лько глыб от центральной скалы, так что образовалась нора, в  которую
я мог залезть. Нашел маленького паука. Сжал его между пальцами, прежде чем
он успел убежать, и съел. Очень вкусный. Сочный. Подумал, что  глыбы  надо
мной могут свалиться прямо мне на голову. Ну и пусть.
     Переждал шторм в каменной норе. Может быть, дождь шел и три дня, а не
два. А может и один. Но мне показалось, что за  это  время  дважды  успело
стемнеть. Мне нравится отрубаться. Не чувствуешь ни боли, ни зуда. Я знаю,
что выживу. Не может быть, чтобы человек пережил такое напрасно.
     Когда   я   был   ребенком   я   ходил   в   церковь,   где    служил
коротышка-священник, любивший распространяться об аде и  смертных  грехах.
Это был его настоящий конек. Нельзя искупить смертный грех, - такова  была
его точка зрения. Мне он приснился прошлой  ночью.  Отец  Хэйли  в  черной
рясе, с усиками под носом. Он угрожающе  тряс  пальцем  и  говорил:  "Тебе
должно быть  стыдно,  Ричард  Пинцетти...  смертный  грех...  ты  проклят,
мальчик... проклят навеки..."
     Я захохотал над  ним.  Если  это  не  ад,  то  что  же  тогда  ад?  И
единственный смертный грех - это когда ты сдаешься.
     Половину времени  я  провожу  под  героином.  В  оставшееся  время  я
чувствую зуд и боль в культях, которая еще усиливается от сырости.
     Но я не сдамся. Клянусь. Ни за что не сдамся. Не  может  быть,  чтобы
все это было зря.


     12 февраля.
     Снова выглянуло солнце, прекрасный  день.  Надеюсь,  что  сейчас  мои
дружки отмораживают себе задницы.
     Этот день  был  удачным  для  меня,  удачным,  насколько  это  вообще
возможно на этом острове. Лихорадка, которой я  страдал  во  время  плохой
погоды, похоже, спала. Я чувствовал себя слабым и дрожал, когда  я  выполз
из своего убежища, но полежав на горячем песке два или три часа,  я  вновь
почувствовал себя почти человеком.
     Дополз до южной части острова и нашел там несколько прибитых  штормом
деревяшек, в том числе и несколько  досок  от  моей  спасательной  шлюпки.
Некоторые из них были покрыты водорослями. Я отскреб их и  съел.  Мерзость
ужасная. Вроде того, как ешь  синтетическую  занавеску.  Но  этим  днем  я
чувствовал себя значительно лучше.
     Я вытащил все деревяшки на берег, как можно дальше от воды, чтобы они
просушились. У меня же до сих  пор  сохранилась  банка  с  неотсыревающими
спичками. Я разведу сигнальный костер, на  тот  случай,  если  меня  будут
искать. Если нет, то на нем я смогу приготовить пищу. А сейчас я собираюсь
поспать.


     13 февраля.
     Нашел краба. Убил его и поджарил на небольшом костре. Этим вечером  я
почти поверил в Бога.


     14 фев
     Только этим утром заметил,  что  штормом  смыло  большинство  камней,
составлявших мой призыв о помощи. Но шторм закончился...  три  дня  назад?
Неужели я все это время  был  так  одурманен?  Надо  разобраться  с  этим,
снизить дозу. Что если корабль пройдет мимо, когда я буду в отрубе?
     Я заново выложил буквы, но это отняло у меня целый день, и  сейчас  я
чувствую  себя  изнуренным.  Искал  крабов  в  том   месте,   где   поймал
предыдущего, но  ничего  не  нашел.  Порезал  руки  о  камни,  из  которых
составлял буквы, но тут же продезинфицировал раны йодом, несмотря  на  всю
свою усталость. Я должен заботиться о своих руках. Должен, несмотря ни  на
что.


