одолжать бой.
     Ужасное "бу-у-у! бу-у-у!" огласило  беспредельные  пространства  цирка.
Это было вовсе не спортивно - уходить  с  ринга.  С  ринга  боксеров  должны
уносить, и именно за это зрители платят деньги. Но  немцу,  как  видно,  так
тошно было представлять себе, как он через минуту или  две  получит  нокаут,
что он решил больше не драться.
     Зрители бубукали все время,  покуда  несчастный  боксер  пробирался  за
кулисы. Они были  так  возмущены  поведением  немца,  что  даже  не  слишком
приветствовали победителя. "Иль гиганте" поднял сложенные руки над  головой,
потом надел роскошный, как у куртизанки, шелковый халат, нырнул под  веревки
ринга  и  степенно  отправился  переодеваться,  отправился  походкой  старой
работящей лошади, возвращающейся в  конюшню,  чтобы  засунуть  свою  длинную
морду в торбу с овсом.
     Последняя пара не представляла интереса.  Вскоре  мы  вместе  со  всеми
выходили из цирка. У выхода газетчики продавали ночные издания "Дейли  Ньюс"
и  "Дейли  Миррор",  на  первой  странице  которых  афишными  буквами   было
напечатано сообщение о том, что Карнера на четвертом раунде  победил  своего
противника. От той минуты, когда это событие произошло, до того момента, как
мы купили газету с сообщением о матче, прошло не больше получаса.
     В ночном небе пылала электрическая  надпись:  "Джек  Демпсей".  Великий
чемпион  бокса,  закончив  свою  карьеру  на  ринге,  открыл  поблизости  от
"Медисон-сквер-гарден" бар  и  ресторан,  где  собираются  любители  спорта.
Никому из американцев не придет, конечно, в голову мысль укорить  Демпсея  в
том,  что  из  спортсмена  он  превратился  в  содержателя   бара.   Человек
зарабатывает деньги, делает свой бизнес. Не все  ли  равно,  каким  способом
заработаны деньги? Те деньги лучше, которых больше!
     Бокс может  нравиться  или  не  нравиться.  Это  частное  дело  каждого
человека. Но бокс - все-таки спорт; может быть - тяжелый, может быть -  даже
ненужный, но спорт. Что же касается американской борьбы, то она представляет
собой зрелище нисколько не спортивное, хотя и удивительное.
     Мы видели такую борьбу в "Медисон-сквер-гарден".
     По правилам американской борьбы... Впрочем, зачем говорить о  правилах,
когда особенность этой борьбы заключается именно в том, что  правил  никаких
нет! Можно делать что угодно: выламывать  противнику  руки;  запихивать  ему
пальцы в рот, стараясь этот последний разорвать, в то  время  как  противник
пытается чужие пальцы  откусить;  таскать  за  волосы;  просто  бить;  рвать
ногтями лицо; тянуть за уши; душить за глотку - все можно делать. Эта борьба
называется "реслинг" и вызывает у зрителя неподдельный интерес.
     Борцы валяются на ринге, прищемив  друг  друга,  лежат  так  по  десять
минут, плачут от боли и гнева, сопят, отплевываются,  визжат,  вообще  ведут
себя омерзительно и бесстыдно, как - грешники в аду.
     Омерзение еще увеличивается, когда через  полчаса  начинаешь  понимать,
что все это глупейший обман, что здесь нет даже простой уличной драки  между
двумя пьяными хулиганами. Если  один  сильный  человек  хочет  сломать  руку
другому, то, изловчившись, он всегда может это  сделать.  В  "реслинге"  же,
несмотря на самые ужасные  захваты,  членовредительства  мы  не  видели.  Но
американцы, как дети, верят этому наивному обману и замирают от восторга.
     Разве можно сравнить это вульгарное зрелище с состязаниями ковбоев!  На
этой же прямоугольной арене, оскверненной "реслингом", мы видели  "родео"  -
состязания пастухов с Запада.
     На этот раз не было ни ринга, ни стульев. Чистый песок лежал от края до
края огромной арены. На трибуне сидели оркестранты в ковбойских шляпах и изо
всех сил дули в свои валторны и тромбоны.
     Раскрылись ворота  в  сплошном  деревянном  барьере,  и  начался  парад
участников. На славных лошадках  ехали  представители  романтических  штатов
Америки-ковбои и каугерлс (пастухи и пастушки) из Техаса,  Аризоны,  Невады.
Колыхались   поля   исполинских   шляп,   девушки   приветствовали   публику
мужественным поднятием руки. На арене было уже несколько сот всадников, а из
ворот ехали все новые и новые ковбои.
