ый читатель, воо-
ружитесь книгой Моуди "Жизнь после смерти", вспомните все, что вы
знаете о "той стороне" (включая кирпичные  лабиринты  инферно  из
фильма "Восставший из ада"), и запаситесь  терпением  на  длинную
цитату. Итак:

   "Вблизи кирпичные стены с отеками вовсе не казались  приземис-
тыми. А башня стала совсем высоченной. В ней был арочный проход с
воротами из решетчатого железа. На них висел кованый  средневеко-
вый замок. Но в левой створке ворот оказалась калитка тоже из же-
лезной решетки с завитками. Ежики осторожно пошатал ее. Петли за-
визжали, калитка отошла.
   Под кирпичными сводами было сумрачно и неуютно,  даже  мурашки
побежали. Шумно отдавалось дыхание. В конце  прохода  видна  была
серая, из валунов, стена, из нее торчали ржавые петли  (наверное,
для факелов). [Ничего не вспоминается? Например "стена плача"  из
"Ночи Большого прилива"? - Я.С., В.С.] Идти туда не хотелось,  да
и незачем. Нужно было на башню. Ежики потоптался, зябко  поджимая
ноги. И увидел справа и слева, в кирпичной  толще,  узкие  двери.
Обе они были приоткрыты (железные створки даже в землю вросли)...
   ...Потянулась наверх лестница - почти в полной темноте,  среди
тесных кирпичных стен. Ежики насчитал сорок две ступени и  четыре
поворота, когда забрезжил свет. [И это - не первый "свет в  конце
тоннеля"! - Я.С., В.С.] За аркой открылся широкий коридор с окна-
ми на две стороны. Он плавно изгибался.
   Коридор явно уводил от башни, но иного пути не было. Не  спус-
каться же обратно. Ежики  осторожно  пошел  по  холодному  чугуну
плит. Их рельефный рисунок впечатывался в босые ступни. Под высо-
ким сводчатым потолком шепталось эхо. Изогнутые балки  перекрытий
поднимались от пола между окнами и на потолке сходились стрельча-
тыми арками...
   ...Странно все это было: слева почти день, справа почти  ночь.
И этот коридор - будто внутренность дракона с ребрами.  И  полное
безлюдье... [Граница! - Я.С., В.С.]
   Тревожное замирание стиснуло Ежики. Такое же случалось,  когда
он забирался в старые подземелья с надеждой отыскать  редкости  и
клады. Но там он был не один и к тому же точно знал, ГДЕ он.
   А здесь? Зачем он сюда попал, куда идет?
   Желание повернуть назад, помчаться прочь  стало  упругим,  как
силовое поле. Он остановился. Уйти?.. [О, Моуди, Моуди!  -  Я.С.,
В.С.]
   А там, сзади, что? Лицей, прежняя жизнь. Вернуться в нее,  ни-
чего не узнав? Но... маленькая надежда, о которой он боится  даже
думать... она тогда исчезнет совсем.
   И кроме того, что написано на ребре монетки! "На дороге не ос-
танавливайся! Через границу шагай смело!"  Ну,  пусть  не  совсем
так, но смысл такой!
   Ежики ладонью прижал карман с монеткой. То ли ладонь была  го-
рячая, то ли сама монетка нагрета - толчок хорошей такой  теплоты
прошел по сердцу. [Вообще монетка как ключ к проходу ТУДА  -  это
еще от медяков Харона...- Я.С., В.С.] И Ежики зашагал быстрее. Не
бесконечен же путь! Куда-нибудь приведет!
   Коридор привел в квадратный зал с потолком-куполом. Там, в вы-
соте, тоже сходились ребра перекрытий.  Окна  были  круглые,  не-
большие, под верхним карнизом. На тяжелой цепи спускалась  черная
(наверно, из древней бронзы) громадная люстра без лампочек и све-
чей. Она висела так низко, что, если подпрыгнуть, достанешь рукой.
   Ежики подпрыгнул - сердито, без охоты. Из чащи бронзовых заго-
гулин вылетел воробей! Умчался в разбитое окно. [Вспомним о "пси-
хопомпах". И зачем ВПК подчеркивает это незатейливое событие вос-
