лнце, дающее человеку нормальный  загар.  В  моем
распоряжении десять минут. Я подымаюсь с  постели  и  подхожу  вот  к  этому
гимнастическому  аппарату.  Здесь  я  включаю  вторую  кварцевую  лампу   и,
продолжая загорать и нежиться на солнышке, приступаю к гимнастике.  Люди  не
любят заниматься гимнастикой по утрам. Наша фирма это учла. Поэтому  вам  не
приходится делать никаких движений. Вы только  опоясываете  себя  ремнями  и
включаете ток. Аппарат массирует вас самым добросовестным  образом.  Однако,
по указаниям врачей, заниматься этим делом  больше  пяти  минут  вредно.  Но
человек, джентльмены, - инструмент далеко не совершенный. Он может  позабыть
посмотреть на часы и выключить ток. Аппарат не допустит этого. Он  прекратит
свое действие сам - и сделает это ровно через пять минут.
     Мы не  раз  сталкивались  с  подобного  рода  явлением  в  американской
технике. Называется оно "фулпруф" - защита от дурака. Высокая техника боится
человека и не верит в его сообразительность. Там, где только  это  возможно,
она старается предохранить себя от  ошибок,  свойственных  живому  существу.
Название придумано жестокое, бичующее - защита от дурака!  На  строительстве
величайшей в мире гидростанции Боулдер-дам  мы  видели  кран,  опускающий  в
глубокое ущелье целые вагоны с грузом. Легко представить себе всю  сложность
и опасность этих операций. Достаточно перепутать кнопки,  регулирующие  этот
аппарат, чтобы произошла катастрофа. Но ошибки произойти не может. В будочке
управления, где сидит машинист, есть только одна кнопка. Машина  все  делает
сама. Уж она-то никогда не придет  на  работу  в  пьяном  виде,  она  всегда
хладнокровна, сообразительность ее выше всяких похвал.
     А мистер Рипли продолжал показывать все  новые  и  новые  электрические
чудеса своего домика. Тут были и электрическая бритва, и  пылесос  последней
конструкции, и стиральная машина,  и  особый  гладильный  пресс,  заменивший
собой электрический утюг, этот  анахронизм  двадцатого  века.  Когда  из-под
гладко отполированного стола была извлечена электрическая  швейная  машинка,
мы уже были утомлены. Если бы в этот момент мистер Рипли вывел нас  во  двор
и, оборотясь к дому, сказал: "Стань, домик, к  Нью-Йорку  задом,  а  ко  мне
передом", и домик, подобно избушке на курьих ножках, выполнил бы эту просьбу
при помощи электричества, мы бы не слишком удивились.
     Пора сказать, кто такой мистер Рипли. Он - заведующий отделом паблисити
в "Дженерал Электрик  Компани".  В  переводе  на  русский  язык  "паблисити"
означает - реклама. Но это слишком простое объяснение. Паблисити  -  понятие
гораздо более широкое. Оно, пожалуй, играет в  американской  жизни  роль  не
меньшую, чем сама техника.
     У нас об американском паблисити создалось представление, как о  громких
криках зазывал,  бесчисленных  плакатах,  жульнических  премиях,  сверкающих
огненных вывесках, и так далее. Конечно, и такого рода реклама существует  в
Америке. Однако этот способ беспрерывного  оглушения  потребителя  применяют
лишь фабриканты папирос, жевательной резинки, алкоголя или  прохладительного
напитка "Кока-кола".
     Домик мистера Рипли - это не рекламный домик. Это научный домик.  Здесь
седовласый джентльмен изо дня в день, из  месяца  в  месяц  высчитывает,  во
сколько обходится эксплуатация того или иного электрического прибора.  Возле
каждого из них висит счетчик. Мистер Рипли производит своего рода  испытание
новых машин на экономичность.
     Потом он пишет книгу. Он писатель. И в этой  книге  нет  патриотических
криков о том, что продукция "Дженерал Электрик" лучше, чем  продукция  фирмы
"Вестингауз".  Напротив,  когда  мы  спросили  мистера  Рипли,   хороши   ли
рефрижераторы "Вестингауз", он ответил, что  очень  хороши.  В  своей  книге
мистер Рипли объясняет, как удобно пользоваться  электричеством  в  быту,  и
доказывает при помощи проверенных  цифр,  что  электричество  дешевле  газа,
нефти и угля. В его книге есть точные сведения о том, во  сколько  обходится
электроплита в час, в день, в неделю и в месяц. В  заключение  он  сообщает,
что эксплуатация всего электрического домика стоит семь долларов  в  неделю.
