вой Петрозаводск, у нас стало совсем скучно. Марта
опять взяла отпуск, они улетели с Федором в  Болгарию  на  Золотые  Пески.
Марта уже второй раз откладывает больничную практику, я ей говорю: "Ты так
никогда не кончишь институт", а она смеется и  говорит,  что  когда-нибудь
кончит.  А  мне   до   выпуска   осталось   полтора   месяца,   заканчиваю
микробиологическую практику, все вожусь с оранжевыми  бактериями  -  такие
странные существа, обожают ультрафиолет. Ильюша, ты в письме  сказал,  что
хочешь меня о чем-то спросить. О чем? Костя Веригин иногда ко мне заходит,
он очень занят своим дипломом, а Шандор у него руководитель, очень  Костей
доволен.  Алешу  почти  не  вижу.  Скоро  у  него  начнется  предвыпускная
практика, после которой он  станет  пилотом.  Алешка  ужасный  хвастун,  я
однажды слышала, как он сказал Володе Заостровцеву:  "Я  на  этом  Плутоне
наведу порядок". Порядок, видите ли, он  там  наведет!  Да  кто  его  туда
пустит? И как он может говорить такое Володе, у которого там погибли  отец
и мать? В общем, такие вот  дела.  Я  твоему  письму  обрадовалась,  а  то
думала, что ты нас всех забыл. Ильюша, представь, какая смешная история. Я
тут вылечила одного глупого вороненка, выпавшего из гнезда.  И  теперь  он
меня всюду караулит. Стоит мне выйти из общежития, как он с  криком  летит
ко мне и норовит клюнуть в щеку. Наверное, в знак благодарности. Ну, я уже
начинаю болтать. Ильюша, обязательно напиши (на бумаге) письмо, как ты там
живешь в Петрозаводске и что делаешь. О чем ты хотел спросить?
   Инна.


   Илья Буров - Инне Храмцовой
   Здравствуй, Инна!
   Получил твое письмо. Спасибо, добрая душа. Мне приятно,  что  все  наши
друзья заняты  своим  делом,  и  я  нисколько  не  сомневаюсь,  что  Марта
когда-нибудь кончит институт: она ведь  очень  любит  учиться.  Не  меньше
Кости, чья  преданность  науке  общеизвестна.  Старик  Шандор  обязательно
оставит Костю у себя в лунной обсерватории, и будет  наш  Костя  сидеть  у
большого инкрата, пока у него не выпадут  все  волосы,  то  есть  я  хотел
сказать, пока не дождется нового пика Активной Материи. Что до Алеши,  то,
при всей моей трогательной привязанности к нему, не могу скрыть, что  меня
всегда поражало его принципиальное нежелание думать.  Гора  мускулов,  над
которой возвышается кристаллофон с записями старинных песенок, -  вот  наш
Алеша. Ну что ж, в Космофлоте он будет вполне на месте.
   А ты, Инночка, умница: занимаешься  бактериями,  и  правильно  делаешь.