     15 фев
     Чайка села на верхушку скалы. Улетела  раньше,  чем  я  подкрался  на
расстояние броска. Я мысленно отправил  ее  в  ад,  где  она  будет  вечно
выклевывать глаза отца Хэйли.
     Ха! Ха!
     Ха! Ха!
     Ха


     17 фев (?)
     Отнял правую ногу до колена, но потерял много крови.
     Боль нарастает, несмотря на героин. Человек пожиже давно бы  умер  от
травматического шока. Позвольте мне ответить вопросом на вопрос: насколько
сильно пациент стремится выжить? Насколько сильно пациент хочет жить?
     Руки дрожат. Если они подведут меня, со мной покончено. Они не  имеют
права подвести меня. Никакого права. Я заботился о  них  всю  свою  жизнь.
Холил их. Так что пусть лучше и не пытаются. Или им придется  пожалеть  об
этом.
     По крайней мере я не голоден. Одна из досок,  оставшихся  от  шлюпки,
треснула посередине. Один конец получился острым. Я насадил на  него...  У
меня текли слюни, но я заставил себя подождать. А затем начал думать  о...
мясе, которое мы жарили большими кусками на решетке. У  Уилла  Хаммерсмита
на Лонг Айленде был участок с решеткой, на  которой  можно  было  зажарить
целую свинью. Мы сидели на  веранде  в  сумерках  с  доверху  наполненными
стаканами в руках и разговаривали о хирургии, о гольфе  или  о  чем-нибудь
другом. И ветерок доносил до нас сладкий запах  жареной  свинины.  Сладкий
запах жареной свинины, черт возьми.


     Фев (?)
     Отнял другую ногу у колена. Весь день  клонит  в  сон.  "Доктор,  эта
операция была необходима?" Хаха. Руки трясутся, как  у  старика.  Ненавижу
их. Кровь под ногтями. Сволочи. Помнишь этот муляж в медицинском  колледже
с прозрачным желудком? Я чувствую себя, как он. Но только я не хочу ничего
рассматривать. Ни так ни этак. Помню,  старина  Дом  обычно  говорил  там.
Приближался к вам на углу улицы, пританцовывая в своем клубном пиджаке.  И
вы спрашивали: ну что, Дом, как у тебя с ней все прошло? И Дом отвечал: ни
так ни этак. Старина Дом. Надо мне было остаться в своем  квартале,  среди
старых дружков.
     Но я уверен, что при правильном лечении и с хорошими протезами я буду
как новенький. Я смогу вернуться сюда и рассказать людям: "Вот.  Где  это.
Случилось".
     Хахаха!


     23 февраля (?)
     Нашел дохлую рыбу. Гнилую и вонючую. Съел ее тем не  менее.  Хотелось
сблевать, но я не позволил себе. Я выживу. Закаты так прекрасны.


     Февраль
     Не могу решиться, но должен это сделать. Но как  я  смогу  остановить
кровь из бедренной артерии? На этом уровне она огромна, как туннель.
     Должен это сделать. Любым способом. Я пометил линию надреза на бедре,
эта  часть  еще  достаточно  мясиста.  Я  провел  линию  вот  этим   самым
карандашом.
     Хорошо бы слюни перестали течь.


     Фе
     Ты... заслуживаешь... перерыв...  сегодня...  скорооо...  встанешь  и
пойдешь... в "Макдональдс"... две  отбивных...  соус...  салат...  соленые
огурцы... лук... на... булочке... с кунжутными семенами...
     Ля... ляля... трааляля...