     Торжественная часть окончилась, началась художественная.
     Ковбои по очереди выезжали из ворот  верхом  на  низкорослых  и  бешено
подскакивающих быках. По всей вероятности, этим быкам перед выходом на арену
чем-то причиняли боль, потому что брыкались они невероятно. Задача  всадника
состояла в том, что ему надо было продержаться на спине животного как  можно
дольше, не хватаясь за него рукой и держа в правой руке шляпу. Под  потолком
висел огромный секундомер, за которым мог  следить  весь  зал.  Одни  ковбой
держался на осатаневшем быке семнадцать  секунд,  другой  -  двадцать  пять.
Некоторых всадников быки сбрасывали на  землю  уже  на  второй  или  третьей
секунде. Победителю  удалось  продержаться  что-то  такое  секунд  сорок.  У
ковбоев были напряженные, застенчивые лица деревенских парней,  не  желающих
осрамиться перед гостями.
     Потом ковбои один за другим выносились на лошадях, размахивая свернутым
в моток лассо. Перед лошадью, задрав хвостик,  восторженным  галопом  скакал
теленок. Опять пускали секундомер. Неожиданно веревка лассо вылетала из руки
ковбоя. Петля вела себя в воздухе как живая. Секунду она висела над  головой
теленка, а уже в следующую секунду теленок лежал  на  земле,  и  спешившийся
ковбой бежал к нему, чтобы с возможной быстротой  связать  теленка  по  всем
правилам техасской науки и превратить его в тщательно  упакованную,  хотя  и
отчаянно мычащую покупку.
     Любители "родео" вопили и записывали в книжечки секунды и доли секунд.
     Самое трудное было  оставлено  на  конец.  Тут  ковбоям  было  над  чем
поработать. Из ворот выпустили бодливую, злую корову. Она неслась по арене с
такой быстротой, какой никак нельзя было ожидать от этого в  общем  смирного
животного. Ковбой гнался за коровой на лошади, на всем скаку прыгнул  ей  на
шею и, схватив за рога, пригнул к земле. Самым важным и самым  трудным  было
повалить корову на землю. Многим этого так и  не  удалось  сделать.  Повалив
корову, надо было связать ей все четыре ноги и выдоить в бутылочку,  которую
ковбой торопливо вытаскивал из кармана, хоть  немного  молока.  На  все  это
давалась только одна минута. Подоив корову, ковбой торжественно  поднял  над
головой бутылочку и радостно побежал за загородку.
     Блестящие упражнения  пастухов,  их  минорные  песни  и  черные  гитары
заставили нас забыть тяжкое хлопанье боксерских перчаток, раскрытые слюнявые
пасти и заплаканные лица участников американской борьбы "реслинг".
     Полковник оказался прав. На его арене можно было увидеть  и  хорошее  и
плохое.


        Глава девятая. МЫ ПОКУПАЕМ АВТОМОБИЛЬ И УЕЗЖАЕМ

     По дороге в  Синг-Синг,  даже  раньше,  еще  за  завтраком  с  мистером
Адамсом, мы стали уговаривать его поехать с нами в  большое  путешествие  по
Америке. Так как никаких аргументов у нас не было, то мы монотонно повторяли
одно и то же:
     - Ну, поедем с нами! Это будет очень интересно!
     Мы  уговаривали  его  так,  как  молодой  человек  уговаривает  девушку
полюбить его. Никаких оснований у него на это нет,  но  ему  очень  хочется,
чтоб его кто-нибудь полюбил. Вот он и канючит.
     Мистер Адамс ничего на это не отвечал, смущенный, как молодая  девушка,
или же старался перевести разговор на другую тему.
     Тогда мы  усиливали  нажим.  Мы  придумали  пытку,  которой  подвергали
доброго пожилого джентльмена целую неделю.
     - Имейте в виду, мистер Адамс, вы будете причиной нашей гибели. Без вас
мы пропадем в этой стране, переполненной гангстерами, бензиновыми  колонками
и яйцами с ветчиной. Вот запаршивеем на ваших глазах в этом  Нью-Йорке  -  и
пропадем.
     - Но, но, сэры, - говорил мистер Адамс, - но! Не нужно так  сразу.  Это
будет непредусмотрительно поступать так. Да, да, да! Вы этого не  понимаете,
мистер Илф и мистер Петров!
     Но мы безжалостно продолжали эти разговоры,  чувствуя,  что  наш  новый
друг колеблется и  что  нужно  как  можно  скорее  ковать  это  толстенькое,
заключенное в аккуратный серый костюм железо, покуда оно горячо.
