овой была видна Москва-река.
     -О чем  мы будем  говорить?  - спросил Нестеров,  несколько подавленный
обилием яств на столе и  сломи, которые  произносил Морони. И тут же, словно
спохватившись,   показал   Морони   международный  жест   всех  разведчиков,
означающий: а можно ли здесь нормально поговорить?
     -Вы имеете в виду  прослушивающие или, как в России их теперь называют,
подслушивающие устройства? - цинично отозвался  Морони. - Но  ведь мы начали
нашу встречу с анекдота, смысл которого в том, что кругом такой бардак, что,
вот видите, мы - чужие, с вами обедаем вместе, в  России, и этому совершенно
не удивляемся. Так что давайте.
     Морони начал  со свекольной закуски, Нестеров - с заливного. Если молча
и оба отчего-то улыбались.
     Морони некрасиво съел закуску и сказал:
     -Ваш друг - человек невероятно цельный и творческий, поэтому я  убежден
в том,  что он трансформировался в  свои  книги и  теперь  пытается наладить
Вселенскую справедливость уже не пером,  а сущностью своей. Хорошо бы он был
сейчас  жив,  это хорошо  для нас с вами,  а если  его  даже  нет на  свете,
опять-таки  в земном, примитивном понятии этого слова,  - это еще ничего  не
означает: он может быть на другом витке, на грани Вселенского Разума (ВеРа).
     Анкету вашего друга  я  пропускал через компьютер еще в прошлом году, и
вы знаете, он выдал поразительный результат. Ваш друг  - человек, стоящий на
грани абсолюта. Кстати, вы  знаете, почему Америка вас победила? Потому, что
все, что я сейчас вам говорю, американцы стали исследовать очень давно, а вы
считали это псевдонаукой. Но  они  тоже пострадают от чрезмерной сегодняшней
открытости вашего общества. Представляете, сколько их денег сгорит от вашего
неумения  делать  дела! Так что  они  спокойно  могут теперь  начинать  тоже
печатать деньги.
     -Что именно вы имеете в виду?  - спросил  Нестеров, пропустив мимо ушей
экономический урок.
     -Да всякую чертовщину,  - сориентировался  Морони,  - летающие тарелки,
гипноз,   медитацию,   шаманство,   волшебство,   передача   на   расстояние
материальных объектов,  подчинение  одного мозга  другому. Вы же  тоже  этим
занимались: просто  позже и халтурнее.  Так вот, если обладание  всеми этими
знаниями  и  приближает  кого-то  к  Вселенскому   Разуму  (ВеРа),  так  это
американцев. А вы отстали. И, может быть, видя эту несправедливость, которая
произошла  по вине  ваших правителей,  а не народа,  ваш друг и оставил свое
тело,  чтобы  приблизиться   к  Вселенскому  Разуму  (ВеРа)  и  восстановить
справедливость.
     -Может быть, так, - сказал Нестеров, покончив с закуской и наливая себе
боржому, - у вас же все равно нет другой версии.
     -И у  вас бы  ее не было, если бы  вы внимательно изучали то, что пишет
ваш друг, а не искали бы в его книгах только упоминание своего имени.
     Нестеров проглотил маслину. Упрек был справедлив.
     -Я помню  его анкету  из  отдела  упрочения информации, и,  доложу вам.
Редкое государство не воспользовалось бы услугами такого фантазера.
     -Что вы хотите этим сказать?
     -Только то, что вы туго  соображаете. И подумали сейчас,  по партийному
вашему дебильству, что он за рубежом и мы его украли, так ведь?
     -Допустим.
     -Не допустим, а так, вы так  подумали, а на самом деле не увидели рядом
с собой истинного патриота. Только  с ним я мог бы вести связную беседу, без
фронды, но, увы, мы даже не знакомы почти.
     -К чему вы это говорите?
     -А  к  тому, что немедленно  собирайтесь  в Соединенные Штаты, а оттуда
отправляйтесь в один из наших Центров по переустройству мира. Он находится в
акватории бермудского треугольника, и мы, конечно, примем все меры, чтобы вы
туда не добрались,  но - попробуйте. Как вы это должны будете сделать  - это
ваши проблемы, но если вы хотите  вернуть вашего друга на  Землю в  плоть и,
как  говорится, кровь,  поспешите.  Несколько  дней  в  состоянии  медитации
бесследно  не  проходят...  Вы,  конечно,  можете  воспользоваться  и  вашим
центром,  у вас сейчас есть центр не  хуже, но  вам надо будет столько всего
согласовать, а там. Если сразу не подстрелят - победите.