     Февр
     Посмотрел сегодня на свое отражение в воде.  Обтянутый  кожей  череп.
Интересно, сошел ли я с ума? Должно  быть.  Я  превратился  в  монстра,  в
урода. Ниже паха ничего не осталось.  Голова,  прикрепленная  к  туловищу,
которое тащится по песку на локтях. Настоящий урод. Краб. Краб  в  отрубе.
Кстати, не так ли они себя сами теперь называют? Эй  парень  я  несчастный
краб не дашь ли мне цент.
     Хахахаха
     Говорят, что человек - это то, что он ест. Ну что ж, если так,  то  я
НИСКОЛЬКО НЕ ИЗМЕНИЛСЯ! Боже мой  травматический  шок  травматический  шок
НИКАКОГО ТРАВМАТИЧЕСКОГО ШОКА НЕ СУЩЕСТВУЕТ
     ХА


     Фе/40?
     Видел во сне своего отца. Когда он напивался, то не мог выговорить ни
слова по-английски. Впрочем, ему и нечего было выговаривать. Чертов мудак.
Я так был рад уйти из твоего дома папочка ты чертов  мудак.  Я  знал,  что
сделаю это. И я ушел от тебя, так ведь? Ушел на руках.
     Но им уже больше нечего отрезать. Вчера я отрезал уши.
     левая рука моет правую и пусть твоя левая рука не  знает  о  том  что
делает правая раз два три четыре пять вышел зайчик погулять
     хахаха.
     Какая разница. одна рука или другая. мясо хорошее хорошая еда спасибо
тебе Боже ты добр к нам всегда.
     у пальцев вкус пальцев ничего особенного





