" Моисеев решил перелистать накопившиеся за
всю жизнь записные книжки и поискать связей, которые могли бы сегодня (когда
уже и связей-то  никаких не осталось), вдруг  сработать на газету.  В  конце
концов газета не только мешала правительству, но кормила его и его семью.
     Позвонив  наудачу старому  своему  приятелю, Моисеев обнаружил  у  него
новый какой-то,  доселе не слышанный начальственный  голос и не  сразу решил
представиться, но наконец робость  была преодолена. И он получил  дозволение
встретиться.
     Уговорились о встрече, Моисеев долго искал повода отпроситься с работы.
Потому  что главный редактор не любил таких вот благотворительных  акций сам
он никогда и никому  не делал добра, но ответсек  нашелся и сказал, что идет
всего-навсего в поликлинику.
     И Моисеев, положив кое-какие бумажки в кейс, отправился для разговора.
     Приятель  его   работал  в   "Белом  доме",  то  есть  точнее,  в  Доме
Правительства, построенном из белого камня, и Моисеев, чувствуя, что к сроку
успевает и времени у него достаточно, выйдя из арбатского  метро, направился
к  приятелю пешком по  стеклянному  проспекту,  который уже неизвестно как и
назывался,  старательно обходя, как  чуму,  кооперативные ларьки и непомерно
дорогие многочисленные кафе. Притом надо сказать, что время было обеденное и
очень хотелось что-нибудь положить в рот.
     Однако,  уверенный в том,  что в Доме, куда он держал  курс,  наверняка
имеется  и неплохая столовая и что там уж  можно  будет не за дорого утешить
желудок, он особо не беспокоился.
     Когда  Моисеев  переходил  Садовое кольцо, оглядываясь  попеременно  то
налево, то  направо, потому что движение транспорта там было организовано из
рук вон плохо, и, наконец, перестав вертеться, устремился по проспекту вниз,
мимо больницы, к  гостинице  "Украина",  внимание его привлек идущий впереди
человек, который показался ответственному секретарю как будто бы знакомым.
     Моисеев  шел за ним след в след,  как  идут диверсанты через границу, и
думал о том, что тот, кто идет, наступая на следы человека, идущего впереди,
отберет у этого  человека  силу. Такова была русская примета,  а  в  русские
приметы Моисеев верил.
     Некоторое время  Моисеев думал о том, где бы они могли встречаться, но,
перебрав  в своей ясной памяти все возможные варианты, понял,  что наяву  он
его никогда не видел. Или, может быть, видел мельком.
     А когда человек оглянулся, то  Моисеев, рассмотрев его  лицо, вспомнил.
Десять  или больше  лет  назад  этого  человека  показывали  по  телевизору.
Какое-то  было уголовное  дело,  связанное с тогдашними диссидентами,  и его
тогда заставили  прилюдно  раскаяться  на  голубом  экране.  А потом Моисеев
прочитал в газете. Что этого диссидента лишили советского гражданства.
     "Да это же Тарханов", - подумал Моисеев, память которого была, конечно,
не безграничной, но имена и лица он помнил превосходно.
     Незнакомец еще раз оглянулся, и Моисеев окончательно уверился, что идет
по одной улице с бывшим отщепенцем и врагом.
     Моисеев привык ходить  по  одной  улице с честными  советскими  людьми,
тружениками, поэтому ему стало неприятно, и, отстав ненадолго, он возобновил
свое  шествие только после того, как  Тарханов повернул направо. А Моисеев в
это время купил  и съел порцию мороженного  в какой-то частной лавочке, и от
волнения  оно не показалось ему  дорогим.  Он обожал  мороженое и вообще все
молочное.
     "В "Белый дом",  что ли,  идет?" - подумал Моисеев,  и  такое  его  тут
обуяло любопытство, что он уж и пожалел, что отстал.
     Тогда  полный  и  плотный Моисеев  припустился  бегом  и, перебежав  на
красный   свет,   догнал   незнакомца   действительно  уже   у  самого  Дома
Правительства и  устремился за ним по  широченной лестнице вверх, к главному
подъезду.
     Однако у главного  подъезда  разрыв  между диссидентом  и консерватором
увеличился.