     -А Моисеев мне для чего? - спросил печально Нестеров.
     -На "атасе" стоять, -  улыбнулся Морони. - Вы закончили обед? Если  да,
то поднимемся ко мне, и  я вас еще раз удивлю, кстати, и пропуск вам отмечу,
хотя я вам его и не заказывал.
     -Когда  оба поднялись в  кабинет к Морони, последний протянул Нестерову
лист бумаги,  похожий  на какой-то  документ,  вернее, ксерокопию  документа
столь же невероятного и трагического, сколь и обыденного в сегодняшней нашей
действительности.
     Речь  в нем  шла  о  России,  но  как о  части  территории  США,  и для
достижения  этой  цели предлагалось:  парализовать  путем  повышения цен  на
бензин транспорт, парализовать его еще раз  вследствие  перехода в отдельных
регионах бывшей страны на автономное, присущее только этому  региону, время,
дестабилизировать  работу  транспорта  внутри  городов, довести  инфляцию до
беспредела,  продавая  доллар за  пять  тысяч  рублей,  позволяя  тем  самым
иностранным гражданам, имеющим твердую  валюту, скупать в стране за бесценок
все, что заблагорассудится, сократить  население за счет  естественной убыли
из-за  голода и  болезней, добиться,  чтобы органы безопасности  повсеместно
случайно  или  намеренно  открывали   бы  свои  тайны  зарубежным  коллегам,
обеспечить  компрометацию тех сил безопасности, которые  стоят  на позициях,
чуждых  нынешней  политике  заинтересованной  стороны,  обеспечить  снижение
рождаемости населения  бывшего СССР  за  счет нагнетания  ситуации  разрухи,
дороговизны  продуктов  и  предметов детского потребления,  увеличить приток
туристов и лиц, легко могущих сыграть роль представителей большого  бизнеса.
(Такая  высадка  иностранцев  на чужую  территорию, говорилось в  документе,
будет  походить  на пиратство, но если  это  связано с аварийной ситуацией в
стране,  то должно  быть объяснимо). Через определенное  время  Россия  сама
попросит Запад установить на своей территории ряд военных объектов.
     И много  еще  такого,  о  чем здравомыслящие люди стали задумываться, к
сожалению, совсем недавно.
     Морони, пока Нестеров читал эту  бумагу,  смотрел на него пристально, и
показалось тогда  полковнику,  что изо рта у этого человека высунула головку
крошечная змея и,  стрельнув в сторону  Нестерова двойным язычком, тотчас же
во рту и исчезла.
     -Неужели вы  до  сих  пор не  поняли  игры? - сказал  Морони.  - А ведь
когда-то говорил вам о силе литературы. В антиутопии Войновича "Москва 2042"
уже   был  описан  путч,  и  он  даже  происходил-то  в  августе.  И  органы
безопасности были  его вдохновителем. Все  как в книге.  Можно подумать, что
Павлов с Янаевым  читали ее. А теперь смотрите, те ситуации, которые описаны
в книге,  но не  происходили  на  самом  деле,  наши  доблестные следователи
подгоняют под самое произведение.  Понимаете, что  я имею  в  виду.  Не было
ничего  такого,  -  Морони   пощелкал  пальцами,  -   была  установка.  Были
расставлены сети. Вы в них попались. Я понятно излагаю?
     -То, что вы говорите, Морони, - сказал Нестеров, - походит на ситуацию,
когда капитан  корабля  собирает  пассажиров, чтобы сообщить им о шторме,  в
большом холле, на стене которого висит картина Айвазовского "Девятый вал".
     Но  Морони  слушал  только себя. И  то, что  он  говорил,  уже  было не
страшно,  потому  что произошло.  К  тому  же  люди  его  круга так  цинично
раскрывают только крапленые карты.
     -В такой ситуации. Как сегодня в России, -  сказал хозяин кабинета, - в
другой стране создается парламент,  естественно, подпольная структура в виде
государственного  аппарата,  со   своим  готовым  "на  случай"  президентом,
советниками,  премьером и.  Может  быть,  даже с  параллельными  структурами
безопасности.
     Он пристально посмотрел в глаза  полковнику,  но Нестеров выдержал этот
взгляд. Он еще подумал о змее, но та больше не появлялась.