клицательным знаком? - Я.С., В.С.]
   Ежики присел на корточки. Отдышался. Потом  сказал  себе:  "Не
стыдно, а?" Но сердце еще долго колотилось невпопад...
   Потом он успокоился. Прислушался... И в него проникло то  пол-
ное безлюдье, которое наполняло все громадное здание. Мало  того,
и за окнами - далеко вокруг - не было ни одного  человека.  Ежики
теперь это чувствовал и знал точно. Даже всяких духов и  привиде-
ний (если допустить, что они водятся на  свете)  здесь  не  было.
[Sic! - Я.С., В.С.]
   Нельзя сказать, что это открытие абсолютного одиночества обра-
довало Ежики. Но и бояться он почти перестал...
   ...запутался Ежики в тесных темных переходах и на гулких  вин-
товых лестницах (вверх, вверх!). И снова коридор. Теперь окна - в
сторону ночи. Именно ночи, потому что небо там уже зеленое, а лу-
на светит, как фонарь...
   ...Снова стало страшно: как он выберется  отсюда,  как  найдет
дорогу в темноте?
   "А зачем тебе дорога назад? Тебе нужна просто ДОРОГА..." И она
опять  зазвенела  в  нем  тихонько  и  обещающе:  что-то    будет
впереди... [Будет...- Я.С., В.С.]
   Впереди, когда коридор  плавно  повернул,  засветилась  острой
желтой буквой Г приоткрытая дверь. Засветилась, отошла без звука.
   В пустой и просторной комнате без окон горел у  потолка  мато-
вый шар-плафон...
   ...У стены, прямо на расколотых паркетных плитках, стоял  чер-
ный переговорочный аппарат. Да, телефон...
   ...Там была большая прозрачная тишина  пространства.  Вдруг  в
ней что-то щелкнуло.
   - Ежики...- сказал очень близкий, очень знакомый голос  ("Еши-
ки"!).- Ешики, это ты?
   Он задохнулся. Оглушительно застучали старые часы.  Но  сквозь
этот стук донеслось опять:
   - Ешики, это ты, малыш?
   - Да,- выдохнул он со всхлипом.
   - Ешики... В дверь налево, потом лестница на третий этаж.  Там
комната триста тридцать  три.  Беги,  малыш,  беги,  пока  светит
луна... [Ибо Луна есть Солнце мертвых...- Я.С., В.С.]
   Оглушающий звон опустился на него... Нет, это опять  звенит  в
наушнике! Ежики бросил трубку. Метнулся... Дверь налево...
   О, как мчался он по лестнице, по коридору, сквозь полосы  бью-
щей в окна луны! Он рвал эти полосы ногами и грудью, рвал воздух,
рвал расстояние!.. Но где же хоть одна дверь? Где?!
   Наверно, здесь не третий этаж! Надо вверх!.. Какие-то  ступени
в темноте, круглый поворот стен,  пол  идет  наклонно  все  выше,
опять поворот... Прогудел под ногами металл невидимого решетчато-
го трапа над пустотой. Потом - р-раз! -  и  пустота  эта  ухнула,
раскрылась впереди, сжала  грудь.  [Еще  одна  смерть-в-смерти  -
Я.С., В.С.]
   Нет, он упал не глубоко, с высоты не больше  метра.  И  не  на
камни, на упругий пластик. Вскочил.  Было  пусто,  темно,  гулко.
Лишь далеко где-то сочился лунный свет.
   Куда бежать?
   И тогда Ежики закричал в горе и отчаянье:
   - Мама, где я?! Щелкнуло в темноте. Мягкий мужской голос  (яв-
но из динамика) сказал:
   - Что случилось?
   - Где третий этаж?!
   - Здесь третий этаж. [Представьте себе этот  диалог!  -  Я.С.,
В.С.]
   Пустота налилась розоватым светом. Круглый вестибюль и  двери,
двери, двери... Над  одной  бьются,  пульсируют  стеклянные  жил-
ки-цифры: 333. [Ох, а не умножить ли на 2?..- Я.С., В.С.]
   Ежики задохнулся опять, от стремительного разбега  ударился  о
дверь, откинул ее...
   В белой комнате за черным столом сидели Кантор, незнакомый че-
ловек и доктор Клан.
   Темно стало.
   Ничего не стало..."