Лично мне бактерии очень нравятся (я не шучу), особенно те из них, которые
переносят большие дозы радиации, температуры  около  нуля  по  Кельвину  и
сохраняют жизнеспособность до двухсот лет. Напиши мне  подробней  о  своих
оранжевых бактериях, использующих ультрафиолетовые лучи. Не сродни ли  они
марсианским микроорганизмам, забыл,  как  называются,  которые  высасывают
кислород из окислов железа в почве? Странно: почему  природа  позаботилась
снабдить микробов таким огромным запасом прочности, способностью выжить  в
экстремальных условиях, а жизнь человека ограничила таким узким диапазоном
температур и  частот?  Я  вот  что  думаю:  именно  для  компенсации  этой
ущербности  человеку  дана  та  избыточность  мозга,  которою  мы  еще  не
научились пользоваться. Мозговую мощь, дремлющую в нас, надо  пробудить  к
жизни.  Человек  как  биологический  вид  должен   получить   власть   над
собственной эволюцией и направлять ее  по  желаемому  пути.  Этот  путь  -
_универсализация_. Вот я смотрел телерепортаж об отправке  группы  роботов
типа РУ-45 на Меркурий - они специально приспособлены для добычи металлов,
вернее, для перекачки тамошних расплавов в корабли-рудовозы.  Превосходные
роботы. Правда, я не уверен, что  они  хорошо  защищены  от  меркурианских
металлоядных бактерий, но  -  допустим.  Эти  роботы  снабжены  достаточно
широкой  программой,   позволяющей   накапливать   информацию,   то   есть
совершенствоваться. Вреда человеку они, разумеется, не причинят,  но  если
приобретут способность самоорганизовываться,  то  дело  плохо.  Они,  чего
доброго, перестанут перекачивать металлы, потому что им это не нужно.  Они
создадут свои  поселения  на  Меркурии,  свою  искусственную  расу,  _свою
жизнь_, и Меркурий для человечества будет потерян. Альтернатива такова: мы
сами должны приспосабливаться к другим  планетам.  Универсализация  прежде
всего требует повышения энергетического уровня, потому что рост информации
в организме неизбежно вызовет...
   Впрочем, все это вряд ли тебе интересно.
   Тут неплохо. Есть молодые умы, готовые мыслить. Есть КЮК -  межшкольный
Клуб юных космогонистов,  я  руковожу  этим  пестрым  и  шумным  сборищем.
Послушал бы старик Шандор моих мальчишек! Почти у  каждого  -  собственная
модель Вселенной, на меньшее они не согласны.  Мы  не  только  спорим,  мы
ходим на веслах и под парусом по Онежскому озеру и купаемся в его холодной
водичке, чтобы остудить слишком горячие головы.
   Всего тебе хорошего.
   Илья.


   Инна Храмцова - Илье Бурову
   Здравствуй, Ильюша! Мне приятно,  что  ты  проявляешь  интерес  к  моей
работе.  Оранжево-желтые  бактерии  живут  в  стратосфере   и   эффективно
используют  ультрафиолетовые  лучи.  Мы  в  лаборатории  пробуем  на   них
различные варианты коротковолновой радиации. В общем, оранжевые  чувствуют
себя неплохо и на поверхности Земли, но  выявляются  некоторые  любопытные
изменения и особенности в характере метаболизма. Запас  прочности  у  них,
конечно, огромный. А ты, насколько я  поняла  из  твоего  письма,  хочешь,
чтобы и человек приобрел такую же биологическую прочность? Это ты имеешь в
виду, когда пишешь об "универсализации"? Я не совсем  понимаю,  Илья.  Вид
Homo sapiens существует всего 70 тысяч лет, это время очень небольшое, оно
недостаточно  даже  для  незначительных  изменений  вида  в  биологическом
аспекте. В социальном - да, тут, конечно, просто несопоставимые  перемены.
Но в биологическом - мы  почти  не  отличаемся  от  поздних  кроманьонцев.
Извини, что пишу общеизвестное. Но я не могу понять, как, каким образом ты
предлагаешь подстегнуть эволюцию? Заставить ее ускорить свой ход? Напрасно
ты думаешь,  что  мне  это  не  интересно.  Мне  интересно,  и  ты  напиши
подробнее. Хотя я и не член твоего КЮКа, но постараюсь  понять.  В  первом
своем письме ты писал, что хочешь меня о  чем-то  спросить.  О  чем?  Будь
осторожен на озере и, если вода уж очень холодная, лучше не купайся. Всего
хорошего.
   Инна.


   Илья Буров - Инне Храмцовой
   Инна! Вот о чем я хотел тебя спросить: не согласишься ли ты стать  моей
женой?
   Не торопись с ответом, но и не затягивай.
   Илья.