     Мистер Адамс и его жена принадлежали к  тому  сорту  любящих  супругов,
которые понимают один другого с первого взгляда.
     Во взгляде миссис Адамс можно было прочесть:
     "Я знаю, тебе очень хочется поехать. Ты  просто  еле  удерживаешься  от
того, чтобы не броситься в путь с первыми подвернувшимися людьми. Такая уж у
тебя натура. Тебе ничего не стоит бросить меня и  беби.  Ты  любопытен,  как
негритенок, хотя тебе уже шестьдесят  три  года.  Подумай,  сколько  раз  ты
пересекал Америку и на автомобиле и в поезде!  Ты  же  знаешь  ее  как  свою
квартиру. Но если ты хочешь еще раз посмотреть ее, то поезжай. Я готова  для
тебя на все. Только одно мне непонятно - кто будет у вас управлять  машиной?
Впрочем, делайте как знаете. А обо мне лучше не думать совсем".
     "Но, но, Бекки! - читалось в ответном взгляде  мистера  Адамса.  -  Это
будет неверно и преждевременно думать обо мне так мрачно. Я вовсе никуда  не
хочу ехать. Просто хочется помочь людям. И потом, я пропаду  без  тебя.  Кто
будет мне брить голову? Лучше всего поезжай с нами. Ты еще более  любопытна,
чем я. Все это знают. Поезжай! Кстати, ты будешь вести машину".
     "А беби?" - отвечал взгляд миссис Адамс.
     "Да, да! Беби! Это ужасно: я совсем забыл!"
     Когда  безмолвный  разговор  доходил  до  этого  места,  мистер   Адамс
поворачивался к нам и восклицал:
     - Но, но, сэры! Это невозможно!
     - Почему же невозможно? - ныли мы. - Все возможно. Так будет хорошо. Мы
будем ехать, делать привалы, останавливаться в гостиницах.
     - Кто же останавливается в гостиницах! - закричал вдруг мистер Адамс. -
Мы будем останавливаться в туристгаузах или кэмпах.
     - Вот видите, - подхватывали мы, - вы все знаете, поедем.  Ну,  поедем!
Честное слово! Миссис Адамс, поедем с нами! Поедем! Поедем всей семьей!
     - А беби? - закричали оба супруга.
     Мы легкомысленно ответили:
     - Беби можно отдать в ясли.
     - Но, но, сэры! О, но! Вы забыли! Тут нет яслей. Вы не в Москве.
     Это было верно. Мы были не в Москве. Из окон  квартиры  мистера  Адамса
были  видны  обнаженные  деревья  Сентрал-парка  и  из  Зоологического  сада
доносились хриплые крики попугаев, подражавших автомобильным гудкам.
     - Тогда отдайте ее знакомым, - продолжали мы.
     Супруги призадумались. Но тут все испортила сама беби, которая вошла  в
комнату в ночном комбинезоне с вышитым на  груди  Микки-Маусом.  Она  пришла
проститься, прежде чем лечь спать. Родители  со  стоном  бросились  к  своей
дочке. Они обнимали ее, целовали и каждый раз оборачивались к нам. Теперь во
взглядах обоих можно было прочесть одно и то же: "Как? Обменять такую чудную
девочку на этих двух иностранцев? Нет, этого не будет!"
     Появление беби отбросило нас почти к исходным позициям. Надо  было  все
начинать сначала. И мы повели новые атаки.
     - Какое прекрасное дитя! Сколько ей? Неужели только два  года?  На  вид
можно дать  все  восемь.  Удивительно  самостоятельный  ребенок!  Вы  должны
предоставить ей больше свободы! Не кажется  ли  вам,  что  постоянная  опека
родителей задерживает развитие ребенка?
     - Да, да, да, мистеры! - говорил счастливый  отец,  прижимая  к  своему
животу ребенка. - Это просто шутка с вашей стороны.
     Когда ребенка уложили спать, мы для приличия минут  пять  поговорили  о
том о сем, а затем снова стали гнуть свою линию.
     Мы сделали множество предложений насчет беби, но  ни  одно  из  них  не
подходило. В совершенном отчаянии мы вдруг сказали, просто сболтнули:
     - А нет ли у вас какой-нибудь почтенной дамы, которая могла бы  жить  с
беби во время вашего отсутствия?
     Оказалось, что такая дама, кажется, есть. Мы уже  стали  развивать  эту
идею, как мистер Адамс вдруг поднялся. Стекла его очков заблистали. Он  стал
очень серьезен.