   Страшно, а?.. Нам, признаемся сразу, стало страшно. И мы,  пе-
ребивая друг друга,  стали  вспоминать,  что  же  было  дальше  с
мальчишкой Ежики (и потом гасить на  ночь  свет  не  хотелось...)
Итак:

   "Он оттолкнул велосипед и побежал. Навстречу! Хотел закричать.
Но мгновенно и безжалостно вспыхнули,  накатили,  облили  горячим
светом огни летящего поезда. И Ежики в тоске понял: все, что сей-
час было,- лишь мгновенный сон, последнее видение  перед  ударом.
Позади - туннель, впереди - ничто. И сжался в черный комок...
   ...Но не было удара. Вспышка сама оказалась  мгновенным  сном.
Последним эхом прежних бед. Ежики открыл глаза."

   Другая, столь же, если не более, характерная вещь  -  "Самолет
по имени Сережка". Мы вынужденно оставляем вне поля  нашего  зре-
ния вопросы о магии, о преобразовании христианства в язычество, о
соотношении реальности и фантазии в этой и других повестях. Огра-
ничимся лишь заявленной темой...
   Итак: мальчик-калека Ромка одинок. Он, мечтая о друге и  спут-
нике, посылает бумажный самолетик с рисунком  -  "вечернее  небо,
оранжевое солнце на горизонте, и дорога,  по  которой  идут  двое
мальчишек" (идут, заметьте, на закат...).  Самолетик,  как  выяс-
няется, залетает в некие Безлюдные  Пространства,  после  чего  к
Ромке приходит Сережка - странный парнишка, учившийся в  магичес-
кой школе, умеющий ходить в "иные" пространства, запросто  пешком
гулять по облакам, а также превращаться в самолет, но  настойчиво
и даже навязчиво повторяющий при  всяком  удобном  случае:  "Я  -
просто  Сережка  Сидоров,  безо  всяких  талантов,   обыкновенный
мальчишка..."
   Обыкновенный-то обыкновенный, но, по его же словам, он  приду-
ман Ромкой (и в то же время реален); он  учит  Ромку  всему,  что
умеет сам; он, главное, исцеляет Ромку  (помните,  как  исцелился
Сухарик Львиное Сердце в повести А.Линдгрен?). Причем для исцеле-
ния необходимо пройти  ситуацию  смерти  (вернее,  приближения  к
ней). Такое "исцеление смертью" происходит дважды, во "второй", а
затем в "подлинной" реальности.
   И тут мы подходим к вопросу о средствах перехода за черту жиз-
ни. Одно из них известно человечеству со времен Харона [Это нача-
лось у ВПК еще с "Летчика для особых поручений" - помните,  Зеле-
ный Билет покупался за "все деньги, что есть в карманах" - в дан-
ном случае... три копейки.- Я.С., В.С.]: монетка. В  данном  слу-
чае это особая, ритуальная, магическая монетка,  с  девизом  (см.
выше) - "Через границу шагай смело..." На аверсе -  номинал,  де-
сять "колосков", а на реверсе - мальчишеский профиль.  И  это  не
просто профиль: это - лик Первого Хранителя,  Юхана-Трубача,  по-
гибшего в незапамятные времена - но в то  же  время  это  мальчик
Юкки, который ходит по всем временам  и  пространствам,  открывая
Дорогу (да-да, ту, по которой можно попасть в... иной  мир)  сот-
ням мальчишек, подобно своеобразному детскому Харону. И идет Юкки
навстречу своей героической гибели, о которой, безусловно,  прек-
расно знает, ведь он - крупнейший знаток путей Кристалла...
   ...Прочие средства отличаются от  талисмана-монетки  тем,  что
они - это действительно транспортные средства: корабли,  самолеты
и прочее. Из кораблей первым был пароход-вездеход из "Летчика для
особых поручений" (таким летчиком-перевозчиком становятся  и  Се-
режка, и, затем - Ромка). Но самолет - более часто  встречающийся
камуфляж античной ладьи.  (Вспомним,  кстати,  самолетик  лоцмана
Сашки из "Я иду встречать брата", летающий Нил Березкин из "Сине-
го города...") Промежуточное средство - летающий (!) клипер "Кре-
чет".
   Есть также поезд: тот самый, всеми любимый  до  станции  Мост,
туристский  тихоходик  "Пилигрим",  поезд  до  Реттерхальма,  ва-
гон-"курятник"...
   Наконец, ладья, как она есть, встречается дважды: на лодке ве-
зут обоих мальчиков из "Детей Синего Фламинго" на остров Двид,  и
Черный Виндсерфер готовится везти  писателя  Решилова  уж  совсем
буквально на тот свет. Но этот эпизод надо дать документально,- а
вы читайте и понимайте... и извините  за  длинную  цитату,  иначе
нельзя.