     Ибо если первый, предъявив удостоверение, быстренько прошмыгнул внутрь,
Моисеев принужден  был  остановиться, выслушать  нотацию  плохо вышколенного
охранника и повернуть от главного подъезда в другой с тем, чтобы еще полчаса
куда-то звонить, дабы получить пропуск на вход в здание.
     Пропуск,  в конце концов,  он  получил, с  приятелем встретился.  Робко
попросил  его  сопроводить его  в столовую, на  что  получил  категорический
отказ,  после  чего  принялся  довольствоваться жиденьким  чаем в буфете для
посетителей. Где шиканул еще раз и купил за дорого булочку с изюмом, которую
тут же и съел.
     Бумажные вопросы он не решил, зато получил предложение бросить к чертям
собачьим редакцию и поступить сюда вот, в этот дом. Референтом. Где и деньги
платились приличные, и в столовую тогда уж непременно пустят.
     -Там  и мороженое есть, в  столовой,  - сказал приятель  и тем заставил
Моисеева, который, как уже было говорено, был большим  любителем  молочного,
призадуматься.
     Но пока была обида на жиденький чай и дорогую булочку, и Моисеев тою же
дорогой, только теперь она шла в гору, выйдя из большого  дома, направился к
метро и оттуда обратно  в редакцию, и ему  надо  было спешить, поскольку уже
скоро туда  должен был подойти  друг  редакции и консультант по линии еще не
окончательно  разогнанный правоохранительных  органов Николай Константинович
Нестеров,  и от  него  можно было  узнать  новости о поисках  Нашего  Героя,
пропавшего недавно сотрудника редакции, да и просто поболтать о том, как все
стало плохо и дорого,  о том, что в правительстве сидят одни недотепы, и что
страна несется к пропасти, и что вот же  недавний пример - бывшие диссиденты
руководят теперь в "Белом доме".
     Имеющий   хорошую  память  Моисеев   помнил   один  забавный  эпизод  с
Нестеровым. И  хотя видел его потом несколько раз, никогда не напоминал ему,
что именно  с  ним говорил  Нестеров  из застенка  Федерика. Из той  истории
Моисеев даже  не  узнал, а  угадал, что  Нестеров играл  роль  Вождаева.  Но
предусмотрительно держал язык за зубами.
     Нестерову-то, с  точки зрения Моисеева  -  оплоту  прошлого,  и сообщил
конфиденциально  ответственный  секретарь,  кого  именно он видел  в  высшем
исполнительном органе власти страны. Помечтал, поворчал и пофилософствовал.
     Но Николай Константинович не был настроен так философично, как Моисеев,
однако,  узнав,  что Морони в России, и  предполагая,  что первая любовь  не
забывается, направил стопы свои к  Морони для того, чтобы если не узнать, то
хотя  бы  убедиться  в том, что и итальянец  не  знает о том,  где находится
второй муж его первой жены.
     А о том, что Моисеев написал куда-то на его друга, Нашего Героя - донос
в КГБ, он - полковник - тактично старался не думать.

     Глава 4. Начало пути
     Учреждение "Лебенсборн похищало детей с
     целью их германизации. В 1944 году Гиммлер
     приказал вывезти из Прибалтики и онемечить
     детей, родители которых погибли в годы во-
     йны. В июне 1944 года Гиммлер утвердил план,
     по которому группа армий "Центр" должна
     была вывезти с собой до 50 тысяч белорусских
     детей, и прямо указал, что это мероприятие
     предназначено для ослабления "биологического
     потенциала врага".
     "Война внутри нас", 1989 г.

     Наш Герой хотя по привычке все еще ощущал себя из плоти и крови, однако
каждый  раз  спохватывался и удивлялся, но не  неприятно. Ему было сладостно
оттого, что для большинства землян он отныне  стал бестелесным и невидимым и
при этом. Вопреки многих вполне доказанным теориям, существовал; теперь  ему
все чаще казалось, что  мозг его  весомей,  чем тело, потому что именно мозг
его  теперь  способен был концентрировать энергию,  которая,  высвобождаясь,
совершала то, что люди были склонны во все времена считать чудом.
     Но с такой  возможностью  возникла и атрофия некоторых  участков мозга:
Нашего Героя  в  одночасье перестала вдруг волновать  политика и творчество,
чувства  и  законы,  он,  на широких,  грязных московских  улицах,  глядя на
очевидное  несовершенство  бытия,  явственно ощущал  себя  превращающимся  в
какую-то новую субстанцию. Отличную от той,  которая  стремится стать частью
земного, но способную управлять не страной и даже не планетами, а Вселенной.