     - Сэры! Нам нужно два дня, чтобы решить этот вопрос.
     Два дня мы слонялись по Нью-Йорку, надоедая друг другу вопросами о том,
что будет, если Адамсы откажутся с нами ехать. Где мы тогда найдем идеальное
существо? И мы подолгу стояли  перед  витринами  магазинов  дорожных  вещей.
Сумки из шотландской ткани с  застежками-молниями,  рюкзаки  из  корабельной
парусины, мягкие кожаные чемоданы, пледы и термосы-все  здесь  напоминало  о
путешествии и манило к нему.
     Точно в назначенный срок в нашем  номере  появился  мистер  Адамс.  Его
нельзя было узнать. Он был медлителен и торжествен. Его жилет был  застегнут
на все  пуговицы.  Так  приходит  посол  соседней  дружественной  державы  к
министру иностранных  дел  и  сообщает,  что  правительство  его  величества
считает себя  находящимся  в  состоянии  войны  с  державой,  представителем
которой и является означенный министр иностранных дел.
     - Мистер Илф и мистер Петров,  -  сказал  маленький  толстяк,  пыхтя  и
вытирая с лысины ледяной пот, - мы решили принять ваше предложение.
     Мы хотели его обнять, но он не дался, сказав:
     - Сэры, это слишком серьезный момент. Нельзя больше терять времени.  Вы
должны понять это, сэры.
     За эти два дня мистер Адамс не только принял  решение,  но  и  детально
разработал весь маршрут. От этого маршрута кружилась голова.
     Сначала мы пересекаем длинный и узкий штат Нью-Йорк почти  во  всю  его
длину и останавливаемся в Скенектеди - городе электрической  промышленности.
Следующая большая остановка - Буффало.
     - Может быть, это слишком тривиально - смотреть Ниагарский водопад, но,
сэры, это надо видеть.
     Потом, по берегу озера Онтарио и озера Эри, мы поедем в Детройт.  Здесь
мы посмотрим фордовские заводы. Затем - в Чикаго. После этого  путь  идет  в
Канзас-сити. Через Оклахому мы попадаем в Техас. Из Техаса в Санта-Фе,  штат
Нью-Мексико. Тут мы побываем на  индейской  территории.  За  Альбукерком  мы
переваливаем через Скалистые горы и попадаем в Грэнд-кэньон. Потом-Лас-Вегас
и знаменитая плотина на реке Колорадо-Боулдер-дам. И вот  мы  в  Калифорнии,
пересекши хребет Сиерра-Невады. Затем Сан-Франциско, Лос-Анжелос,  Голливуд,
Сан-Диэго.  Назад,  от  берегов  Тихого  океана,   мы   возвращаемся   вдоль
мексиканской границы, через Эль-Пасо, Сан-Антонио и Юстон. Здесь мы движемся
вдоль Мексиканского залива. Мы уже в черных штатах  -  Луизиана,  Миссисипи,
Алабама. Мы останавливаемся в Нью-Орлеане и  через  северный  угол  Флориды,
через  Талагасси,  Саванну  и  Чарльстон  движемся  к  Вашингтону,   столице
Соединенных Штатов.
     Сейчас легко писать обо всем этом,  а  тогда...  Сколько  было  криков,
споров, взаимных убеждений! Всюду хотелось побывать,  но  ограничивал  срок.
Bсe автомобильное путешествие должно было занять два месяца, и ни одним днем
больше. Адамсы решительно заявили, что могут расстаться  с  беби  только  на
шестьдесят дней.
     Остановка была за автомобилем. Какой купить автомобиль?
     Хотя заранее было известно, что будет куплен самый дешевый  автомобиль,
какой только  найдется  на  территории  Соединенных  Штатов,  но  мы  решили
посетить автомобильный салон тысяча девятьсот  тридцать  шестого  года.  Был
ноябрь месяц тысяча девятьсот тридцать  пятого  года,  и  салон  только  что
открылся.
     В двух этажах выставочного помещения было собрано, как  в  фокусе,  все
сказочное сиянье автомобильной Америки. Не было ни оркестров, ни  пальм,  ни
буфетов, - словом, никаких дополнительных украшений.  Автомобили  сами  были
так красивы, что не нуждались ни в чем. Благородный американский технический
стиль заключается в том,  что  суть  дела  не  засорена  ничем  посторонним.
Автомобиль есть тот предмет, из-за которого сюда пришли. И здесь  существует
только он. Его можно трогать руками, в  него  можно  садиться,  поворачивать
руль, зажигать фары, копаться в моторе.