     -Вы  бодливая  корова,  которой  почему-то  дадены рога,  -  сказал  он
собеседнику.
     -Именно поэтому англичане отправляют в Россию мясо больных коров. И все
это вместе с тем, что вы прочитали, называется демократией. О которой вы так
все мечтали. Можно, конечно, фрондерить и не быть демократом. Но тогда Запад
перестанет  помогать.  Про  больных коров  кто знает, кроме  нас  с вами?  С
голодухи ведь и падаль сожрешь!  Наступает  время правых, полковник. Приятно
быть в тихой, сытой оппозиции,  и теперь  получается, что самые  прозорливые
люди -  консерваторы.  Они  всегда, как им теперь  кажется, говорили то, что
думали. В то  время как остальные были в заднице и помалкивали, а теперь вот
повылезли и  говорят,  что очень  им  обратно  в эту  задницу не хочется. Но
ничего для этого не предпринимают.
     -Но  это не все. Конечно,  - сам  себя перебил Морони, - кое-что будет,
конечно,  пущено  на самотек.  Например,  стоимость  бензина для  владельцев
автомашин. Чем меньше будет машин, тем удобнее проехать. Что для этого надо.
Пользуясь общей  разрухой? - и сам же ответил: - Разбавлять этот  бензин,  и
постепенно  машин будет еще  меньше. А  проблем  у  вас  - больше и  больше.
Кстати, еще Бжезинский говорил, что контролировать такую большую страну, как
Советский Союз,  очень сложно, надо бы его  уменьшить, и  тогда ваш приятель
Моисеев,  который опознал  меня, сможет  съездить  в зарубежную  поездку  на
Украину. За чернобыльским салом.
     Морони  болтал  как  сумасшедший,  а  Нестерову  хотелось  поговорить о
Винченце, но Морони никакой новой информации не давал, и пару раз обмолвился
и  хотя  впрямую не  сказал,  но  Нестеров  уже понял:  Винченца  тоже  была
подвержена психотронным экспериментам. И кое-что из ее памяти было стерто.
     Зазвонил телефон. Морони прервал монолог и взял трубку. В ответ, видимо
на "добрый  день",  он коротко  бросил: - а Нестеров подумал, что в ответ на
"добрый  день"  отвечают  "добрый"   только  очень  закомплексованные  люди,
которым, впрочем, временно кажется, что они очень сильные.
     Морони говорил бы еще. Видимо, трепотня сегодня была его силой.
     -   Скажите,  -  прорвался  в  паузу  Нестеров,  -  каким  образом  наш
сегодняшний разговор  соотносится с тем, что  вы  говорили в  прошлом году в
аэропорту Анкона  о России, о служении  ей, о том, что вы виноваты перед той
страной, где вы родились?
     - Милый  полковник, - сказал Морони,  - России сегодня две.  Мы  служим
разным, но когда вы недобираете очки, я вам их часто дарю, не так ли?
     Это было правдой. Но почему?
     Нестеров  чувствовал себя  неуютно и вскоре,  распрощавшись  с  Морони,
подписал у него пропуск  на выход и поехал  в лифте вниз. Он узнал мало,  но
сама тональность разговора подсказала ему многое.
     Мельком  взглянул он на  пропуск, потом на часы, увидел, что Морони дал
ему десять минут лишних, и, не доходя до выходной двери, плюхнулся  в мягкое
кожаное кресло и прикрыл глаза рукой.
     Почему-то подумалось ему о Боге.
     Когда он пришел в  себя и  взял пропуск с  тем, чтобы, выходя на улицу,
отдать его роскошному привратнику в форме,  то на обратной его стороне вдруг
увидел что-то написанное рукой Морони:
     Он прочитал: "Минут десять посидите в холле, подумайте о Боге".

     Глава 6. Несидевший Солженицын
     Департамент иностранных дел Швейцарии
     изучил ноту советского посольства в Берне с
     просьбой о проверке наличия счетов КПСС и
     КП РСФСР в швейцарских банках, а также о
     замораживании находящихся на них средств.
     Комментируя этот дипломатический демарш,
     представитель Маркус-Александр Антониет-
     ти обратил внимание на то, что советская
     нота составлена в слишком общих выражени-
     ях. И это значит, считают местные коммен-
     таторы, что швейцарской стороне следует
     предпринять конкретные шаги по оказанию
     Советскому Союзу юридического содействия в
     поисках предполагаемых партийных авуаров в
     местных банках не ранее, чем ей будет предос-
     тавлена необходимая дополнительная инфор-
     мация.