        2. ЗАЧЕТНЫЙ РЕЙС

   Юпитер бушевал. Отсюда, с ледово-снежной Ио, было  видно,  как  по  его
гигантскому полосатому диску, закрывавшему полнеба, ходили  бурые  смерчи.
Казалось,  гигант  пульсировал,  то  опасно  приближаясь,   то   удаляясь.
Казалось,  его  беспокойная  атмосфера  вот-вот  сорвется,   не   выдержав
чудовищной скорости вращения, и накроет  дымным  одеялом  Ио,  космотанкер
"Апшерон" и его экипаж.
   Морозов зябко поежился. Не раз приходилось ему  видеть  это  зрелище  в
учебных фильмах, но одно дело - учебный фильм, другое - оказаться лицом  к
лицу с чужой, разнузданной стихией.
   - Ух ты, - сказал он напряженно-бодрым голосом.  -  Разыгрался  Юлик...
Это он всегда так, Радий Петрович?
   -  Нормально,  -  ответил  командир  танкера,  голос  его   перебивался
разрядами. - На экваторе турбулентно, на шапках - поспокойнее. Для Юпитера
погода - обычная. Только не  надо  про  него  так...  фамильярно.  Планета
серьезная.
   Морозов  подошел  к  башенке  автоматической  станции,  поднял  крышку,
посмотрел на ползущие по экрану зеленые зигзаги.
   - Напряженность Ю-поля у красной черты, - сказал он.
   Володя Заостровцев быстро взглянул на Морозова, но промолчал. Сегодня с
утра он и двух слов не вымолвил.
   Нижний край Юпитера был обгрызен острозубчатым  горизонтом  Ио.  Именно
оттуда должен был появиться контейнерный поезд, и все трое  не  сводили  с
горизонта глаз.
   Командир танкера поднял  руку  к  шлему,  словно  намереваясь  почесать
затылок.
   - Здесь-то что, - сказал он. - Четыреста мегаметров до него. Санаторий.
А побывали бы вы на Пятом - вот там сейчас неуютно.
   - На Амальтее? Ну да, там ведь вдвое ближе, - отозвался Морозов.
   Заостровцев, пнув носком башмака ледяную глыбу, сказал:
   - Радий Петрович... Улетать надо отсюда...
   - Это почему же?
   - Не знаю. Только чувствую - надо уходить.
   - А контейнеры? - возразил Морозов. - С чего это ты расчувствовался?
   - Так вот, - продолжал командир, - на Пятом и  горизонта,  в  сущности,
нет. Стоишь, как на камешке, а этот,  -  он  кивнул  на  Юпитер,  -  стена
стеной, руку протянуть боязно. Так что ничего, Заостровцев: бывает, если в
первый раз. Около Юпитера всегда кошки по сердцу скребут. Нормально.
   - Да нет. Радий Петрович, - стесненно сказал Заостровцев, - я не то что
боюсь, а... сам не знаю...
   Командир взглянул на часы.
   - Буксир должен показаться через пятьдесят минут, -  сказал  он.  -  Но
поправка на полчаса всегда возможна: плотность его атмосферы, -  он  снова
кивнул на Юпитер, - уж очень непостоянная. Наши контейнеры там мотает, как
деревья в бурю.
   Морозов представил себе, как, огибая планету,  сквозь  толщу  штормовых
туч мчится буксир - космический  беспилотный  корабль  с  длинным  хвостом
вакуумных контейнеров. Поезд догоняет Красное пятно и, войдя в его плотную
среду, уравнивает с ним  скорость.  Распахиваются  приемные  горловины,  и
вещество Красного пятна  со  свистом  всасывается  в  контейнеры.  Хищника
загоняют в клетку. Пятно, впрочем, и не заметит такой ничтожной убыли.
   Буксир приведет поезд на Ио, автопогрузчик поставит контейнеры на место
- несколькими рядами они опояшут тело танкера, - и тогда можно стартовать.