                                 ПОЛЕ БОЯ


     - Мистер Реншо?
     Голос портье остановил  Реншо  на  полпути  к  лифту.  Он  обернулся,
переложил сумку из одной руки в  другую.  Во  внутреннем  кармане  пиджака
похрустывал тяжелый конверт,  набитый  двадцати-  и  пятидесятидолларовыми
купюрами. Он прекрасно поработал, и Организация хорошо расплатилась с ним,
хотя, как всегда, вычла в свою  пользу  двадцать  процентов  комиссионных.
Теперь Реншо хотел только принять душ, выпить джину с  тоником  и  лечь  в
постель.
     - В чем дело?
     - Вам посылка. Распишитесь, пожалуйста.
     Реншо  вздохнул,  задумчиво  посмотрел  на  коробку,  к  которой  был
приклеен листок бумаги; на нем  угловатым  почерком  с  обратным  наклоном
написаны его фамилия и адрес. Почерк показался Реншо знакомым.  Он  потряс
коробку, которая стояла на столе. отделанном под мрамор. Внутри что-то еле
слышно звякнуло.
     - Хотите, чтобы ее принесли вам попозже, мистер Реншо?
     - Нет, я возьму посылку сам.
     Коробка около полуметра в длину, держать такую под  мышкой  неудобно.
Он поставил ее на покрытый великолепным ковром пол лифта и повернул ключ в
специальной скважине над рядом обычных кнопок. -  Реншо  жил  в  роскошной
квартире на крыше небоскреба. Лифт  плавно  и  бесшумно  пошел  вверх.  Он
закрыл глаза и прокрутил на темном экране своей памяти последнюю "работу".
     Сначала, как всегда, позвонил Кэл Бэйтс:
     - Джонни, ты свободен?
     Реншо - очень хороший и надежный специалист, свободен всего два  раза
в год, минимальная такса - 10 тысяч долларов;  клиенты  платят  деньги  за
безошибочный инстинкт хищника.  Ведь  Джон  Реншо  -  хищник,  генетика  и
окружающая  среда  великолепно  запрограммировали  его   убивать,   самому
оставаться в живых и снова убивать.
     После звонка Бэйтса Реншо нашел в своем почтовом ящике  светло-желтый
конверт с фамилией, адресом и фотографией. Он все запомнил,  сжег  конверт
со всем содержимым и выбросил пепел в мусоропровод.
     В тот раз на фотографии было бледное лицо  какого-то  Ганса  Морриса,
бизнесмена  из  Майами,  владельца  и  основателя  "Компании  Морриса   по
производству игрушек". Этот тип кому-то мешал, человек, которому он мешал,
обратился к Организации, она в лице Кэла Бэйтса поговорила с Джоном Реншо.
БА-БАХ. На похороны просим являться без цветов.
     Двери кабины  лифта  открылись,  он  поднял  посылку,  вышел,  открыл
квартиру.  Начало  четвертого,  просторная  гостиная   залита   апрельским
солнцем. Реншо несколько секунд постоял в его лучах,  положил  коробку  на
столик у двери, бросил на нее конверт с деньгами, ослабил узел галстука  и
вышел на террасу.
     Там было холодно, пронизывающий ветер обжег его через тонкое  пальто.
Но Реншо все же на минуту задержался, разглядывая  город,  как  полководец
захваченную страну. По улицам, как жуки, ползут автомобили. Очень  далеко,
почти невидный в золотой предвечерней дымке,  сверкал  мост  через  залив,
похожий на причудившийся безумцу мираж. На востоке, за  роскошными  жилыми
небоскребами, еле видны набитые людишками грязные  трущобы,  над  которыми
возвышается лес телевизионных антенн из нержавейки. Нет,  здесь,  наверху,
жить лучше, чем там, на помойке.
     Он вернулся в квартиру, задвинул за собой дверь и направился в ванную
понежиться под горячим душем.
     Через сорок минут он присел с бокалом  в  руке  и  не  торопясь  стал
разглядывать коробку. За это время тень  накрыла  половину  темно-красного
ковра. Лучшая часть дня закончилась, наступил вечер.
     В посылке бомба.
     Разумеется, ее там нет, но вести себя надо так, как будто  в  посылке
бомба. Он делает так всегда, именно поэтому прекрасно себя  чувствует,  не
страдает отсутствием аппетита, а вот многие другие отправились на  небеса,
в тамошнюю биржу безработных.
     Если это бомба, то без  часового  механизма  -  никакого  тиканья  из
коробки не доносится. С виду обычная коробка, но с каким-то  секретом.  Но
вообще-то сейчас пользуются пластиковой  взрывчаткой.  Поспокойнее  штука,