   "В комнате я достал из портфеля холщовую сумку с лямкой  через
плечо, уложил в нее несколько книг, которые возил с собой. В  том
числе и "Плутонию". И снова вышел из дома. [Не какую-то книгу,  а
книгу о подземном мире, мире Плутона - Я.С., В.С.]
   ...Когда куранты пробили половину двенадцатого, я оказался  на
том месте, где днем распрощался с Сашкой. У  широкого  гранитного
парапета. Здесь огни  светились  редко,  было  безлюдно  и  тихо,
только из "Объятий осьминога" доносилась песенка:

   И парус, и парус, и парус,
   Как призрак уйдет в темноту...

   "Ну и уйдет. Пора..."
   Я пошел сперва по набережной, а потом уверенно свернул в неос-
вещенный переулок. Он полого спускался к воде, пахло  сырым  пес-
ком и водорослями. Я знал, что справа яхт-клуб, слева  судоремон-
тные мастерские. Остались позади последние неяркие окошки,  потя-
нулись по сторонам теплые каменные заборы. Сильно трещали  ночные
кузнечики. [Кузнечик имеет для  ВПК  особое  значение.  Кузнечики
трещат в последней фразе "Заставы..." - в рае Ежики; желтые  мон-
стры-кузнечики играют важную роль (в том числе роль перевозчиков)
в "Дырчатой Луне" - Я.С., В.С.] От этого треска, темноты, горько-
ватого запаха мелких береговых ромашек плавно  закружило  голову.
Но не болезненно, не тревожно. И я знал, что успею.
   Впереди не светилось уже ни искорки, но я помнил дорогу.  Мало
того, я даже видел в темноте. Я вышел на  кремнистую,  с  редкими
травинками, площадку. Справа дышал теплой влагой  простор  бухты,
слева стоял похожий на склад сарай. Но мне было известно, что это
не склад и не сарай, а магазин старых книг.
   Не светилось ни единой щели, но я решительно постучал в  доща-
тую дверь. И ждал недолго. Раздались шаги, дверь отошла. Встал на
пороге человек со свечкой. Огонек освещал  шкиперскую  бородку  и
морщинистый лоб над впадинами глаз. [Да-да... впадины... а о све-
чах - чуть ниже...- Я.С., В.С.]
   - Капитан,- сказал я,- времени у меня мало.  Я  хочу  оставить
вам несколько книг. Подарить...-  И  протянул  сумку.  [Плата  за
проезд - Я.С., В.С.]
   - Хорошо,- без удивления отозвался хозяин. И сумку взял.
   - Только одну, "Плутонию", отдайте  мальчику.  Он  обязательно
забежит к вам, я уверен. Его зовут Сашка...
   - Я знаю,- сказал хозяин лавки. Он все ниже опускал  свечу,  и
лица его я уже не видел.
   - Ну... вот и все. А говорить ему ничего не надо.
   - Я понял, Игорь Петрович,- совсем негромко произнес  хозяин.-
Я все сделаю, не волнуйтесь. Прощайте...- И дунул на свечу.
   Я стал спускаться по деревянной, широкой, как терраса, лестни-
це и чувствовал, что хозяин смотрит вслед. Это тихо радовало  ме-
ня. Хорошо, когда в такие минуты кто-то смотрит вслед...
   Ни на берегу, ни на воде не было ни единого огонька. Возможно,
центр города скрылся за мысом, но все же не может бухта быть  без
сигналов. А тут - ни маяка, ни мачтовых фонариков...  Но  это  не
удивило меня. Я знал, что ТАК И ДОЛЖНО БЫТЬ. Словно когда-то  уже