     "Известия"

     Ни один художник не дал бы красок  на то, чтобы  нарисовать картину, на
которой  был  бы  изображен  Моисеев, отпрашивающийся  у главного  редактора
газеты  "Всероссийские юридические  вести" для  того,  чтобы неизвестно  для
каких целей, но по просьбе всесильного Нестерова посетить Соединенные Штаты.
Тем не менее, картина была смельчаком нарисована, Моисеев, хотя и со скрипом
отпущен (дело в том, что он был очень ценным работником редакции, и даже его
недолгое отсутствие могло принести редакции неудобство).
     А  все  остальное  была  круговерть  каких-то  событий. обрывков  фраз,
посещений  консульского  управления,  наклеивание   на  заграничный  паспорт
фотографии и прочее, и прочее, и прочее.
     Моисеев собирался за границу так, как собираются на  войну. И ему  было
так же беспокойно, как бывает неспокойно всякому,  кому  предстоит неведомое
сражение, но при этом он убеждал себя, что  едет на праведное дело. Он так и
не придумал хорошо, как лучше выразить свою любовь к России, как доказать ей
свой патриотизм, и в конце-концов уже был готов даже пожертвовать собой там,
или бросившись  на  неведомую  империалистическую  амбразуру,  или  совершив
преступление,  например  перевернув первый же  киоск с  сувенирами  там.  за
границей,  хоть бы и прямо  в  аэропорту. Но,  поразмыслив.  сообразив,  что
политику империализма  это если и  остановит, то ненадолго, а  посему  решил
придумать что-нибудь другое.
     Он вспомнил слова Нестерова, что в "этой поездке я с удовольствием буду
вами командовать, а вы  с радостью  мне  подчиняться",  и  вдруг неожиданно,
приняв  стакан русской  водки, успокоился.  Слава  тебе,  тетереву  мохнатой
лапочке, он  будет избавлен от  принятия самостоятельных решений. Потому что
теперь если даже  надо будет своротить во имя социализма Статую свободы - он
ее, конечно,  своротит, не подкачает,  но  не  раньше, чем  получит  на  это
указание.
     И,  открывая для себя роскошный российский валютный магазин в аэропорту
"Шеременьева-2",  стал думать о  философском  отношении  к  жизни, забыв при
этом, что  философское  отношение к  жизни в его положении очень походило на
капитулянство.
     Моисеев был высокий  и толстый,  однако  рядом с ним тусовался какой-то
фарцовщик, который был  еще  выше Моисеева и  еще толще.  Моисеев хотел было
дать  ему по физиономии за дискредитацию выстраданных в  течение жизни идей,
но решил, что это лишнее, потому что тот может этого и не заметить.
     Таможенник Моисеева тоже раздражил. Надо же, свой  своего,  а  обыскал.
Ведь  других  же он не  обыскивал,  а  значит, получил с них что-то. "Другие
взятки  берут от  голода, -  думал  Моисеев,  -  а  таможенники  даже  не из
спортивного интереса, а просто по привычке, а  может быть, состоят на окладе
у инофирм".
     У паспортного контроля его встретил Нестеров.
     В ожидании  самолета друзья вели  неторопливые. даже ленивые разговоры,
причем Нестерову очень почему-то  хотелось разыграть Моисеева, он, например,
ему сказал, что часы, чтобы не портить лишний раз и не трогать стрелки, надо
просто перевернуть вверх ногами, то есть  надеть наоборот, и тогда они будут
показывать как раз американское время.
     - Только надо привыкнуть, - добавил он,  - что цифра "шесть" наверху, и
не обращать на это внимания.
     Так, с  перевернутыми  часами, Моисеев и прожил потом три дня в  стране
свободы.  Кончилось  это тем,  что  он  вообще перестал  ориентироваться  во
времени.
     Второй  раз Нестеров  разыграл  Моисеева,  сказав  ему, что посадка  их
самолета в Ирландии бывает не всегда, она "по требованию" пассажиров, и если
кому надо  выйти, он просто  нажимает  кнопку  над входным  люком,  и  тогда
самолет совершает посадку.