чем все эти часовые пружины.
     Реншо посмотрел на почтовый штемпель: Майами, 15  апреля.  Отправлено
пять дней назад. Бомба с часовым механизмом  уже  бы  взорвалась  в  сейфе
отеля.
     Значит, посылка отправлена из Майами. Его фамилия  и  адрес  написаны
этим  угловатым  почерком  с  обратным  наклоном.  На  столе  у   бледного
бизнесмена стояла фотография в рамке. На ней старая карга в  платке,  сама
бледнее этого Ганса Морриса. Наискосок, через нижнюю часть фотографии  тем
же почерком надпись: "Привет от мамочки,  лучшего  поставщика  идей  твоей
фирмы". Это что еще за идейка, мамочка? Набор "Убей сам"?
     Он сосредоточился и, сцепив руки, не шевелясь,  разглядывал  посылку.
Лишние вопросы, например - откуда близкие Морриса узнали его адрес?  -  не
волновали Реншо. Позже он задаст их Бэйтсу. Сейчас это неважно.
     Неожиданно и как  бы  рассеянно  он  достал  из  бумажника  маленький
пластмассовый календарь, засунул его под веревку,  которой  была  обвязана
коричневая бумага, и клейкую ленту - скотч отошел.  Он  немного  подождал,
наклонился, понюхал. Ничего, кроме картона, бумаги и веревки.  Он  походил
вокруг столика, легко присел на корточки, проделал все  с  самого  начала.
Серые расплывчатые щупальца сумерек вползли в комнату.
     Веревка более не придерживала бумагу, которая отошла с одной стороны,
- там виднелся  зеленый  металлический  ящичек  с  петлями.  Реншо  достал
перочинный нож, перерезал веревку - оберточная бумага упала на столик.
     Зеленый металлический  ящичек  с  черными  клеймами.  На  нем  белыми
трафаретными буквами написано: "Вьетнамский сундучок американского солдата
Джо.".  И  чуть  пониже:  "Двадцать  пехотинцев,  десять  вертолетов,  два
пулеметчика с пулеметами "браунинг", два солдата с базуками, два санитара,
четыре "джипа". Внизу, в углу: "Компания Морриса по производству игрушек",
Майами, Флорида.
     Реншо протянул руку и отдернул ее - в сундучке  что-то  зашевелилось.
Он встал, не торопясь пересек  комнату,  направляясь  в  сторону  кухни  и
холла, включил свет.
     "Вьетнамский сундучок" раскачивался, оберточная бумага  скрипела  под
ним. Неожиданно он перевернулся и с глухим стуком упал на ковер. Крышка на
петлях приоткрылась сантиметров на пять.
     Крошечные пехотинцы - ростом сантиметра по четыре -  начали  вползать
через щель.  Реншо,  не  мигая,  наблюдал  за  ними,  не  пытаясь  разумом
объяснить  невозможность  происходящего.  Он  только   прикидывал,   какая
опасность угрожает ему и что надо сделать, чтобы выжить.
     Пехотинцы были в полевой армейской форме, касках, с вещевыми мешками,
за плечами миниатюрные карабины. Двое посмотрели через комнату  на  Реншо.
Глаза у них были не больше карандашных точек.
     Пять,  десять,  двенадцать,  вот  и  все  двадцать.   Один   из   них
жестикулировал, отдавая приказы  остальным.  Те  построились  вдоль  щели,
принялись толкать крышку - щель расширилась.
     Реншо взял с дивана большую подушку  и  пошел  к  сундучку.  Командир
обернулся, махнул рукой. Пехотинцы взяли карабины  наизготовку,  раздались
негромкие хлюпающие звуки, и  Реншо  внезапно  почувствовал  что-то  вроде
пчелиных укусов.
     Тогда он бросил подушку, пехотинцы попадали, от удара крышка сундучка
распахнулась. Оттуда, жужжа, как стрекозы, вылетели миниатюрные вертолеты,
раскрашенные в маскировочный зеленый цвет, как для войны в джунглях.
     Негромкое "пах! пах! пах!" донеслось до Реншо, он  тут  же  увидел  в
дверных  проемах  вертолетов  крошечные  вспышки  пулеметных  очередей   и
почувствовал, как будто кто-то начал колоть его иголками в  живот,  правую
руку, шею. Он быстро протянул руку, схватил  один  из  вертолетов,  резкая
боль ударила по пальцам, брызнула кровь  -  вращающиеся  лопасти  наискось
разрубили ему пальцы до кости. Ранивший его вертолет упал на ковер и лежал
неподвижно. Остальные отлетели подальше и принялись  кружить  вокруг,  как
слепни.
     Реншо закричал от неожиданной боли в ноге. Один  пехотинец  стоял  на
его ботинке и бил Реншо штыком в щиколотку.  На  него  смотрело  крошечное