было такое. [И ведь было.- Я.С., В.С.]
   Сплошная теплая чернота лежала над землей и над морем.  В  ней
дул мягкий ветер. И я ощущал, видел  внутренним  зрением,  как  в
этом ласковом, нестрашном мраке скользят недалеко от берега  бес-
шумные паруса виндсерферов, а чуть подальше развернул  марсели  и
брамсели и ходит короткими галсами учебный бриг. Бег  огней,  без
слышимых команд... [Флот капитана Харона.- Я.С., В.С.]
   И еще я знал, что у причала, на который сейчас приду,  качает-
ся виндсерфер с черным неразличимым парусом.
   Как правило, мачта и парус виндсерфера лежат  на  доске,  пока
владелец не встанет на верткую палубу и не поднимет  парусину  за
гибкий гик-уишбон. Но у этого, моего виндсерфера мачта уже  стоит
- как на яхте. И палуба лишь слегка заколеблется, когда я  ступлю
на нее. Потому что это МОЙ виндсерфер, он ждет меня всю жизнь.
   Я возьмусь за пластиковую дугу, подтяну лавсановое черное кры-
ло паруса, ветер мягко выгнет его,  а  я  откинусь  назад,  чтобы
уравновесить упругую силу. Узкий корпус оторвется  от  причала  и
заскользит, срезая круглым носом гребешки, которые чуть  светятся
во мраке. Теплые брызги ударят по рукам и по лицу. И скоро в мяг-
кой, обнимающей меня тьме волны эти станут сильнее,  доска  побе-
жит со склона на склон, и я, никогда не ходивший на  виндсерфере,
инстинктом угадаю секрет управления и сольюсь в этом  движении  с
черным ласковым ветром и плавными  ритмами  волн...  Я  засмеюсь,
когда вставшие навстречу всплески слизнут с меня  лишнюю  одежду,
сделают меня маленьким, ловким, гибким. И обнимут  меня,  десяти-
летнего, закружат и укроют в усыпляющей, нестрашной,  никому  не-
доступной мгле...
   А что будет потом?
   Если что-то и будет вообще, то, пожалуй, лишь это: доска прит-
кнется когда-нибудь к берегу, а вдали засветится закатная полоса.
Я выскочу на траву и, торопясь, побегу по заросшему склону вверх.
Чертополох будет хватать меня за мокрые ноги, но я,  запыхавшись,
выбегу на бугор. И увижу, как слева темнеет похожая на замок  во-
донапорная башня, как светится в закатном отблеске  старая  Спас-
ская церковь - памятник старины и гордость нашего городка - и как
горят огоньки в окнах знакомого двухэтажного дома.  И  в  мамином
окошке горит свет... Ох и загулялся я!..  Ну  и  правильно,  если
влетит! Главное, что я уже почти дома. Подожди еще минутку, я бе-
гу, вот он я!.. [Возвращение к родителям -  тоже  символ  смерти,
так и девочку Ромка-самолет везет к ним... - Я.С., В.С.]
   Виндсерфер и правда стоял у берега. Его узкий пластиковый борт
скребся о спущенные с причала плетеные  кранцы.  Парус,  невидимо
растворившись во мгле, трепетал на ветру.
   Сейчас я, сейчас...
   Я сбросил на плиты пиджак, полуботинки, носки,  галстук.  Под-
вернул брюки. Подошел к краю. Заранее ощутил, как  ступлю  сейчас
на мокрую мелкоребристую палубу, как  закачается  она...  Выждал,
когда наклонится ко мне мачта, ухватил ее... Ну!"