Он прекрасно знает, что это самый лучший способ уговорить потребителя.
     Современная  американская  техника   несравненно   выше   американского
социального устройства. И  в  то  время  как  техника  производит  идеальные
предметы,  облегчающие  жизнь,  социальное  устройство  не  дает  американцу
заработать денег на покупку этих предметов.
     Рассрочка - это основа американской торговли. Все предметы, находящиеся
в доме американца, куплены  в  рассрочку:  плита,  на  которой  он  готовит,
мебель, на которой  он  сидит,  пылесос,  при  помощи  которого  он  убирает
комнаты, даже самый дом, в котором он живет, - все приобретено в  рассрочку.
За все это надо выплачивать деньги десятки  лет.  В  сущности,  ни  дом,  ни
мебель, ни чудные мелочи механизированного быта ему  не  принадлежат.  Закон
очень строг. Из ста взносов может быть сделано девяносто девять, и  если  на
сотый не хватит денег, тогда вещь  унесут.  Собственность  для  подавляющего
большинства народа  -  это  фикция.  Все,  даже  кровать,  на  которой  спит
отчаянный оптимист и горячий поборник собственности, принадлежит не  ему,  а
промышленной компании или банку. Достаточно человеку лишиться работы,  и  на
другой день он начинает ясно понимать, что  никакой  он  не  собственник,  а
самый обыкновенный раб вроде негра, только белого цвета.
     А удержаться от покупок никак невозможно.
     У дверей домика раздается вежливый  звонок,  и  в  передней  появляется
совершенно незнакомый посетитель. Не теряя понапрасну времени  на  всяческие
вводные речи, посетитель говорит:
     - Я пришел установить в вашей кухне новую электрическую плиту.
     - Но у  меня  уже  есть  газовая,  -  отвечает  удивленный  собственник
маленького дома, стиральной машины и стандартной мебели, за которую осталось
еще выплачивать многие годы.
     - Электрическая плита гораздо лучше и экономней. Впрочем, я не буду вас
убеждать. Я вам ее сейчас поставлю и через месяц приду снова.  Если  вам  не
понравится, я ее унесу, а если понравится - условия очень легкие:  в  первый
месяц двадцать пять долларов, а потом...
     Он устанавливает плиту. В течение месяца хозяин дома успевает заметить,
что плита и впрямь замечательная. Он уже привык к  ней  и  не  может  с  ней
расстаться.  Он  подписывает  новый  договор  и  начинает  чувствовать  себя
богатым, как Рокфеллер.
     Согласитесь, что это действительнее световой рекламы.
     Казалось бы,  в  жизни  среднего,  иными  словами  -  имеющего  работу,
американца должен наступить момент, когда он выплачивает все  свои  долги  и
взаправду становится собственником. Но это не так-то легко.  Его  автомобиль
состарился. Фирма предлагает новую, прекрасную модель. Старую  машину  фирма
берет за сто  долларов,  а  на  остальные  пятьсот  даются  чудные  льготные
условия: первый месяц - столько-то долларов, а потом...
     Потом счастливый собственник как-то незаметно теряет работу (в  Америке
это называется потерять "джаб"), и его новый автомобиль с  двумя  сигналами,
электрической зажигалкой и радиоаппаратом возвращается настоящему  владельцу
- банку, который давал рассрочку.
     И вот  беда!  Ведь  продают  не  какую-нибудь  дрянь,  а  действительно
превосходные  вещи.  За  последние  годы  производство  предметов  массового
потребления дошло в Америке до совершенства. Ну как"  тут  удержаться  и  не
купить новый пылесос, хотя старый хорош и может работать еще десять лет!
     Недавно в Нью-Йорке стал практиковаться новый способ рекламы.
     В квартиру тертого-перетертого, мытого-перемытого  нью-йоркца  приходит
человек и говорит:
     - Здравствуйте! Я повар. И я  хочу  сварить  для  вас  и  ваших  гостей
хороший, питательный обед из моих продуктов.
     Заметив  на  лице  нью-йоркца  сатанинскую  улыбку,  пришелец  поспешно
добавляет:
     - Это не будет стоить вам ни одного цента. Я ставлю только два условия:
во-первых, обед должен вариться в кастрюлях, которые я принесу с  собой,  и,
во-вторых, на обед должно быть приглашено не менее семи дам.
