  бандиты  ревут,  как  бегемоты,  и  становятся
кроткими и послушными. У Равино кости хрустели, на глазах появились слезы,
но он все еще не сдавался. "Что же вы смотрите? -  кричал  он  стоявшим  в
отдалении санитарам. - К оружию!" Несколько санитаров побежали,  вероятно,
за оружием, другие снова подступили к нам. Я отвел на мгновение  револьвер
от головы Равино и сделал пару выстрелов.  Слуги  опять  окаменели,  кроме
одного, который упал на пол с глухим стоном...
     Ларе передохнул и продолжал:
     - Да, горячее было дело.  Нестерпимая  боль  все  более  обессиливала
Равино, а Шауб продолжал выкручивать его руку. Наконец Равино, корчась  от
боли, прохрипел: "Чего вы хотите?" - "Немедленной выдачи Артура Доуэля", -
сказал я. "Разумеется, - скрипнув зубами, ответил Равино, - я  узнал  ваше
лицо. Да отпустите же руку, черт возьми! Я проведу  вас  к  нему..."  Шауб
отпустил руку ровно настолько, чтобы привести его в  себя:  он  уже  терял
сознание. Равино провел нас к камере,  в  которой  вы  были  заключены,  и
указал глазами на ключ. Я отпер двери и вошел  в  камеру  в  сопровождении
Равино и Шауба. Глазам нашим представилось невеселое зрелище:  спеленатый,
как   младенец,   вы   корчились   в    последних    судорогах,    подобно
полураздавленному червю. В камере стоял удушливый запах хлора. Шауб, чтобы
не возиться больше с Равино, нанес ему легонький удар снизу в челюсть,  от
которого доктор покатился на пол, как куль. Мы сами,  задыхаясь,  вытащили
вас из камеры и захлопнули дверь.
     - А Равино? Он...
     - Если задохнется, то беда не велика, решили мы.  Но  его,  вероятно,
освободили и привели в чувство после нашего ухода... Выбрались мы из этого
осиного гнезда довольно благополучно, если не считать,  что  нам  пришлось
расстрелять оставшиеся патроны в собак... И вот вы здесь.
     - Долго я пролежал без сознания?
     - Десять часов. Врач только недавно ушел, когда ваш пульс  и  дыхание
восстановились и он убедился, что вы вне опасности.  Да,  дорогой  мой,  -
потирая руки, продолжал Ларе, - предстоят громкие процессы.  Равино  сядет
на скамью подсудимых вместе с профессором Керном. Я этого дела не оставлю.
     - Но прежде надо найти - живую или мертвую -  голову  моего  отца,  -
тихо произнес Артур.



        ОПЯТЬ БЕЗ ТЕЛА


     Профессор Керн был так обрадован неожиданным возвращением Брике,  что
даже забыл побранить ее. Впрочем, было и не до того. Джону пришлось внести
Брике на руках, причем она стонала от боли.
     - Доктор, простите  меня,  -  сказала  она,  увидав  Керна.  -  Я  не
послушалась вас...
     - И сами себя наказали, -  ответил  Керн,  помогая  Джону  укладывать
беглянку на кровать.
     - Боже, я не сняла даже пальто.
     - Позвольте, я помогу вам сделать это.
     Керн начал осторожно снимать с Брике пальто, в то же  время  наблюдая
за ней опытным глазом. Лицо  ее  необычайно  помолодело  и  посвежело.  От
морщинок не осталось следа. "Работа желез внутренней секреции,  -  подумал
он. - Молодое тело Анжелики Гай омолодило голову Брике".
     Профессор Керн уже давно знал,  чье  тело  похитил  он  в  морге.  Он
внимательно следил за газетами и иронически посмеивался, читая  о  поисках
"безвестно пропавшей" Анжелики Гай.
     - Осторожнее... Нога болит, - поморщилась Брике, когда Керн  повернул
ее на другой бок.
     - Допрыгались! Ведь я предупреждал вас.
     Вошла сиделка, пожилая женщина с туповатым выражением лица.
     - Разденьте ее, - кивнул Керн на Брике.
     - А где же м