И тогда - это подсказывало ему его новое чувство - наступит новый, доселе не
представляемый   человечеством,  виток   и   справедливости,  и  чувств,   и
творчества.
     Он пристально взглянул на пока еще редких в этот утренний час прохожих.
Что-то во всех  них было особенное, что-то такое,  чего  Наш Герой раньше не
видел.
     Поразмыслив, он понял. От головы каждого  исходил направленный вверх, в
космос, голубоватый, едва различимый луч - его реальная связь с небом.
     Похоже,  что  в  каждом  человеке   имеется  маленький  передатчик  его
стремлений и  помыслов;  этот выращенный в  теле homo sapie-ce  прибор столь
совершенен и силен, что способен на  миллионы световых  лет вдаль направлять
информацию.
     Называется он по-разному: совестью, верою, Богом.
     Но, к сожалению, у многих, в силу традиций,  войн,  постоянной работы в
режиме  несправедливости.  Передатчик  настроен  плохо.  Индикатор настройки
называется Diavol  - двойные волны. Режим добра и  зла. Человек сам выбирает
свой режим на каждое мгновение жизни. Не ошибиться, вот задача землян.
     Для  того чтобы настроить эти внутренние  приемники верно,  - Наш Герой
теперь явственно это понял,  - надо  разгадать какую-то  тайну. И тайна  эта
зиждется не  на планете Земля. Тайна где-то на окраине  Вселенной  откроется
тому, кто готов пожертвовать собой.
     И когда Наш Герой понял это, то почувствовал, что неведомая сила словно
сжала в эту секунду клещами его  мозг, раскрыла  в  нем какие-то отверстия и
наполняет, наполняет удивительно  нежным составом. И оттого  контуры  Москвы
стали растворяться в морозном дне и все вокруг заволокла странная, но совсем
не страшная мгла.
     Кругом были звезды, цветные, немигающие, и тихий и  приятный голос стал
нашептывать  Нашему Герою слова, сложенные в формулу рассказала,  ибо только
именно эту  формулу был способен пока воспринять  его  мозг. Быть  может,  в
дальнейшем ему понадобятся математические уравнения.
     Наш  Герой  не  успел  даже  ощутить  карикатурность  времени,  как  во
мгновение ока оказался  на  астероиде и увидел  красноватую его поверхность,
которая  очень напоминала земную. Он  даже осколком сознания подумал,  а  не
оказался ли он где-нибудь в пустыне Сахаре на земле и не разыгрывает ли  его
провидение,  столь мягко  и легко доставившее  его  на этот астероид.  Общее
состояние  духа  подсказывало: на  планете - так ему  очень хотелось назвать
астероид  из-за  его величины  -  такая  же,  как  на  Земле,  атмосфера,  а
следовательно, может быть и жизнь.
     Наш  Герой  без  боязни ступил ногой на  поверхность  этой  планеты.  И
остолбенел, но не от страха, а от гармонии. Под  ногами у него росла красная
трава.
     Красная  трава  -  это великолепно,  но взору не  дано  было  мгновений
насладиться ее необычным цветом. Мозг уже выдал результат: ведь красный цвет
-  это цвет  (всем известно)  противоположный зеленому,  и  посему  традиции
земной логики  подсказывали  ответ - не  есть ли  эта  планета или  астероид
обыкновенная противоположность  всем  известной грустной Земле? Ведь  и небо
здесь вывернуто наизнанку: на белом небе - черные звезды.
     Легкая музыка известила  Нашего  Героя,  что чудеса  не кончились и что
настоящее превращение еще только начинается.
     Он напрягся, он ждал возникновения мира с драконами и чудесами, феями и
лешими, но ничего этого пока не было.
     Была  реальность, но только  почему-то тоже, как и  звезды,  вывернутая
наизнанку.  Наш Герой оказался в современном городе, совершенно таком, какой
он  оставил на Земле и каких  на земле тысячи. Он видел людей, таких же, его
братья земляне, и множество зданий. Трава теперь была зеленой и обычной.
     Ему в легкие ворвался самый обыкновенный воздух.
     Он увидел людей, и эти люди  подходили к  нему. Подошли и заговорили на
совершенно родном ему, земном языке.