     В назначенный день  повар  является  со  своими  кастрюлями  и  готовит
вкусный обед. К концу  пиршества  он  торжественно  появляется  в  столовой,
спрашивает,   удовлетворены   ли   гости   обедом,   и   записывает   адреса
присутствующих женщин. Все в восторге от обеда. Повар скромно сообщает,  что
такой обед может сварить любая хозяйка, если только пожелает воспользоваться
особыми кастрюлями.  Все  общество  отправляется  в  кухню  и  рассматривает
кастрюли. Каждая из них зачем-то разбирается на три части.  У  них  какое-то
особенное дно, которое будто бы способствует  сохранению  витаминов.  Однако
вранья тут мало. Кастрюли в самом  деле  хороши.  И  условия  покупки  очень
льготные. На  другой  день  повар  ходит  по  адресам  и  совершает  сделки.
Очарованные домашние хозяйки закупают полные комплекты кастрюль. Снова в ход
пускается рассрочка. Кастрюли действительно лучше старых, но жить  стало  не
легче, а тяжелее, потому что прибавилось долгов.
     Нет! Световая реклама и  газетные  объявления  -  это  приготовительный
класс.
     Каждый год в Америке  происходит  интереснейшее  событие.  Строительная
компания, объединившись с обществом  архитекторов  и  электрической  фирмой,
строит дом. Это  нечто  вроде  домика  мистера  Рипли.  Только  там,  помимо
электрических новинок, все представляет собою новинку  -  и  архитектура,  и
строительные материалы, и мебель, и дворик. Выстроив дом, объединившиеся  на
почве коммерции новаторы объявляют всенародный  конкурс  на  описание  этого
дома. Автор лучшего описания получает в премию тот самый  дом,  который  так
хорошо описан. Событие это неизменно вызывает огромный интерес. В  последний
раз дом получила бедная шестнадцатилетняя девочка.  Газеты  с  удовольствием
печатали ее биографию и портреты. Ей  предложили  "джаб"  в  отделе  рекламы
какого-то большого общества. Но дело, конечно, не в  девушке.  Дело  в  том,
что, увлекаясь ее стихийным счастьем,  читатели  увлекались  одновременно  и
проектами усовершенствования собственной жизни. По вечерам, надев очки, отцы
семейств с карандашиком в руке  высчитывали,  что  покупка  такого  дома  на
весьма льготных  условиях  -  не  такая  уж  страшная  штука:  первый  взнос
столько-то долларов. А потом...
     Покидая  гостеприимного  мистера  Рипли,  мы  поблагодарили  его  и  на
прощанье спросили:
     - Вот вы потеряли из-за нас несколько часов. Ведь вы же знали,  что  мы
не купим ни рефрижератора, ни плиты?
     - А может быть, вы когда-нибудь  напишете  о  моем  домике,  -  ответил
седовласый румяный джентльмен. - Хорошее паблисити никогда не пропадет.



        Глава четырнадцатая. АМЕРИКУ НЕЛЬЗЯ ЗАСТАТЬ ВРАСПЛОХ

     Когда мы отъехали миль тридцать от  Скенектеди,  миссис  Адамс  сказала
мужу:
     - Стало холодно. Надень шляпу.
     Мистер Адамс некоторое время вертелся на месте,  приподымался  и  шарил
руками под собой. Потом, кряхтя, нагнулся и стал шарить под ногами.  Наконец
он обернулся к нам.
     - Сэры, - сказал он плачевным голосом, - поищите, нет ли у вас там моей
шляпы.
     Шляпы не было.
     Миссис Адамс отъехала  немного  в  сторону.  Мы  вылезли  из  машины  и
устроили организованные поиски: осмотрели багажник,  открыли  все  чемоданы.
Мистер Адамс даже похлопал себя по карманам. Шляпа исчезла.
     - Между тем, сэры, - заметил мистер Адамс, - я как сейчас помню, что  у
меня была шляпа.
     - Неужели помнишь? - спросила жена с улыбкой, от которой  мистер  Адамс
задрожал. - Какая прекрасная память!
     - Да, да, да, это совершенно непонятно,  -  бормотал  мистер  Адамс,  -
прекрасная шляпа...
     - Ты забыл свою шляпу в Скенектеди! - воскликнула жена.
     - Но, Бекки, Бекки! Не говори так - забыл  в  Скенектеди!  О,  но.  Мне
больно слушать, когда ты говоришь, что я  забыл  шляпу  в  Скенектеди.  Нет,
серьезно, нельзя так утверждать!