   Вот как уходят:

   "Не трогай,
              не трогай,
                        не трогай
   Товарища моего.
   Ему предстоит дорога
   В высокий край огневой.
   Туда,
        где южные звезды
   У снежных вершин горят,
   Где ветер
             в орлиные гнезда
   Уносит все песни подряд.
   Там в бухте
              развернут парус
   И парусник ждет гонца.
   Покоя там не осталось,
   Там нет тревогам конца.
   Там путь по горам
                    не легок,
   Там враг к прицелам приник,
   Молчанье его пулеметов
   Бьет в уши,
              как детский крик...
   ...Не надо,
              не надо,
                      не надо,
   Не надо его будить,
   Ему ни к чему теперь память
   Мелких забот и обид.
   Пускай
         перед дальней дорогой
   Он дома поспит,
                  как все,
   Пока самолет не вздрогнул
   На стартовой полосе...
   ...Но если в чужом конверте
   Придет к вам черная весть,
   Не верьте,
             не верьте,
                       не верьте,
   Что это и вправду есть.
   Убитым быть -
                 это слишком.
   Мой друг умереть не мог.
   Вот так...
              И пускай братишка
   Ему напишет письмо..."

   Возвращаясь к вопросу о "проводниках отсюда" - там,  куда  они
уводят, у героев ВПК часто уже есть друзья. Один из  них  -  Чиба
("Лоцман"), проводник проводника (есть еще всезнающие бормотунчи-
ки, роботы, домовые, ыхала и пр.). Что такое  Чиба  -  непонятно.
Потустороннее существо. Игрушка, очень милая - но если  вдуматься
и представить его рядом с собой, станет не по себе. Это  -  игру-
шечный оборотень, то клоун (см. клоунов из "Голубятни..." и "Оно"
С.Кинга), то котенок с головой клоуна или с  рыбьим  хвостом,  то
вороненок (ты не вейся надо мной), то плюшевая  обезьянка  (опять
Кинг), то варан, то (бр-р!) птичий скелетик. И Чиба знает больше,
чем положено живым. Ему открыто закрытое для них:

   "- Через пески...
   - Что?!
   - Через Оранжевые пески,- сказал он отчетливо.- На плато,  что
рядом с Подгорьем,- пустыня. Горячая, с  большим  оранжевым  сол-
нцем...
   Я вздрогнул. И, пряча испуг, сказал пренебрежительно:
   - Что за бред. Какая может быть пустыня в той местности?
   - Может...
   - Почему я там никогда про нее не слышал?
   - А никто не слышал. Потому что никто не бывал там.  Никто  не
поднимался на плато.
   - Ты спятил? Рядом с городом...
   - Да! Все думают, что поднимались другие, и  делают  вид,  что
там ничего такого. [Пусть кто-то говорит, что "там"  ничего  нет.
Есть, есть...- Я.С., В.С.] Просто так, пустыри. И говорят об этом
друг другу, и сами верят. А на  самом  деле...  Я  не  вру,  чес-
тное-расчестное слово! Ну, Чибу спросите!"

   Чиба-то знает...
   Чип - почти тезка Чибы,  лягушонок  из  "Баркентины  с  именем
звезды" - тоже оборотень, которого не боится только