     Сперва он оторопел и  не  мог им ничего ответить,  звуки родного голоса
завораживали. Ему, как  задумал  его  Бог  - писателю, тотчас же  полезли  в
голову  какие-то  странные  истории,  фантастические  рассказы,  которые  он
когда-то читал. Там было написано о том, что есть в мире  планеты, где живут
наши души. Он вспомнил об  этих рассказах и отринул их.  В увиденном им мире
все  было реальным, а  не  эфемерным. И эта реальность его так поразила, что
захотелось послать  весточку  на землю. Ему было это несложно, беда только в
том, что неизвестно, на чей передатчик попадет данная информация. Может быть
снова в ТАСС?
     И, уповая на случай, он диктовал:
     "Милые и родные мои земляне  (с  третьей  планеты), -  имелась в  виду,
конечно,  солнечная система. -  Провидение дало мне возможность сообщить вам
весьма серьезный  и решительный факт, от которого зависит не  только  судьба
Земли, но и Вселенной, и чудовищность его в том, что во Вселенной существует
оружие значительно более страшное, чем то, которым располагают жители Земли,
никак  не могущие  угомонить своих каннибальских наклонностей.  Это оружие -
вечность. Ибо  со смертью планеты,  даже если вы уничтожите Землю, не  умрет
сознание..."
     Дальше шла долгая пауза,  было много странных междометий, как будто Наш
Герой диктовал наспех:
     "Все, что вы делаете на Земле, отражается  на той планете, где я теперь
нахожусь.   Каждое  совершенное   вами   на   земле  действие  обращается  в
противодействие  на  этой  планете  и ранит  или одухотворяет того, кто  его
совершил". Далее все было смазано, -  видимо, радиопомехи  Земли давали себя
знать, но ведь и то, что было произнесено, ясно как день.
     И  вот что интересно:  неужели во Вселенной наконец хоть кем-то найдена
бухгалтерия нравственности? И если это так, то разве не решена этим проблема
добра и зла?
     ...Но и здесь -  Наш Герой это ощутил всем  своим  бестелесным  телом -
есть какая-то ошибка.

     Глава 5. Разговор в дешевой столовой
     Это, понимаешь, как рак... Сначала
     клетки накапливаются медленно. Но когда
     их количество перейдет критическую грань,
     они захватывают все. Так и агенты ЦРУ.
     Они сначала проникали по одному. А по-
     том, когда в руководстве их оказалось
     большинство, они захватили все и везде
     расставили своих людей. Их нахальство
     дошло до того, что теперь уже уборщицу
     нельзя нанять без согласия Вашингтона.
     В.Войнович

     -Нестеров, - голос Морони был такой же ернический,  как  всегда,  как и
год назад в аэропорту Анкона,  - вы, вероятно, в Доме Правительства впервые,
поэтому и прошли мимо моего кабинета? Или это ваша тактика?
     Нестеров, который в  самом деле искал Морони, но при  этом умел красиво
проигрывать, немедленно  рассмеялся.  В  самом  деле, для  чего  придумывать
несуществующую причину визита,  когда  все равно  цель  ее  явна и  для него
самого, и для этого противного человека, а именно: установить, действительно
ли виденный Моисеевым два дня назад на улице человек оказался Тархановым, по
документам  2-го русского отдела Сервисио секрето - Морони, и если это  так,
то Морони  сдержал  слово, он действительно работает в Правительстве России.
Он, конечно, пока еще не депутат, иначе про него было бы что-то  слышно, при
всех  депутатов  что-то  слышно,  но  ведь  работает  же   в  святая  святых
государства!
     И Нестеров, все так же улыбаясь, протянул  ему руку, показывая, что нет
в том  ничего удивительного, если его, полковника, встречает  у  порога, ну,
скажем так, подполковник.
     Морони церемониально завел Нестерова в свой кабинет и начал с анекдота.