     - В таком случае, где же она?
     - Нет, Бекки, серьезно, как я могу ответить тебе, где она?
     Он вынул платок и стал обтирать им голову.
     - Что это такое? - спросила миссис Адамс.
     - Это платок, Бекки!
     - Это не платок. Это салфетка. Дай-ка сюда.  Так  и  есть.  Салфетка  с
инициалами гостиницы. Как она попала к тебе в карман?
     Мистер Адамс маялся. Он стоял возле машины, подняв  воротник  пальто  и
нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. На его бритую голову падали капельки
дождя.
     Мы  принялись  горячо  обсуждать  создавшееся  положение.  Оказывается,
последний раз шляпу видели  сегодня  утром,  в  гостиничном  ресторане.  Она
лежала на стуле, рядом с мистером Адамсом. За завтраком шел великий спор  об
итало-абиссинской войне.
     - Очевидно, тогда же ты  засунул  в  карман  салфетку  вместо  носового
платка! - высказала предположение миссис Адамс.
     - Ах, Бекки, ты не должна так говорить, - засунул  в  карман  салфетку.
Нет, нет, нет, это жестоко с твоей стороны говорить так.
     - Что же теперь делать? Вернуться за шляпой в Скенектеди?
     - Но, сэры, - сказал мистер Адамс, уже оправившийся  от  потрясения,  -
это будет легкомысленный поступок, если мы вернемся в  Скенектеди.  Да,  да,
сэры. Будет ли этот поступок достаточно разумным? Моя  шляпа  стоила  четыре
доллара в девятьсот тридцатом году. Плюс чистка в девятьсот тридцать третьем
году - пятьдесят центов. Итого - четыре доллара пятьдесят центов.
     Мистер Адамс вынул карандашик и блокнот и принялся калькулировать.
     - Моя шляпа, сэры, в ее теперешнем состоянии стоит не  больше  полутора
долларов. До Скенектеди и обратно - шестьдесят миль. Наш кар делает на  один
галлон бензина в среднем шестнадцать, ну, скажем, пятнадцать миль.  Итого  -
нам надо затратить четыре галлона по шестнадцать  центов  за  галлон.  Всего
шестьдесят  четыре  цента.  Теперь  надо  принять  во  внимание  амортизацию
автомобиля, расходы на масло и  смазку.  Серьезно!  О,  но!  Было  бы  глупо
возвращаться в Скенектеди за шляпой.
     Миссис Адамс внесла новое  предложение  -  отправить  салфетку  почтой,
попросив администрацию отеля  послать  шляпу  до  востребования,  скажем,  в
Детройт, где мы должны быть через два дня.
     Покуда мы завтракали в маленьком кафе городка, не то  Спрингфильда,  не
то Женевы, мистер Адамс пошел на почту. Он вскоре вернулся с  независимым  и
гордым видом человека, выполнившего свой долг.
     Шел третий день нашего путешествия.  Месяц  в  Нью-Йорке  принес  много
впечатлений, но чем больше мы видели людей и вещей, тем меньше  мы  понимали
Америку. Мы пытались делать обобщения. Десятки раз в день мы восклицали:
     - Американцы наивны, как дети!
     - Американцы прекрасные работники!
     - Американцы ханжи!
     - Американцы - великая нация!
     - Американцы скупы!
     - Американцы бессмысленно щедры!
     - Американцы радикальны!
     - Американцы тупы, консервативны, безнадежны!
     - В Америке никогда не будет революции!
     - Революция в Америке будет через несколько дней!
     Это был  настоящий  сумбур,  от  которого  хотелось  как  можно  скорее
освободиться. И вот постепенно началось это освобождение. Одна за другой нам
стали открываться различные области американской жизни, которые были  скрыты
до сих пор в грохоте Нью-Йорка.
     Мы знали. Не надо торопиться. Еще рано делать  обобщения.  Надо  сперва
как можно больше увидеть.
     Мы скользили по стране, как по главам толстого  увлекательного  романа,
подавляя в себе  законное  желание  нетерпеливого  читателя  -  заглянуть  в
последнюю страницу. И нам стало ясно: главное - это порядок и система.
     В электрическом домике мистера Рипли мы поняли, что такое -  паблисити.
Будем называть его - реклама.  Она  не  оставляла  нас  ни  на  минуту.  Она
преследовала нас по пятам.