     Длинные тела дорогих "паккардов", "кадиллаков" и "роллс-ройсов"  стояли
на  зеркальных  стендах.  На  отдельных   площадках   вращались   специально
отполированные шасси  и  моторы.  Кружились  и  подскакивали  никелированные
колеса, показывая эластичность рессор и амортизаторов.
     Каждая фирма демонстрировала собственный технический трюк, какое-нибудь
усовершенствование, заготовленное для того, чтобы  окончательно  раздразнить
покупателя, вывести его (а главным образом его жену) из состояния  душевного
равновесия.
     Все автомобили,  которые  выставила  фирма  "Крайслер",  были  золотого
цвета.  Бывают  такие  жуки,  кофейно-золотые.  Стон   стоял   вокруг   этих
автомобилей.  Хорошенькие  худенькие  американочки,   с   голубыми   глазами
весталок, готовы были совершить убийство, чтобы иметь такую машину. Их мужья
бледнели при мысли о том, что сегодня ночью им придется остаться наедине  со
своими женами и убежать будет  некуда.  Много,  много  бывает  разговоров  в
Нью-Йорке в ночь после открытия автомобильного салона! Худо бывает мужчине в
день открытия выставки! Долго он будет  бродить  вокруг  супружеского  ложа,
где, свернувшись котеночком, лежит любимое существо, и бормотать:
     - Мисси, ведь наш "плимут" сделал только двадцать тысяч миль. Ведь  это
идеальная машина.
     Но существо не будет даже слушать своего мужа. Оно будет повторять одно
и то же, одно и то же:
     - Хочу золотой "крайслер"!
     И в эту  ночь  честная  супружеская  кровать  превратится  для  мужа  в
утыканное гвоздями ложе индийского факира.
     Но низкие могучие "корды"  с  хрустальными  фонарями,  скрывающимися  в
крыльях  для  пущей  обтекаемости,  заставляют  забыть  о   золотых   жуках.
Американочки забираются в эти машины и сидят там целыми часами, не  в  силах
выйти.  В  полном  расстройстве  чувств,  они  нажимают  кнопку,  и   фонари
торжественно выползают из крыльев.  Снова  они  касаются  кнопки,  и  фонари
прячутся в свои гнезда. И снова ничего не видно снаружи -  голое  сверкающее
крыло.
     Но все блекнет - и золото и хрусталь - перед изысканными и старомодными
на вид формами огромных "роллс-ройсов".  Сперва  хочется  пройти  мимо  этих
машин. Сперва даже удивляешься: почему среди обтекаемых моделей,  прячущихся
фар и золотых колеров стоят эти  черные  простые  машины!  Но  стоит  только
присмотреться, и становится ясным, что именно это самое главное. Это  машина
на всю жизнь, машина для сверхбогатых старух, машина для принцев. Тут  Мисси
замечает, что никогда не достигнет полного счастья,  что  никогда  не  будет
принцессой. Для этого ее Фрэнк  зарабатывает  в  своем  офисе  слишком  мало
денег.
     Никогда этот автомобиль не выйдет из моды, не устареет, как не старятся
бриллианты и соболя. Ох, туда даже страшно было  садиться!  Чувствуешь  себя
лордом-хранителем печати, который потерял печать и сейчас будет уволен.
     Мы посидели в "роллс-ройсе" и решили его не покупать. Это было для  нас
слишком роскошно. Он едва ли пригодился бы нам в  том  суровом  путешествии,
которое нам предстояло. Кстати, и стоил он много тысяч долларов.
     Потом мы кочевали из машины в машину. Сидели мы и в голубом "бьюике", и
в маленьком и дешевом "шевроле", вызывали мы нажатием кнопки фордовские фары
из их убежища, ощупывали "плимуты", "олдсмобили", "студебеккеры", "гудзоны",
"нэши", даже нажимали клаксон "кадиллака" с таким видом, как будто от  этого
зависело - купим мы "кадиллак" или нет. Но, вызвав из недр  чудесной  машины
могучий степной рев, мы отошли в сторону. Нет! Не купим! Не по средствам!
     Мы  посетили  также  и  другие  автомобильные  салоны.  Они  помещались
преимущественно  под  открытым  небом,  на  городских  пустырях,  и  все  их
великолепие портила большая вывеска с надписью "подержанные автомобили".
     Тут тоже были "студебеккеры", "олдсмобили",  "кадиллаки",  "гудзоны"  и
"плимуты". Но что сделало время! Никаким  ремонтом  нельзя  было  скр