задыхающееся и ухмыляющееся лицо.
     Реншо ударил его ногой, маленькое тельце перелетело через  комнату  и
разбилось о стену - крови не было, осталось лишь липкое пятно.
     Раздался негромкий кашляющий взрыв - жуткая боль пронзила  бедро.  Из
сундучка вылез пехотинец с базукой - из ее дула лениво  поднимался  дымок.
Реншо посмотрел на свою ногу и  увидел  в  брюках  черную  дымящуюся  дыру
размером с монету в двадцать пять центов. На теле был ожог.
     Он повернулся и через холл побежал  в  спальню.  Рядом  с  его  щекой
прожужжал вертолет, выпустил короткую пулеметную очередь и полетел прочь.
     Под рукой у Реншо лежал револьвер  "магнум-44",  из  которого  в  чем
угодно  можно  сделать  дыру,  хоть  два  кулака  просовывай.  Он  схватил
револьвер двумя руками, повернулся и ясно понял, что стрелять придется  по
летающей мишени не больше электрической лампочки.
     На него зашли два вертолета. Сидя на постели, Реншо выстрелил,  и  от
одного вертолета ничего не осталось. Двумя меньше, думал он, прицелился по
второй... нажал на спусковой крючок...
     Черт подери! Проклятая машинка дернулась!
     Вертолет неожиданно пошел на него по дуге, лопасти винтов вращались с
огромной скоростью. Реншо успел заметить пулеметчика, стрелявшего  точными
короткими очередями, и бросился на пол.
     Мерзавец целился в глаза!
     Прижавшись  спиной  к  дальней  стене,  Реншо  поднял  револьвер,  но
вертолет уже удалился. Казалось, он на мгновение застыл в воздухе,  нырнул
вниз, признавая преимущество  огневой  мощи  Реншо,  и  улетел  в  сторону
гостиной.
     Реншо поднялся, наступил на раненую ногу, сморщился от боли. Из  раны
обильно текла кровь. Ничего удивительного, мрачно подумал он. Много ли  на
свете людей, в кого попадали из базуки, а они остались в живых?
     Сняв с подушки наволочку, он разорвал ее, сделал  повязку,  перевязал
ногу, взял с комода зеркало для бритья, подошел к двери, ведущей  в  холл.
Встав на колени, Реншо поставил зеркало углом и посмотрел в него.
     Они разбили лагерь у сундучка. Крошечные  солдатики  сновали  взад  и
вперед,  устанавливали  палатки,  деловито  разъезжали  на  малюсеньких  -
высотой сантиметров шесть - "джипах". Над солдатом, которого Реншо  ударил
ногой, склонился санитар. Оставшиеся восемь  вертолетов  охраняли  лагерь,
барражируя на высоте кофейного столика.
     Неожиданно они заметили зеркальце. Трое пехотинцев  открыли  огонь  с
колена. Через несколько секунд оно разлетелось на четыре куска.
     Ну ладно, погодите.
     Реншо взял с  комода  тяжелую  красного  дерева  коробку  для  разных
мелочей, которую Линда подарила ему  на  рождество,  взвесил  ее  в  руке,
подошел к двери, резко открыл  ее  и  с  размаху  швырнул  коробку  -  так
бейсболист бросает мяч. Коробка сбила пехотинцев, как кегли,  один  "джип"
перевернулся два раза. Стоя в дверях, Реншо выстрелил, попал в солдата.
     Но несколько пехотинцев пришли в себя: одни как  на  стрельбище  вели
стрельбу с колена, другие попрятались, остальные отступили в сундучок.
     Реншо показалось, что пчелы жалят его в ноги и  грудь,  но  не  выше.
Может, расстояние слишком большое, но  это  не  имеет  значения  -  он  не
собирается отступать и сейчас разберется с ними.
     Он выстрелил еще раз - мимо. Черт их подери, какие они маленькие!  Но
следующим выстрелом уничтожил еще одного пехотинца.
     Яростно жужжа, на него летели вертолеты,  крошечные  пульки  попадали
ему в лицо, выше и ниже глаз.  Реншо  расстрелял  еще  два  вертолета.  От
режущей боли ему застилало глаза.
     Оставшиеся  шесть  вертолетов  разделились  на  два  звена  и  начали
удаляться. Рукавом он вытер кровь с лица, приготовился открыть  огонь,  но
остановился. Пехотинцы, укрывшись в сундучке, что-то  оттуда  вытаскивали.
Похоже...
     Последовала ослепительная вспышка желтого огня, и слева от  Реншо  из
стены дождем полетели дерево и штукатурка.
     ...Ракетная установка!
     Он выстрелил по ней, промахнулся, повернулся,  добежал  до  ванной  в
конце коридора