     Как-то в течение пяти минут мы не встретили по сторонам дороги ни одной
рекламы. Это было так удивительно, что кто-то из нас воскликнул:
     - Исчезли рекламы! Смотрите - поля есть, деревня есть, а реклам нету!
     Но  он  был  строго  наказан  за  свое  неверие  в  мощь  американского
паблисити. Он еще произносил последнее слово своей фразы, а  из-за  поворота
уже летели навстречу машине целые сонмы больших и малых реклам.
     Нет! Америку нельзя застать врасплох!
     Реклама до такой степени проникла в американскую жизнь, что если  бы  в
одно удивительное утро американцы,  проснувшись,  увидели  бы,  что  реклама
исчезла, то большинство из них очутилось бы  в  самом  отчаянном  положении.
Стало бы неизвестно -
     Какие курить сигареты?
     В каком магазине покупать готовое платье?
     Каким  прохладительным  напитком  утолить  жажду  -   "Кока-кола"   или
"Джинджер-эйлем"?
     Какое пить виски - "Белая лошадь" иди "Джонни Уокер"?
     Какой покупать бензин: "Шелл" или "Стандард Ойл"?
     В какого бога верить: баптистского или пресвитерианского?
     Было бы просто невозможно решить -
     Стоит ли жевать резинку?
     Какой фильм замечателен, а какой попросту гениален?
     Следует ли идти добровольцем во флот?
     Полезен или вреден климат Калифорнии?
     И вообще без рекламы получилось бы черт знает что! Жизнь усложнилась бы
до невероятия. Над  каждым  своим  жизненным  шагом  приходилось  бы  думать
самому.
     Нет, с  рекламой  значительно  легче.  Американцу  ни  о  чем  не  надо
размышлять. За него думают большие торговые компании.
     Уже не надо ломать голову, выбирая прохладительный напиток.
     Дринк "Кока-кола"! Пей "Кока-кола"!
     "Кока-кола" освежает иссохшую глотку!
     "Кока-кола" возбуждает нервную систему!
     "Кока-кола" приносит пользу организму и отечеству!
     И вообще тому, кто пьет "Кока-кола", будет в жизни хорошо!
     "Средний американец", невзирая на его внешнюю активность, на самом деле
натура очень пассивная. Ему надо подавать  все  готовым,  как  избалованному
мужу. Скажите ему, какой напиток лучше, - и он будет его пить. Сообщите ему,
какая политическая партия выгоднее, - и он будет за нее голосовать.  Скажите
ему, какой бог "настоящее" - и он будет в него  верить.  Только  не  делайте
одного - не заставляйте его думать в неслужебные часы. Этого он не любит,  и
к этому он не привык. А  для  того  чтобы  он  поверил  вашим  словам,  надо
повторять их как можно чаще. На этом до сих пор построена значительная часть
американской рекламы - и торговой и политической, всякой.
     И вот реклама подстерегает вас всюду: дома и в гостях, на  улице  и  на
дороге, в такси, в метро, в поезде, в самолете, в карете медицинской  помощи
везде.
     Мы еще находились на  борту  "Нормандии"  и  буксиры  только  втягивали
пароход в нью-йоркскую гавань,  как  два  предмета  обратили  на  себя  наше
внимание. Один был маленький, зеленоватый  -  статуя  Свободы.  А  другой  -
громадный и нахальный - рекламный щит, пропагандирующий  "Чуингам  Ригли"  -
жевательную резинку. С тех  пор  нарисованная  на  плакате  плоская  зеленая
мордочка с громадным рупором следовала за нами  по  всей  Америке,  убеждая,
умоляя,  уговаривая,  требуя,  чтобы  мы  пожевали  "Ригли"   -   ароматную,
бесподобную, первоклассную резинку.
     Первый  месяц  мы  держались  стойко.  Мы  не  пили   "Кока-кола".   Мы
продержались почти до конца путешествия. Еще несколько дней - и мы  были  бы
уже в океане, вне опасности. Но все-таки реклама взяла свое. Мы не выдержали
и отведали этого напитка. Можем сказать совершенно чистосердечно: да, "Кока-
кола" действительно  освежает  гортань,  возбуждает  нервы,  целительна  для
пошатнувшегося  здоровья,  смягчает  душевные   муки   и   делает   человека
гениальным, как Лев Толстой. Попробуй мы не сказать так,  если  это  вбивали
нам в голову три месяца, каждый день, каждый час и каждую мин