     И, наконец, в третий раз:  Моисеев розыгрыш не понял и убежден  в  том,
что так  и есть. до сих пор,  - это объяснил Нестеров в каком-то отвлеченном
разговоре: как  отцу  ребенка  определить - он ли является  настоящим отцом.
Оказывается, грудничку, когда мама устала, а ребенок просит грудь, отец дает
свою, и  если ребенок  не  отвернулся, это  значит,  он -  его. Моисеев  так
разволновался, что даже записал этот метод определения истины.
     Что-то потревожило Моисеева перед восшествием на трап  самолета,  и  он
стал  чихать,  с  каждым  чихом   вспоминая  народные  приметы:  "Чихнешь  в
понедельник  натощак  -  к  подарку,  во вторник - к приезжим,  в среду  - к
вестям, в четверг  -  к  похвале,  в пятницу  -  к свиданию,  в субботу -  к
исполнению желаний, в воскресенье - к гостям".
     Какой  был сегодня день недели - Моисеев  не вспомнил. Сказался, видимо
ажиотаж перед поездкой.
     Пришел он  в  себя только  в громадном  ИЛ-86, да  и то не  сразу, хотя
самолет своей огромностью  был  сродни огромному Моисееву, а  тогда  только,
когда  принесли  ему  на подносе первую порцию самолетного  халявного виски.
Моисеев взял  стаканчик сперва для Нестерова,  сидящего  у  окна и невзначай
задремавшего, но до полковника его не донес, а  стереотипно подумал:  "Устал
полковник",  - и с  радостью,  не рискуя  будить  коллегу:  "Намается еще  в
командировке",  - под этим зыбким, но  вполне благовидным предлогом отправил
стаканчик себе  в рот. Второй стаканчик он  пригублял уже по праву, третий и
четвертый попросил для себя и Нестерова как добавку и конечно же выпил сам.
     После чего он почел себя вправе дремать уже до самой Ирландии и очнулся
только после того, как самолет стал снижаться.
     Он с неудовольствием обнаружил, что рассвет еще не наступил и поэтому в
иллюминаторе ничего не  видно;  а так хотелось воочию убедиться  в том,  что
западное  побережье Великобритании действительно напоминает рыло свиньи, как
оно и нарисовано в географических картах.
     Когда над дверью  салона  загорелась надпись "Ноу  смокинг",  Моисеев с
тоской подумал, что смокинга у него нет.
     Отвлекла его стюардесса, юбка которой заканчивалась  примерно  там, где
начиналась  буйная  фантазия  ответственного секретаря,  автора бессмертного
романа "Начало  Водолея", но последний был слишком голоден,  поэтому, быстро
съев принесенную этой милашечкой  снедь и распихав что попало  по  карманам,
вовсе не заботясь:  джем  то  был или  пакетик с  молоком, или,  может, даже
упаковка  с  ножом  и вилками, Моисеев, заметно  приободрившись.  готов  был
начинать борьбу с империализмом  хоть на ирландской земле, а хоть даже еще и
в воздухе.
     В   Ирландии   по  выходе   из   аэропорта   ин  оказался  в   огромном
холле-магазине, где было столько всего, что  консервативный  Моисеев, сказав
только: "Этого не  может быть", тупо уставился на большие аэродромные часы и
просидел так битый час в ожидании объявления посадки на рейс.
     Нестерова  он  не  замечал,  да  полковник  особенно  и не  "светился",
говорить  им все равно было пока не  о чем. Оба были сонными, поскольку рейс
был утомительным.
     И только когда уже  снижались над Канадой, перед которой Моисеев снова,
и  теперь  уже по  традиции,  выпил четыре  стаканчика  виски, ответственный
секретарь вспомнил, что  летит он  в  Соединенные Штаты, и  притом по  делу,
известному пока только одному Нестерову.
     Но он ошибался, и Нестерову  тоже ничего  пока известно не было.  Кроме
разве  что  того, что  влекло его  в Штаты исключительно чувство интуиции  и
подсказка Морони о том, что это надо было сделать. Он сомневался. в то время
как Моисеев уже чувствовал себя героем и снисходительно поглядывал на других
пассажиров, словно говоря им:  "Вот, смотрите, это я - Моисеев, лечу,  чтобы
разорить империализм и спасти Россию".
     Через проход от него наискосок сидела  прелестная девочка, и портило ее
прелесть,  по   мнению  хмельного  Моисеева,  только  одно  -  недо