Можно прощально помахать ему ручкой: не  сердись,  старик  Юпитер,  ты  не
прав, - или как там говорили древние?
   Потом Радий Петрович аккуратно посадит танкер на  космодром  Луна-2,  и
они выйдут наружу и увидят привычный спокойный лунный пейзаж  -  невысокие
кольцевые горы, изрезанную трещинами почву. После Ио,  с  ее  вулканами  и
глубокими ущельями, залитыми черным метановым льдом, с ее зловещим  небом,
Луна покажется уютной, обжитой. Ведь от нее так близко  до  голубого  шара
Земли...
   Космодромная команда примет контейнеры с  веществом  Красного  пятна  и
опорожнит  их  в  подлунные  резервуары.  А  они,  экипаж  танкера,  после
карантинного душа сядут в вездеход - и  в  Селеногорск.  Там  можно  будет
наконец вылезти из скафандра  и  неторопливо  пройти  в  салон.  И  ребята
сбегутся в салон, пойдут вопросы:  ну,  как  зачетный?  Морозов  помедлит,
потягивая  из  стакана  витакол,  небрежно  скажет:  "Тряхнуло  нас  возле
Юпитера.  Думал  -  прощай,  дорогая..."  И  остальные  практиканты  будут
завидовать ему черной завистью, потому что они еще нигде не  бывали,  если
не считать учебных рейсов на Марс в качестве дублеров, а он, Морозов,  уже
"свалил" зачетный. Да, дорогие товарищи, нет больше  курсанта  Морозова  -
есть штурман космических линий Алексей Морозов, он же - второй пилот.  Сам
Платон Иванович, руководитель практики,  привинтит  к  его  куртке  значок
космонавта.
   А Радий Петрович Шевелев думал о том, что это, наверное, последний  его
рейс к Юпитеру. Может, и вообще последний рейс. Сорок восемь лет,  потолок
космонавта... Возраст, когда, по выражению  пилотов,  "начинает  барахлить
вестибулярка". Что ж, он немало новых трасс проложил в Системе. Взять хотя
бы эту - к Юпитеру...
   Давно уже  догадались  астрофизики,  какой  могучей  энергией  насыщена
атмосфера планеты-гиганта. Ю-энергия, сосредоточенная в  Красном  пятне...
Красное пятно было старой загадкой. Огромное,  в  пятьдесят  мегаметров  в
поперечнике, плыло оно по двадцатому градусу южной иовиграфической широты,
иногда бледнея, словно выцветая, но не  исчезая  никогда,  -  удивительный
остров, плывущий в облаках.
   Двенадцать лет назад Рейнольдс - "человек без нервов" как называли  его
космонавты, а уж  они-то  понимали  толк  в  таких  вещах,  -  бесстрашный
Рейнольдс приблизился  к  Красному  пятну  настолько,  что  зачерпнул  его
вещество бортовым контейнером. Он радировал об этом событии в свойственной
ему манере: "Ущипнул красного медведя". Но через двадцать  минут  тон  его
передач резко переменился. Рейнольдс сказал: "Не понимаю, что происходит".
Он повторил это дважды подряд, голос его был спокойным,  очень  спокойным.
Потом он сказал: "Боюсь, что потерял..." Никто так и не узнал, что  именно
потерял Рейнольдс: связь прервалась на середине фразы. Корабль не  отвечал
на вызовы. Рейнольдс не вернулся.
   Но люди упрямы. Потомки смельчаков, под парусами  пересекавших  океаны,
уходивших  на  собачьих  упряжках  без  единого  прибора  связи  во   льды
Антарктики, шли в бешеную атмосферу Юпитера. Автоматические зонды  уходили
в глубь атмосферы, к поверхности неведомого аммиачного океана.