     Анекдот  был  старым,  но  весьма,  именно для  их встречи,  как  понял
Нестеров, актуальным:
     -Одному  американскому разведчику  поручили взорвать в  Советском Союзе
завод, -  начал, кривляясь, Морони, - но, прожив несколько недель в Москве и
осмотревшись,  он  вдруг  пришел  в КГБ  сдаваться. Очень  не  хотелось  ему
нарушать ритм жизни такой красивой и славной страны.  Вот, значит, пришел он
в  КГБ  и  в  приемной прямо  так  и сказал:  "Так  и  так, имею  неприятное
поручение.  Пришел сдаваться".  А  ему:  "Напишите  рапорт". Он, поразмыслив
недолго,  написал. Через  месяц рапорт  был  рассмотрен, и  его  принял  уже
какой-то  майор, который  мало вник  в  суть вопроса, а под конец  разговора
заявил: "Вам поручили, вы и выполняйте".
     Нестеров  понял,  для   чего  Морони  нужно  было  начать  с  анекдота.
Во-первых, для того это было надо чтобы сразу расположить его врага к беседе
и выбрать для нее нужную  тональность, а во-вторых, анекдотом можно было без
лишних слов  объяснить Нестерову, что  он, Морони, прекрасно знает, что цель
визита сюда Нестерова отнюдь не только в том, чтобы убедиться, что ярый враг
России легально занимает должность в ее Правительстве,  возникшем из  пепла.
Кроме того, имея еще неведомые  Нестерову каналы информации,  он  доподлинно
знал, что привело полковника сюда еще и другое.
     -Вы пришли на самом деле  для того, чтобы спросить,  не известно ли мне
что-либо о вашем друге. Подумали, наверное,  что я буду ревновать к Винченце
и уж кому-кому, а мне-то наверняка все известно. Сразу признаюсь: нет,  но о
предложениях  мы  можем  поговорить,  только, если  можно, не  здесь.  Время
обеденное,  пойдемте  со  мной в столовую. Заметьте,  мы  идем в столовую, в
которую не пустили Моисеева, вашего приятеля.
     И два офицера,  минуя долгие  коридоры управлений,  отделов, секторов и
комиссий, долго  опускались  на  останавливающемся  на  каждом этаже  лифте,
оказались  наконец  в  большом  светлом зале,  где происходила трапеза и где
возле стоек тусовалось с подносами множество людей,  мало походивших на слуг
народа, и встали в очередь.
     Нестеров  тоже взял поднос,  но когда его взор  упал на яства, которыми
пользовались,  утоляя  ненасытную материю  в голодной  стране,  члены нового
демократического правительства, по-настоящему удивился и этот поднос чуть не
уронил.
     Здесь на стойке лежали  не театральный, не волшебный, а настоящий балык
и порезанный  сервилат. И масло, и майонез,  и  ветчина  не  такая,  которую
помнят  москвичи по олимпийскому году, а  другая, которую мы ели в  детстве,
настоящая,  не прессованная, с жирком,  мясная, а не консервированная. Здесь
покоились  также салаты с  красными, а  не буро-желтыми  помидорами, и хлеб,
тонко нарезанный,  отрубной  и белый пшеничный, и  черный  "бородинский",  и
ржаной. Здесь была  и  рыбная закуска -  килька с порезанным луком и долькой
лимона  вдоль  этой  самой кильки,  и сайра, и отдельно в  розеточке хрен, и
баклажанная икра. Здесь стояли компоты из сухих и свежих фруктов, здесь были
супы  грибные, куриные, молочные, щи,  борщ  и  окрошка.  Здесь был кисель и
запеканка, гранатовый  сок и  куриное  рагу,  шашлык  и чебуреки,  картофель
жареный и вареный, пюре и картофельные котлеты. Здесь  стояла такая огромная
миска с  зеленью (бери  сколько хочешь),  что Нестеров даже перестал  хотеть
есть.
     -Возьмите мороженого, - посоветовал ему Морони и не к  месту добавил: -
Если вы посоветуете  моему совету, то  привлечете к поискам Моисеева. У него
хорошая память, он вам будет полезен... Даже там, где вы вскоре окажетесь. А
теперь,  когда мы заплатим  за  все то,  что мы набрали, и сядем  за столик,
продолжим нашу беседу уже сидя. Кстати,  за  столиком вы можете быть со мной
предельно откровенным, то  же обещаю вам  и  я, а  что до Моисеева - это еще
один  вам звоночек по поводу моей  информированности:  я  даже, как  видите,
знаю, что  он  любит  мороженое,  стало  быть, моя  рекомендация его  вам  в
помощники не случайна. Вашему пропавшему другу я симпатизирую и помогу вам.
     Из окна огромного зала стол