   Среди первых разведчиков был и он,  Шевелев.  Именно  ему  принадлежала
идея - построить на Ио танкерный  порт,  с  которого  беспилотный  корабль
поведет к Красному пятну контейнерный поезд. И теперь танкерные рейсы Луна
- Ио  -  Луна  сделались  обычными.  Вещество  Красного  пятна  отличалось
огромным энергосодержанием,  так  что,  вопреки  сомнениям,  его  доставка
вполне окупалась. Ю-вещество, казалось, было прямо-таки специально создано
для двигателей новых скоростных кораблей класса "Д",  предназначенных  для
дальних линий.
   Заостровцев чувствовал приближение того  странного  состояния,  которое
уже  испытал  несколько  раз  и  которое   его   пугало.   Он   попробовал
"переключиться". Вызвал в памяти земные картины.  Белые  корпуса  Учебного
центра в зелени парка. Сверкающий на  солнце  небоскреб  Службы  Состояния
Межпланетного  Пространства  -  там  работает  диктором  на   радиостанции
Антонина Горина. Тоня, Тоня - смуглое лицо, высоко взбитые черные  волосы,
насмешливые карие глаза... И ничего-то нет в  ней  особенного.  В  Учебном
центре были девушки куда красивее Тони, взять хотя бы студенток факультета
искусств. Но с тех пор, как он, Володя Заостровцев, в  День  моря  впервые
увидел Тоню - беспечно хохочущую, танцующую на воде, - с той самой  минуты
другие девушки перестали для него существовать. Он подскочил к ней, и  они
закружились в вихре  брызг,  музыки  и  смеха,  но  тут  Володя  зацепился
поплавком за поплавок, потерял равновесие и плюхнулся в воду...
   Воспоминание отвлекло  его,  но  ненадолго.  Тягостное  ощущение  снова
навалилось, проникло внутрь, растеклось непонятной тревогой...
   Теперь по экватору Юпитера неслись огромные бурые облака - ни  дать  ни
взять стадо взбесившихся быков. Они сшибались, медленно  меняя  очертания,
рвались в клочья. Потом облака слились в сплошную зубчатую  полосу.  Будто
гигантская пила рассекла планету пополам.
   Полыхнуло красным. Грозные отсветы легли на ледяные пики Ио, на гладкое
тело космотанкера. Диск Юпитера с краю  залило  огнем.  Вот  оно,  Красное
пятно...  Оно  разбухало  на  глазах,  ползло  под  экватором,  свет   его
становился пугающе-резким. Морозов невольно втянул голову в плечи.
   Вслед за Красным пятном должен был появиться из-за диска Юпитера буксир
с контейнерами. Но его  не  было.  Это  было  неправильно:  поезду  задана
круговая орбита со скоростью пятна. Но поезда не было.
   Пятно уже  полностью  выползло  из-за  края.  В  нем  крутились  вихри,
выплескивались быстрые языки - не они ли слизнули поезд?..
   Заостровцев вдруг судорожно застучал кулаками по щитку светофильтра.
   - Не могу! - прохрипел он. - Давит...
   - Что давит? - Командир шагнул к нему.
   И тут в уши ударил ревун тревоги.
   - Быстро в шлюз! - крикнул командир.
   Они  кинулись  к  кораблю.  Хлопнула  автоматическая   дверь,   вторая,
третья... Сгрудились в лифте. Вверх! Ревун оборвался. Что там еще?  Он  не
мог выключиться до старта, но он выключился. Это  тоже  было  неправильно,
непонятно...
   Дверь остановившегося лифта поползла в сторону  -  командиру  казалось,
что она ползет отвратительно медленно, он рванул ее, выскочил из  лифта  в
кабину. Не снимая шлема, бросился к пульту, пробежал пальцами  в  рубчатых
перчатках по пусковой клавиатуре. Далеко внизу взревели двигатели,  танкер
рвануло.  Радий  Петрович  глубоко  провалился  в   амортизатор   сиденья,
привычная тошнота перегрузки подступила к горлу.
   Морозов и Заостровцев упали в свои кресла.  Некоторое  время  все  трое
молча возились  с  шлемами,  тугими  шейными  манжетами,  выпутывались  из
скафандров. Каждое движение давалось с трудом, а труднее всех было Володе.
Крупные капли пота катились по его щекам.
   Первым увидел Радий Петрович. Потом Морозов.  Его  рука,  протянутая  к
блоку программирования, медленно упала на колени.
   Приборы не работали. Ни один.
   - Нич-чего не понимаю... - Командир беспокойно вертел головой, переводя
взгляд с экрана на экран.
   Он  переключил  масштаб  координаторов.  Ввел  усиление.   Перешел   на
дублирующую систему. Больше он ничего не мог сделать.
   Экраны  ослепли.  Тонкие  кольца   гелиоцентрических   координат   ярко
светились, но точки положения  корабля  не  было  видно  -  ни  на  экране
широкого обзора, ни на крупномасштабном. На экране  для  непосредственного
астрономического определения вместо привычной картины звездного неба  была
серая муть, ходили неясные тени.
   Командир с усилием повернулся в  кресле  и  встретил  застывший  взгляд
Морозова.
   - Определитесь по полям тяготения, - бросил он раздраженно, потому  что
Морозов должен был сделать это и без команды.
   И не поверил своим ушам, услышав растерянный голос практиканта:
   - Гравикоординатор не работает.
   Командир уперся  в  подлокотники,  попытался  подняться,  но  ускорение
придавило его к креслу. Оно-то  работало  исправно.  От  нарастающей  тяги
трещали кости, и казалось, что вот-вот разорвутся легкие.
   Двигатели мчали танкер вперед. Вперед - но куда? Приборы не  показывали
положения корабля в Пространстве. Было похоже, что  неведомая  сила  разом
вывела из  строя  все  наружные  датчики.  Корабль  очутился  в  положении
человека, внезапно ослепшего посреди уличного потока.
   "Мы стартовали часа на полтора раньше расчетного времени, - лихорадочно
соображал командир. - Ио всегда  обращена  к  Юпитеру  одной  стороной,  и
танкер стоял на этой  стороне.  Стартовый  угол  известен.  Сейчас,  когда
корабль выходит на скорость убегания, надо ложиться  на  поворот.  Но  как
рассчитать поворот без ориентации? В поле  тяготения  Юпитера  нет  ничего
постоянного. Поворачивать вслепую? Ю-поле прихватит на выходной кривой,  а
ты и не заметишь... Не заметишь, потому что гравикоординатор не работает".
   Морозов между тем возился с пеленгатором.  Ведь  на  крупных  спутниках
Юпитера стоят радиомаяки - на Ио, на Каллисто, на  Ганимеде.  Нет.  Молчат
маяки, музыкальные фразы их сигналов не доходят до "Апшерона".
   - Хоть бы один пеленг...  Хоть  бы  одну  точку...  Что  делать,  Радий
Петрович?
   Командир не ответил. Он уже  знал,  что  ничего  сделать  нельзя.  Даже
послать на Луну аварийный сигнал. Радиосвязи не было. Надеяться  на  чудо?
Где угодно, только не в Ю-поле.
   Ну что ж... На Земле  труднее:  вокруг  все  родное,  земное,  и  можно
увидеть в окно кусок голубого неба, и мысль  о  том,  что  все  это  будет
теперь без тебя, невыносима. В  Пространстве  же  -  Шевелев  знал  это  -
чувство Земли ослабевало, помимо воли приходило то,  что  он  называл  про
себя ощущением потусторонности...
   Ослабевало? Ну нет! Вот теперь, когда гибель неотвратима, он понял, что
ни черта не ослабевало чувство Земли. Наоборот!
   Надо  было  что-то  сказать  ребятам.  Командир   посмотрел   на